
- •01. Театральные ребята
- •02. Картина в раме
- •03. Смешинка
- •04. Слышать сердцем!
- •05. Вежливость королей
- •06. Познай самого себя
- •07. Домовой по прозвищу кулиска
- •08. Разве повесть о Ромео и Джульетте не про нас
- •09. Бросить на глубину...
- •10. Что же я делаю
- •11. Любовь опасней двадцати кинжалов
- •12. Неситесь шибче, огненные кони!
- •13. Я тебе, конечно, верю...
- •14. Это мы не проходили...
- •15. Батальоны идут на соединение
- •16. Взялся за гуж...
- •17. Будь себе верен!
- •19. Идти от себя!
- •20. Гармония
- •21. Берите образцы из жизни!
- •22. Душа и маска
- •23. Гори, гори ясно!..
- •24. Но лишь божественный глагол...
- •25. Берегите ваши лица!
- •26. Испытания
- •27. Эпилог
- •28. Послесловие автора
13. Я тебе, конечно, верю...
Между тем огненные кони, набирая скорость, несли всех вперед, к заветной цели. Запахло весной. Александр Федорович все так же репетировал два раза в день. В этот вечер была назначена сцена, где Парис приходит к монаху Лоренцо и требует, чтобы его обвенчали с Джульеттой. Затем является Джульетта, не отвечает на знаки внимания Париса, просит, чтобы он оставил ее наедине с монахом. И признается старику, что готова умереть. Тогда Лоренцо дает ей склянку с ложным ядом. Просмотрев сцену, Зотов сказал: Не понимаю, отчего вы оба, Лоренцо и Джульетта, так нервозны.— И обратился к Корицыну: — Андрей, как вы полагаете, почему в эскизе я отверг для вас такой прекрасный парчовый костюм? Очевидно, вы видите Париса не так. Именно! Обычно Париса трактуют как завитого барана, куклу. Между тем после мнимой смерти/Джульетты он остаётся ей верен. Вдумайтесь! И ведь заканчивает свою жизнь как жених и воин. Джульетта не может не понимать, что он на самом деле любит ее. Отчего же она не заметила его, когда еще сердце ее было свободно? Как-то не задумывалась,— призналась Августа. Что вы! Такая партия! Скорее всего, он не соответствует моему идеалу. Одной мужественности мне мало. Нет в нем душевной тонкости Ромео. Вот это другое дело. А вы, Андрей? Я мыслю как воин. Завоевал крепость — она моя. Женюсь — полюбит. Как думаете, Игорь Васильевич,— обратился Зотов к Гузакову.— Монах Лоренцо допускает, что Джульетта не решится пить его зелье? Очень даже! Она же девчонка! И что будет? Беда! Не могу же я венчать ее дважды! А для вас, Джульетта? Это для меня выход. Страшный. Но все остальное хуже. О чем думали по дороге сюда? Если Лоренцо не предложит спасения, остаётся смерть. Кого-нибудь встретили по пути? Париса. Он шел впереди меня, но я нарочно отстала. А почему не дождались его ухода? Нельзя медлить. Если Парис принудит монаха венчать нас... Застану ли я еще Лоренцо в живых? Хм!.. Какое опасение... А вы, Лоренцо? Пока живы Ромео и Джульетта, я буду жить. К тому же' благочестивый человек и самоубийство — несовместимы. Для меня это значило бы убить не только тело, но и душу. После такого уточнения Зотов попросил пройти сцену полностью, и она зазвучала иначе. Всем существом своей грубоватой натуры Парис любил Джульетту. Она же была спокойна. Ее интересовало одно: предложит ли Лоренцо что-то конкретное, радикальное? И диалог с Парисом она проводила предельно выдержанно, с одной целью: чтобы он поскорей ушел. После чего монах, проникая в сердце Джульетты, пытал, действительно ли любовь закалила ее до высшего мужества или она только храбрится. В конце репетиции Зотов сказал: — Ищите всему и вся оправдания. Что делает ваша героиня каждую минуту, не описанную автором, о чем помышляет, как протекает жизнь Лоренцо и Париса на протяжении отрезка времени пьесы, до того и после? Пишите об этом целые «романы». Продолжайте напитываться картинами, музыкой, ищите ключ к стройности роли в архитектуре, черпайте материал в книгах. А главное — ничего не пропускайте в жизни! Когда Вадим рассказал Галановой об этой репетиции, на которой ее не было, Вера Евгеньевна заметила: Да. И нам надо больше упражнять свое