17. Будь себе верен!

Через день после премьеры ребята собрались на последнее студийное занятие года. — Знаете ли вы пословицу,— спросила Галанова,— «Если бы молодость знала, если бы старость могла?!» С годами оцениваешь ее мудрость. Да! Если бы у меня хоть десятилетие назад был теперешний опыт или сейчас — энергия прежних лет! В то же время не надо думать, что молодые силы и мудрость зрелости никогда не встречаются в одном человеке. Надеюсь, все вы читали «Фауста». А кто помнит, в каком возрасте Гете его создал? Похоже, что первая часть трагедии, суть которой в блуждании героя по таинственной стране, именуемой любовью, уж во всяком случае создана поэтом в возрасте до тридцати, а вторая, философская — зрелым мужем вблизи сорока. Между том первую часть «Фауста» Гете закончил к пятидесяти семи годам, вторую — к восьмидесяти, в преддверии смерти. Вы подробно проследили процесс работы над повестью о трагической любви юных веронцев, и вряд ли кому-то из вас приходило в голову, что в свои пятьдесят шесть Александр Федорович несколько запамятовал, что такое молодые чувства. Немало и обратных примеров. Творчеству Лермонтова за полтора столетия с его гибели отдал свою жизнь не один ученый. Между тем поэт прожил, вы знаете, двадцать шесть лет всего. Драма «Маскарад» — одна из вершин нашей драматургии. Она остаётся в чем-то таинственной и для зрелых актеров, режиссеров, а ведь ее сочинил поэт двадцати одного года... Мне не хотелось бы, чтобы слово, которое сейчас у всех на устах, вы понимали превратно. Вы догадались — я говорю об акселерации. Кое-кто усматривает в этом явлении только зло — ненормально раннее физическое развитие подростка. Но есть более широкое значение того же понятия. Время ускоряет все процессы. В том числе и полноценного духовного развития человека. (В вашем возрасте есть уже и кандидаты наук!) И если чередование нагрузок с активным отдыхом обеспечивает вам здоровую юность, такая акселерация не зло, а добро. Она гарантирует вам большую умственную и физическую защищенность в момент вступления во взрослую жизнь. Моя цель — добиться, чтобы к окончанию школы юность в вашем лице уже что-то знала и умела. А чтобы этого достичь, нельзя разбрасываться. Уже сейчас лучше ограничивать для себя круг интересов и занятий. Учебный год был для вас предельно насыщенным. Вы получили большую «дозу облучения» профессиональным театром. Как лучше отдыхать после этого? Спросите самих себя! Для кого здоровее переключиться на совсем иные впечатления — отправляйтесь в походы. Кому же главное осмыслить прожитый год — организуйте себя на отдыхе по-другому. Помните старую мудрость: талант зреет в тишине. Создайте эту тишину вокруг себя или в себе самих... «В этом что-то есть,— мелькнуло в сознании Вадима.— Пора уже подумать о давно наступившем лете». А в городе начинался сезон гастролей. И студийцы, у кого еще были дни до отъезда на отдых, решили по возможности ежедневно ходить в театр. На «их сцене» открылись гастроли Театра драмы из соседнего большого города, и ребята ходили на его спектакли по входным через администратора. Вера Евгеньевна призвала питомцев не выражать любовь к своему театру через огульное критиканство искусства другого. Они смотрели спектакли по совету Галановой с установкой на приятие всего талантливого, на уважительность, доказательную критику. После спектакля кратко обменивались мнениями в палисаднике у театра. На одном спектакле в антракте Даша подсела к Стасу. Смешила его, все время пристрастно выспрашивала его мнение, в общем «работала на публику». Возможно, ей было интересно, как отреагирует па это Вадим. На следующем спектакле Даша повторила свой эксперимент. Вадиму это нравилось все меньше и меньше... Каждый день кто-то уезжал на отдых, и компания студийцев редела. 5 августа было решено в коллективном общении поставить точку: устроить однодневный выезд на природу, пригласив с собой и Веру Евгеньевну. Вадиму это путешествие не доставило удовольствия: в течение всего дня Даша продолжала свою игру. Вера Евгеньевна ничего не замечала или искусно делала вид, впрочем, как и ребята. Скорее всего Даша все это творила не со зла и даже непреднамеренно. На нее напал какой-то стих озорства, и она уже не могла остановиться. Может быть, она неосознанно хотела испытать Вадима, свою волю над ним? Вадим уже сердился не на шутку. Когда вечером у костра они оказались рядом, он заговорил о последнем увиденном ими спектакле, о его режиссуре... — Понимал бы ты что-нибудь в этом!..