Раздел 9. Социология и политология эпохи постмодерна

В процессе развития социологии сформировались три методологические традиции, или парадигмы (системы коренных принципов, которые сходным образом реализуются в «правилах» научно­го мышления отдельных школ и направлений). Хотя их возникно­вение тесно связано с кризисами естественно-научного познания и поступательной разработкой новых подходов к исследованию, каждая из них не «вымирала» окончательно, а продолжает сосу­ществовать со своими более молодыми «соперницами».

Можно сказать, что социология в своем становлении прошла три основные эпохи развития профессионального (рефлексивного, критичного) мышления, на протяже­нии которых ученые меняли свои представления о том, «что есть наука». В результате сложились весьма отличающиеся друг от друга социологические культуры, или стилистики профессио­нального мышления ученых-обществоведов. К ним относятся: классическая социология, неклассическая, (модернистская) и постнеклассическая (постмодернистская) социология.

Сторонники постмодернистского подхода не являются единомышленниками в традиционном понимании, выработанные ими принципы и методы познания вообще не могут быть «состыкованы» в единую непротиворечивую систему, некоторые из них вообще отрицают научный статус социологии и т.д. Однако их концепции обладают принципиальной новизной и оригинальностью, ярко выраженных на фоне модерной парадигмы социального познания. Постмодернисты определяют новое состояние в социокультурного познания в первую очередь через признаки, которые отличают его от мыслителей предшествующего этапа. Они апеллируют, прежде всего, не к позитивным характеристикам этого состоя­ния, а к тем, которые легче всего можно обозначить как ради­кально отличающиеся от прежних.

Концептуальными особенностями постмодернизма являют­ся следующие:

 акцент на процессах демассификации и дестандартиэации;

 преодоление принципов фордизма;

 отход от прежних форм индустриального производства;

 признание возрастающей плюралистичности общества;

 акцент на проблемах снижения возможности прогнозиро­вать развитие, как отдельных общностей, так и социума в целом;

 признание возрастания неопределенности общественного прогресса;

 акцент на преодолении ранее существовавшего отчуждения;

 об уходе от массовости социального действия;

 изменение роли человека - от движущих им мотивов и стимулов до ценностных ориентации и норм поведения;

 изменение характера восприятия существующей реаль­ности.

(Курбатов В.И. Современная западная социология. Р.-на-Д.. 2001. с.263)

Политологи и социологи считают, что постмодерн обнаруживается в сфере социальной и политической в начале 70-х годов. Относительно более точной даты его рождения единого мнения нет. Многие называют 1972 год, но связывают его с разными событиями: например с выходом в свет книги «Пределы роста», опубликованной «Римским клубом», в которой делается вывод о том, что если человечество не откажется от существующего типа экономического и научно-технического развития, то в недалеком будущем оно испытает глобальную экологическую катастрофу. В целом 70-е годы стали временем самоутверждения постмодернизма.

В 80-е годы постмодернизм распространяется по всему миру, достигает впечатляющего успеха и триумфа. Благодаря средствам массовой коммуникации он становится модой, неким фирменным знаком времени, своеобразным пропуском в круг избранных и посвященных. Вместе с тем, хотя постмодернизм и стал международным явлением, более всего он применим к характеристике культуры Западной Европы, поскольку именно здесь в наиболее четком виде имели место предшествующие ему три эпохи: Античность, Средневековье и Современность. На других континентах эпоха Современности часто оказывается в размытом виде, а в истории США отсутствуют Античность и Средневековье.

В целом можно сказать, что в ХIХ и XX веках человечество шло от одного разочарования к другому, тщетно пытаясь приблизиться к светлому будущему. В ходе эволюции многие идеалы и ценности Просвещения оказались либо не реализованными, либо существенно искаженными. Так в XIX веке экспансия ценностей западного мира на другие континенты осуществлялась не через просвещение и воспитание, но с помощью грубого навязывания и насилия. Действительной движущей силой при этом выступала не цивилизаторская миссия, а экономический и политический интерес.

В результате сложилась мировая колониальная система, основанная на несправедливости, эксплуатации и угнетении. В XX веке разразились две мировые войны, чудовищные по масштабам бедствий, отмеченные варварским истреблением миллионов людей, сделавшие сомнительной саму мысль о гуманизме. Помимо этого человечество прошло через многие другие события и испытания, глубоко изменившие жизнь и мироощущение людей. Два из них заслуживают особого внимания, поскольку именно они во многом объясняют феномен постмодернизма.

1. Первое из них - экономический кризис 30-х годов. Это потрясение вызвало к жизни фашизм, который в свою очередь породил Вторую мировую войну. В то же время кризис изменил характер капитализма и собственно капиталистического производства. Реальная опасность социально-экономической и политической катастрофы заставила господствующий класс пойти на серьезные уступки и коррективы. Благодаря этому производство переставало быть производством ради производства, его непосредственной целью становились не только прибыль, но и потребление, в которое теперь включалось подавляющее большинство населения, раньше в нем не участвовавшее. Новая ситуация объективно вела к снижению остроты прежних социальных конфликтов и противоречий. Она создавала вполне приемлемые для людей условия существования, которые распространялись на две трети общества. Более того, в Швеции предпринимается попытка построить общество «трех третей», то есть общество, в котором все имеют достойные условия существования, что составляет главную особенность так называемого «шведского социализма».

2. Второе важное событие - экологический кризис, начало которого следует отнести к 60-е годам ХХ века. Этот кризис развенчал идею о преобразования и покорения природы как великом предназначении человечества. Казалось бы достигнутая победа человека над природой оказалась на самом деле мнимой, пирровой, равносильной поражению. Глобальный экологический кризис парализовал человеческий дух, уничтожил прежний футуризм, устремленность в светлое будущее, ибо это будущее оказалось слишком пугающим. В равной мере экологический кризис обесценил открывшиеся возможности общества потребления. Он как бы отравил положительные и привлекательные стороны такого общества, создав ситуацию, похожую на пир во время чумы. Кризис все сделал хрупким и обреченным, а человечество впервые в истории растерялось, потеряв путеводные знаки, вектор исторического развития оказался направленным в никуда. Возникшее чувство обреченности и оборванности, незаконченности и беспомощности перед лицом непонятного и пугающего будущего наложило неизгладимый отпечаток на лицо современной цивилизации. Проявившись вначале в сфере эстетической культуры - архитектуре, литературе и искусстве, - затем оно стало распространяться и на другие сферы, в том числе отразилось на социальной структуре общества и в механизмах управления общественными процессами.

3. Третий важный фактор возникновения постмодерна - фундаментальные политические трансформации ХХ века: это, прежде всего возникновение и разрушение тоталитарных режимов (Германия, СССР, Китай), возникновение двухполюсной, а затем многополюсной мировой политической системы, начало столкновения цивилизаций, выступающих как автономные и замкнутые культурные и религиозные миры. Новая культурная парадигма заявляет о себе в изменившихся параметрах мировой политики, реформированной в результате двух мировых войн, вызвавших в ХХ веке беспрецедентный общекультурный разрыв. В области мировой политики прежняя политическая констелляция модерна – мировое господство европейских держав - была подорвана в результате первой мировой войны, на смену этому пришло господство сверхдержав - США и СССР, которые сами, все больше втягиваясь в критическую ситуацию, уже не могли неограниченно проводить свою линию даже в пределах собственных сфер влияния.

В результате, формируется постмодерная (пост-колониальная, пост-империалистическая) констелляция в сфере мировой политики. Вместе с ней возникает полицентричный мир, пронизанный (благодаря современным средствам массовых коммуникаций) сетью многообразных взаимосвязей. В этой новой политической системе «третий» и «четвертый» миры не уступают по важности «первому» и «второму», а некогда считавшиеся универсальным средством решения политических проблем войны, после столь масштабного и жестокого опыта, все в большей степени стали восприниматься как бесчеловечные, бессмысленные и самоубийственные акции. В новых условиях становятся архаикой представления об историческом миссионерстве классов, народов, культур, цивилизаций, которые в свою очередь уступают место теории «конвергенции культур». На место представлений о монополярном мире приходят представления представления о биполярном, а потом и многополюсном мире. Мировой «порядок» трансформируется в мировой «хаос», в котором стираются прежние границы, структуры, иерархии, векторы, конфигурации и т.д.

Благодаря указанным причинам, человеческая культура в ХХ веке потеряла свою «определенность», т.е. человеческий мир стал многомерным, многополюсным, неравновесным, эволюционирующим. Синергетика, обнаружившая эти характеристики, прежде всего в материальных и живых системах, создала язык научного дискурса также и для описания культурных, социальных и политических систем. Поэтому постмодернистская социология и политология отказывается от строгих «научных» понятий классической парадигмы, отражающих жестко детерминированные процессы и жестко структурированные системы, их место занимают представления расплывчатые, «метафорические», «образные», «ненаучные», «нестрогие». Пришло время изучать общество не просто как некую «социальную корпускулу», аналогом которой выступает вещество, но, прежде всего, как «социальное поле» - «культурное», «политическое», «правовое», «электоральное» и т.п.

С другой стороны, общество, возникшее в результате фундаментальных трансформаций, стали рассматривать как некий гипертекст, некую семиосферу, смысловую гиперструктуру, для анализа которой оказались пригодными герменевтические процедуры. Другими словами, в понимании общества произошел «синергетический» и «лингвистический поворот».

4. Превращение политики в игру. Важную черту жизни общества эпохи постмодерна составляет театрализация. Она также охватывает все области жизни. Практически все сколько-нибудь существенные события принимают форму яркого и эффектного спектакля или шоу. Театрализация пронизывает политическую жизнь. Политика при этом перестает быть местом активной и серьезной деятельности человека-гражданина, но все больше превращается в шумное зрелище, становясь местом эмоциональной разрядки. Политические баталии в современном обществе не ведут к революции, поскольку для этого у них нет должной глубины, необходимой остроты противоречий, достаточной энергии и страстности. Политика в постмодерном обществе становится все менее опасным занятием. В ней уже не встает вопрос о жизни или смерти. Она все больше наполняется игровым началом, спортивным азартом, хотя ее роль в жизни общества не уменьшается, но даже возрастает.

Политическая реальность в ХХ веке выявила присущую ей многомерность, сложность, неупорядоченность, непрозрачность, исследователи стали в ней видеть сверхсложную систему, которую невозможно охватить одним обобщающим взглядом и отразить в виде единой непротиворечивой модели. Поэтому важнейшей задачей социологов и политологов является интерпретация отдельные явлений, событий, фактов, для уяснения общего хода политического процесса.

5. Новые механизмы социального управления. Тоталитарная модель общества претендовала на всеобщность и универсальность, осуществление этого проекта возможно с помощью власти с универсальными полномочиями. В современном обществе либеральной демократии такой власти нет. Напротив, эрозия и ослабле­ние государственной власти постоянно усиливаются. Меры для установления и поддержания порядка, опирающегося на законода­тельство и государственную монополию на средства принуждения, лояльность обывателей и нормирование их поведения, в современном обществе не кажут­ся уже такими первоочередными и обязательными, как это было на начальной стадии процесса «осовременивания» (модернизации), когда надо было запол­нить нормативную пустоту после распада местных общин, ломки механизмов соседского контроля и осмеяния традиций. Регулярность человеческих поступков, сохранение и воспроизводство рутины современной жизни обходятся сегодня без мелочного вмеша­тельства государства.