воображение! Кстати, Илья! Как тебя угораздило поцарапать классную доску? Это не я! Надя, ты вчера прыгала через скакалку на детской площадке? Что вы, Вера Евгеньевна! Значит, ты, Денис? Конечно! — откликнулся Денис, догадываясь, чего от него хотят. Ты же взрослый человек! А я детям показывал, как надо прыгать. А почему ты был в костюме клоуна? А тут рядом как раз съемки шли, а я в массовках снимался. Был перерыв, я решил молодость вспомнить, с малышами попрыгать! Вы же видели, как они радовались! Боба, что ты делал сегодня в пять утра на крыше школы? Преступника ловил! — ляпнул Боба и вместе со всеми «грохнул». Но Галанова даже не улыбнулась. Какого преступника, что ты говоришь! Антон, ты ведь был вместе с Бобой? Да, мы этюд делали. По вашему заданию — «Поимка преступника», не моргнув глазом заявил Антон. А-а! — сказала обезоруженная Галанова, сама немного растерявшись.— И поймали? Конечно! — Антон указал на Стаса.— Вот он! Зачем ты выдаешь? — укорил его Стас.— Меня же под честное слово отпустили! А что такого ты совершил? — включился в игру Вадим. К занятию не подготовился, фантазия и иссякла. Разве не преступление? — без запинки и уверенно ответил Стас. Вы, конечно, знаете историю этой монетки,— сказала Вера Евгеньевна, доставая пятак и передавая его сидящей с краю Лиде.— Расскажите! И студийцы, один за другим, передавая из рук в руки монетку, нафантазировали ее историю, начиная с выхода ее с монетного двора вплоть до того, как попала она к их руководительнице. Вторую половину занятия Галанова предложила провести в городском парке. Они присели на скамейку. День был солнечный. Народу вокруг гуляло много. Попробуем понаблюдать за людьми, так чтобы они этого не замечали,— предложила Галанова— Вот, например, девушка против нас, как вы думаете, кто она У нее футляр для чертежей — тубус,— заметила Ксана,— она что-то пишет... Достала логарифмическую линейку. Наверно, студентка технического вуза,— решил Илья. А парень, который к нам приближается? Спортсмен. Может быть, футболист,— предположила Люба. Что ты! — не согласился Кирилл.— Разве у футболистов такая походка? Это тяжелоатлет — штангист, наверно. А девушка прошла? Вон, удаляется по аллее? Тоже спортсменка,— сказала Инга.— Прямая, сильная. Колени и ступни вывернуты наружу. Так ставят ноги только балерины! — возразила Даша. Тем временем к девушке — будущему инженеру — подсел мужчина с маленьким мальчиком. По-вашему, кто это? — спросила Галанова. Похоже, отец девушки с братишкой,— опять предположила Ксана.— Видите, передают ключи. А отец, скорее всего, токарь. Почему? Руки — сильные, грубоватые. И кажется, в них въелась металлическая пыль. А мальчик? Юный скрипач! — сказала Лида. Почему ты так уверена? А видите, на шее темное пятнышко? От скрипки! Точно! Только у скрипачей бывает такое пятно,— согласилась Геля. Тем временем против них на двух скамейках устроились мальчик и девочка. Оба рисовали. Вера Евгеньевна обратила внимание ребят, как по-разному тот и другая делают одно и то же. И действительно: девочка держала карандаш, как в школе, и рисовала что-то, не поднимая глаз. Мальчик же сначала внимательно вглядывался в натуру перед собой, потом зарисовывал. Карандаш он держал множеством способов: то как кисточку, то как перочинный нож, то прижимая пальцем графит к бумаге. И тем же карандашом, вытянув руку и прищуриваясь, измерял дерево, соотнося его с длиной скамейки напротив. Художник! — сказала Нина.