— ни с того, ни с сего бросила Даша и демонстративно пересела к Стасу. Она почувствовала, что взяла через край, но было уже поздно. В эту минуту в Вадиме что-то хрустнуло. Чувство его к Даше, не успев окрепнуть по-настоящему, задохнулось. В следующие дни он был сам не свой. Пытался передать все, что его мучило, в дневнике, но не находил слов. Ему неожиданно пришли на память строки из последнего монолога Чацкого: Слепец, я в ком искал награду всех трудов!  Спешил!. летел!. дрожал! вот счастье, думал, близко!  Пред кем я давеча так страстно и так низко  Был расточитель нежных слов!.. Вадим снова и снова повторял эти стихи, а затем и весь монолог... И, бесцельно бродя по улицам, незаметно для себя начал над ним работать. Когда подумаю, кого вы предпочли... Даша — не Софья, он — не Чацкий. И в ситуациях мало общего. Но ощущение оскорбленности открывало глаза на драму сердца Чацкого. Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Где оскорбленному есть чувству уголок!.. Его волновала ужо не только любовь к Софье, но все, все в Чацком. Он воображал себя этим Дои Кихотом девятнадцатого века, и живые картины одна 88 другой чередовались в его воображении... Вот молва уже объявила его безумным, и он сам узнал об этом: ...И вот общественное мнение!.. А Софья знает ли? — Конечно, рассказали, Она не то, чтобы мне именно во вред Потешилась, и правда или нет — Ей все равно, другой ли, я ли... И чем дальше Вадим уходил от себя к Чацкому, тем больше находил в этом смысл и облегчение... Безумным вы меня прославили всем хором!.. — в который раз громко произносил Вадим, ходя по квартире. —    Прославим! — откликнулся отец.— Если не ответишь, с нами едешь или остаёшься. Вадим был счастливым человеком вот в каком отношении: с первого класса, а может быть и раньше, отец предоставлял ему свободу — в разумных рамках, которые расширялись, по мере того как он доказывал, что способен распоряжаться этой свободой ни себе, ни другим не во вред. Родители собирались совершить давно задуманное пешее путешествие по Кавказу через Теберду в Сухуми. —    Нет,— решил наконец Вадим.— Не еду. Он рассказал отцу, как однажды Станиславский остался на целое лето в Москве, чтобы работать над собой и избавиться от своей неловкости на сцене. —    В те времена в городах воздух был не загрязнен. Теперь человек — хочет не хочет — обязан проводить месяц на природе. Живи на даче. Дачей громко назывался дом-развалюха в деревне, оставшийся от деда. Ну что ж. Это годится. А средства? Я заработал. Смотри! Распределись на весь месяц. Есть! Вопрос был решен. Вадим перебрался в деревенский дом предков, не дожидаясь отъезда родителей. Верно ли Вадим поступил, променяв великолепие Кавказа на крошечный мирок пригородной деревни? Вадим не сомневался, что да. Потому что в мирке этом было главное, что ему сейчас требовалось: отсутствие суеты и тишина. Погода наладилась не сразу. Несколько дней у Вадима ушло, чтобы придать полузаброшенной избе жилой вид. Тем временем отдохнула голова. И уже шестой день Вадим объявил для себя рабочим. Ложился спать и вставал он с солнцем. После зарядки, купания, быстро сымпровизированного завтрака выходил в сад и садился за некрашеный потемневший стол. С разрешения отца Вадим взял в деревню его пишущую машинку и начал учиться писать на ней слепым методом, как говорил отец, «чтобы пальцы сами знали клавиши, а голова и глаза были свободны». Кстати, отец объяснил Вадиму распространенную ошибку в произношении: печатают — в типографии, а на пишущей машинке — пишут. Потому в объявлениях и значится: «Переписка на машинке». Сначала — примерно час — Вадим прорабатывал «Работу актера над собой» Станиславского, затем учился машинописи по самоучителю. Потом попробовал соединить оба процесса вместе. Не расставался Вадим и с «Горем от ума». Совершая далекие прогулки, он то и дело возвращался к монологам Чацкого. Была у него с собой и еще одна замечательная книжка — «Горе от ума» на сцене Художественного театра». Изучая ее, он от монологов начал переключаться к образу спектакля в целом, каким он был в