2. Из «Пискаревского летописца»

О опришнине. Того же году, попущением божием за грехи наши, возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии на все православное християнство по злых людей совету: Василия Ми­хайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину: разделение земли и градом. И иных бояр и дворян и детей боярских взяша в оприш­нину, а иным повеле быти в земских. А грады также раздели и многих выслаша из городов, кои взял в оп­ришнину, и из вочин и ис поместей старинных. А сам царь живя за Неглинною на Петровке, а ходиша и ездиша в черном и все люди опришницы, а в саадацех помяла. И бысть в людех ненависть на царя от всех лю­дей и биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти. И присташа ту лихия люди ненавистники добру: сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя, по грехом словесы своими, погибоша. Стали уклонятися князю Володимеру Андреевичю. И потом большая беда зачалася. <...>

О первой казни. Лета 7078¹ положил царь и великий князь опалу на многих людей и повеле их казнити розными казньми на Поганой Луже. Поставиша стол, а на нем всякое оружие: топоры и сабли и копия, ножи да котел на огне. А сам царь выеха вооружася в доспехе и в шоломе и с копием и повеле казнити дияка Ивана Висковатово: по суставом резати, а Никиту Фуникова дияка же варом обварити, а иных многих розными муками казниша. И всех 120 человек убиша грех ради наших. <...>

О походе и о казни навгородцкой. Того же году ходил царь и великий князь Иван Василье­вич всея Русии в Новгород гневом и многих людей Навгородцкия области казнил многими розноличными казньми: мечем, огнем и водою. И в полон велел имати и грабити всякое сокровище и божество: образы, и книги, и колокола, и всякое церьковное строение. И оттоле пошол во Псков и хотел то же творити: казнити и грабити. И единаго уби игумена Корнилия Печерскаго да келаря. И прииде к Никуле уродивому. И рече ему Никула: «Не замай, милухне², нас и не пробудет ти за нас! Поеди, милухне, ранее от нас опять. Не на чом ти бежати!». И в то время паде головной ар­гамак. И князь велики поеде вскоре и немного зла сотвори.

О приходе крымского царя к Москве. В лето 7079-го³, попущением божиим за грехи християнския, прииде царь крымский на Рускую землю. И преже прииде на Тулу и пожег посады. И от Туле поиде к Оке реке на Серпухов и перелез Оку тут и по­шел к Москве. А у города посады пожег. А воеводы по­шли изо всех городов к Москве: князь Иван Бельской Дмитреевич с товарищи. А царь и великий князь Иван Васильевич пошол был в Серпухов да услышал, что царь прииде к Оке реке, и он побежал в Слободу, а ехал на Бронницы да в Слободу, а и[з] Слободы побежал был в Кирилов. Да как царь пошел, и он воротися к Москве. И прииде царь крымской к Москве и Москву выжег всю, в три часы вся згорела и людей без числа згорело всяких. <...>

И, как царь крымской поиде от Москвы, и прислал послов к великому князю по выход. И князь велики нарядился в сермягу, бусырь⁴ да в шубу боранью и бояря. И по­слом отказал: «Видишь де меня, в чем я? Так де меня царь зделал! Все де мое царьство выпленил и казну пожег, дати де мне нечево царю!». <...>

Того же году¹ о цар­стве царя Семиона. Произволением царя и вели­кого князя Ивана Васильевича, сажал на царьство Мо­сковское царя Семиона Беидбулатовича и царьским венцом венчал в Пречистой большой соборной на Моск­ве. А жил Семион на Взрубе за Встретением, где Розстрига жил. А сам князь велики жил за Неглинною на Петровке, на Орбате, против Каменново мосту старово, а звался «Иван Московский» и челобитные писали так же. А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех. А бояр себе взял немного, а то все у Семиона. А как приедет к великому князю Семиону, и сядет да­леко, как и бояря, а Семион князь велики сядет в царьском месте. И женил его, а дал за него Мстисловского дочерь кнегиню Анастасию, а свадьба была на Москве на Взрубе, а все по царьскому чину, а венчали в Пречистой большой митропалит. А жития его было з год и больши да и опять его сосла и дал ему Тверь и Торжек в удел. А говорили нецыи, что для того сажал, что волхви ему сказали, что в том году будет пременение: московскому царю смерть. А иные глаголы были в людех, что искушал люди: что молва будет в людех про то. <...>

Пискаревский летописец // Материалы по истории СССР. –М.: Изд-во АН СССР, 1955. –

Вып. II.– С. 76, 78-82