Добрые советы миссис Модхав

По пути в школу мы разговорились с Хью о ситуации с уэльским языком.

– Конечно, в отличие от наших родственников ирландцев и шотландцев, дела у нас куда лучше. В сельских районах, в маленьких городках язык всегда жил, никогда не исчезал. Ирландский запрещали, наш – нет. Потом, мы всегда ставили язык на первое место. Наши предки за это поплатились: за язык и за свою доверчивость! Вы знаете, почему наследный принц Великобритании носит титул принца Уэльского? Именно поэтому!

В самый первый год XIV века англичане вторглись в Уэльс. Но силы оказались почти равные, и, чтобы уладить дело, начались переговоры. Предки были людьми храбрыми, но миролюбивыми. Они заявили королю Эдуарду III, что согласятся на государя, назначенного им, но при условии, что и король примет их требования. И ему пришлось согласиться. Тут наши предки и говорят: этот человек должен быть рожденным на нашей земле и не знать ни французского языка, ни саксонского. Английского‑то еще и в природе не было: норманнская знать и сам король говорили по‑французски, а простонародье – по‑саксонски. Не говоря на этих двух языках, рассуждали наши гордые, но доверчивые предки, человек обязательно должен говорить по‑валлийски, не мычать же ему? Поэтому об этом требовании даже не упомянули.

Я слушал, как прилежный ученик, это вдохновляло Хью.

– Эдуард Третий сразу соглашается. И обе стороны клянутся на Библии – на латинской, хотя у нас уже была на своем языке, зато у них никакой другой не было – быть по сему. Тут хитрый норманн заходит в свой шатер и выносит своего сына‑младенца, двух дней от роду. И все оказывается точным: родился в Уэльсе, по‑французски и по‑саксонски – ни слова. Так наследник престола стал принцем Уэльским, и родной язык его по сей день – не французский, и не саксонский, правда, и нашего не знает.

Я сказал, что, пока не добрался до их организации, мне не довелось встретить в столичном городе Уэльса людей, говорящих по‑валлийски.

– Это верно, – вздохнул Хью. – В больших городах всегда полно народу отовсюду. Да и наши селяне, перебравшиеся в города, старались переходить на английский. Что ни говори, а мировой язык есть мировой язык, и с ним нигде не пропадешь. А родной – что ж, он оставался связанным с детством, с родительским домом. Вообще‑то мы относимся к этому спокойно, и английский у нас свой, но вот иной раз случается такое, что и заденет.

И Хью рассказал мне историю о том, как он с приятелем, тоже, естественно, Дэвисом, тоже темным шатеном, зашел в гастрономический магазин миссис Модхав. Разговаривали они, конечно, по‑уэльски, чем привлекли внимание и разожгли любознательность восседавшей за кассой миссис Модхав, свежеиспеченной британки прямо из индийского штата Гуджарат.

Поскольку миссис Модхав стала британкой лишь год назад, она не смогла совладать со своим любопытством и, послушав речь покупателей, спросила с сильным гуджаратским акцентом:

– Простите, джентльмены, на каком это языке вы разговариваете?

Дэвис‑второй хотел уже осадить иммигрантку, но Дэвис‑первый его опередил:

– А как вы думаете?

– Поговорите еще, – попросила миссис Модхав, чтобы сделать заключение, и, вежливо качая головой, сосредоточенно вслушалась. – Это, очевидно, азиатский язык, – заключила она и, чтобы смягчить приговор, добавила: – Очень красивый.

Сделав это умозаключение, миссис Модхав окончательно решила, что имеет дело с такими же пришельцами, как она сама, и назидательно подняла палец:

– Но вам обязательно надо хорошо знать английский, без английского здесь никуда. Мне было легче, у нас в Индии все говорят по‑английски. А откуда вы приехали?

Но этого оба Дэвиса уже не выдержали и ринулись к выходу, буркнув: «Из Китая, естественно!»

…Отдадим должное интуиции миссис Модхав, не имевшей филологического образования. Уже в Москве я получил от Хью Дэвиса кассеты с лингафонным курсом уэльского языка. Среди людей, которым я давал их прослушать, был филолог из Йемена, по имени Абд‑аль‑Азиз. Когда его попросили определить, что за язык, он, вслушавшись, сказал:

– Кажется, азиатский.

Послушал еще и спросил:

– Не семитский ли? Нет, это не иврит, ни слова не понятно…

Но тут диктофон стал считать по‑валлийски: «Ин, ду, три, пыдвар, пимп, хьхьвихьхь», и Абд‑аль‑Азиз с облегчением заключил:

– Индоевропейский.

И был прав. В отличие от миссис Модхав он – квалифицированный филолог.