четыре периода старого Художественного театра и каким ему, Вадиму, он виделся сегодня... Телевизора не было. Поэтому вечерами оставались книги. Вадим читал «Человеческую комедию» Бальзака. Запасся он и стихами. Недавно пережитое открыло ему глаза на поэзию. Он жадно поглощал Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Этим летом он понял и Блока — сплав пушкинской музыки стиха и дыхания начала двадцатого века... Мысленно он делил свой день, по Станиславскому, на куски и задачи, постоянно проверяя, какое в каждом куске действие внешнее и внутреннее: «Что я сейчас делаю? Чиню крыльцо. За-чем? Чтобы не развалилось...» Потом Вадим окрашивал свое реальное действие вымыслом: «Это не дедушкин дом, а изба рыбака. Как я здесь оказался? Скрываюсь. От кого? От хозяина! Ведь я живу в начале прошлого века, я беглый крепостной... Надо быстрее починить крыльцо, пока не наступил рассвет (хотя на самом деле — полдень), холодно (хотя на самом деле — жара)... А каково сквозное действие? Чье? Мое или того крестьянина? Но ведь я и есть тот беглый крестьянин! Мое сквозное действие — вырваться из крепостной неволи. Меня продали; прежний хозяин был меценат, завел у себя театр, и я играл в нем. Потом он разорился, и я попал к тупому грубому барину. А сверхзадача? Остаться человеком! Стать артистом настоящим, чего бы это ни стоило... Затем, возвратившись в реальность, Вадим тренировал свое внимание: «Гвоздь, который я вбиваю,— объект-точка, новая ступенька — малый круг внимания, дворик — средний круг, небо со все более набегающими тучами — большой круг, птица вдали — дальний объект-точка. Реальное действие — ремонтирую дедушкин дом, сквозное — отдыхаю, набираюсь сил, сверхзадача — стать самостоятельным человеком, найти себя в мире...» Чем дальше, тем незаметнее летели дни августа. Душевная рана затянулась, и осталось только болезненное чувство, которое он испытывал, когда тянуло дымом от костра...

18. Кап-кап-кап...

Он проснулся под стук дождя. Первой мыслью было проверить, не течет ли крыша... Вадим осознал, что он в городе. Однообразный стук капель по железу убаюкивал.  Но, вспомнив, что сегодня, тридцать первое,— он увидит ребят, Бегу, Вадим быстро поднялся с постели. Дождь стучал заунывно, Вадим же был взволнован. Он делал зарядку, завтракал с ощущением нового года, которое в каждом, кто учится, со всей остротой проявляется в канун пер-вого сентября... Каждого входящего ребята встречали шутками, розыгрышами, проверкой реакции на неожиданность. Переполнявшие всех чувства сами собой вылились в импровизированный хоровод под «тра-ля-ля» — мелодию слуг из «Ромео и Джульетты». Вошла Галанова, и все живо оказались у расставленных полукругом стульев. Вера Евгеньевна с благодарностью взглянула на стоящие на столике астры. Не садясь и не усаживая ребят, она предложила всем вернуться в хоровод. И каждому — протанцевать рассказ, кто как провел август. Получился своеобразный балет. Затем Галанова попросила «высказаться» всех по одному. В своей пантомиме каждый красноречиво поведал, как прошел его отдых. Денис — о путешествии на байдарках по Карелии, Стас — о туристическом походе по Горному Алтаю; Люба, Геля и Ксана — о работе в стройотряде проводниками; Инга — с неожиданным юмором — о том, как она весь август проболела; Даша об отдыхе с родителями и их друзьями на яхте; Илья и Виктор — об охоте в тайге; Лида — о море, о нырянии с аквалангом и ластами; Кирилл — о тренировках в спортивном лагере; Вадим попытался перевести в клоунаду свой одинокий отдых в деревне. Какими выразительными средствами вы сейчас пользовались? — спросила Галанова. Пластикой. Верно. Но у каждого, по-видимому, были и удачные, и неудачные дни. Кто возьмется так же пластически дать нам образ двух дней- — по контрасту? Лучший этюд показал Денис. В своей пантомиме он сначала продемонстрировал, как обременителен байдарочный поход со всеми хлопотами вокруг байдарки и тучами комаров. А потом проделал то же самое, но так, что все позавидовали его отдыху. —    Ну а сейчас какими элементами школы актера воспользовался Денис, чтобы донести это противопоставление? Отношением,— сказал Стас. А еще? Ритмом!