— Наверно, в студию ходит. В какую? Дома пионеров. А как выглядит помещение, в котором он занимается? Большая комната с зелеными степами. Мольберты стоят. А на стенах рисунки,— подхватил Кирилл. А что на рисунках? Этюды. Гипсовые лепестки, голова Аполлона, геометрические барельефы. И акварели — натюрморты,— принялась фантазировать Геля. А руководительница как выглядит? Похожа на Веру Евгеньевну,— простодушно предположила Люба. Почему? — удивился Вадим. А разве не может быть так? Вряд ли. Нет, может! А вы как считаете, Вера Евгеньевна? Случайности бывают всякие. Но есть теория вероятности и в жизни. На ней строятся законы типического в искусстве. Вы уже достаточно видели актрис: и Благовидова, и Бояркова, и Инаева, и я — все мы друг на друга не похожи, не так ли? И однако каждая из нас принадлежит к типу актрисы. А тип художника несколько другой. И фокус в том, чтобы представить себе не что-то усредненное, штампованное, безликое. А очень конкретный образ, который бы, однако, относился к определенному типу. Итак? Может быть, в Доме пионеров руководит не художница, а художник! — сказала Инга. Очень может быть. А какой он из себя? Растрепанный, весь в краске,— вообразил Виктор. Есть такой тип художника. Но, во-первых, это все-таки несколько вообще, во-вторых, сообразна ли такая внешность с преподавателем Дома пионеров? Его туда и не пустят в таком виде! — воскликнула Инга. По-моему, это скромный человек, очень застенчивый,— снова включилась Геля.— Студент третьего курса института. Одет в синий костюм, чистый, но не очень новый, который сидит на нем неважно. И свитер коричневый под ним. В наружном кармане простой карандаш. Улыбка приветливая, хотя зубы редкие. А дома у него что за обстановка? Он живет вдвоем с матерью,— с легкостью продолжала Геля. А мать кто у него? Пенсионерка? Нет. Работает на заводе бухгалтером. Уверена, что сын станет знаменитым художником. Живут в общей квартире, в центре, на втором этаже. В комнате что? Диван, телевизор с маленьким экраном, картинки сына на стенах, обои кот ободрал. А кот какой? Серо-голубой! Глаза? Карие. Редкий кот. Но злой. Ну что? — спросила Галанова.— Вообразили себе и мать, и сына, и комнату, и кота? Вообразили! Она подставила то, что видела,— возмутилась Лера.— Сама занималась в изо в Доме пионеров... Не она, а?.. Геля. Занималась? Занималась. Подставила? Нет. У нас вела старушка горбатая. А обстановка студии откуда? Наша, но не совсем. Мы занимались в шикарных условиях — во дворце. А образ руководителя? В первом классе у нас был учитель рисования такой. А улыбку я взяла от одного вожатого в лагере. А обстановку дома? Соседи у нас были такие — мама и сын, только он археолог. А вот кот — у одной девочки... Между тем мальчик на скамейке все рисовал. Подойдем, спросим? — провокационно предложил Боба.— На что хотите спорю, что все окажется по-другому. И спорить не надо,— уверенно сказала Вера Евгеньевна.— В данном частном случае наверняка окажется не так. Но нас интересует не документальная правда, а художественная. Если мы не поверили, что в Доме пионеров есть такой заросший, неопрятный художник-руководитель (хотя в каком-то отдельном случае и это может быть), то поверили вымыслу Гели о застенчивом молодом человеке с приветливой улыбкой, мамой, котом и ободранными обоями. Так рождается фантазия. Почему Геле легко было вообразить типичную обстановку изостудии, даже более типичную, чем та, в которой она сама занималась? Потому что она знает, какая в такой студии может быть обстановка. Воображение наше отбирает, компонует, суммирует элементы, пользуясь лишь тем, что видел человек. Подумайте, как страшно и таинственно для малыша: избушка на курьих ножках поворачивается к нему передом и к лесу задом! Из нее вылетает с огромной скоростью Баба Яга — костяная нога в ступе с метлой — и уносится в облака. А ведь в этом вымысле нет ничего незнакомого даже ребенку: и ступу, и метлу он видел, так или иначе, и куриные лапы, и лес, и избушку. Для того чтобы работала фантазия, надо знать хорошо то, о чем фантазируешь, и уметь оторваться от натуры, как сейчас удалось Геле. От натуры, но не от жизни. Во всем есть своя логика, и за всем стоит жизнь. По вашему виду внимательному человеку нетрудно заключить, что вы — школьники и проводите воскресенье в обычных заботах и развлечениях выходного дня. На сцене же все с начала до конца надо воссоздавать и оправдывать вымыслом воображения. И чтобы вымысел и о скромном преподавателе изостудии, и о Бабе Яге в ступе, и о любви Ромео и Джульетты не оказался грубым враньем, надо очень хорошо видеть жизнь, примечать то, что пропускают другие. Как заметила Лида пятнышко от скрипки на шее у мальчика. 