6 Проблема единства мира. Материя и субстанция

Термин «материя» (лат. materia — вещество, материал) возник примерно в I в. до н. э. как перевод на латынь греческого слова «гюле» (букв.: корень, древесина, материал) и в процессе развития философии претерпел сложную эволюцию.

Стоящие у истоков философского понимания материи древнегреческие натурфилософы VI—V вв. до н. э. (Фалес, Анаксимен, Эмпедокл) не были еще ни материалистами, ни идеалистами. Они называли первоначалом четыре «стихии» (воду, воздух, огонь, землю). Новый этап в развитии понятия «материя» связан с учением Аристотеля, который мыслил ее как пассивный субстрат, способный к восприятию разных форм. Материя противопоставлялась им форме как возможность действительности. При этом Аристотель различал материю «последнюю», уже обладающую некоторой определенностью возможность бытия конкретной вещи, и_«первую», чистую возможность бытия всех вещей. В отличие от Аристотеля, древние стоики не проводят такого различия, и их материя схожа с аристотелевской первоматерией. Она есть сущность всех вещей, это то, из чего все возникает. Другая важная особенность стоического понимания материи заключается в том, что в ней присутствует содержащий формы («семена») вещей Бог (Логос-огонь).

В эпоху поздней античности в осмыслении материи появляется этический аспект. В гностицизме материя — это низменное, злое начало, которое поглощает и разделяет начало духовное, возвышенное. Сходные мотивы обнаруживаются и в манихействе. Наметившееся в этот период противопоставление материи (телесного) духовному стало одним из важнейших принципов философии неоплатоников. Для них материя — это как бы периферия бытия, последняя ступень деградации духовного, истекающего из первоначала неподвижного Единого. Материя противопоставляется последнему также и как абсолютная изменчивость, множественность.

Мы видим, таким образом, что понятие «материя» возникает и развивается в античной философии отнюдь не в рамках материалистической традиции, и его активно использовали также и философы — объективные идеалисты (платоники). Объективно-идеалистическая философия не отказалась от него и в Новое время, и в XIX в. Так, Ф. Шеллинг, представитель немецкой классической философии, рассматривал материю в неразрывном единстве с духом, называя ее «дремлющим духом». А Г. Гегель, другой ее представитель, мыслил материю на аристотелевский манер — как такое сущее, которое мы можем мыслить, если абстрагируемся от всякой формы «какого-нибудь нечто». «Материя есть нечто совершенно абстрактное», то, что предполагает форму и, в свою очередь, предполагается ею.

Откуда же взялось материалистическое понимание материи?

Идейно оно восходит к древнегреческим атомистам, стоикам и натурфилософам-досократикам. Непосредственно в его основу была положена Декартова телесная субстанция — причина всех вещей, переосмысленная в пантеистическом духе Спинозой. Представители классического материализма XVIII—XIX вв. (Д. Дидро, Д. Толанд, II. Гольбах, Л. Фейербах, Л. Бюхнср и др.) рассматривали материю как единственную реальность, субстанцию, к которой сводится все сущее. Материя наделяется ими способностью к самодвижению и саморазвитию, пространство и время (а по Дидро также и чувствительность) считаются ее атрибутами. Способность материи к саморазвитию в особенности подчеркивалась материализмом диалектическим, внесшим наибольший вклад в разработку учения о материи в XIX— XX вв. С точки зрения последнего материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении, а движение — способ ее существования, и развитие есть суть движения. Развитие материи начинается с простейших форм движения и все более усложняется. Наличный мир являет собой систему материального движения, в котором можно выделить иерархию пяти основных уровней: механическое, физическое, химическое, биологическое, социальное.

Кто же тогда отвергает материю?

Критика понятия «материя» (вместе с понятием «субстанция») как фиктивного, как пустой абстракции была начата в XVIII в. Дж. Беркли и вслед за ним была продолжена субъективным идеализмом. В XIX, а затем и в XX в. оно отбрасывается как устаревший инструментарий «спекулятивной метафизики» прежде всего позитивизмом и прагматизмом.

