Раздел 3. Социум как полевая структура. Политическое поле

Постнеклассическое мышление вторглось в сферу социального познания стремительно и властно. Однако большинство отечественных социологов и политологов все еще остаются в рамках классической парадигмы социального познания. Для того, чтобы провести границу между этими конкурирующими парадигмами обратимся к следующему примеру.

В начале ХХ века стало понятно, что материя может существовать в двух основных формах: в виде вещества и в виде поля. Оказалось, что электрон ведет себя совершенно парадоксальным образом, т он выступает как корпускула, т.е. локализуется в пространстве, то растекается, теряя пространственные очертания. Для того, чтобы объяснить это противоречие пришлось вводить принцип дополнительности, а по сути «принцип абсурдности» физического бытия. В 60-е годы ХХ века этот принцип был распространен на представления о человеческой психике, благодаря работам теперь уже классиков трансперсональной психологии С.Грофа. К.Уилбера, Р.Уолша, Ч.Тарпа, В.Налимова и др. Благодаря работам П.Бурдье, Ж.Бодрийяра, А.Шюца, М.Фуко, Ж.Ф.Лиотара, Ж.Делеза, Ф.Гваттари и др. представления были перенесены на социальное бытие, которое открылось для них не только и не столько как социальльное «вещество», но, прежде всего, как социальное «поле».

Другими словами переход от классической к постнеклассической парадигме социального познания был связан с переходом от представлений об обществе как некоей институализированной системы к пониманию его как многомерной сложноорганизованной «полевой» структуры. В то же время идеи об открытости и неравновесности социальных систем были созвучны открытиям, совершенным в синергетике и общей теории систем (И.Пригожин).

Необходимо подчеркнуть, что когда в современном социальном познании начали использовать понятие «поле», то аналогией для него выступает не сельскохозяйственная делянка, не поле битвы, а структура, аналогом которой выступает электрон или фотон, существующие во втором модусе - «невещественности». На этом основании сегодня политику рассматривают то в ее институализированной форме («правила игры»), то как непосредственную «игру» по этим правилам, для описания которой необходимы принципиально новые понятия-метафоры, такие как «политическое поле», «позиция и диспозиция в поле», «политический капитал», «культурный», «медиа-капитал» и другие.

Расширение инструментария, исследующего и описывающего современную политику, вызвано также изменением границ в политике под влиянием все большей политизации средств массовой информации и коммуникации, возрастающей ролью символических и информационных инвестиций и обме­нов в политике, давления медиа-поля власти на политических агентов и игроков. Возрастающая медиатизации политики все в большей степени открывает ее человеческое измере­ние. Постмодернисты пытаются раскрыть эту глубину и сложность современного информационного социального и политического пространства.

Политическое мышление, как и мышление западного человека вообще, изначально является топо­логическим: политолог мыслит свой объект (политическую систему), как некое локализованное во времени пространство, прилагая к нему пространственные характеристики, применяя простейшую линейную шкалу — право/лево, и, тем самым, уже определенным образом ограничивает и структурирует политические процессы и определяет векторы его развития и ориентиры своего возможного участия в политике.

Подобные ориентации на пространственную и временную локализа­цию политики фиксируются в разных формах полити­ческого и научного языка: «верхи и низы», «центристы, правые и левые», «ядро и периферия», «вне политики». Современный политический дискурс активно использует понятие «поле» - говорят о конституционном, правовом поле, политическом, информационном поле и т. д. Аналогичным образом в политическом языке обнаруживает себя тенденция к выделению того или иного вида социальной практики в особое про­странство деятельности и игры со своими границами, специфической компетенцией и, соответственно, правом (и ограничением права) на вход в эту сферу деятельности, со своей специфической логикой игры, за­конами и институциями. В подобном смысле понятие политического поля используется в современной поли­тологии: говорят о поле партий, о поле голосования, электоральном поле и т. д.