Общее согласие сегодня достигается не с помощью устрашения или идеологической индоктринации, как это было в эпоху модерна, теперь эту функцию выполняет рынок, который ничего так не боится, как единообразия склонностей, вкусов и верований. Вместо нормативного регулирования поведения обывателя рынок регулирует социальные отношения, благодаря механизму соблазнение потребителя. Место, занимаемое в модерном обществе механизмами насаждения государственной идеологии, сегодня занимает реклама. Средствами легитимации власти становятся СМИ.

6. Плюрализация культуры и кризис идентичности. В ХХ веке очевидным становится внутренний кризис культурной парадигмы модерна, процессы макрокультурных трансформаций привели к новой конфигурации культуры, которая распалась на множество фрагментов. Господство тех культурных сфер, которые определяют и поддерживают парадигму модерна, ставится под сомнение и существенным образом пересматривается. В современном мире люди ощущают угрозу от тех духовных сфер, которые некогда служили фундаментом культуры, а именно от:

 науки, ученых, не знающих пределов в своей безответственности;

 техники, не служащей человеку, а порабощающей его;

 промышленности, планомерно уничтожающей окружающую среду;

 демократии, действующей только в формальных юридических рамках и не способной обеспечить социальную справедливость большинству граждан;

 процесса глобализации, в ходе которой разнообразие культур нивелируется, усредняется, унифицируется, насаждаются культурные штампы и стереотипы, интересы отдельных государств и народов подчиняются интересам транснациональных корпораций, супердержав, надгосударственных структур;

 процесса модернизации (вестернизации), в ходе которой под угрозой уничтожения оказывается не только любая традиция, но смысл и нормы, идентичность самого человека, его способность к жизни в сообществе, его сфера обитания;

 возникновения злокачественных форм религии, способных уничтожить человеческую индивидуальность, лишить людей свободы, подчинить их жизнь цели служения псевдоценностям, имеющим антигуманный характер..

7. Седьмым фактором возникновения культуры постмодерна является революция в современной науке, переход ее в новое качественное состояние, которое называют «постнеклассическим». Начало серьезному анализу сущности новой научной революции было положено в работе Томаса Куна - американского физика, историка и философа науки, который ввел в широкий научный оборот понятие парадигмы в опубликованной в 1962 г. книге «Структура научных революций», получившей большой резонанс. Эта работа оказала огром­ное влияние на формирование социологии как науки. Понятие парадиг­мы означает совокупность логически взаимосвязанных основных поня­тий, суждений, проблем и аналитических подходов, лежащих в основе теории. В качества синонима слова «парадигма» используются такие понятия, как «дисциплинарная матрица» (Т.Кун), «исследовательская программа» (И.Лакатос), «общие теоретические ориентации» (Р.Мертон). Носителями научных парадигм является сообщество исследователей.

Основные идеи корифеев постмодернизма. Постмодернисты предложили не только новый способ философствования, но и попытались создать целый ряд новых методологий социального познания, в русле которых принципиально меняются подходы к решению многих, казалось бы решенных классиками социально-философской мысли, проблем. Сегодня в социальных и политических науках постмодернизм выступает в качестве идейного противника модернизма - философского и мировоззренческого течения, обосновывающего, как уже отмечалось, возможность поступательного и неуклонного развития науки, и веру в бесконечность научно-технического прогресса. В качестве основной причины трагедий ХХ столетия постмодернисты усматривают торжество рационализма, а также отступление от нравственных гуманистических ценностей, забвение человека. Представители постмодернизма подвергли резкой критике рационалистическую парадигму развития общества как антигуманную, детерминистскую, приводящую к трагическим, тоталитарным последствиям.

Рассмотрим те новые принципы, которые были обоснованы в рамках постмодернистской парадигмы социального познания. В рамках классической социологии и политологии были разработаны основополагающие принципы: системности и целостности общества, жесткого детерминизма, признавалось наличие фундаментальных общественных закономерностей, обосновывалось единство сущности общества, доказывалось необходимость использования строгих количественных методов исследований.

Постмодернисты выдвигает иные принципы и категории, которые заимствуются из неравновесной термодинамики, физики, кибернетики, синергетики и других естественных наук. Среди них - «хаос», «неустойчивость», «нелинейность», «распад», «параллельность», «переходность», «плюрализм», «релятивизм», «дополнительность» и др.

Для представителей постмодернизма свойственно принципиально иное понимание целостности, при котором часть и целое рассматриваются как одновременно суверенные и взаимопроникающие компоненты.

Другой значимой категорией для постмодернистского подхода является когерентность т.е. синхронизированность, согласованность социальных событий и процессов. Если модернистское представление о технологиях управления общества строятся на строго детерминистической основе, т.е. выстраиваются цепочки причинно-следственных связей, то постмодернистский подход предусматривает иные формы взаимодействия - связь состояний, корреляцию и т.п. При этом важным фактором социальной детерминации признается случайность, которая играет важную продуктивную функцию. Что касается механизмов формирования целостности социальных феноменов, то постмодернистские подходы варьируются – от полного отрицания необходимости управления социальной сферой, организация которой должна опираться на принципы самоорганизации, до применения методов не-прямого, косвенного, опосредованного воздействия. Последние легли в основу концепций коммуникативного управления и активно применяются в современной рекламе и паблик рилейшенз. PR-акции в последние годы стали также реальностью для Украины и с каждой новой политической компанией искусство использования «белого», «серого» и «черного» PR политическими силами возрастает, подтверждая, тем самым, адекватность постмодернистских схем.

Идеи философов-постмодернистов существенно трансформировали представления о сущности современных социальных и политических процессов. Однако в области социологического и политического анализа исследователи предпочитают говорить не столько о постмодернистском, сколько о постиндустриальном или информационном обществе.

Многополюсный постиндустриальный мир, возникший во второй половине ХХ века, бесконечно расширил сферу научного социально-гуманитарного поиска. На основе анализа новых социальных процессов возник целый «пучок» методологий и подходов, которые, как первоначально казалось, были мало связаны друг с другом. Так, проблема сущности нового «постиндустриального общества» была поднята в исследованиях американского социолога Дэвида Райсмена и французского социолога Алена Турена, а затем была развита в работах американского социолога Дэниела Бэлла. Примерно в этот же период возникает концепция Элвина Тоффлера, посвященная информатизации и ее последствиям, модернизации современного западного общества. Процессы вестернизации и транзитивности «не-западного» общества были проанализированы в трудах Александра Зиновьева, результатом чего стало создание теории «западнизма»; французский социолог Пьер Бурдье исследовал проблемы социокультурного взаимодействия, результатом чего стало введение в научный оборот понятий «габитус» и «культурный капитал»; французский философ и культуролог Мишель Фуко проанализировал социальные, информационные и семиотические аспекты власти, ввел понятия «дисциплинарных практик» и «дисциплинарного пространства», Жан Бодрийар, исследовавший проблему потребления, ввел понятия «смволический обмен», «симулякр» и т.д.

Основные идеи Д.Бэлла (р.1909). Д. Бэллу принадлежит идея о «многомерности» современной социальной реальности. Он был одним из первых постмодернистских исследователей, кто пришел к выводу, что современное общество не является однородным и одномерным, оно «расщепляется» на различные сферы, каждая из которых функционирует по собственным законам. Он же сформулировал многообразные принципы, лежащие в основании развития различных общественных сфер. Так, если сфера промышленности и экономики ориентируется на критерии функциональной рациональности и эффективности, культура представляет возможности для самореализации и наслаждения, а политика руководствуется собственным критерием - равенства. Разобщенность этих сфер достигает в современном обществе своего апогея и представляет источник противоречий и конфликтов, которые могут оказаться фатальными для всей социальной системы. «Понятие разобщенности сфер является общим теоретическим подходом к анализу современного общества», – утверждает Д.Бэлл.

Согласно Д.Бэллу, постмодернистские тенденции становления радикального плюрализма и неизбежной гетерогенности, разнородности различных парадигм, первоначально в наибольшей степени характеризовавшие сферу культуры, постепенно становятся отличительной чертой всего общества в целом. Это происходит в той мере, в какой общество порождает множественность конфликтующих и несоединимых социокультурных феноменов.

В соответствии со своими методологическими посылками Д.Бэлл рассматривает общество не просто как структурированную, но как сложноорганизованную систему, в которой подчиненность некоторых сфер социума общим закономерностям становится источником возможных социальных противоречий и нестабильности. Д.Бэлл фиксирует стремительное смещение источников социальной нестабильности из области воздействия развивающейся технологии на социальную стратификации в область политической и культурной жизни.

Основные идеи Э.Тоффлера (р.1928). Эти идеи значительным образом расширил Элвин Тоффлер, создавая свою концепцию «волнообразности» исторического развития от доиндустриального к индустриальному, а затем к постиндустриальному обществу. Согласно его модели, доиндустриальная цивилизация - сельскохозяйственная цивилизация, возникла 8-10 тыс. лет назад и просуществовала до 1650-1750 гг. и основывалась на простом разделении ручного труда.

Индустриальная цивилизация – просуществовала до 50-х гг. ХХ века. Она основывалась на машинном производстве, господстве рыночных отношений, экстенсивном способе производства, отрыве общества от природы, «массофикации» культуры, производства, образования, быта и т.д. Ее технологической основой стала машина.

Постиндустриальная цивилизация – или «третья волна» (как ее называет сам Э.Тоффлер) существует с 50-х гг. ХХ века. К основным компонентам этой новой цивилизации Э.Тоффлер относил:

 развитие информационных технологий, качественно преобразующих инфраструктуру общества и образ жизни людей;

 «демассовофицированное» (конфигуральное) общество, состоящее из множества «меньшинств»;

 антиципарную (предвосхищающую) демократию, характеризующуюся привлечением множества граждан для осуществления функций глобального управления;

 транснациональные институты, решающие глобальные проблемы управления общественными процессами.

Трансформирующаяся постиндустриальная цивилизация и тенденции ее развития анализируются Э.Тоффлером в книгах - «Футуршок» (1970), «Третья волна» (1980) и «Метаморфозы власти» (1990). В центр теоретического анализа автор книги выдвигает растущий рынок знания и информации во всех сферах жизни общества. Знание становится важнейшим ресурсом передовой экономики, поскольку оно сокращает потребность в сырье, рабочей силе, времени и капитале. Основанием для такого вывода послужило вступление западной экономики в 80-е годы в новую стадию, получившей название «инновационной».

В последней четверти XX века новая технологическая революция, всеобщая компьютеризация, информатизация общества, интеллектуализация хозяйства стали немыслимы без формирования творческой личности. Это обусловило необходимость расширения сферы свободы в экономической, интеллектуальной, политической, культурной областях для главного субъекта общественных отношений. Творческое начало начинает приобретать гораздо большее значение в мотивации трудовой деятельности.