—догадался Вадим. Точно! Следующее задание будет потруднее. Откажемся от него, оставим только ритм. Кто отстучит или продирижирует, как прошел для него отдых? Нина продирижировала однообразную жизнь в доме отдыха, Илья отстучал напряженное выслеживание зверя в тайге. Потом Галанова объявила конкурс на лучшую ритмическую передачу репетиций «Ромео и Джульетты», работы в цехах, генеральных, премьеры. —    Мир наполнен ритмами! — сказала она затем.— Прислушаемся! — По карнизам монотонно стучал дождь. Ребята начали однообразно хлопать в такт каплям по железу. Ну как? Убаюкивает,— заметил Илья. Природа сегодня живет в таком ритме. И нас тянет поддаться ему. Бывает, что это прекрасно, когда, например, надо уснуть. Другой раз отвратительно: все трудятся, один засыпает. Животное целиком во власти природных ритмов, как и своих инстинктов, а человек обязан быть в силах этому противостоять. Все мы проснулись под этот усыпляющий шум, ведь верно? Но когда я вошла, никто из вас не разделял уныния природы. В общих чертах ,сегодня утром мы переживали одно и то же. Давайте отстучим начало сегодняшнего утра до моего прихода к вам. А чтобы не было разнобоя, Бобу попрошу отбивать однообразные удары капель по карнизам, а на этом фоне Илью — ритмически передавать, вместо ударника, на столе и стульях все, что сегодня происходило с нами. Остальные — топотом, хлопками, щелчками пальцев, стуком карандашей негромко аккомпанируйте Илье и Бобе. И зазвучала симфония шумов, в которой угадывалось, как ребята просыпались, как собирались на занятия, с возрастающим волнением шли по мокрой мостовой; и всплески встреч, и веселый хоровод, и торжественная минута входа Веры Евгеньевны, и даже пауза ожидания ее первых слов... Между тем дождь прошел, и отдельные тяжелые капли стучали по железу приблизительно раз в пять секунд. Галанова предложила попробовать пропустить этот ритм через себя. Ксане и Тиме был задан такой этюд: Автобус едва тащится. Тима и Ксана — пассажиры. Они незнакомы и не интересны друг другу. Редкие удары капель за окном хорошо передавали скуку этого путешествия. — Еще раз! — сказала Галанова.— Начало то же. Тима едет домой, не ожидая ничего интересного. Мысли его далеко. Он думает о девушке, у подъезда которой провел многие часы, но безрезультатно. На подсевшую к нему пассажирку не обращает внимания. Внутренняя жизнь каждого идет в ритме капель. Но вот Ксана вспомнила, что дома, куда она возвращается, не вы-ключен утюг. И стоит на столе, на одеяле. Выскочить, взять такси? Дольше проловишь!.. Тима же вдруг узнает в рядом сидящей девушке ту, в которую он влюблен! Заговорить?.. Ничего хорошего из этого, наверно, не выйдет. Тем более что она чем-то сильно обеспокоена. Но как упустить такой случай?.. Исполнители искренне поверили в предлагаемые обстоятельства и выполнили этюд хорошо. Оценивая его, Галанова сказала: Обратите внимание: сперва стук капель был для обоих пассажиров ритмом их внутренней жизни — дорожная скука. И внешней — так мог покачиваться небыстро идущий автобус. Потом ритм внутренний (он же отчасти и внешний, потому что все, что происходит в нас, каким-то образом непременно проявляется в нашем поведении) для каждого резко изменился. Но капли не перестали капать. И превратились... во что? Кто занимался музыкой? Они стали размером! — уверенно сказала Геля. Да! Размером, определяющим в данном случае темп движения автобуса. Затем всем по очереди было предложено такое упражнение: подойти к окну, выглянуть и вернуться на прежнее место медленно под медленную музыку и быстро под быструю, потом наоборот — быстро под медленную музыку и медленно под быструю, каждый раз оправдывая это конкретным вымыслом, приводя в соответствие внешнее (музыку и движение) и внутреннее (ритм внутренней жизни). В прошлом году кто-то спросил, как мне удается приходить к вам всегда в одно время, без спешки и в одном настроении. Отвечаю для всех: секрет — в ритме. На пеший путь до школы мне нужно сорок минут. Я выхожу за пятьдесят. Ходьба в определенном темпе — один из способов приводить психику в равновесие.