В новейшей литературе по социальным и политическим наукам, прежде всего в работах французских авторов, опирающихся на идеи М. Вебера, таких как П.Бурдье, Д.Шампань и др., поня­тие поля, в частности политического поля, используется в специфическом и в более содержательном смысле. Изу­чаемую политику вписывают в поле, в котором, в силу возникающих в нем внутренних законов, политика - политические события, агенты, институции - произво­дятся и воспроизводятся. Это позволяет осветить сле­дующие проблемы: как «производятся» (возникают, создаются) политические группы и «субъекты» - пар­тии, группы давления, группы интересов; как «производятся» в политике интересы, и почему тот или иной интерес становится именно политическим; почему в од­ном обществе или на том или ином этапе жизни дан­ного общества могут доминировать классовые формы политики (страны Западной Европы), в другом случае - идеологические со слабо выраженными классовыми критериями (США), в третьем - политика приобретает форму этнополитики (страны Восточной Европы), а в четвертом случае - олигархически-вертикальные и регионально-клановые формы политики (Россия, страны СНГ, постколониальные государства).

Согласно такого подхода общество можно рассматривать как сложную полевую структуру, как многомерную систему различ­ных полей - поля экономики, социально-классового и государственно-бюрократического поля, поля литерату­ры и науки и т. д. Социум может быть уподоблен некоему жидкому кристаллу, в каждом социальном поле, как в кристаллической структуре существую некие «оси»: «ось о власти, господства и подчинения» «ось капиталов» (культурный капитал признанного писателя в литературном поле, научный капитал известного ученого, экономический капитал в поле производственной дея­тельности, криминальный капитал, духовный капитал морального авторитета), «ось легитимности», «ось производства и потребления» и т. д.

В каждом поле действуют свои властные отношения и иерархии, структурные давления и цензы (право на допуск в то или иное поле, право на то, чтобы стать профессионалом), специфические формы борьбы за легитимность/признанность в поле (за признание в литературе, в науке, в политике) и за легитимность и границы самого поля.

Социум при таком подходе уподобляется некоей сверхсложной системе магнитов, силовые поля которых сопряжены взаимодействием и взаимооталкиванием. Тогда социальное пространство можно рассматривать как пересечение действия неких социальных сил, внутри которых агенты борются за различные формы капитала и выгодные (эффективные) позиции внутри каждого из полей, доминирование или привилегии.

Таким образом, в современной политологии под политическим полем понимается пространство политических позиций в данном обществе и объектив­ных связей между этими позициями, специфических для каждого поля капиталов и ресурсов, а также пространство политических агентов, зани­мающих те или иные позиции в политике.

Агенты, действующие в пределах политического поля (партии, группы интересов, группы давления, СМИ и т. д.), представляют собой некое подобие социальных «магнитов», а их позиция и потенции – подобие давления силового поля. За­нимая, выбирая и используя определенные позиции, агенты борются в политическом поле за некие блага - статус, призна­ние, легитимность, власть; за позиции доминирующих и влиятельных групп.

Конструирование относительно автономной системы политического производства и обмена (политических отношений) означало бы установление (определение) позиции, распределение агентов (группы) по позициям и обнаружение их позиционных свойств. Свойства, в свою очередь, способны придавать своим владельцам (носи­телям) силу и власть в данном поле. С этой точки зрения позиция есть объективированное распределение власти, активированной в каждом отдельном поле. Позиции и позиционные свойства агентов, которые выступают как носители силы и власти в этом поле, составляют его внут­реннее пространство.

Взаимодействующие и противоборствующие агенты и группы агентов опреде­ляют соответствующим образом свое место в силовом поле социального пространства благодаря «социальному капиталу», под которым понимается всякая социальная энергия, способная производить эффекты и активировать (производить) свойства агентов, придавая им силу и влияние в поле и способность занять в нем ту или иную позицию. Капитал - это то, что люди ценят и за что борются, это одновременно ресурсы, инструменты и место в поле конкурентной борьбе, которые различные политические агенты и институции аккумулируют в процессе борь­бы ценой групповых усилий и специфических стратегий.