Пролетариат, полагает Э.Тоффлер, превращается в «когнитариат». Возникает феномен «интеллектуального капитала», определяющий характер взаимоотношений между людьми с их правами на использование определенных типов ресурсов. В классической экономической модели таким ресурсом является капитал. Однако, в недавно возникших сферах предпринимательской деятельности наибольшим влиянием пользуется тот, кто обладает правом на использование информации, а в инновационной области и в сфере профессиональных услуг - тот, кто обладает правом на интеллект.

Э.Тоффлер отмечает, что если сдвиг в сторону капитала знания реален, то капитал как таковой становится все более «символичным», нереальным, как, например, электронные деньги или кредитные карточки. Новый способ получения общественного богатства классифицируется как «суперсимволическая экономика».

Поскольку современная экономика характеризуется высоким уровнем наукоёмкости и непрерывными структурными изменениями, то роль интеллектуальной собственности и интеллектуальных технологий в общественном развитии резко возрастает.

Э.Тоффлер, последовательно анализируя основные источники, способные обеспечивать власть - силу, богатство и знание, отмечает их взаимообусловленность и вместе с тем ранжирует их по степени влияния и важности. По его мнению, именно знания придают власти высшее качество и наибольшую эффективность. В цивилизации «третьей волны» знания благодаря своим преимуществам - безграничности, общедоступности и демократичности подчинили «силу» и «богатство» и стали определяющим фактором функционирования власти. «Наше общество настолько свободно и терпимо, и у людей так много возможностей выбора, что они не могут эффективно принимать решения. Они хотят, чтобы другие принимали решение, а они ему последуют» - пишет он. Поэтому контроль над информацией дает реальную власть, как в экономической, так и в политической жизни. На мировом уровне, где происходит борьба за экономическое господство, в XXI веке вступает в действие «стратегическое оружие, базирующееся на знании».

Э.Тоффлер делает достаточно радикальное заключение: знание является наиболее эффективным источником и инструментом власти, поскольку оно дает власть высшего качества. Знание часто распределено еще более неравномерно, чем богатство и вооружение. Отсюда перераспределение знания, интеллектуальных ресурсов является важной задачей современной цивилизации.

Основные идеи М.Фуко (1926-1984). Проблема власти находится в центре научного поиска Мишеля Фуко. Анализируя социальные аспекты власти, роль и место в современном обществе технологий власти, французский исследователь ввел понятия «дисциплинарное общество». «дисциплинароное простанство», «дисциплинароные практики». В работе «Надзирать и наказывать» (1975), посвященной «физике власти», М.Фуко одним из первых обратил внимание на изменение природы власти, на ее трансформацию в направлении технологизации, что связано со становлением буржуазного, рационалистического и демократического начал в обществе.

Рассматривая развитие общества и связанные с ним властные институты, М.Фуко отмечает, что в XVII-XVIII вв. в Европе возникают «дисциплинарные практики» - методы, делающие возможными детальнейший контроль над действиями человеческого тела, постоянное подчинение его сил, навязывание последним отношений послушания-полезности. Наиболее характерным признаком общества становится признак дисциплинарности, поскольку дисциплина продуцирует «послушные» тела, она увеличивает силы тела (с точки зрения экономической полезности) и уменьшает те же силы (с точки зрения политического послушания). Рождается «политическая анатомия», являющаяся одновременно «механикой власти», которая определяет принципы подчинения и необходимые техники, способные воздействовать на эти тела с целью заставить их действовать необходимым образом с желаемой быстротой и эффективностью. Школа, тюрьма, армия и фабрика и больница представляют собой, прежде всего средства для использования «дисциплинарных практик», с помощью которых государство осуществяляет социальный контроль над своими гражданами.

М. Фуко постулирует, что власть - это стратегия, а не достояние, это «механизмы, маневры, тактики, техники, действия». Это «сеть неизменно напряженных, активных отношений», а не «привилегия, которой можно обладать». Это «совокупное воздействие стратегических позиций» господствующего класса. Отношения власти у М.Фуко «не локализуются в отношениях между государством и гражданами», для них характерна «непрерывность», они «выражаются в бесчисленных точках столкновения и очагах нестабильности, каждый из которых несет в себе опасность... временного изменения соотношения сил». При этом особо важно, по мысли М.Фуко, то, что:

а) власть производит знание;

б) власть и знание непосредственно предполагают друг друга;

в) нет ни отношения власти без соответствующего образования области знания, ни знания, которое не предполагает и вместе с тем не образует отношений власти.

Главный вывод, к которому приходит М.Фуко в работе «Надзирать и наказывать», заключается в том, что власть в иерархизированном надзоре дисциплин - не вещь, которой можно обладать, она не передается как свойство, а действует как механизм влияния, заражения, понуждения; «дисциплина» не может отождествляться ни с институтом, ни с аппаратом, она есть тип власти, модальность ее отправления, содержащая целую совокупность инструментов, методов, уровней приложения и мишеней.

Через дисциплины проявляется власть Нормы, которая, по мнению М.Фуко, присоединилась к ранее существовавшим властям Закона, Слова и Текста, Традиции. Нормативность или технологичность современного общества становится таким же существенным его качеством как рационалистичность или индустриализм. Власть, по его мнению, перестала быть абстрактным средством навязывания воли и превратилась в систему технологий, действующих как единый целостный механизм.

Классическому представлению о власти как некоей «социальной субстанции» (наличие властвующего и подчиненного, принужджения, запрещения, привелегии государства и т.д.), М.Фуко противоставляет «генеалогию власти», описывающую власть в современном обществе как скрытую, распыленную, дисперсную, которая реализуется неразрывно со знанием и организует все социальное простарнство. Можно сказать, что М.Фуко открыл новую - «полевую» форму власти, непосредственно связанную со знанием и формой дискурса. Специфика понимания «власти» у М.Фуко заключается, прежде всего, в том, что она проявляется как власть «научных дискурсов» над сознанием человека. Иначе говоря, «знание», добываемое наукой, само по себе относительное и по­этому якобы сомнительное с точки зрения «всеобщей истины», навязывается сознанию человека в качестве «неоспоримого авторитета», заставляющего и побуждающего его мыслить уже зара­нее готовыми понятиями и представлениями.

Этот языковой (дискурсивный) характер знания и механизм его превращения в орудие власти объясняется довольно просто, если мы вспомним, что само сознание человека как таковое в рамках структурализма мыслилось исключительно как языковое. С точки зрения панъязыкового сознания нельзя себе представить даже возможность любого сознания вне дискурса. С другой сто­роны, если язык предопределяет мышление и те формы, которые оно в нем обретает, - так называемые «мыслительные формы», - то и порождающие их научные дисциплины одновременно формируют «поле сознания», постоянно его расширяя своей дея­тельностью и, что является для М.Фуко самым важным, тем самым осуществляя функцию контроля над сознанием человека.

В книге «Воля к знанию» - части тогда запланированной им обширной шеститомной «Истории сексуальности» (1976) М.Фуко выступает против тирании «тотализирующих дискурсов», легити­мирующих власть (одним из таких видов дискурса он считал мар­ксизм), в борьбе с которыми и должен был выступить его анализ «генеалогии» знания, позволяющий, по мнению мыслителя, выявить фрагментарный, внутренне подчиненный господствующему дис­курсу, локальный и специфичный характер этого «знания».

Основные идеи А.Зиновьева (р.1923). Перспективы и принципиальные возможности транзитивного перехода от тоталитаризма к демократии и информационному обществу проанализированы в трудах А.Зиновьева. Исследователь достаточно скептически относится к возможности трансформации современного посткоммунистического общества в информационное. Он отмечает, что подавляющее большинство авторов, размышляющих на тему информатизации, имеет в виду общество западного типа, переходящее в постиндустриальную фазу развития. Однако тип общества определяется не какой-то одной его сферой (информационной или любой другой), а сложной совокупностью факторов, характеризующих данный тип социальной организации.

Эволюция социальных организмов, по его мнению, подчиняется своим особым законам, определяемым совокупностью взаимодействий сложноподчиненных его компонентов. Внедрение информационных технологий в практику социального управления ведет не к повышению производительности труда, а лишь к обеспечению лучшей адаптации к требованиям рынка. Информационная экономика - не добавление к индустриальной. Это принципиально новая «ткань», пронизывающая всю экономику. В итоге информатизация общества, обусловленная развитием инновационных технологий, не изменяет социально-экономический тип организации общества.

С точки зрения А.Зиновьева, информатизация усиливает западное общество в его прежнем капиталистическом качестве. Качественного изменения принципов производства, распределения благ и удовлетворения потребностей не происходит. С усложнением и трансформацией социальной структуры общества западного типа число и острота конфликтных ситуаций, требующих вмешательства системы власти и управления резко возрастает, однако, информационные технологии не способствуют сглаживанию социальных конфликтов, напротив, они предоставляет конфликтующим силам новые инструменты борьбы, придавая ей качественно иной характер.

Ценность социологической концепции А.Зиновьева заключается в выявлении тенденций развития обществ различного типа, возникших в индустриальную и постиндустриальную эпоху. Исследователем выделяются два противоположных типа социальной организации, – «коммунистический», характерный для бывшего СССР, и «западный», свойственный для США и западноевропейских государств.

А.Зиновьев показывает, что тоталитаризм не сводится лишь к диктаторским политическим системам, которые противостоят идеализированным западным демократиям. Тоталитарные тенденции проявляются в стремлении жестко организовать жизнь общества, ограничить личную волю, сформировать лояльный существующему устройству тип личности и подчинить индивида, его мысли и поведение, государственному контролю, что имеет место и в странах Запада. Больше того, в последние десятилетия в некоторых странах, которые считаются демократическими, тоталитарные тенденции резко усилились и приобрели характер, который позволяет констатировать зарождение новой, современной формы тоталитаризма - тоталитаризма финансово-информационного (или информационного). Процесс рождения четвертого типа тоталитаризма анализируют философы и политологи связывают с преобразованиями в обществе последних 30-40 лет, наиболее весомый вклад в теорию информационного тоталитаризма внесли О.Тоффлер, Л.Маклюэн. М.Фуко и А.Зиновьев. Его анализ показал, что есть несколько причин, которые стимулируют развитие в современном обществе тоталитарные черты.

Одна из исходных, важнейших предпосылок современного тоталитаризма - нарастания процесса рационализации общественного сознания и осложнения организационной структуры общества. Тоталитаризм на общегосударственном уровне как неоднократно отмечал теоретик, возрастает на основании успехов рационализма, и опираясь на веру в возможность разумной (с точки зрения определенной группы лиц) по единому плану организованной жизни всего общества.

Резкое увеличение объема знаний, создание глобальних информационных систем, новые выдающиеся достижения в области наук управления, в том числе управления мышлением и поведением людей, свидетельствуют о возрастающей рационализации жизни общества, что создает реальные предпосывлки для формирования новых форм тоталитарного государства.

Воззрения А.Зиновьева особенно актуальны для понимания сложности перехода от одного типа социальной организации к другому. Его предупреждение об опасности внедрения информационных технологий в политическую практику обществ транзитивного типа остается весьма своевременным.

