14. Это мы не проходили...

Планы театра на лето определились наилучшим для ребят образом: с 10 июня основная часть труппы уезжает на гастроли, «Ромео» же остаётся в городе. Репетиции выходят на сцену, и к концу июля спектакль выпускается и коллектив отправляется в отпуск. Разделение театра на две группы создаст дефицит рабочих рук. На полтора месяца театр может принять на работу дополнительно несколько студийцев в разные цеха. Галанова предупредила, что нагрузка, особенно в сочетании с участием в массовых сценах, ожидается серьезная, и просила не просто согласовать, а посоветоваться с родителями, не смягчая красок. Студийцы провели небольшое собрание, на котором приняли решение, что трудиться будут все, независимо от ставок, в тех цехах, где они нужнее, а деньги потом разделят поровну на всех работавших. Галанова передала в дирекцию заявления ребят (с приписками родителей) о зачислении их на временную работу. Вадим, Антон, Тима определились в монтировочный цех, Боба и Стас в мебельный, Кирилл — в декорационный, Денис — в поделочный, Илья и Лера в электроцех, Нина, конечно, в бутафорский, Геля и Надя в пошивочный, Инга и Ксана — в костюмерный, Лида и Даша — в реквизиторский. Благополучно миновало 10 июня, и, не успев осознать, что восьмилетка уже позади, ребята оказались в театре и не без волнения прочли на доске расписания заветную строчку: «Ромео и Джульетта» сцена. Все, всё. Кроме гримов. 11.00— занавес!» Студийцы знали, что спектакль будет играться без занавеса, а это слово в расписании означало полную готовность к одиннадцати, когда помощник режиссера спокойно скажет: «Алек-сандр Федорович, у нас все готово». Это значило, что каждый цех пришел за несколько часов, чтобы тщательно подготовить репетицию; сцена вымыта, декорация установлена, временный репетиционный свет направлен, фонограмма в порядке, актеры одеты и только не загримированы: на первых сценических репетициях грим не требуется. Перед репетицией ассистент Глеб Аркадьевич собрал ребят в верхнем фойе. И сказал: —    Все вы — ученики Веры Евгеньевны Галановой. Не подведите своего учителя! Призываю вас быть взрослыми людьми каждое мгновение в театре — сегодня вы выходите на сцену, а в ближайшие дни включитесь в работу наших цехов. Классных дам здесь нет. Если вы сделаете что-то не так, возможно, никто ничего не скажет, но серьезного отношения к вам как коллегам уже не будет. Повторяю: каждый делает свое дело и отвечает сам за себя. Желаю успеха! Идите, одевайтесь! В это время один из монтировщиков у входа в зрительный зал устанавливал столик с табличкой «Тихо! На сцене — репетиция!!», за которым расположилась капельдинер в униформе. —    А для чего человека занимать? — спросил Илья.— Разве нельзя мигалку повесить? —    А мигалок у нас завались — сам видишь! — ответил ему монтировщик.— Привыкают люди. Придет посторонний, попробует пошуметь, а наш человек его тут же «психологически задавит»: начнет говорить шепотом, тот сразу и стихнет. Студийцы расположились в двух больших гримуборных. Одевшись в репетиционные костюмы, они стали подбирать сапоги, перчатки, оружие. Было еще без десяти одиннадцать, а по трансляции уже послышался голос помощника режиссера Лушниковой: «Добрый день. Практиканты, пожалуйста, спуститесь на. сцену!» Все, суетясь, стали завершать свое облачение и побежали вниз. У Вадима никак не хотела прилаживаться портупея, и он спускался на сцену последним, с ужасом думая: «Кажется, опоздал!» Однако ребята еще толпились за кулисами, на выходе. На сцене хлопотали завпост Иванов, машинист, монтировщики, Арефьев ловко прыгал со своей палочкой по уступам декорации. Скоро из зала послышался голос Глеба Аркадьевича: —    Массовка готова? Студийцы вслед за актерами вышли на сцену. В первую минуту их ослепил свет, в котором, казалось, можно было утонуть. Будто на лодке в тумане они заплыли невесть куда и не могли понять, где же берег. Скорее бы последовали какие-то команды — ребята уже знали этот фокус: сразу можно будет ухватиться за спасательный круг какого-то конкретного дела. В зале едва различались фигуры людей, включая и Веру Евгеньевну. Она как будто ничем не хотела помочь. Студийцы ощущали себя полураздетыми и от стыда им хотелось убежать подальше. Сквозь туман они увидели, что раскрылась дальняя дверь партера, кто-то вошел и присел в последнем ряду. Казалось, никто не обратил на это внимание, но словно электрический ток прошел по сцене и залу. Вадим понял — пришел режиссер. Однако ни на сцене, ни в зале так ничего и не происходило. Ассистент что-то обсуждал с завпостом. Зотов сиротливо сидел в конце зала. Ребят никто не замечал. Каждая новая минута бездействия становилась для них все невыносимее. Но вот главный режиссер быстро прошел вперед по проходу, легко взбежал на сцену и в честь первой сценической репетиции пожал всем руки. Затем начал проверять игровые точки станков. Как только он выражал по какому-то поводу сомнение, те, кого это касалось, с готовностью кидались выполнять все, что нужно. Этот станочек не связан с остальными? Я бы все-таки подвинул его вперед на метр. Мизансцены первого плана лучше бы приблизить. Это момент,— ответил Евсюков.