Театр требует мобилизованности во всем. Поработав в нем, вы могли заметить, что подобные навыки есть у всех актеров. Самое трудное,— выйти вовремя,— признался Виктор. Даешь себе слово — за полчаса, а выходишь или за сорок минут, или за двадцать и летишь как угорелый. Дело в том, что невозможно стать ритмически организованным человеком в рамках одного часа. Надо выработать в себе способность чувствовать ритм дня, недели, месяца, года. Кто решится продирижировать будущее? Свой девятый класс, затем десятый, выпускные экзамены, вплоть до вступительных? И дальше — до пенсии? — пошутил Денис. Вызвался Вадим. Он вспомнил, что в ожидании чего-то важного время сперва идет тягостно-медленно, а затем — будто с ускорением. Между тем капли за окном, наоборот, замедляли темп. Как это увязать? И Вадим решил: пусть паузы между каплями сначала обозначают минуты, потом часы, дни, наконец, недели. Он задал воображаемому оркестру спокойный деловой темп. В нем стал вырисовывать ритмические комбинации: вот напряженная учеба, студия, лыжи, опять уроки, вот следующее лето, вот уже середина десятого класса... Подготовка к экзаменам — все стремительнее! Не успеваю! Без паники! Все равно буду чередовать отдых и работу... —    Стоп! — прервала  его  Галанова.— Убедительно.  Давайте теперь попробуем осмыслить то, что продирижировал нам Вадим — заглянем в перспективу девятого и десятого класса. Чтобы получить приличные аттестаты, вам нельзя запускать ни один предмет. Студия. Практика в театре. Спектакли, концерты. Литература по будущей специальности. Просто чтение книг. Кино, телевизор. Попробуйте только вообразить себе все разом, и в голове получится винегрет. Не знаю, как вам, а мне известны случаи, когда экзамены — выпускные и последующие, вступительные — приводили людей к крайнему переутомлению. И в то же время и в вашем возрасте есть достаточно ребят, по некоторым предметам оставивших далеко позади вузовскую программу. Если такое возможно, почему же случается первое? Думаю, что здесь два секрета. Прежде всего — ритм. Нельзя ничего насильственно внедрять в сознание: наши мозговые клетки истощаются и перестают воспринимать что бы то ни было. Сознанию необходим отдых — свежие впечатления, развлечения, спорт. Теперь скажите,— Галанова сделала небольшую паузу.— Вы мне верите? Да! Конечно! — зазвучали голоса, в которых слышалось удивление по поводу самого вопроса. Речь пойдет о вашей практике в театре. Вплоть до лета она была очень насыщенной. Предлагаю программу двух предстоящих лет построить иначе. В новых спектаклях театра вы за-няты не будете. Вижу на лицах уныние. Ну, во-первых, нас никто не приглашает. А если бы и возникла такая необходимость, я была бы против. Вы вкусили с древа познания профессионального театра. И я думаю, это убедило вас не только в том, что театр — занятие увлекательное, но и что для работы в нем вы пока еще не очень подготовлены. Знаете, что будет, если продолжить вашу практику с той же интенсивностью? Театр постепенно начнет раскрываться для вас с изнаночной стороны. От чрезмерного восхищения вы броситесь в другую крайность. И те, кому суждено будет потом пойти по теат-ральной стезе, вступят на нее если не циниками, то снобами. А это конец вашему Движению вперед. Творческий рост без удивленных на мир глаз невозможен. А если мы будем смотреть на театр, как и раньше? Значит, создадите для себя внутри театра ложный мир — превратитесь в восторженных щенят. И театр начнет переваривать вас. И непременно наступит момент, когда вы все-таки увидите его своими собственными глазами и почувствуете себя молодыми старичками. Вам понятен этот образ? Подлинная любовь не терпит самообмана. Вы уже знаете, что у театра есть и непривлекательные стороны. Истинно преданные искусству люди не отворачиваются от них стыдливо. А постоянно стараются сделать дело, которому они служат, чище и  лучше.   Но для  этого  надо  сначала  вооружиться  знаниями, культурой, опытом. Ваша практика не прекратится. Вы будете участвовать во всех спектаклях «Ромео и Джульетты». Никому не запрещается сохранять контакты с тем цехом, который вас интересует больше других. Итак, мой призыв: вернуться на запасные рубежи ученичества. Давайте ощутим в этом радость: осознанием себя не самоучками-скороспелками, а учениками театра! Второй секрет: избирательность в восприятии любой информации. Начиная с отношения к каждому из разделов школьной программы. Оно не может быть одинаковым. Определит его на-правление, которому вы собираетесь следовать в жизни. Из списка рекомендованной литературы выбирайте те книги, которые не только полезны, но и интересны