Основные идеи Н.Лумана (р.1927). Значительное влияние на современную социо-гуманитарную мысль оказала оригинальная теория социальных систем Никласа Лумана. Создавая эту теорию, немецкий социолог впервые применил в социологическом анализе системно-теоретические методы, применявшиеся ранее только в таких отраслях знания, как общая теория систем, кибернетика, биология или физиология. Его концепция фрагментарно была изложена в работах «Теория общества или социальная технология» (1971 г., в соавторстве с Ю.Хабермасом), «Власть» (1975 г.) и завершена в работе «Социальные системы», которая была опубликована в 1984 г.

Суть теории дифференцированных социальных систем заключается в оригинальном трактовании общества не как сообщества индивидов, а как совокупности коммуникаций - событий, сменяющих друг друга во времени. Структура общества, таким образом, представлена институтами, способными связывать эти события, а принцип структурирования заключается в дифференциации коммуникаций, в которых индивиды играют различные социальные роли

Человек в системе Н.Лумана - не система, и не часть системы, а «окружающая среда» системы, поскольку он всегда сложнее, чем сама система. Важнейшим элементом социальной системы является коммуникация, селекция ее способов происходит на основании ожиданий. Коммуникацию нельзя наблюдать непосредственно, поскольку она представляет собой обмен информацией, сообщений и понимания как единого целого. Единство этих трех компонентов задает некий особый смысл акту коммуникации. По Н.Луману, социальные системы состоят из коммуникаций и конституируются через их смысл. Общественные системы – это, прежде всего, коммуникативные системы, включенные в «селективный синтез».

Разрабатывая теорию дифференциации генерализованных средств коммуникации, Н.Луман ставил перед собой задачу охватить весь социальный универсум и всю его эволюцию. По глубокому убеждению Н.Лумана «символически генерализованная коммуникация» лежит в основании всего социального, иначе говоря, сущность общества и природа его эволюции могут быть раскрыты исключительно исходя из понимания его имманентного коммуникативного характера.

В этой системе власть, деньги, право, религия, искусство, истина или любовь являются коммуникативными кодами, т.е. комплексными принципами упорядочения необъятного социального мира, имеющими бинарную структуру. Генерализация коммуникативных средств состоит в том, что индивиды начинают выбирать, осуществлять акт селекции своих действий, не связывая их с конкретной эмпирической ситуацией.

В экономической системе общества в качестве коммуникативного кода выступают деньги, в науке - истина, а в политической сфере коммуникативным кодом является власть, которая понимается Н.Луманом, как «способность оказывать влияние на селективность в принятии решений и осуществлении действий (или бездействия) у подчиненных перед лицом других возможностей». Таким образом, значение власти определяется тем, что «власть устанавливает возможные сцепления событий абсолютно независимо от воли подчиненного этой власти человека, совершающего те или иные действия, желает он этого или нет».

Рационалистическая концепция Н.Лумана предполагает проникновение математических, технических и технологических принципов в политику и, прежде всего, в сферу власти: «Используемая в естественных науках математическая конструкция мира и создаваемая на ее основе автоматическая техника убеждают в том, что высокая селективность и контингенция технических достижений ни в коем случае не допускают случайности, неопределенности, произвола или произвольности возможных переживаний и действий. Напротив, в данном случае выявляется все более тесная зависимость поведения от строгих условий и ограничений… А в рамках подобной концепции высокий рационализм сильной власти заключается не в преследовании форсируемых и тем не менее всегда остающихся проблематичными хороших целей, но в том, что все большее число возможностей подвергается все большему числу ограничений. Рациональность как раз и состоит в этой связи возможностей и ограничений, а отнюдь не в степени эффективности властных действий. Рост рациональности требует все более абстрактных критериев принятия решений. Данное обстоятельство и выявляет технический характер власти и ее рациональности. В этом смысле техника власти может пониматься как демократия, нормироваться в соответствии с ее конститутивными предпосылками и вновь получать свое моральное обоснование».

Рационально-технологическую коммуникативную концепцию власти Н.Лумана следует считать основной философской базой современных представлений о сущности демократического режима. Исследователь раскрывает коммуникативную основу власти, которая возникает только в процессе и результате взаимодействия между индивидами.

Основные идеи П.Бурдье (р.1930). Основные труды П.Бурдье посвящены со­циологии культуры, образования, искусства, социолингвистике и общим проблемам эпистемологии социальных наук.

Основные понятиями социологической теории П.Бурдье - «поле», «габитус», «символическое насилие», «незнание». Общество представляет собой совокупность отно­шений, складывающихся в различные поля, каждое из которых имеет специфические типы власти. Невозможна редукция одного поля к другому.

В истории наук об обществе существуют различные парадигмы. Их классификация возможна по разным основаниям. Одно из них - соотношение субъективных и объективных факторов. Одна традиция (парадигма) делает акцент на роли сознания, на сво­боде людей творить свою жизнь. Эту парадигму называют субъективиз­мом, волюнтаризмом или конструктивизмом. Разумеется, эти понятия не являются синонимами, каждый из них несет в себе особые смысло­вые акценты, но общая логика анализа у них похожа. С точки зрения этой парадигмы, например, потребитель потребляет так, как хочет, он сам конст­руирует свою идентичность в процессе потребления, исходя из своих представлений о том, кто он есть такой.

Такое понимание потребления широко распространено и за пределами науки. В интервью с потреби­телями часто слышишь такие объяснения: «Я ношу то, что мне нравит­ся», «Меня не особенно интересует мнение окружающих, я покупаю то, что мне идет» и т. д.

Вторая парадигма делает акцент на внешних факторах (структурах), которые носят устойчивый характер и направляют, предопределяют содержание и формы деятельности людей. С точки зрения этой парадигмы человек не свободен, он находится в рамках социальной структуры и следует ее логике. Эта парадигма называется структурализмом, объективиз­мом т. д. Индивид потребляет то, что ему навязывает производство, культура данного общества.

Третья парадигма представляет собой попытку преодолеть крайности, упрощения, характерные как для конструктивизма, так и для структура­лизма. Французский социальный теоретик Пьер Бурдье назвал эту пара­дигму «структуралистским конструктивизмом» или «конструктивист­ским структурализмом».

П.Бурдье опирается на ключевые идеи структура­лизма. «С помощью структурализма, - пишет он, - я хочу сказать, что в самом социальном мире, а не только в символике, языке, мифах и т. п., существуют объективные структуры, независимые от сознания и воли агентов, способные направлять или подавлять их практики или представления». Но в то же время вторая составная часть его методологии - конструктивизм, с помощью которого он хочет «показать, что существует социальный генезис, с одной стороны, схем восприятия, мышления и действия», которые он называет «габитусом», а с другой - социальных структур, которые он называет «полями или группами».

Н.Бурдье считает, что социолог должен избавиться от субстанционализма, как образа мышления и следовать за современными физиками, которые интерпретируют реальность с взаимосвязями, а не с субстарнцией. Другими словами, Н.Бурдье провозглашает главным объектом социального познания «полевую» структуру социума - систему коммуникаций.

Социальная реальность представляет собой сеть невидимых связей, складывающихся между социальными объектами; это различные поля, внешние по отношению друг к другу, определяемые по положению относительно друг друга - близкому или удаленному, нижнему или верхнему, промежуточному или сре­динному. Социология в ее объективистском толковании, гово­рит автор, - это социальная топология, анализ релятивных по­ложений и соединяющих их объективных связей.

Поддающиеся наблюдению и регистрации, «ощутимые» взаимодействия скрывают реализующиеся в них структуры. Это как раз один из тех случаев, когда видимое, непосред­ственно данное, скрывает детерминирующее его невидимое. Нельзя забывать, что наблюдения не помогут постичь сущность взаимодействий. Простой пример может продемонстрировать различие как между структурой и взаимодействием, так и между разделяемым автором структурализмом и так называемым интеракционизмом во всех его формах.

Речь идет о «проявлениях снисходительности», когда субъекты, занимающие высокое положение в иерархических си­стемах объективных полей, символически отрицают существо­вание социальных дистанций, которые в действительности со­храняются. Таким образом, они добиваются признания своего положения и преимуществ от сближения или сохранения дис­танции, то есть и от самой дистанции, и от ее признания путем чисто символического отрицания.

П.Бурдье ставит вопрос о том, какова же суть объективных свя­зей, которые намного глубже и сложнее, чем их очевидные про­явления? Эти объективные связи представляют собой соотно­шение позиций в сфере распределения ресурсов, приобретаю­щих активный, эффективный характер в конкурентной борьбе. Как показали эмпирические исследования, основные типы социальной власти обеспечиваются тремя видами капитала: эко­номическим в различных формах, культурным и символическим, в форме которого могут выступать все признанные легитимны­ми виды капитала. Субъекты в социальном пространстве рас­полагаются в соответствии с суммарным объемом принадлежа­щих им различных видов капитала и в соответствии со структу­рой их капитала, то есть долями различных видов капитала (эко­номического и культурного) в его общем объеме.

П.Бурдье подчеркивает, что нельзя забывать, это объективистская социальная ре­альность - это, помимо всего, объект восприятия. Соответствен­но, в предмет социальной науки должна включаться как сама реальность, так и ее восприятие, представление о ее развитии, возникающие у субъектов в зависимости от их положения в ре­альном социальном пространстве. Все стихийные воззрения, научные теории, спонтанное видение мира составляют часть со­циальной реальности и могут приобретать совершенно реаль­ную созидательную силу.

Постмодернистская социология должна включить и социологию восприя­тия социального мира, то есть социологию конструирования ми­ровоззрений, способствующих, в свою очередь, конструированию реальности. В то же время мировоззрения обусловлены положе­нием субъектов в социальном пространстве, что объясняет и их возможное несовпадение и даже антагонизм. Установки и ориен­тации субъектов, их габитус, ментальная модель постижения со­циального мира возникают в результате интернализации струк­тур социальной реальности и интериоризации социальных отношений, культурных норм и установок. «Габитус» - это структурированное социальное отношение, совокупность схем интегра­ции и интериоризации различных полей, система долговременных групповых и индивидуальных установок, ориента­ций, функционирующих как матрицы восприятия, постановки целей, решения задач, действий. Габитус, структурируя восприятие, мышление и поведение, воспроизводит социально-культурные правила, «стили жизни» разных социальных групп.

Будучи включенным в реальное социальное пространство, индивид воспринимает установленный порядок как «естественный» и единственно возможный и принимает его.

Таким образом, в ходе поиска инвариантных форм восприя­тия или конструирования социальной реальности выясняется следующие:

1) конструирование происходит не в социальном ва­кууме, подчинено структурным требованиям;

2) структурирующие структуры, когнитивные структуры в силу своего социального происхождения также социально структурированы;

3) в конст­руировании социальной реальности участвуют не только отдель­ные индивиды, но и группы субъектов. Представления субъек­тов варьируются в зависимости от социального положения (и соответствующих ему интересов). Это выступает в виде систе­матизированных моделей восприятия и оценки, когнитивных и оценочных структур, достигаемых в ходе длительного опыта со­циальной позиции.

П.Бурдье считает, что классификационные модели объективно привязаны к социальным условиям: в соответствии с индивиду­альными вкусами и влечениями субъекты осуществляют клас­сификацию путем отбора разнообразных атрибутов, стилей одеж­ды, пищи, напитков, видов спорта, друзей, которых они считают приятными, или, точнее, соответствующими своему положению. Следовательно, заключает П.Бурдье, субъекты ищут соответствия положений в различных полях социального пространства.