Современный политолог, вооруженный постмодернистской методологией, рассматривает социум, используя теорию поля и его законов, теорию самоорганизации и открытых систем.

Практические группы в по­литическом поле - это исторически определенные кол­лективы агентов, мобилизованные в коллективное сущест­вование из разрозненного существования индивидов для совместной борьбы и обладающие единством действий. Невладение экономическим капиталом и позиция под­чиненных в поле экономики и в поле классов (что харак­терно, как известно, для лиц наемного труда) могут быть компенсированы мобилизацией в группу политического профиля и концентрацией специфического капитала в виде институции - партии массового типа.

Каждому полю соответствует свой капитал: эконо­мическому - экономический, культурному - культур­ный, полю политики - политический капитал. Универ­сальной формой капитала является символический капитал, основанный на репутации, на представлении, на публичном мнении. Символический капитал - фор­ма, которую должны принять различные виды капитала для того, чтобы их воспринимали и признавали как легитимные. Прежде чем стать экономическим капита­лом, в поле экономического производства должны быть осуществлены операции по «мобилизации веры» в цен­ность экономических стоимостей (например, с помо­щью рекламы), в литературно-художественном поле - в ценность того или иного жанра или стилистического приема, в поле политики - в ценность демократиче­ских процедур и, в частности, в ценность общественного мнения.

Советская политическая система легитими­ровалась верой граждан в научное обоснование построения «справедливого общества». Переход же к демократии, прежде чем мате­риализоваться в плоскости реальной политики, сопровождался резкой «сменой вех» - борьбой за новые пра­вила легитимности политики (между «демократами» и «коммунистами») и мобилизацией веры в общественное мнение, а также «выбором электората», ставшим в но­вых условиях высоколиквидным политическим ресур­сом. Это резко изменило способы и формы производст­ва политики и структуру политического поля. Основной формой политического капитала стали голоса избирате­лей, общественное мнение, символический капитал, или капитал легитимации. Возникла «мобилизующая вера» (М.Вебер) в ценность опросов общественного мнения и формируется субполе сил борьбы за общест­венное мнение, его навязывание (состязание рейтингов). В результате в политическую деятельность вводят­ся новые специфические компетенции и политические свойства - иметь рейтинг, определять мнение, форми­ровать имидж. Возникают специализированные институ­ты по производству мнений (ЦИОМы), появляются экс­перты, консультанты и другие «монополисты» средств производства и рациональной обработки общественного мнения. В свою очередь, образуется поле сил и борьбы за тот или иной тип легитимного мнения - субполе ме­диа-власти, - которое само становится полем - давле­нием сил, структурных принуждений власти, партии, политиков, вынужденных включиться в борьбу в этом субполе и участвовать в символической борьбе за соз­дание своего легитимного образа. Так неизбежно воз­никает новое пространство политики, где производятся и потребляются значимые политические события, об­новляются институты, переструктурируются капиталы (уменьшается значение партий и, соответственно, уве­личивается значение СМИ и медиа-капитала), изменя­ются стратегии агентов, Изменяются также границы политического поля, его точки контакта с другими по­лями. Оно становится более чувствительным и зависи­мым от символического капитала, от поля культурного и образовательного производства, от логики, характер­ной для художественного поля (в частности, стилистика театра проникает в политическую деятельность, а стра­тегии, характерные для художественного поля, берутся на вооружение политическими агентами).

Любое поле - место символической борьбы, целью которой являются сами представления о социальном мире и, в частности, об иерархии внутри каждого поля и между различными полями. Функция символического капитала и символической власти состоит в том, что с их помощью пытаются узаконить (легитимировать и лега­лизовать) власть в поле путем конструирования и навя­зывания «правильного», «должного» определения соци­ального мира.

Борьба между политическими агентами за конструирование «правильных» взглядов и представ­лений сопровождается стремлением к навязыванию и признанию в качестве легитимных тех или иных представлений о политическом поле, классификациях и деле­ниях социального мира.

