1. Сложности модернизации

Мы решаем задачу модернизации вот уже 300 лет. Но это не специфика России. Большинство стран сталкивались с проблемой path dependency, но не могли преодолеть её.

Специфика России – нахождение «на полпути» к модернизации:

– это не Китай, чей отрыв от Запада менялся более чем суще­ственно за последние 300 лет;

– это не Япония, которая решила проблему path dependency в XX столетии;

– это и не вечно отставшая Африка.

Особенность России – стабильность отставания в 50 лет. Доста­точно подробно в экономических терминах это было проанализиро­вано Е. Гайдаром (относительно Германии и Франции).

Но это отнюдь не открытие. Подобный интервал ощущался и по­нимался и писателями, и политиками. Приведём только две цитаты:

«Русские старательно копируют французские нравы, только с опозданием лет на пятьдесят», – писал Стендаль. Это говорится о нравах, однако имеет непосредственное отношение и к экономике.

А вот высказывание о состоянии институтов, относящееся к послед­ней четверти XIX в.: «Для содействия обрабатывающей промышленности... от правительства требуется... не столько материальная поддерж­ка, сколько установление лучшего порядка посредством издания зако­нов, применимых к современному развитию хозяйства. Россия отстала от всей Западной Европы в этом отношении на полстолетия». Это слова Н. Х. Бунге, министра финансов России в 1881–1886 гг.

За последние три столетия Россия опробовала все возможные механизмы решения этой проблемы – реформы, по крайней мере две «революции сверху», и, что совершенно невероятно, две полно­масштабные революции: 1917–1929 и 1987–2000 гг.

Основной проблемой такой ситуации была и остается неком­плексность (точнее, односторонность) модернизационных усилий российского государства. Власти всегда сосредоточивались на от­дельных аспектах модернизационной задачи, игнорируя остальные или даже принося их в жертву. Можно даже выделить некоторую закономерность, прослеживаемую в 300-летней истории российской модернизации. В первую очередь страна ставила и решала задачи модернизации в военной сфере и в отраслях, с ней сопряженных (будь то металлургия в XVIII в., железнодорожный транспорт в конце XIX– XX вв. или космические исследования во второй половине XX в.). На втором месте стояла экономическая модернизация, которая, есте­ственно, должна была дать базу для решения военных задач. Меньше уделялось внимания культурной модернизации, которой начинали всерьёз заниматься тогда, когда общее отставание оказывалось крити­чески опасным. И, наконец, полностью игнорировалась модернизация политических институтов, которые, напротив, пытались консервиро­вать на максимально продолжительные периоды времени. Только тя­желейшие системные кризисы (в середине XIX в., в начале и в конце XX в.) приводили к политическим реформам, причём в двух из трёх случаев политические трансформации имели форму полномасштаб­ной революции, т.е. через полный слом государства с присущими революции колоссальными издержками.

2. Механизмы осуществления догоняющей модернизации

Что делать для решения проблемы догоняющей модернизации, достаточно хорошо известно ещё с середины XIX в.:

«Во-первых, улучшение форм управления, более совершенная защита собственности; умеренные налоги и уничтожение произ­вольных вымогательств, осуществляемых под видом сбора налогов... Во-вторых, желаемого результата можно достичь посредством повышения уровня умственного развития народа... В-третьих, средст­вом достижения указанных целей является внедрение заимствован­ных из-за рубежа ремесел, позволяющих увеличить прибыли, кото­рые можно извлечь из дополнительного капитала... а также привле­чение иностранного капитала, что делает рост производства незави­сящим более от бережливости или предусмотрительности самих жителей». Это было написано ещё в середине XIX в. Дж. С. Миллем по отношению к «неразвитым в промышленном отношении районам Европы, например, России, Турции, Испании и Ирландии».

Таким образом, основными факторами роста здесь называются: гарантии прав собственности и отсутствие произвола власти, разви­тие образования населения, а также привлечение иностранного ка­питала (в виде финансовых ресурсов и технологий, know-how).

Но как это применить на практике – вот главный вопрос.

Впрочем, известна проблема преимущества отсталости, подроб­но проанализированная А. Гершенкроном.

Обычно «преимущество отсталости» рассматривается с точки зрения технологий, т. е. как возможность отсталой страны восполь­зоваться научно-техническими достижениями развитых стран и тем самым не повторять этапы развития техники, которые проходили развитые страны.

Но теперь нам становится понятно, что ещё более важен с точки зрения учета опыта развитых стран институциональный фактор – воз­можность не повторять этапы, использовать передовые институты.

Отдельной и очень сложной проблемой является возможность использования старых институтов для решения новых задач. Ответ на этот вопрос не столь уж однозначен, как может показаться. При его обсуждении возможны три варианта ответа на него и, соответст­венно, два варианта развития событий.

Первый, более тонкий вариант, предполагает возможность огра­ниченного использования старых институтов для решения новых задач. Классическим вариантом такого решения было сохранение общины в России даже таким реформатором, каким был С. Ю. Витте. Дело было, однако, в том, что при помощи общины он пытался ре­шать чисто фискальные задачи – получение налогов из деревни для перераспределения их в пользу развития промышленности. Этот опыт был в дальнейшем повторен И. В. Сталиным.

В чем-то аналогичную роль играют в современной России по­пытки использования таких традиционных для индустриальной сис­темы форм, как госинвестиции или особые экономические зоны. Эти инструменты, неплохо зарекомендовавшие себя в странах, ре­шавших задачи ускоренной индустриализации, могут играть очень ог­раниченную роль применительно к посткоммунистической России.

Способность старых институтов сыграть новую роль, т. е. обес­печить модернизацию, не следует преувеличивать. За сохранение старых форм стране всё равно придется платить, и иногда несоизме­римую цену. Возвращаясь к примеру с общиной, можно предполо­жить, что более ранняя ликвидация этого института способствовала бы ускорению роста капитализма в российской деревне и, возможно, предотвратила бы революцию (или её развитие по наиболее катастро­фическому сценарию). Иными словами, желание правительства упрос­тить себе жизнь с точки зрения текущих налоговых проблем оберну­лась системным кризисом и крахом страны. Пока остается только гадать, какую цену придется платить за попытки использования ста­рых институтов в России начала XXI в.

Второй вариант предполагает отказ от использования традицион­ных институтов, т. е. концентрацию политических и идеологических ресурсов элиты на поиске, отработке и практической реализации системы новых институтов, способных обеспечить реальное ускоре­ние общественных процессов.

В реальной жизни наиболее вероятным (и оптимальным с учетом существующих ограничений) является сочетание первого и второго ва­риантов. Однако в любом случае главной задачей правительства и во­обще элиты должно быть выявление новых институтов, способных обеспечить социально-экономический и политический рывок.