Хотя в социуме потенциально существуют много­численные структурные образования, общество в целом пред­ставляет собой высокоструктурированную реальность, где субъекты, обладающие определенными характерными призна­ками, систематически связаны друг с другом. В реальной жизни эти характерные признаки, улавливаемые наиболее восприим­чивыми субъектами, выступают в качестве символов, отличи­тельных черт, положительных или отрицательных, отмечаемых неосознанно и непреднамеренно. Иными словами, социальный мир, в котором происходит дифференциация характерных при­знаков, является организованной по законам дифференциации символической системой, полем пересечения различных стилей жизни и статусов.

П.Бурдье доказывает, что образ социальной реальности возникает в результате двойного структурирования: на объективном уровне он социально структурирован вследствие комбинирования присущих субъектам и институтам характерных признаков, распределяющихся достаточно неравномерно, на субъективном уровне он структурирован, поскольку модели вос­приятия и оценки, особенно фиксированные в языке, отражают строение связей символической масти.

Многообразия ми­ровоззрений создает основу для символичес­кой борьбы за власть и право формировать и навязывать опре­деленное представление о легитимном порядке. Символическая борьба, по мнению П.Бурдье, может происхо­дить в двух формах.

На объективном уровне предпринимаются действия в форме индивидуальных или репрезентативных ак­тов, осуществляемых для выявления и акцентирования опреде­ленных реалий. Например, массовые манифестации проводят­ся для утверждения единства, демонстрации численности, силы, сплоченности группы. Индивиды прибегают к различным спосо­бам самопрезентации, которые позволяют им приукрашивать свой образ и осо­бенно представление об их положении в социальном пространстве.

На субъективном уровне производит­ся трансформация восприятия и оценки общества, когнитивных и оценочных структур. Именно категории восприятия, системы классификации - слова и понятия, конструирующие социальную реальность и отображающие ее, являются основной ставкой политической борьбы, ведущейся за возможность навязывать ле­гитимные принципы видения и разделения мира, то есть за ле­гитимное использование идеологического воздействия.

Поскольку символический капитал есть не что иное, как признанный экономический или культурный капи­тал, соответствующий навязываемым категориям восприятия, символическая власть стремится воспроизвести и укрепить от­ношения подчинения, составляющие структуру социального пространства. Т.е. легитимизация социального порядка осуществляется не столько с помощью обмана или целенаправленного воздействия пропаганды, сколько через признание субъектами соответствия структур восприятия и оцен­ки объективными структурами и ощущение миропорядка как само собой разумеющегося.

Символическая власть. Объективные отношения господства и подчинения воспроизводятся в от­ношениях символической власти. В символической борьбе за формирование общественного сознания, или, точнее, за монопольное право на законное обозначение существующих реалий, субъекты используют приобретенный в предшествующей борь­бе символический капитал, дающий юридические гарантии. В этом смысле, дворянские титулы, как и образовательный ценз, представляют реальные проявления символической собствен­ности, обеспечивающие общественное признание.

Однако символический по­рядок, как и рыночные цены, не есть простая арифметическая сумма. С одной стороны, при опре­делении объективной классификации и иерархии ценностей, присущих индивидам и группам, наиболее весомыми оказыва­ются суждения людей, обладающих значительным символичес­ким капиталом. Это оказывается возможным в современном обществе благодаря их фактической монополии на институты типа системы образования, официально учреждаемые и обус­ловливающие социальное положение. С другой стороны, сим­волический капитал получает официальные гарантии и юриди­ческое обоснование через официальное признание. Существует официальное мировоззрение официальных лиц, выраженное в официальной речи.

Система категорий созданных П.Бурдье призваны были объяснять воспроизводство оппозиции «господство - подчинение» в обществе. На основании эмпирических исследований системы образования, со­циальной обусловленности суждений вкуса, он приходит к выводу о клас­совом характере культуры, искусства, образования. Классы понимаются философом как группы, различающиеся не только своим положением в системе экономических отношений. Эти группы наделены собственным «стилем жизни», выражающим форму их приспособле­ния к своему положению в социаль­ной структуре, означающего у П.Бурдье борьбу различных классов за власть. Конфронтация между классами приво­дит к появлению совокупности полей власти. Господствующий класс состоит из ряда групп, представляющих эко­номический, политический, религиозный, куль­турный «капитал», каждая из которых стремится мобилизовать поле власти в собственных интересах

П.Бурдье считает, что в основе борьбы классов лежит борьба классификаций. Власть, навязывающая определенные пред­ставления, преимущественно оказывается политической властью: она способна создавать группы, манипулировать объек­тивной структурой общества. Путем обозначения, называния власть организует в институциональные, конституированные группы простые множества людей, непосредственно не пересека­ющиеся индивидов.

«Символическое наси­лие» - неотъемлемая функция власти. Любая власть держится не только и не столько с помощью прямого на­силия, сколько через признание ее легитимной. Власть осуществляет «сим­волическое насилие», навязывая свою систему значений, иерархию цен­ностей, которые приобретают естественный, «само собой разумеющийся» характер. С помощью «символического насилия» производится трансформация восприятия, «кристаллизация» отношений «господство - подчинение». Легитим­ность власти предполагает «незнание», бессознательное принятие людьми гос­подствующих ценностей и установок. П.Бурдье считает, что «незнание» есть искаженное, неполное, мистифицированное знание. Символическая власть возни­кает и функционирует при соучастии угнетаемых ею людей, т. к. они при­знают ее легитимный характер.

Подобно древнему властелину, устанавливав­шему и поддерживавшему социальные различия и таким путем конституировавшему социальные группы, современные политические лидеры, должностные лица или государственные эксперты олицетворяют множество фиктивных социальных об­разований, которым они дают жизнь и от которых получают власть. Представитель замещает и персонифицирует группу, которая через него выражает свои интересы. Вследствие этого неизбежно возникновения «струк­турной мистификация», которая включает в себя механизмы мистификации, не осознаваемые самими субъектами. Это не сознательный обман, поскольку обманываются и сами мистификаторы. Поэтому свобода субъекта в современном обществе, как полагает П.Бурдье, иллюзорна.

Метод социального анализа, созданный П.Бурдье. позволяет определить место социальной теории (в том числе и его собственной) в поле существующей власти. С другой стороны этот метод оказался весьма эффективным при изучении «мира повседневности». Это подтвердила книга «Различие» (1979), представляющей собой детальный анализ привычек и вкусов всех социальных слоев Франции: от рабочих, крестьян, служащих, ин­теллигенции в различных ее дифференциациях и вплоть до крупной буржуазии. Здесь социолог прослеживает в основном престижность тех или иных вкусовых, игровых, зрелищных и прочих пристра­стий. Фактически П.Бурдье и предпринял изучение той области, которую он определяет, согласно Э.Гуссерлю, как горизонт жизни, где коренятся язык и поведение и к которым необходимо обращаться, чтобы понять наших собесед­ников.

П.Бурдье смог убедительно показать, что каждая социальная группа отличается своим образом жизни, манерами, мышлением, питанием; что она зависит от собственных традиций даже тогда, когда хочет их избежать. Иными словами, П.Бурдье, проанализировав то, что он называет «капиталом денег» и «капиталом знаний» французского общества, показал, каким образом пристрастия и вкусы, даже чисто эстетические, предопределяются политически­ми и философскими и иными взглядами.

Основные идеи Ю.Хабермаса (р.1929). Ю.Хабермас отрицает свою принадлежность к постмодернсисткой парадигме, настаивая на том, что проект Модерна все еще остается нереализованным. Однако теоретические позиции немецкого философа выходят далеко за пределы классической социологии. Ю.Хабермас по праву считается живым классиком современной философской и социально-гуманитарной мысли, поэтому к содержательной стороне его концепции прислушиваются и полемизируют с ней многие постмодернисты. В свое время К.Маркс, анализируя высказывания своих приверженцев, выразил парадоксальное мнение: «Если они - марксисты, тогда я - не марксист». Нечто подобное о себе утверждает Ю.Хабермас. попробуем это доказать.

Основные со­чинения: «Познание и интерес» (1963), «Техника и на­ука как идеология» (1968), «Движение протеста и ре­форма высшей школы» (1969), «К логике социальных наук» (1970), «Структурные перемены общественнос­ти» (1971), «Культура и критика» (1973), «Проблемы легитимации в условиях позднего капитализма» (1973), «Мораль и коммуникация» (1986), «Дискурс со­временной философии» (1988), «Структура преобразования в сфере открытости» (1990) и другие. Ю.Хабермас является представителем «второго» («среднего») поколения Франкфуртской школы, одним из идеологов «новых левых», представителем неомарксизма; для зрелого периода творчества Ю.Хабермаса характерна умеренная позиция традиционного либерализма и гуманизма (в самооценке - «либеральный гуманизм»), основан­ного на идеале правового государства и преодоления отчуждения.

В концепции Ю.Хабермаса творчески асси­милированы идеи Франкфуртской школы, психоана­лиза, аналитической философии, герменевтики и структурализма. Исследовательские интересы реали­зуются в сфере социальной философии, теории ком­муникации, методологии и философии права. Кон­цепция дискурса Ю.Хабермаса была развита в рамках радикального направления концепции нового класса, задавая «теорию автономии» как цели и способа суще­ствования класса «интеллектуалов», базирующуюся на «культуре критического дискурса».

Концеп­ция «легитимации» Ю.Хабермаса, наряду с идеями М.Фу­ко, стала одной из пердпосылок создания концепции «заката больших нарраций» Ж.-Ф.Лиотара, фундировавшей в свою очередь культурные стратегии постмодерна.

Философия Ю.Хабермаса была направлена на преодоление опасности дегуманизации, которую влечет за собой современная техника, на необходимость восстановления межличностных связей между людьми.

Общество, в представлениях философа, раскалывается на две глобальных подсистемы. С одной стороны, это экономическая подсистема и бюрократизированное государственное управление. А с другой, так называемая приватная жизненная сфера (семья, свободные ассоциации) или публичная сфера (объединение частных лиц и граждан). Первую сферу следовало бы назвать легальным обществом, в котором средствами саморегуляции выступают деньги и власть. Вторую – гражданским обществом, в котором средствами саморегуляции выступают свободные коммуникации.

Ю.Хабермас, различает три основные типа техник: техники, позволяющие производить вещи, изменять их и ими манипулировать; техники, позволяющие определять поведение индивидов, предписывать им определенные конечные цели и задачи; и техники, позволяющие использовать системы знаков. Таким образом, философом формируется представление о типах технологий, свойственных различным сферам общества. Первые, технологии производства и технологии подчинения, принадлежат легальному, а вторые – технологии сигнификации или коммуникации - гражданскому обществу.

В поисках пути, который мог бы вывести современную западно-европейскую «общественность» из состоя­ния глубокого кризиса, обеспечив ей роль носителя структурных изменений в современном «позднекапиталистическом» обществе, Ю.Xабермас обращается к проблематике межчеловеческого взаимодействия - «интеракции» (коммуникации), сосре­доточиваясь на вопросе об отличии «истинной» коммуникации от «ложной» и условиях, обеспечивающих истинную коммуникацию между людьми.