Какие деления существуют в дан­ном обществе? Какие различия можно считать основными или признанными в качестве таковых - религиозные, этнические, национальные, территориальные, классовые? Может случиться так, что при наличии социально-классовых различий по оси наемный труд/экономи­ческий капитал, бедные/богатые в качестве легитимных будут признаны и приняты иные, например, этнорегиональные различия. И тогда политические агенты будут мобилизовываться на энтополитической основе, и ос­новной формой политики будет этнополитика.

В политическом поле разыгрывается борьба, с одной стороны, за «монополию разработки и распространения принципа разделения социального мира и тем самым мобилизации групп» (П.Бурдье); с другой - за моно­полию применения объективированных средств и ин­ститутов власти, то есть за власть над органами госу­дарственной власти (государственная администрация, правительственные посты и т. д.). В современных пар­ламентских демократиях собственно политическое поле отделено от государственно-административного (бюро­кратического), и борьба в поле политики является борьбой за допуск к использованию институциализированных в государстве политических ресурсов - права, армии, государственных финансов, полиции, то есть за правительственную власть.

Иначе говоря, вопросы о классификации являются ставкой соперничества в политическом поле между за­интересованными силами, и позиции по отношению к той или иной модели классификации представляют со­бой стратегическую возможность закрепиться в полити­ке в качестве влиятельной силы.

Политическое поле представля­ет собой пространство стратегических возможностей, объективно предлагаемых на выбор агентам в форме позиций. Иначе говоря, позиции - это формы страте­гических, выгодных, эффективных возможностей, которыми могут располагать, и на которые могут пре­тендовать участники политического процесса. Структура поля и его границы определяются в каждый данный момент балансом между этими видами отношений и распреде­лением капиталов в поле. Выбор и размещение в той или иной политической позиции зависит от места группы, которое она занимает в смежных полях, и от тех видов капитала (экономиче­ского, культурного, бюрократического и т. д.), которым она владеет или может распоряжаться.

Агенты способны размещаться как минимум в двух полях - экономиче­ского и культурного производства. Размещение (позиционирование) агентов в различных полях, как и рас­пределение капитала внутри каждого из них, приводит к различным перекрестным структурам распределения капиталов, в результате чего структурируется все обще­ственное пространство.

Например, интеллигенция, обладая образовательным капиталом и занимая господствующее положение в по­ле культурного производства, находится в поле эконо­мического производства в подчиненном положении внутри господствующего класса владельцев экономиче­ских средств производства. Из этого вытекает специфи­ческая, смешанная, неустойчивая позиция этой соци­альной группы, которая, относясь к доминирующим классам в социально-классовом поле, в поле полити­ки занимает, как правило, противоположные позиции, аналогичные позициям подчиненных групп.

Соответствие между позициями и практиками аген­тов устанавливаются при посредстве габитусов и диспо­зиций. Габитус в данном контексте - это обычные схемы существования и деятельности социальных классов, групп и их отдельных представителей. Диспозиции, или «поле позиций точек зрения» (П.Бурдье) - это системы схем восприятия и оценивания практик (См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995. С. 89-91). Могут наблюдаться рассогласован­ные габитусы либо рассогласованность позиций/диспо­зиций и габитуса. Рассогласованный габитус может иметь место, если привычная ритмика и схемы жизни не поспевают за резкими изменениями общественной системы и структуры полей (поэтому, в частности, стар­шее советское поколение плохо адаптируется к нынешним рыночным новациям, что провоцирует в этой группе накопление потенциала протестного поведения и голосования).

Вся история политического поля постоянно пред­ставлена в двух формах: материализованной - в инсти­туциях (партии, профсоюзы, освобожденные работники партийного и профсоюзного аппаратов) и в инкорпори­рованной - диспозициях и представлениях, практиче­ском чувстве политических деятелей, усилиями которых функционируют эти институты.