Материя и субстанция

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно выяснить, каково происхождение этих двух понятий, и проследить, какие смысловые изменения они претерпели в ходе своей эволюции.

Слово «субстанция» (substantia) латинскою происхождения и переводится как «сущность, существо, суть». Термин возник как перевод греческого слова «гипостасис» (фундамент, основа). Впервые был использован Аристотелем, выделявшим сущность вещи как особую категорию в ряду девяти других (качество, количество и т. д.), под которой он понимал то, что способно к самостоятельному существованию и что выражает суть бытия. Затем «гипостасис» широко использовался у неоплатоников в учении об эманации (истечении): Единое излучает последовательно три «ипостаси» бытия Бога, мировой ум, мировую душу, являющиеся причинами единичных вещей и существ. Дальнейшее формирование понятия «субстанция» происходило в западноевропейской схоластике, которая использовала идеи Аристотеля и неоплатоников в качестве своего теоретического фундамента. Под субстанцией стали понимать все имеющие самостоятельное бытие сущности — носительницы акциденций (качеств).

Широкое применение нашло понятие субстанции в философии Нового времени. Декарт, Гассенди, Спиноза, Локк предприняли попытки, направленные на уточнение и изменение его содержания. В первую очередь это касалось аристотелевско-схоластического представления о множественности субстанций (сущностей). Декарт, понимая под субстанцией то, что не нуждается для своего существования ни в чем, кроме самой себя, свел их число к трем: несотворенной мыслящей (Бог), сотворенной мыслящей и сотворенной протяженной (телесной).

Мышление и протяженность соответственно являются атрибутами второй и третьей субстанций. Число атрибутов также было сведено им к двум главным, от которых зависят все остальные ее свойства. Весь (сотворенный) мир, таким образом, распался у Декарта на две субстанциально (существенно) различные половины. Спиноза, стремясь преодолеть декартовский дуализм телесного и духовного, приходит к заключению о наличии лишь одной субстанции Бога Мыслимая таким образом субстанция имеет бесчисленное множество атрибутов, выражающих бесконечную божественную сущность. Бог как протяженная субстанция предстает перед нами в качестве природы, а как мыслящая — в качестве духа. В отличие от Декарта и Спинозы, Лейбниц предпочел в своей онтологии объяснить разнообразие природы допущением о бесконечном плюрализме субстанций-монад. Д. Локк обратил внимание на неясность понятия субстанции и поставил вопрос о том, как образуются в душе идеи субстанции вообще. Его ответ заключался в том, что субстанцией мы называем некоторый неопределенный носитель («подпорку») простых идей, сочетание которых образует вещь.

Формирование понятия материи шло в основном параллельно процессу развития понятия субстанции («параллельность» здесь не следует понимать строго геометрически), временами сближаясь и даже совпадая с ним. Если сравнивать эти два понятия формально-логически, то можно сказать, что их объемы частично пересекаются. То есть в некотором смысле они совпадают, а в некотором нет. Например, верным будет утверждение. что материя есть телесная субстанция. Однако если подойти к этому вопросу исторически, то ответ будет таким: для некоторых философов материя и субстанция — одно и то же, для других — нет. Отождествление материи и субстанции присуще прежде всего материализму, для него материя — сущность природы, причина самое себя и источник бытия всех вещей. Но ни Аристотель, ни неоплатоники между материей и субстанцией знака равенства никогда бы не поставили, так как различали их и по смыслу (первое — сущность и самостоятельное бытие, второе — нет), и по терминам (первое — «поле», второе — «гипостасис»). И есть третья группа философов, которые увидели бы в сближении рассматриваемых понятий определенный смысл. Таковой могла бы быть позиция Декарта и Спинозы. Декарт мог бы увидеть, что материя — всею лишь другое название для его протяженной субстанции, что и сделали некоторые его интерпретаторы. А Спиноза мог бы согласиться, что его Бог-субстаниия, взятая в аспекте атрибута протяженности, открывает перспективу натуралистического ее понимания в качестве материи, стоит только вынести «за скобки» Бога,— что и осуществили некоторые интерпретаторы философии голландского мыслителя.