Дом на набережной

Как я уже говорил, экспедиция моя серьезной подготовки не имела. Правда, я пытался выяснить что‑нибудь заранее, но среди моих британских знакомых не оказалось никого, кто хоть раз побывал бы в местах, где говорят по‑валлийски. Может быть, они и говорят по‑валлийски, объяснили мне, но с нами‑то они говорят по‑английски, а слушать, о чем и как говорят между собой незнакомые люди, не принято. А потом, вдруг бы они застеснялись? «Чего застеснялись?» – недоумевал я. Как чего? Того, что не говорят по‑английски! Спорить и переубеждать смысла не имело: святая и глубоко невинная вера в то, что цивилизованный человек должен говорить по‑английски, крепко засела в британских душах.

Жена моего друга даже позвонила своей подруге: та училась в школе в уэльском городе Суонси и могла бы что‑то посоветовать. Но увы! Оказалось, что районе Суонси все говорят по‑английски с ливерпульским акцентом. По крайней мере, те, с кем общалась подруга.

Поэтому я решил прервать путешествие в Бристоле, зайти в часовню, побеседовать со священником и, может быть, даже получить от него адреса в Уэльсе. И тут же у бристольского автовокзала меня ждал первый удар: часовня уже год как прекратила деятельность. То ли прихожане разъехались, то ли совсем мало их было. В городском информационном центре ни о чем валлийском в Бристоле мне сообщить не могли, зато выяснилось, что самый дешевый ночлег в городе слишком дорог для меня.

– Что делать, – вздохнула служащая центра, – Бристоль – очень дорогой город. В Кардиффе все будет дешевле, да и там‑то уже вы найдете валлийские организации.

Через узкий, как река, Бристольский залив автобус въехал в город Ньюпорт и двинулся далее в глубь Уэльса. Окружающая местность ничем не отличалась от Англии, но вот нас обогнал двухэтажный автобус. На левом его боку красовалась надпись: «Cardiff Bus», а на правом – «Bws Caerdudd».

Мы, безусловно, были в Уэльсе…

От автостанции я прошел через мост, свернул направо и пошел вдоль речной набережной мимо домов, сросшихся боками в один длинный извилистый сплошной фасад. Дома были аккуратные, но довольно ветхие. Смеркалось, надо было поторопиться с поисками ночлега, и у первой же вывески «В&В» – «Ночлег и завтрак» я позвонил.

Дверь сразу открылась, словно моего звонка ждали. На пороге стоял пожилой невысокий человек с голубыми глазами.

– Могу ли я остановиться у вас? – спросил я.

Человек не сразу ответил, как бы оценивая мой акцент, и сам задал вопрос:

– Откуда вы?

– Из Советского Союза.

Он окинул меня взором:

– Откуда точно?

– Из Москвы.

Он помедлил, потом, решившись, распахнул дверь, пропуская:

– Заходите. Я – латыш.

Господин Фриш показал мне мою комнату.

– Есть хотите? За углом, недалеко, купите в лавке жареной рыбы с картошкой. Недорого. Вы же не англичанин, есть руками не будете? Я вам дам тарелку и вилку. Чаю хотите?

Сразу за углом, за фасадом набережной начиналась Азия. Глухие заборы, мусор, вывеска мусульманского мясника, резкие запахи из распахнутых дверей харчевен, старцы ортодоксально магометанского вида в рубахах до колен. Чернявые юнцы на перекрестке показали мне, где купить рыбу, но посоветовали приобрести лучше кебаб – это гораздо вкуснее.

Становилось ясно, что в этом районе с валлийским языком мои дела худы, тут я скорее мог бы заняться пенджабским или пушту.

Господин Фриш подтвердил мои опасения:

– Да, есть у них свой забавный язык. Мне‑то он зачем? Мне английского достаточно.

Он покрутил ручку старого телевизора. На экране два молодых человека говорили на незнакомом языке. Он звучал странно: то что‑то скандинавское сменялось похожей на испанскую фразой, а потом вдруг все это перебивалось каскадом взрывных гортанных звуков.

Было всего восемь вечера.

Я допил чай и вышел в город в поисках кельтов.