Классические политологические и социологические школы рассматривают институты как набор ролей, оп­ределяемых правилами, в согласии с которыми ведут себя участники (См.: Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С. 80). В теории поля институционализация рассматри­вается как результат действующих в поле эффектов объ­ективации: предметы, существующие первоначально только в инкорпорированном состоянии (внутреннем, невыраженном) - в форме диспозиций, схем воспри­ятия и классификаций (правый - левый, высокий - низкий, массовый - элитарный) объективируются в позиции в поле и организуют (мобилизуют) коллективное действие. Прежде чем группа или партия возникнет в поле как институция, она предварительно существу­ет в форме представления о группе, агенте, субъекте, партии. Отсюда и символическая борьба по поводу видения, представлений, схем восприятия в поле поли­тики, поскольку именно признанное и легитимное представление имеет возможность институционали­зироваться в поле в качестве институции, агента. Отсю­да и частичные недотерминированность, открытость и неопределенность политики, размытость ее границ.

П.Бурдье считает, что партии - это институционализованные политические агенты, специаль­но предназначенные вести символическую борьбу, по­стоянно мобилизуя путем обязующих предвидений максимальное количество агентов, которые имеют еди­ное видение социального мира (См.: Бурдье П. Социо­логия политики. М., 1993. С. 193).

На процесс институционализации политического поля влияют эффекты владения/невладения политиче­ским капиталом. Владельцам экономического капитала нет большой нужды организовываться в группу в поле политики, свои интересы они могут «продавить» путем инвестирования финансовых ресурсов в приобретение голосов, политическую рекламу. Поэтому в лучшем случав бизнес ограничивается ассоциациями, группами давления, лоббистами, наконец, партиями-ассоциациями. В то же время агенты, лишенные экономического капитала, для отстаивания своих интересов вынуждены создавать массовые партии, ориентированные на завоевание власти и предлагающие своим активистам и избирателям доктрину и программу действий. Они способны также накапли­вать специфический партийный капитал (в виде аппа­рата освобожденных работников, постов и т. д.).

Формирова­ние мощного медиа-поля, способного к значительному накоплению и реинвестированию символических капиталов, подрывает значение классического (партийного) поля политики, делает границы политического поля бо­лее прозрачными и податливыми для обменов с эконо­мическим (вложение финансов в производство печатной и телепродукции) и полями художественного, театрального и других производств (варианты теледемо­кратии с доминированием всевозможных политических ток-шоу, о чем конкретнее будет сказано далее).

Политический капитал - это форма символического капитала, кредит, основанный на вере и признании и на бесчисленных кредитных операциях, с помощью кото­рых агенты наделяют человека или институцию той са­мой властью, которую они за ним признают (М.Вебер, П.Бурдье).

Институциональный политический капитал - это вид политического капитала, который институционализиру­ется в постоянных институциях, организациях, мате­риализуется в политических машинах, партийных бюрократиях, постах и средствах мобилизации, доходных политических должностях, в партийном и государст­венном аппарате и делегируется представителям инсти­туций.

Массовое вторжение масс-медиа вызвало споры идеологического порядка об их соответствии демокра­тической модели общества. Некоторые авторы сочли, что телевидение не является препятствием политиче­скому плюрализму; в то же время другие увидели здесь возможность «захвата информационного пространства» или говорят о «технотронном обществе» (3.Бжезинский). С другой стороны, представители нео­марксизма (Т.Адорно, Ю.Хабермас) пессимистически смотрят на вторжение масс-медиа; они будто бы только то и делают, что поддерживают логику манипулирова­ния.

Общеизвестно, что знания и информация, а также средства их получения и распространения составляют культурно-информационные ресурсы власти. В совре­менном мире, как считает известный американский со­циолог Д.Бэлл, «знания и информация становятся стратегическими ресурсами и агентом трансформации постиндустриального общества» (Д.Бэлл Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. М.,1986. С. 335). Ин­формационная власть в определенных условиях оказы­вает доминирующее влияние на общество. Ее монополизация какой-либо группировкой может обес­печить ей победу на выборах и сохранение господства в обществе, даже при неэффективной экономической и социальной политике. Это во многом объясняет при­стальное внимание властных структур к масс-медиа.