3 апреля, в воскресенье, Вадим записал в своем дневнике: «Вот уже неделя, как у меня вошло в привычку вглядываться во все и фантазировать. Все лучше я различаю характеры и занятия людей и их настроения, удачи и неудачи, которые написаны на их лицах. Воображаю, как они живут, что у них за комнаты, каковы их близ-кие, куда направляется этот человек сейчас, на что надеется, чего опасается. И больше всего хочется увидеть в прохожем что-то от близорукой уверенности в себе Париса, важной чванливости синьора Капулетти, мудрости старика Лоренцо. Ищу во встречных девушках и парнях отдельные черты Джульетты и Ромео, будь то пары или одиночки... И (что я могу с собой поделать!) то и дело наряжаю Дашу во все наряды Джульетты...» Тем временем работа над макетом уже была близка к завершению. Да-а, осветить бы его еще! — мечтательно заметил Арефьев. А что нужно для этого? — спросил Илья. — Смекалка. А аппаратура? Ох! Нет в театрах ничего для этого. Макет-то в масштабе — один к двадцати! Светят огромными прожекторами, будто кувалдой бьют. Нет, так будет! — решительно заявил Илья. И вправду, в течение двух дней Илья и Кирилл чего только не натащили: старых фотокамер, подзорных труб, рефлекторов синего света, проекторов, эпидиаскопов. Поначалу Арефьев с сомнением взирал, как ребята деловито прилаживали все это разнообразное оснащение. Затем и сам, заразившись их энтузиазмом, стал предлагать разные варианты освещения той или иной сцены на макете и по-детски радовался, видя, как его декорация в миниатюре оживает при разном свете. Зотову эта затея пришлась весьма по душе. Он внимательно просмотрел весь калейдоскоп световых состояний и, уходя, произнес таинственно: — Ну-ну, заговорщики! Сдача макета была назначена в воскресенье днем, в перерыве между двумя «Коньками-Горбунками». За два часа трое студийцев завесили в репетиционном зале окна и вместе с Владимиром Платоновичем установили макет. Один за другим начали появляться члены художественного совета, занятые и не занятые в спектакле. Каждый рассматривал макет с разных точек обозрения — сверху, снизу, с боков издали. Вошел франтоватый человек со смеющимися глазами. Это был Алексей Леонидович Савченко — директор театра. Он тоже принялся внимательно изучать будущую декорацию. В этот момент разыгралась пантомима, очень напоминающая этюд на органическое молчание. Илья, Денис и Кирилл хлопотали возле макета и осветительной аппаратуры, когда вдруг почувствовали на себе чей-то суровый взгляд. В репетиционном зале было уже полно народу и потому диалог произошел одними глазами: Галанова. «Немедленно уходите! Не ставьте меня в неловкое положение перед товарищами!» Илья. «Сейчас!» Кирилл (Арефьеву). «Все готово, мы пошли!» Арефьев. «Даже не помышляйте!» Кирилл (Галановой). «Что мы можем сделать!» Галанова (с ложным возмущением). «Ну, я вам скажу!..» Савченко открыл заседание художественного совета. Незнакомым с театральной повседневностью могло бы показаться весьма забавным, что люди в сказочных костюмах говорят серьезные речи; «хитрый спальник» спорит с царем, а Жар-птица ведет протокол. Но для ребят подобные картинки были уже не в диковинку. Внимание занимало другое. В целом высказывания были одобрительными, так что директор развел руками: Вот это оформление! И у меня воображение заработало... Даже вызывает некоторое недоверие. Почему же недоверие? — удовлетворенно спросил Зотов. Будто не знаете! Макет — это еще не декорация, а только обещание, аванс. Каков будет товар?! Хорош! — прозвучало сразу несколько голосов. Когда худсовет кончился, Зотов пожал руку сначала Арефьеву, затем ребятам — Нине, Кириллу, Илье, Денису: — Ну-ну, коллеги!