Брадке е.Ф. Фон. Автобиографические записки // Аракчеев: Свидетельства современников. – м.: Новое литературное обозрение, 2000. – с. 109.

Императора Александра I весьма часто и болезненно смущала мысль, что солдат, выступая на защиту отечества, лишен даже утешения предоставить своей жене и детям особый кров, где он мог бы с уверенностью найти их по окончании службы. Многие планы возникали в умах его приближенных, чтобы пособить этой нужде, но они все оказывались неудобоисполнимыми, тем более что потребные к тому денежные суммы во многом превышали действительные средства государственной казны. Наконец остановились на той мысли, что следовало воспользоваться находящимися в Новгородской губернии обширными поместьями казенного ведомства для доставления нескольким полкам постоянных квартир, где бы они могли в мирное время заниматься хлебопашеством и ремеслами, пользуясь полным благосостоянием, причем и военные упражнения продолжались бы своим чередом, так что их участие в войне также от этого не пострадало бы, но, напротив того, защита собственного очага еще могла усилить их мужество. Этот проект удостоился полнейшего одобрения Государя: его доброжелательной душе рисовались в будущем идиллии, садики и овечки. Но граф Аракчеев сначала был решительно против этого и был вынужден изъявить свое невольное согласие лишь из опасения, что тот, кто примет на себя выполнение этой любимой мечты, может сделаться его опасным соперником.

Турчин в.С. Александр I и неоклассицизм в России: Стиль империи или империя как стиль. – м.: Жираф, 2001. – с. 83.

Аракчеев входил в планы Императора как инструмент для проведения внутренней политики. Он должен был организовать низы общества, превращая крестьянскую массу в людей служивых. Верхними же слоями общества Александр намеревался заняться сам, примеривая к ним различные свои проекты. Собственно, ему казалось, что в условиях социального замирения можно заняться и осуществлением конституционных программ. Характерно, что в свои программы он Аракчеева никогда не посвящал, или же, если имел намерение осуществить что-либо, предупреждал того чуть ли не за день. Так, в августе 1814 года он писал в Грузино, резиденцию Аракчеева: «Пора нам, кажется, за дело приняться, и я жду тебя с нетерпением». Это понятно; ему понадобился человек-«баланс», ибо, как он говорил в Польше: «Я человек, всегда верный либеральным идеям, которых я никогда не покину».

Лотман ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). – сПб.: «Искусство – сПб», 1994. – с. 191, 193.

В армии павловской и александровской эпох была форма, ориентированная на зрелищность, но воспринимавшаяся как антипод и полная противоположность боя. Это был парад.

Парад строго регламентировал поведение каждого человека, превращая его в безмолвный винтик огромной машины. Инициатива перемещается в центр, на личность командующего парадом. Тимофей фон Бок, имея в виду павловские замашки Александра I, писал: «Почему император так страстно любит парады? Почему тот же человек, которого мы знали во время пребывания в армии в качестве незадачливого дипломата, превращается во время мира в ярого солдата, бросающего все дела, едва он услышит барабанный бой? Потому что парад есть торжество ничтожества, и всякий воин, перед которым пришлось потупить взор в день сражения, становится манекеном на параде, в то время как император кажется божеством, которое одно только думает и управляет».

Если бой ассоциировался в сознании современников с романтической трагедией, то парад отчетливо ориентировался на кордебалет. Александр I был равнодушен к драматическому и оперному театру – всем видам зрелищ он предпочитал парад, в котором отводил себе роль режиссера, а много тысячной армии – огромной балетной труппы. «Фрунт⁴» был наукой и искусством одновременно, и соображения красоты, «стройности» всегда оказывались тем высшим критерием, которому все Павловичи^ приносили в жертву и здоровье солдат, и свою собственную популярность в армейской среде, боеспособность армии. Конечно, легкомысленно было бы видеть в этой устойчивой склонности лишь проявление личных свойств Павла и его сыновей: парад становился эстетизированной моделью идеала не только военной, но и общегосударственной организации. Это был грандиозный спектакль, ежедневно утверждающий идею самодержавия.