С другой стороны, доступ к информации является условием свободы, а свобода СМИ выступает в качестве одного из основополагающих принципов открытого общества. Именно масс-медиа демократических госу­дарств удерживают власть от злоупотреблений, высту­пают своеобразным гарантом от разгула коррупции. Хо­чет власть того или нет, но она всегда генерирует символы, которые нередко работают против идей той же власти. «Разборки» во властных структурах, сообще­ния в прессе о коррумпированности руководителей разных уровней подрывают веру в государственных ли­деров. Устанавливая законы и нормы (социальный регламент), власть обязана им следовать и немедленно из­бавляться от тех, кто их попирает. Именно пресса часто начинает «копать» под весьма известных политиков.

В настоящее время в связи с появлением на свет, кассет и кабельного телевидения многие исследователи говорят об информационной или телекоммуникацион­ной революции. Следствием этого стала замена одно­линейной связи между отправителем информации и ее получателем многофункциональной и диалоговой свя­зью с новыми, гораздо более высокими возможностями информационного обмена. Это вызвало и далеко идущие социальные последствия. Теперь при помощи технологии «двусторонней связи» могут проводиться опросы обще­ственного мнения, референдумы с подведением резуль­татов сразу же по их завершении, что вносит принци­пиально новые коррективы в политический процесс. Популярность этих приемов на Западе возрастает, и политологи оценивают их как средства всеобщей демо­кратизации. Так, например, О.Тоффлер отмечает, что данная технология приносит больше плюрализма, не нанося вреда ни одному демократическому институту общества, заменяет представительную демократию «демо­кратией участия». Этот феномен получил наименование «телеполитика», («теледемократия», «видеократия»). По мнению сторонников такой политики, она позволяет гражданам прямо, без делегирования своих прав изби­раемым представителям (депутатам), решать все инте­ресующие их политические и социальные вопросы.

Но с другой стороны, не исключено и нарастание тенденций к символическому (информа­ционному) тоталитаризму с помощью манипулирования настроениями и ориентацией людей, так как техноло­гия двусторонней политической коммуникации дает возможность руководителям опросов, референдумов предопределять ответы заданностью вопросов, легко оперировать полученными результатами в своих целях.

Именно поэтому в осуществлении символьных стра­тегий в современном поле политики огромная роль от­водится средствам массовой информации, особенно те­левидению. Например, установлено, что опросы мнения телезрителей являются не только средством измерения состояния общественного мнения, сколько средством формирования, воздействия на него, мани­пулирования им. Характерно, что это манипулирование осуществляется незаметно для управляемых и не влечет за собой прямых жертв. Общегосударственное манипу­лирование основывается на систематическом внедрении в массовое сознание социально-политических мифов, утверждающих определенные ценности и нормы, вос­принимаемые преимущественно без рационального и критического осмысления.

Существует много приемов лингвистического, языкового, визуального манипулирования, когда для обозначения одних и тех же явлений используют эвфемизмы, а также слова, имею­щие различный оценочный характер и придающий им различную легитимность (нелегитимность) в политиче­ском поле; это позволяет, таким образом, зафиксиро­вать границы политического поля в данный момент или позицию того или иного агента в политическом поле.

По мере все более широкого проникновения стиля и методов коммерческой рекламы в сферу политики, по­литические кампании в СМИ все больше приобретают характер рекламных. В настоящее время в медиа-поле утвердился новый вид профессиональной деятельности - «политический маркетинг», суть которого состоит в следующем. Каждый претендент на выборный пост занимается исследованием конъюнктуры «электорального рынка», оценивает слож­ность проблем и соотношение различных интересов, чтобы определить выгодные позиции для игры в элек­торальном поле. Это первый этап деятельности претен­дента. На втором - происходит выбор стратегии, опреде­ление целей для обработки и «производства» различных групп избирателей, выбор символических ресурсов (тем, проблем, предвыборных заявлений и т. п.), способных привлечь потенциального избирателя, определяется так­тика использования местных и национальных СМИ. Затем наступает этап продвижения кандидатов, или на профессиональном жаргоне - специфического поли­тического «товара». Одно из главных мест здесь занимают СМИ, тем более, что специалисты по коммуникации являются решительными сторонниками применения тактических и технических приемов коммерческой рек­ламы в политической. И одним из факторов, который влияет на избирателей, является интенсивность и эф­фективность рекламной кампании.