Основная работа философа - «Теория коммуникативного действия», в которой он делает попытку осмыслить социальную реальность, опираясь на теорию интеракции. Теория коммуникации, как более универсальная по своему характеру, должна заменить теорию «производственных отношений». Он считает, что социальная структура является результатом стабилизации процессов межличностного общения, а социальное развитие - это процесс развития коммуникативных форм. По его мнению, в современном мире в сфере интеракции господствуют аномия и отчуждение, которые приводят к потере коллективной идентификации. В сфере культуры речь идет о потере содержания, в личностной сфере - о потере связи с традицией, о нарушениях мотивационных компонентов и возникновении психопатологии. В том случае, когда поведение индивидов ориентируется на коммуникацию, формируется упорядоченная, нормативная среда, стойкие межличностные структуры, которые оказывают содействие развитию и самореализации индивида.

Ю.Хабермас пришел к выводу, что наиболее ценной формой рационального действия есть коммуникативное действие: во-первых, коммуникативное действие является наиболее рефлексивной формой человеческой активности, во-вторых, оно связано с потребностью поиска согласия сторон - участников коммуникативного действия - с целью достижения сближения для сотрудничества. Поэтому коммуникативные действия в максимальной степени способствуют формированию консенсуса и преодоления расхождений в обществе. Решения проблем людьми, разъединенными государственными, религиозными, культурными барьерами во многом зависят от типа коммуникаций между ними.

Процесс межкультурной коммуникации является выражением общего интереса человеческого рода. По мнению Ю.Хабермаса, это и есть предпосылка для реализации общечеловеческих интересов. В особенности большого значения приобретают сотрудничество, сотворчество, общее решение проблем. Подлинная интеграция общества, всеобщее социальное согласие обеспечивается на пути коммуникативного понимания.

Идея личностной зрелости как умения ориентироваться в идеологических коллизиях находит отражение в структуре языка. Кто общается, тот уже имеет в виду возможность свободного консенсуса. Поэтому критическая теория общества должна обратить внимание, прежде всего на универсальные возможности взаимопонимания. Ю.Хабермас указывает на четырех виды понятий, которые претендуют на особое значение:

 понятность высказываний;

 истинность высказывания;

 правдивость намерения;

 корректность норм.

Коммуникативное действие должно обосновывать свои домогательства на особую роль в форме дискурса, который представляет собой идеальную языковую ситуацию, за которой любой участник имеет реальную возможность высказываться и которая свободное от внутреннего и внешнего давления. Реальный коммуникативный акт становится успешным дискурсом, если участники опираются на консенсус.

Важное место в теории Ю.Хабермаса занимает анализ современного общества, отличительной особенностью которого, является рационализация коммуникативного поведения людей. Названный процесс находит свое воплощение в «колонизации» «жизненного мира» «системным миром». Второй - это мир анонимных, «инструментальных» отношений, связанных с рынком и государством. Все «острые» проблемы современной жизни, считает он, вызываются разрастанием «системного мира» за счет «жизненного мира». Ю.Хабермас анализирует фундаментальную антиномию неотчужденного «жизненного мира» и отчуждающей «системы» современного («позднего») капитализма, «колонизирующего», эту жизненную основу межчеловеческой коммуникации, утверждая принцип «технической рациональности» и «ложной» (ущербной) коммуникации». Достижение стабилизации общества невозможно без публичных дискуссий, нейтрализующих противоречия и приводящих к постепенной ликвидации идеологии.

Ю.Хабермас считает, что основная опасность для демократического режима заключается в том, что доминирование административных аспектов и чрезмерное расширение сферы легального общества приводит к деградации сферы свободных коммуникаций и разрушению гражданского общества. Именно таким образом происходило формирование всех тоталитарных и авторитарных режимов. В соответствии с франкфуртскими традициями Ю.Хабермас разрабатывает рецепты избавления общества от его социальных болезней. Один из главных рецептов - поставить с помощью прогрессивных социальных и политических сил барьер на пути «системного мира». Именно в этом заключается существенное различие между Ю.Хабермасом и классиками постмодернизма: постмодернисты расстались с надеждой трансформировать современное общество, смирились с его плюрализацией, расщеплением и деградацией. Ю.Хабермас, напротив, создает собственную утопическую версию неогуманизма, он верит в возможность коррекции и гуманизации современного социума посредством оптимизации коммуникативных действий.

Феноменологическая социология. А.Шюц (1899-1959), П.Бергер (р.1929), Т.Лукман (р.1927). Австрийский социолог Альфред Щюц первым по­пытался объяснить, как можно использовать феноменологию для проникновения в социальный мир. Он доказал, что способ, с по­мощью которого люди классифицируют и придают смысл окружа­ющему миру, нельзя назвать сугубо индивидуальным процессом, в этом процессе люди используют «типизации» - понятия, обо­значающие классы предметов, которые они выражают. Так, «бан­ковский служащий», «футбольный матч», «дерево» - все это примеры типизации. Эти типизации не являются уникальными по отношению к каждому отдельному человеку, напротив, они вос­принимаются членами общества, передаются детям в процессе изучения языка, чтения книг и разговора с другими людьми, т.е. их можно назвать смысловыми и оценочными стереотипами.

Используя типизации, люди, вступая в общение с другими людьми, уверены, что те видят мир таким же образом. Постепен­но член общества создает запас «знания здравого смысла», кото­рое разделяют и другие члены общества, что позволяет им жить и общаться. А.Щюц считал это крайне важным для решения практи­ческих задач повседневной жизни. Он подчеркивал, что знанием здравого смысла руководствуется подавляющее большинство членов общества, однако оно не является раз и навсегда данным, неизменным. Напротив, «здравый смысл» постоянно изменяется в процессе интеракции. А.Щюц признает, что каждый индивид по-своему интерпретирует (истолковывает) мир, воспринимая его достаточно своеобразно, но запас знания здравого смысла позво­ляет ему понимать действия других, по крайней мере, частично.

Фундаментальные положения феноменологической социоло­гии А.Щюца были развиты другими социологическими школами. Одну из них - школу феноменологической социологии зна­ния - возглавили американские ученые Питер Бергер и Томас Лукман другую, получившую название «этно-методология» (термин сконструирован по аналогии с этнографи­ческим термином «этнонаука» - зачаточные знания в примитив­ных обществах), - Гарольд Гарфинкель (р. 1917).

Представители данных социологических школ основное вни­мание сосредоточивали на внутренней работе человеческого со­знания, изучая способы, с помощью которых люди классифици­руют и осмысливают окружающий мир. В сферу их исследования человека и общества не включается анализ социального действия как такового, поэтому они не дают причинного объяснения чело­веческого поведения. Феноменологи скорее пытаются понять значение явлений, нежели объяснить механизм их возникнове­ния.

В отличие от А.Щюца, П.Бергер и Т.Лукман стремятся обосно­вать необходимость «узаконения» символических универсалий общества. Теория «легитимизации», т.е. утверждения в общест­венном мнении представлений о правомерности каких-либо соци­альных явлений, развиваемая этими американскими социолога­ми, исходит из того, что внутренняя нестабильность человеческо­го организма требует создания самим человеком устойчивой жизненной среды, в которой должны происходить «правильные», ожидаемые события.

Символические значения рассматриваются как основа соци­альной организации. Социологи обращают большое внимание на значения, вырабатываемые совместно и стоящие как бы «над ин­дивидом», как система общественных ожиданий и норм по отно­шению к нему. Реальную основу этих значений они видят в рели­гиозных верованиях, которые разделяют большинство членов об­щества.

Следовательно, общество оказывается таким социальным окружением индивида, которое он сам создает, внося в него определенные «высшие» ценности и значения, которых впоследствии и придерживается. Эти значения реализуются в социальных инсти­тутах, позволяя формировать новых членов общества, вынужденных подчиняться этим «вне-меня-надо-мной» ценностям.

Основные идеи Ф.Хайека (1899-1992). Хайек Фридрих Август - выдающийся австро-американский экономист, лауреат Нобелевской премии. После окончания в 1921 году Венского университета (где ему были присуждены ученые степени доктора права и доктора политических наук), некоторое время состоял на государственной службе, в 1927 г. был назначен первым директором Венского института экономи­ческих исследований. В 1931 г. становится профессором Лондонского университета, в 1950 г. - профессором экономической политики во Фрайбургском университете (ФРГ), с 1970 г. - профессор-консультант Зальцбургского универ­ситета (Австрия). Ф.Хайек был членом Британской Академии наук и почетным доктором нескольких университетов.

Идеи, разработанные Ф.Хайеком на протяжении полувека, оказались созвучными принципам синергетики - возникшей в конце 60 гг. ХХ века теории самоорганизации и развития сложных, эволюционирующих, нелинейно развивающихся, неравновесных систем, различной природы. С полным правом можно сказать, что вместе с К.Поппером Ф.Хайек стал пионером социальной и политической синергетики. Прежде всего, его интересовали механизмы самоорганизации и саморегуляции общества, проблемы свободы и демократии, роли случайности в истории общества, типы социального детерминизма, механизмы организации социальной жизни, возможность управления социально-экономическим развитием, сущность тоталитаризма.

Классическими признаны его работы, опирающиеся на глубокий экономический анализ с вытекающими отсюда «острыми» философскими обобщениями и политическими выводами. Это - «Индивидуализм и экономический порядок», «Основной закон свободы», «Право, законодательство и свобода», «Конституция свободы», а также самая известная работа, принесшая ему мировую славу, «Дорога к рабству». Написанная еще в 1938 г., переведенная на многие языки мира, она долгие годы была недоступна не только широкому со­ветскому читателю, но даже узкому кругу специалистов. Не менее известна и его последняя работа «Пагубная самонаде­янность» (1988), в которой подводится итог более чем полувеко­вым размышлениям над природой необычайно губитель­ной для человечества популярности коллективистских идей в XIX и XX вв., а также над причинами, которые делали неизбежным провал всех и всяческих проектов построения социалистического общества.

Ф.Хайек исходит из эволюционной концепции возникновения и развития человеческой цивилизации, утверждая, что общество, которое он называет «расширенным поряд­ком человеческого сотрудничества», чаще именуемое, хотя и не вполне удачно, капитализмом, складывается не в результате сознательного замысла или намерения человека, а спонтанно. Оно возникает из непреднамеренного следования определенным традиционным и, главным образом, моральным правилам.

В течение всей своей жизни Ф.Хайек исследовал два альтер­нативных способа организации социальной жизни - рыноч­ный порядок (капитализм), возникающий в результате дли­тельной эволюции (спонтанно), и централизованное плани­рование - социализм, возникающий из революционного слома традиционных форм общежития и навязывания людям с помощью самого жесткого насилия «новой морали», возникшей в головах «гениальных мыслителей». Ф.Хайек постоянно подчеркивал, что он является принципиальным противником «социалистического выбора» и «коммунис­тической перспективы». По его мнению, «спор о рыночном порядке» и социализме есть спор о выживании человечества. Следование социалистической модели привело бы к уничтожению большей части современного человечес­тва и обнищанию основной массы оставшегося.