вам. А видеть, что хорошо, что плохо, вы уже немного умеете. Решайте сами, с кем советоваться, и доверяйте себе. Высший смысл наших занятий — в названии нашей студии. Да! Когда у человека есть истинная цель, ему легче организовать себя так, чтобы много успеть и в конце концов добиться своего. Но помимо своих задач есть еще цели ближнего. Мне бы хотелось, чтобы из нашей студии не вышло ни одного черствого эгоиста. Надеюсь, что у нас по мере движения каждого к своей личной цели не восторжествуют законы тайги, где грубая сила одного подавляет свободу другого и все вместе топчут слабого. Определилось ли направление вашей жизни или как раз сейчас вы стоите на распутье, вы должны быть всегда готовы оказать другому моральную поддержку. Создайте друг для друга такую атмосферу, чтобы никому не было трудно признаться в сомнениях. К примеру, если один вдруг надумает поступать на актерский факультет, а другой передумает, будем уважать решения обоих. Не отказывайте другому в совете, если ему это нужно, но бойтесь навязать ему свою волю. Вот, собственно, и все мои напутствия на старте девятого и десятого классов. В наступившей тишине все невольно прислушивались к стуку последних капель дождя. —    Никто не помнит рассказ Хемингуэя...— спросила Галанова.— Он так и называется «Кап-кап...»? Супружеская чета никак не может починить кран в ванной. А жизнь идет. Время уходит, утекает, как эти капли. Ребята снова прислушались. «Кап!.. Кап!.. Кап!..» — Не забывайте, что Хронос, древний бог времени,— беспощаден. Будем же хозяевами своего времени, своих темпоритмов! Первое занятие предпоследнего года Галанова не случайно посвятила ритмам. Студийцы поняли ее идею. Каждый продумал для себя собственную программу жизни на два последующих года. Вадим и Антон, как и договорились еще до каникул, один вечер в неделю штудировали «Режиссерский план «Юлия Цезаря» Немировича-Данченко, И продолжали ходить на репетиции к Зотову, приступившему к работе над первой русской комедией в стихах — «Ябедой» Василия Капниста, которую по своей инициативе прочли все ребята. К началу сезона в театре обновили световую аппаратуру, Илья и Лера спешили ее изучить. Лера проводила спектакли с Ритой в регуляторе, Илья не отставал ни на шаг от завпоста, твердо решив еще раз проследить процесс подготовки спектакля в цехах от запуска в производство до генеральной. И подписался на журнал «Сценическая техника и технология». Зотов, видимо, был доволен первой встречей с художником Арефьевым и доверил ему оформление «Ябеды». Кирилл навещал Владимира Платоновича в макетной, сколько мог, помогал ему, постоянно советуясь, как лучше распределить на два года свою подготовку. Геля свободные часы проводила в пошивочном, ее восхищали эскизы Смидович дворянских и судейских мундиров восемнадцатого века, для выполнения которых были приглашены еще и вышивальщицы. По книгам Геля изучала конструирование современного костюма и кое-что успевала шить себе. Люба накупила книг по гриму и истории прически. Иногда ей удавалось одним глазком взглянуть, как Зоя Ивановна делает сложный художественный грим и особенно интересовавший ее портретный — Корицыну для роли Антона Семеновича Макаренко в выпускаемом до «Ябеды» спектакле по «Педагогической поэме». В административной части театра продолжал практиковаться Виктор. За ним закрепилось шутливое прозвище «директор-бис». Калерия Николаевна, заведующая литературной частью, иногда поручала Лиде читать пьесы, непрерывно поступающие в литчасть. В небольших рецензиях Лида излагала свои впечатления, всегда стараясь замечать не только недостатки. Лида ощущала раздвоенность: ее все сильнее тянуло к театральной критике (это замечали и ее товарищи, и Вера Евгеньевна). И в то же время ей казалось совершенно невозможным отказаться от мечты о сцене. Но это скорее было уже остатком юношеского упрямства. Как человек серьезный, она угадывала, что река ее дарования нащупывает новое, единственно верное русло... А часы тикали. «Не слышны в саду...» — доносились позывные «Маяка», отмечая, что еще полчаса ушли безвозвратно. Кажется, только что была программа «Время», и вот снова — минули сутки. Опять передача «С добрым утром» — неделя отдана вечности. Кап-кап, кап-кап... Тик-так, тик-так... Неумолимый Хронос делал свое дело.