Все это свидетельствует об увеличении значения «символической политики», возрастании роли ее теат­рализованных форм, которые основываются на имид­жах, видеообразах, то есть на том, что в современной теории политики называют легитимными перцепциями, производимыми медиа-институтами политического по­ля и монопольными держателями медиа-капиталов. Опыт общественного развития показывает, что масс-медиа могут служить различным политическим целям: просвещать, содействовать осознанному участию в по­литике, либо дезинформировать, духовно порабощать людей. В переходные же периоды (который переживает сегодня постсоветская Украина) роль СМИ особенно велика, ибо без их активного функционирования не­возможно изменить политическое сознание и ценност­ные ориентации населения, добиться широкой под­держки государственной политики. А это означает, что Украина вошла в культурную и политическую зону постмодерна.

Современный мир раскололся на множество микросистем, поэтому невозможно установить универсальные «правила», определяющие смысл традиций, культуры. Но в дезинтегрированном мире происходит навязчивый поиск сообщества, солидарности, что нашло выражение в понятии «неотрайбализм». Как известно, племя - плотно структурированное и интегрированное социальное образование, с упорядоченным и контролируемым членством. Быть внутри или снаружи не являлось функцией индивидуального выбора: за этим следили определенные племенные органы, действующие в соответствии с традицией. «Неотрайбы» эпохи Постмодерна - племена современного мира - создаются принципиально иначе: посредством множества индивидуальных актов самоопределения. Органы управления, призванные руководить теми, кто на это согласен, регулировать членство и т.п. не являются постоянными, не обладают всей полнотой полномочий, слабо контролируют приемы исключение членов. Само «подданство» плохо обозначено и эфемерно. «Племя» разваливается так же быстро, как и формируется. От «членства» легко отказаться, оно не связано с долговременными обязательствами. Оно не предполагает специальной процедуры приема, строгих правил. Сообщество легко может быть распущено без какого-либо разрешения или предупреждения. «Неотрайбы» существуют исключительно в силу индивидуальных решений продолжать носить символы племенной принадлежности. «Неотрайбы» - это средство и «ментальный осадок» индивидуального самоопределения.

Как отмечает один из немецких исследователей Постмодерна Г.Рормозер, в политической сфере современной Германии происходят весьма симптоматичные перемены: сложность, перед которой стоят партии, заключается в том, что им становится все труднее определить свое самопонимание и свою политическую идентичность. Эта проблема касается всех партий, в результате чего во все большей мере наносится ущерб их способности к действиям. Они уже не в состоянии обеспечить внутреннее согласие и идентичность. Их внутренний упадок приводит к тому, что и государство, в значительной мере представляемое и поддерживаемое этими партиями, а значит, и конституционная и государственно-правовая субстанция вовлекается в эту засасывающую и прогрессирующую эрозию доверия и легитимности. Налицо кризис политической идентичности, который, являясь проявлением кризиса индивидуального сознания, находит отражение в сфере глобальных социально-политических процессов.

В связи с тем, что знания и информация становятся стратегическими ресурсами и агентом трансформации постиндустриального общества, существенным образом изменяется структура «социальной материи», которую более адекватно можно выразить в представлениях, понятиях и метафорах «поля». Институциональные и неинституализированные компоненты общества гораздо основательнее и глубже могут быть описаны в категориях: «политическое поле», «социальный, культурный, политический и симвролический капитал», «медиа-власть», «символическая власть», «габитус» и «диспозиция», «символическая борьба», «символическая политика», «политический маркетинг» и др. Социологи и политологи, имеющие в своем арсенале этот новый теоретический ресурс, являются носителями нового типа рациональности, который может осуществить тот самый принцип дополнительности относительно теперь уже социальной реальности и который может быть назван герменевтическим.