Отмечая широкую популярность и большое распростра­нение в конце XIX - начале XX в. социалистических идей, Ф.Хайек подчеркивает, что понятие «социализм» нередко исполь­зуется для обозначения идеалов социальной справедливости, большего равенства, социальной защищенности, как конеч­ных целей социализма. Но социализм - это ведь еще и осо­бые средства и методы, с помощью которых большинство сторонников этой доктрины надеются этих целей достичь, считая эти методы эффективными и незаменимыми. Социализм в этом смысле означает упразднение частного предпринимательства, отмену частной соб­ственности на средства производства и создание системы «плановой экономики», где вместо предпринимателя, рабо­тающего для получения прибыли, будут созданы централи­зованные планирующие органы.

Ф.Хайек указывает, что многие люди, называющие себя социалистами, имеют в виду только первое значение термина, т. е. они искренне верят в необходимость достижения конечных целей, но им все рав­но или они не понимают, каким образом и какими средствами эти цели могут быть достигнуты. Однако, как утверждал Ф.Хайек, есть и другой тип людей, которые верят в цели социализма не меньше, чем сами социалисты, но, тем не менее, отказываются их поддерживать, по­скольку усматривают в социалистических методах угрозу дру­гим человеческим ценностям.

Хотя цели социализма фактически недосягаемы, социалистические про­граммы невыполнимы, в истории неоднократно предпринимались попытки реализовать их на практике. Однако вместо желанной свободы народы, добровольно или по принуж­дению, избравшие этот путь, делали гигантские шаги к собственному рабству. По мнению Ф.Хайека, основным фактором, неизбежно приводящим общество к тоталитарному режиму, является стремление людей к регулированию своей общественной жизни, к за­мене безликого механизма рыночной экономики коллек­тивным и сознательным руководством, направляющим все социальные силы к сознательно выбранным целям.

С конца XVII - начала XVIII в. общественное развитие Европы шло в направлении освобождения индивида от уз, заставлявших его придерживаться в повседневной деятель­ности форм, предписанных обычаем, традицией, законом. Быть может, величайшим результатом высвобождения индивидуальной энергии был поразительный рост науки после того, как свобода промышленности расчистила путь свободному применению новых передовых знаний, после того, как стало возможным пробовать все что угодно, при условии, что кто-нибудь согласится финансировать затею на свой страх и риск.

Наука сделала гигантские шаги, из­менившие полностью облик мира. Идея свободы прочно вошла в сознание всех классов общества. Всюду, где барь­еры, сдерживавшие свободное применение человеческой изобретательности, были устранены, человек быстро полу­чил возможность удовлетворения все расширяющегося круга своих желаний. Не было ни одного класса, для которого движение вперед не стало бы благотворным. Результатом этого успеха явилось ощущение власти над собственной судьбой, вера в неограниченное улучшение условий своей жизни. Люди хотели еще быстрее двигаться вперед. И тог­да сами принципы, позволявшие в прошлом добиться столь несомненного прогресса, постепенно стали рассматривать­ся скорее как подлежащие незамедлительному устранению препятствия на пути еще более быстрого прогресса, чем как залог сохранения и развития уже достигнутого.

Так, идея либе­рализма, главный тезис которого сводился к тому, что при устройстве своих дел нужно как можно больше использо­вать стихийные силы общества и как можно меньше при­бегать к принуждению, был вытеснен идеей социализма, концепциями «организации» и «планирования». Тезис, что мы уже можем заменить саморегулирующий процесс сознательным руководством, оказался на поверку всего лишь иллюзией. Попытка управлять всей экономической деятель­ностью задушила бы индивидуальные усилия миллионов отдельных личностей, благодаря которым крупицы знаний, таланта и опыта, рассеянные среди этих миллионов, слива­ясь в едином, никем не направляемом процессе, формиру­ют такую структуру человеческой деятельности, что ее воз­можности далеко превосходят все, что могло бы быть до­стигнуто руководством сознательным проектом. «Пагубной самонадеянностью» называет Ф.Хайек представления о том, будто человек способен «менять» окружающий мир в соот­ветствии со своими желаниями. И наоборот, свобода инди­вида решать, на что направить имеющиеся в его распоря­жении средства (распределяемые между людьми в соответ­ствии с некими правилами), еще раз была признана наибо­лее эффективным способом реализации потенциальных возможностей человека.

Основные идеи К.Поппера (1902-1994). Поппер Карл Раймунд - выдающийся британский философ и социолог. Родился в Вене, где и работал до 1937 г., написав свой первый круп­ный труд «Логика научного исследования». В этом же году он принимает приглашение в Новую Зеландию, а после вой­ны переезжает в Англию, которая стала ему второй роди­ной. До 1970 г. К.Поппер - профессор Лондонской школы экономики и политических наук.

К.Поппер - один из крупнейших современных мыслите­лей, так или иначе оказавший влияние на все школы совре­менного социального и политического знания - от консер­ватизма до социал-демократии. Избежал этой участи лишь марксизм, теоретическую концепцию которого К.Поппер под­верг критическому анализу в своей самой известной книге «Открытое общество и его враги». Эту книгу, начатую еще в 1938 г. и оконченную в 1943 г. (впервые опубликованную в 1945 г.), сам автор назвал своим личным вкладом в побе­ду над фашизмом.

В центре внимания К.Поппера социально-философская концепция «откры­того общества», разработке которой он посвятил почти всю свою жизнь. Его исследование современного общества предваряет критический анализ «универсальных утопий» и методов их обоснования, после опровержения которых философ анализирует фундаментальные принципы, на которых функционируют институты демократии. К.Поппер разработал собственную модель демократии, которая соответствует основополагающим принци­пам «открытого», т. е. свободного общества. Эти принци­пы, как и само демократическое общество, утверждает К.Поппер, не является чем-то абсолютным и незыблемым, они должны подвергаться конструктивной критике, быть постоянным объектом «критического мышления» и «социальной инженерии».

Исторический анализ К.Поппера показал, что открытое общество формируется в результате мощно­го социального движения, начавшегося более трех тысячелетий назад, задачей и целью которого было стремление огромного множества людей освободить себя и свой разум от власти авторитетов и предрассудков. Это общество, от­вергающее абсолютный авторитет традиционности и одно­временно пытающееся установить и поддержать традиции (как старые, так и новые), соответствующие стандартам сво­боды, автономии и гуманности.

Но это же движение вызвало к жизни и поразительно мощные разрушительные силы, которые, считает К.Поппер, еще можно обуздать. Переход от «закрытого», племенного или коллективистского общества к открытому, вызвал шок, который стал одним из факторов, сделавших возможным реакционные движе­ния, пытающиеся вернуть общество к его исходному состо­янию.

Современный тоталитаризм, утверждает К.Поппер, име­ет традиции столь старые, как и сама наша ци­вилизация, так как это результат и реакция на шок рожде­ния новой цивилизации. Поэтому важнейшей задачей кни­ги является уточнение сущности тоталитаризма и уяснение того, что необходима непрекращающаяся борьба с ним. Необходимо подчеркнуть, что основополагающие идеи К.Поппера о трансформации «открытого» общества из «закрытого» созвучны концепции К.Ясперса об «осевом времени». С другой стороны, как уже отмечалось, К.Поппер стоял вместе с Ф.Хайеком у истоков социальной синергетики, одним из первых проанализировав процессы самоорганизации общества, закономерности функционирования открытых и неравновесных социальных систем, особенности нелинейного развития социума.

Для решения этой задачи К.Поппер обращается к критике социально-философских учений (Платона, Г.Гегеля К.Маркса), которые, по его мнению, несут ответствен­ность за широкое распространение идей и идеалов тоталитарного общества, а также предубеждений против возможности осуществления демократических реформ, т. е. формирования открытого общества. Эти учения К.Поппер квалифицирует как «историцистские». Историцизм претендует на от­крытие законов истории, позволяющих делать исторические пророчества. Эта склонность к историческим пророчес­твам может быть обусловлена различными мотивами: лес­тно ощущать себя принадлежащим к ограниченному кругу посвященных; убеждение в том, что интеллектуальные во­жди обязаны обладать способностью предсказывать ход истории.

Но есть и более глубокие мотивы, связанные с неудовлетворенностью существующей ситуацией. Мечты о счастливом будущем могут дать надежду тем, кому сейчас осо­бенно трудно, а это способно заслонить повседневные за­дачи общественной жизни. Опасность историцизма заключается в том, что он освобождает человека от груза ответственности. Искушение историцизмом К.Поппер связывает с реакцией на трудности, встающие перед современной цивилизацией и на выдвигаемое ею тре­бование личной ответственности. К.Поппер показывает, что историцистские идеи глубоко укоренены в европейской духовной традиции, их истоки можно отыскать уже у Гераклита, но с наибольшей полнотой она воплотилась в учениях классиков европейской философии - у Платона, Г.Гегеля и К. Маркса, который в отличие от своих предшественников, придал историцистским идеям предельно рационализированную и наукообразную форму.

К.Поппер отнюдь не отрицал возможность научного пред­видения. Он отмечает, что в социальной жизни, в процессе социального взаимодействия возникает множество непред­виденных реакций в хрупкой структуре институтов и тра­диций, и главная задача науки об обществе - пытаться анализировать эти реакции, предвидеть их, насколько это воз­можно. Вслед за философом, противники историцизма считают, что научная ос­нова политики заключается в предварительном накоплении информации, необходимой для постепенного, поэтапного и поэлементного изменения определенных социальных институтов и отношений в соответствии с учетом возможности решений тех или иных проблем, возникающих в обществе.

Другими словами, для оптимального развития общества необходима не социальная «хирургии», наиболее радикальными формами, которыми выступает бунт, революция или война, а использование социальной «терапии» - социальной технологии, которую К.Поппер назвал социальной инженерией.

Историцисты, считая основой политики на­уку об «объективных» и абсолютных законах исторического развития, как правило, смешивают свои собственные идеологические и программные цели с целями самой Истории, которые они якобы открывают, благодаря объективной социальной науке. К.Поппер показал трагичность перерождения марксизма, в котором, безусловно, существовали элементы научного знания, но они, в конечном итоге, оказались подавленными элементами социальных идеалов и иллюзий, имеющими, безусловно, утопический характер.

Сторонники «критической теории» предпочитают рациональный анализ социальных институтов как средств, обслуживающих определенные цели, и оценивают их исключительно с точки зрения целесообразности, эффективности, простоты и т. д. Другими словами, К.Поппер считал, что наиболее важным в ценностном отношении является само «открытое общество», в то время как институты демократии – лишь средства для достижения этой высшей цели, поэтому они предназначены для выполнения функции по его оптимальному функционированию и его охране. Демократия сама по себе не является самоцелью, она лишь средство самоорганизации открытого общества, поэтому роль и функцию любого демократического института нельзя абсолютизировать, фетишизировать или обожествлять.

Историцисты же пытаются выяснить происхождение и назначение определенных социальных институтов, расценивают их существование как «требование Бога», «веление судьбы», «историческую необ­ходимость», и тем самым они сеют в обществе духовные семена тоталитаризма.