— Но я рабочих отпустил перекусить. Они с шести. Не пособите, орлы? — обратился он к ребятам. «Орлы» вздохнули свободно. Игровой станок был достаточно тяжел, но насколько легче было двигать его, чем стоять без дела! Александр Федорович с завпостом и машинистом еще уточняли декорацию,  Глеб Аркадьевич между тем стал обходить ребят, проверяя их одежду и оружие. Теперь они чувствовали себя на сцене гораздо уютнее: игра шла не через «сетку» рампы, а здесь же, по просьбе рядом стоящего человека выполнялась простая жизненная задача — проверить костюм. Зотов спустился в зал, глянул на часы, затем — вопросительно — в сторону пульта помрежа. Александр Федорович, все готово! Прошу! Бал у Капулетти! Кавалеры отстегнули шпаги, отдали их реквизиторам. Послышалась музыка, и снова все расплылось как в тумане. Ребята двигались, будто замороженные, путая хорошо выученную на уроках гальярду — танец с высокими прыжками. Слуги, в том числе Кирилл и Стас, подавали гостям прохладительное. Боба, Антон и еще два актера сопровождали с канделябрами синьора Капулетти. Ребят отвлекало все — и костюмы, и собственная неловкость, а более всего — зрительный зал, эта черная яма, и ощущение на себе глаз. Вадим чувствовал, что идет не туда: откуда-то выплывали стены, люди, кулисы — вот-вот он окончательно  заблудится   или  стукнется   обо  что-нибудь  лбом. Стоп! Все, как деревянные. Попробуем-ка в масках,— сказал Зотов. Реквизиторский цех, маски! — послышалось на сцене и по трансляции. Борис Владимирович,— обратился режиссер к заведующему электроцехом,— сотворите нам таинственный полумрак! Маски! Попробуем-ка поиграть в какие-нибудь игры, пока нет хозяина! Кавалеры, выбирайте себе дам и заводите игру! Когда появится синьор Капулетти и свита с канделябрами — полный свет, все начинают чинно танцевать, слева и справа — слуги с прохладительным. Работайте не для публики, а для хозяина дома — знатнейшего веронского вельможи. По сцене задвигались живописные тени. Все разделились по парам. Ипаева осталась одна и не знала, чем заняться. Вадим почувствовал, что в маске ему все нипочем,— ведь никто не узнает, он это или кто-то другой. А не попробовать ли подойти к самой Джульетте, пока она еще не влюбилась в Ромео? Откуда только взялась дерзость! Он подбежал и спросил озорно: Джульетта, давай в салочки! Давай! — обрадовалась Инаева, и старшеклассник с исполнительницей заглавной роли, как малолетки, начали резвиться, считая салочки. Так что, когда в глубине сцены показалось шествие синьора Капулетти со слугами, жаль было прекращать игру. Но, как и остальные, они подчинились установленному ритуалу и быстро заняли свои места. Яркий свет залил всю сцену, но это никого не смутило, наоборот, в нем весело было купаться, как в теплых морских волнах. — Привет мой вам! Играйте, музыканты! Эй, места, места! Ну же, в пляс, девицы! потеряет. Фантазия при необходимости может перенести актера куда угодно, ну хотя бы в Венецию времен Шекспира; он вообразит и поверит, что платок этот достался ему после гибели Яго... И если он почувствует, что на него смотрит множество глаз, мышцы его не скует зажим, воображение так же свободно будет вести его дальше, в неизведанные миры. Тренируйте свое внимание постоянно. Это вам поможет не только на сцене... Студийцы увлеклись игрой во внимание, то и дело задавая друг другу всевозможные задачи. Вадим вычитал в «Работе актера над собой» Станиславского, что, кроме объектов-точек, таких, как поплавок в воде или жаворонок в небе, есть еще малый, средний и большой круги внимания, в которых существует человек в жизни. Такие же круги внимания актер должен уметь создавать для себя на сцене. Ребята выходили на работу за два часа до репетиции, каждый в свой цех. Вадим, Антон, Тима учились монтировать декорации, Денис весело орудовал инструментами, делая со столярами заготовки для бутафоров, Нина помогала бутафорам превращать эти болванки в самые неожиданные вещи, Геля училась искусству шитья театрального костюма, Илья включился в работу по ремонту световой аппаратуры, Лида и Даша раскладывали по установленным местам реквизит для артистов, Инга и Ксана развешивали по гримуборным костюмы. Но каждый день без десяти одиннадцать они были уже готовы к сценической репетиции. Отдадим должное галановцам: за время выпуска спектакля не было ни одного момента, когда в чьих-либо глазах в театре можно было прочесть: кого, мол, взяли в серьезное дело! Ребя-тами руководил азарт опережения своих лет: им хотелось, чтобы все забыли, что они еще не сотрудники театра. Коллективный авторитет студийцев быстро рос. Никто больше не пытался сбить их с толку или подшутить; наоборот, все стремились объяснить, помочь. Ребята уже поняли, что всякая работа в театре требует предельной точности, умения быстро и четко ориентироваться.