Единственным эффективным средством, позволяющим избежать последнего является критическое мышление, которое призвано, как на уровне теоретического анализа, так и на уровне использования социальной инженерии обеспечивать объективность и адекватность социальных субъектов. К.Поппер считал, что открытое, демократическое общество обязано принять все возможные меры для формирования у граждан критического мышления, что должно служить надежной защитой от идей тоталитаризма и авторитаризма, к которым постоянно тяготеет любое, даже самое открытое общество. Критическое мышление - это своеобразная вакцина от индоктринации, защитный механизм от любого «-изма».

К.Поппер стал одним из тех выдающихся мыслителей эпохи постмодерна, которому принадлежит заслуга развенчивания целого ряда опасных мифов предыдущей эпохи - историцисткого мифа о закономерном прогрессивном историческом развитии человечества, о возможности предвидеть отдаленное историческое будущее и возможности произвольно конструировать общество. исходя из субъективных идеологических целей или идеалов.

После К.Поппера невозможно уже быть ни оптимистом, ни пессимистом: если нет объективных законов развития, то мы «здесь и сейчас» вступаем в сферу негарантированности, неопределенности, непрозрачности, неустойчивости. После К.Поппера можно быть только «реалистом».

* * *

Постмодернисты утверждают, что одни и те же социальные действия и социальные факты могут иметь различный смысл, а разные человеческие сообщества в разные эпохи придают им весьма различающиеся значения. Они настаивают на том, что внимание исследователей должно быть направлено не только на объект, но обязательно учитывать контекст, который придает социальным фактам особое значимость. Это вынуждает социологов смотреть на свой объект шире и одновременно реалистичнее, не абстрагируясь от процессов, которые происходят вне определен­ных самими социологами предметных границ.

Интерес к социальной семантике (системе знаний о знаках и значениях), переместивший в центр познавательных процедур постмодернистской социологии проблему интерпретации, позво­лил современным ученым весьма оригинально и в то же время радикально решить задачу достижения рациональности познания. Но вопрос об универсальной рациональности в определении значения и выработке объяснения происходящего отпадает, по­скольку один и тот же «знак» (социальное событие, явление, факт) приобретает разные значения в зависимости от перемены:

1) объективных обстоятельств (контекста, который в свою очередь может определяться и рассматриваться субъектом весьма избирательно) и

2) субъективных обстоятельств (ценностной шкалы наблюда­теля, выносящего суждение).

Так, например, затопление родины джаза - Нового Орлеана - является ярким примером События, все интерпретации причин которого аналитики пытаются охватить определенной понятийной и идеологической сеткой. Например, пра­вые делают акцент на мародерствах, изнасилованиях, социальном хаосе - дескать, как только исчезает властный контроль государства, у масс на по­верхность выходят насильнические инстинкты (как вывод - людям нуж­на сильная рука власти). Левые же говорят о том, что это событие обнажило социальную несправедливость, выявило уже существующие обще­ственные антагонизмы и присущую современной Америке и в общих чер­тах Западу расовую дискриминацию (Новый Орлеан, как известно, город преимущественно афроамериканцев), что социальный хаос обусловлен именно классовыми причинами...

Каждое большое и малое человеческое сообщество имеет собственный, неповторимый ценностный мир, который определяет его социальную культуру, внутренние нормы общежития. Каждая культура имеет свою «рациональность», и событие приобретает разные значения в рамках разных типов рациональности. Культуры и соответствующие им типы рациональности качественно несрав­нимы, к ним нелогично применять принципы внешнего (универсально-рациональностного) сравнения «лучше - хуже», поскольку нечто можно оценить только в рамках ценностной шкалы, имма­нентной (внутренне присущей) данной культуре.

Следовательно, не следует «расчищать» пространство социального познания и «рационализировать» (или объективировать) свою позицию, технологии познания и предмет науки (т.е. избирательные представления социологов об объекте). Надо пополнять знания об обществе множеством профессиональных авторских интерпретаций социальных явлений. Они признали, что всякая рациональность, всякая наука есть игра. Потому что не может быть ни универсального объяснения, ни универсальной теории в исследовании общества и социальных процессов.

Постмодернизм отрицает научность (в ее позитивистском и сциентистском понимании). Однако социологический «постмодернизм» - это не хаос персональных изложений по принципу «что вижу - о том пою» или безудержного полета «свободных ассоциаций на тему...», хотя, как шаловливое дитя рефлективности, он все же страдает этим. Просто в рамках новой парадигмы сложились новые критерии квалифицированного изучения социальной реальности в условиях, когда исследователь осознает, что не в силах преодолеть собственную субъективность.

Отрицая какие-либо принципы (научные стереотипы), по­стмодернизм признает «стиль», соответствовать которому может только социальный исследователь, обладающий высоким уровнем про­фессионализма, поскольку постмодернистская социология преследует следующие цели:

 давать множество многообразных объяснений состоянию и развитию «объекта»;

 синтезировать новые интерпретации и способы познания на основе раскрепощенного владения элементами всей предыдущей социологической культуры (классики и модерна);

 качественно (творчески содержательно и инструментально мастерски) соответствовать все усложняющейся Системе связей, которую мы именуем «современное общество».

Становление новой парадигмы в социологии, которая внешне выглядит довольно легковесно - как уход от проблем строгой научной организации исследования и верификации (проверки) результата, отказ от следования традиции и превращение социологии в поле для интеллектуально-художественного самовыраже­ния «забавляющихся» (играющих) своим социальным материалом интерпретаторов, на самом деле глубоко связано с логикой процессов развития современной науки и общества.

С одной стороны, современная постмодернистская социология ответственно и профессионально решает проблему «границ и возможностей» социального познания, превращая «игру субъективностей» и допущение множества интерпретаций в самостоятельный эврис­тический механизм. Принципы свободы интерпретаций и множества разнообразных объяснений одного явления решают две прин­ципиальнее задачи:

1) обеспечения свободы творческого профессионального само­выражения, что позволяет пополнять коллективный банк социо­логических идей, и

2) использования нового способа «верификации», когда ядро «истины» начинает постепенно просвечивать сквозь множество интерпретаций, строгих количественных сведений, разнообразных оценок и контекстуальных изложений.

С другой стороны, перемещение познавательных акцентов на субъекта исследования отражает гуманистические тенденции в обществах современного типа, когда интерес к внутреннему миру человека и индивидуальным проявлениям духовности обогащает развитие всего общества.

Со всеми своими плюсами и минусами эти парадигмы продол­жают развиваться: классическая методология - вопреки скепсису и моде, неклассическая - вопреки собственной сложности и теоретическому «разброду», постнеклассическая - вопреки непониманию и внутренней неопределенности. Существуя порознь, но создавая единое современное научное поле с его актуальной проблематикой и разнообразными методами, вместе они передают полифонию осмысленных впечатлений и системных представлений об обществе, в котором мы живем.

Суммируя происходящие в современной социологической науке процессы, известный российский социолог В.Ядов отметил две тенденции преодоления современного методологического кризиса:

1) «методологическое отступление»: использование совокупно­сти разных теоретических подходов к анализу (полипарадигмальность); переход от жестких подходов традиционной науки к гибким качественным методам феноменологии; отказ от объяснения со­циальных явлений в пользу их преимущественного описания;

2) «теоретическое наступление»: создание новой глобальной теории (метатеории) «общества» - целостной системы мирового социума; применение принципов историзма и многофакторности (смены доминирующих факторов) развития; признание решаю­щей роли активности социального субъекта в процессе общест­венных изменений.

Нынешняя теоретико-методологическая разноголосица, раз­деляющая социологов на многочисленные группы (школы и на­правления), стала результатом «катастроф» научного осознания границ и иллюзий социального познания. Согласно концепции Т.Куна смена общенаучных парадигм (классической, модер­нистской и постмодернистской) происходила потому, что полу­ченная совокупность научных данных переставала вписываться в рамки систематизации и объяснительных возможностей прежней парадигмы. Социологи поняли, что, во-первых, общество нельзя рассматривать просто как природный объект, поскольку развитие социальной системы отличается субъективностью, ценностной ориентированностью и творческой спонтанностью (непредсказуемостью); во-вторых, изучение общества не может быть объективным, так как методика, техника и инструментарий по­знания зависят от позиции (знаний, предубеждений и заблужде­ний) познающего субъекта; в-третьих, исследователь не должен слепо полагать, что его представления о рациональности, норме и культуре единственно верные, а поэтому он может лишь делать точные наблюдения за изменением социальной реальности и интерпретировать происходящее.

Западная социология, играющая «первую скрипку» в мировом научном обществознании, пережила особое парадигмальное (предметное) дробление, которое до сих пор оказывает свое воз­действие на состояние социальных наук.

В заключение следует сказать, что всех указанных в этом разделе авторов отличает гибкость подходов к анализу общественных процессов. Постмодернизм как интеллектуальное течение вскрывает многообразие и открытость социальных структур. Человеческое общество в постмодернистском анализе приобретает множественный и многомерный характер: оно распадается и складывается на сложные взаимозависимые и взаимопереплетающиеся элементы, системы и подсистемы. Общество оказалось устроено значительно сложнее и интереснее, чем это предполагалось мыслителями эпохи классической науки. Это связано как с изменением самого общества, так и с изменением подходов к его анализу. Для постмодернизма, в том числе в сфере социологического научного знания, характерно наличие противоречащих друг другу концепций, которые в то же время находятся в отношениях взаимной дополнительности. Поэтому А.Зиновьева нельзя противопоставить М.Фуко, а П.Бурдье - Э.Тоффлеру так же, как недопустимо противопоставление концепций «классической» социологической мысли, например, К.Маркса и М.Вебера.

Концепции информационного общества не противоречат концепциям «вестернизации» и «культурного капитала», но взаимодополняют друг друга, что связано с использованием специфических подходов, методов и концепций к анализу исторических и социальных явлений. Особенностью постмодернистского анализа становится не просто фокусировка научного анализа на исследовании социального феномена, а определение его особого места в общей системе социальных отношений. Социальные и политические исследования приобретают многоуровневый характер, направляются на выявление специфических черт социальных отношений характерных для определенного компонента глобальной системы в определенное историческое время и при определенных условиях. «Взаимодополняемость» и «непротиворечивость» становятся наиболее яркими чертами всей гуманитарной, и в том числе социологической и политологической науки эпохи постмодерна.

К концу ХХ века интерпретирующий разум получил широкое распространение, в том числе и в социологии. Анализируя методологические принципы анализа социальных явлений, различные теоретические модели социума, становится ясно, что социология вступила в эпоху Постмодерна. Стратегии социологии Модерна, заложившие фундамент социологии как научной дисциплины на рубеже Х1Х-ХХ веков, сегодня подвергаются существенной критике. Социология Модерна в лице своих самых видных представителей поставила задачу сконструировать некие схемы социальной жизни, а также выявить формы отклонений от этих схем.

Социология к концу ХХ века все в большей степени освобождается от влияния законодательного разума и его претензий на постижение универсальной истины о социальной реальности. Крайние выводы социологов постмодерна сводятся к тому, что она должна сконцентрироваться на новой задаче, к которой она к тому же лучше всего подготовлена: к информированному, систематическому комментарию повседневной жизни, комментарию, расширяющему знание этой жизни и одновременно включающемуся в нее и в ходе этого трансформирующемуся.