Маршалл Маклюэн и информационные войны

Для начала несколько слов о том, кто такой, собственно, Маршалл Маклюэн. Во-первых, на настоящий день его уже нет в живых – он умер в 1980 году, а родился в 1911-м в канадском городе Эдмонтоне, куда более известном своим хоккейным клубом, чем этим фактом. Начинал он как академический ученый, заработал степень магистра искусств и доктора философии, преподавал в американских и канадских университетах английскую литературу. Однако совсем не это принесло ему известность. В 1948 году он занялся изучением процессов массовой информации с точки зрения психологии, социологии, истории, экономической науки и филологии и тем самым нащупал свою золотую жилу. А в 1962 году, когда вышла его книга «Галактика Гуттенберга», к Маклюэну пришла мировая слава.

В отличие, скажем, от Спинозы или Декарта, Маклюэн мыслил несистематически и непоследовательно. И делал это принципиально. Он отстаивал мозаичный, чересполосный образ современной цивилизации – и в своих текстах воспроизводил его. Да и говорил точно так же: по смыслу – парадоксально, по способу – ассоциативно. Впрочем, и к письму и даже к устной речи он относился не особенно доброжелательно. О чем прямо заявил в одном из разговоров с Джоном Ленноном: «Язык – это организованное заикание. Чтобы говорить, надо буквально расколоть звуки на куски. Лишь когда человек поет, он не заикается...»

Основной грех западной цивилизации, по Маклюэну, – это создание фонетического алфавита и письменности на его основе. До этого человек воспринимал мир слухово, гармонически, а с появлением письма и в особенности книгопечатания возобладало визуальное, линейное мышление. Возникла, как ее обозвал Маклюэн, «галактика Гуттенберга», где все грамотные люди в той или иной степени расщепленные личности, шизофреники. Ибо одно дело – быть восточным человеком и созерцать иероглиф, который, будучи сложным образом, вовлекает в процесс созерцания все чувства того, кто его рассматривает. И совсем другое дело – европеец, читающий текст на любом из европейских языков. Ведь самое важное свойство типографского шрифта – это его повторяемость. И именно типография впервые создала стандартно воспроизводимый товар, породила первый сборочный конвейер и первое массовое производство. То есть именно то, что разобщает людей, отчуждает их друг от друга.

Поощряя индивидуализм, книгопечатание в то же время порождает национализм, превратив местные языки в средство массовой коммуникации, в закрытые системы. Дело в том, что политическое объединение по языковому признаку было немыслимо, пока книгопечатание не превратило языки в обширную среду или средство общения. Национализм возник как новое представление о групповой общности, основывающееся на такой скорости обмена информацией, которая была невозможна до книгопечатания. В Европе национализма не было вплоть до эпохи Возрождения, до тех пор, пока типографский шрифт не дал возможность каждому грамотею увидеть свой родной язык в аналитическом свете. Распространение массовой продукции книгопечатания быстро превратило региональные языки в национальные и вызвало к жизни саму идею национализма. Так национальная буква припечатала общечеловеческий дух.

Однако, несмотря на это, Маклюэн был отнюдь не пессимистом, а напротив – энтузиастом. И энтузиазм его базировался на вполне материальном фундаменте. Его надеждой на преображение человечества были современные электронные технологии. Для начала он провозгласил конец «галактики Гуттенберга» с ее линейностью и человеческой отчужденностью. Нынешний человек, говорит Маклюэн, живет не в «разделенных изолированных мирах», а в «плюрализме миров и культур» одновременно: «"Открытие электромагнитных волн вновь создало "поле одновременности" во всей человеческой деятельности, человеческая семья существует теперь в условиях глобальной деревни. Мы живем в едином ограниченном пространстве, где слышны звуки племенных барабанов»".

Итак, внешний мир, созданный радио и телевидением (а теперь еще и Интернетом), Маклюэн именует «глобальной деревней», внутренний же – это, по его выражению, «Африка внутри нас». И если в период механического века «мы продолжали в пространстве» наши тела, то сегодня под влиянием электронной технологии «мы продолжили саму нашу нервную систему», распространив ее на весь земной шар...

Сегодня средство коммуникации важнее самого сообщения. То есть содержание информации зависит прежде всего от того, по какому каналу она передана – по радио, по телевидению или в газете. В связи с этим Маклюэн делит все средства коммуникации на «горячие» и «холодные». Грубо говоря, горячие средства общения – это такие средства, которые оставляют аудитории минимум возможностей для домысливания, для самостоятельной работы мозга. Таково, например, радио, и не случайно именно благодаря использованию радио фашистская пропаганда в считанные годы оболванила просвещенных немцев. Холодные же средства общения – а это и обычная речь, и телевидение (и Интернет) – требуют соучастия, восполнения сказанного и показанного. Поэтому приказы следует передавать по радио, а вот с просьбами уместнее обращаться по телевидению.

Теперь о газетах. Подобно книге, газета освещает «вещи» (события, явления) «изнутри», но только не «изнутри личности», а «изнутри общества». Поэтому специфика газеты – показывать изнанку общества. Вот почему для газеты «настоящие новости – это плохие новости», то бишь скандалы и разоблачения. Лучшей частью журналов и газет Маклюэн полагает рекламу. Реклама – это несомненно новости. Однако ее единственный и генеральный недостаток в том, что это всегда хорошие новости. Чтобы уравновесить эффект этих хороших новостей, в газете приходится помещать много плохих новостей. Более того, «владельцы средств коммуникации всегда старались дать публике то, что она хочет, потому что чувствовали, что их сила – в самом средстве коммуникации, а не в содержании». Иными словами, все в мире коммуникации подводится под основополагающий афоризм Маклюэна «The medium is the message» – «Средство – это сообщение».

Отсюда и другой его тезис, который звучит так: «Истинно тотальная война – это война посредством информации. Ее незаметно ведут электронные средства коммуникации – это постоянная и жестокая война, в ней участвуют буквально все. Войнам в прежнем смысле слова мы отводим место на задворках вселенной».

Маклюэн первым (еще 30 лет назад) провозгласил, что в наше время экономические связи и отношения все больше принимают форму обмена знаниями, а не обмена товарами. А средства массовой коммуникации сами являются новыми «природными ресурсами», увеличивающими богатства общества.

В принципе Маклюэна можно подвести под тот же монастырь, под который подвели некогда Лао-цзы с его – «знающий не говорит, говорящий не знает». Через несколько веков это аукнулось седовласому младенцу подколкой – что ж, мол, ты говорил, если знал? Маклюэн, хоть и подверг остракизму «галактику Гуттенберга», сам исправно писал книги, правда не всегда обычные.

Самая известная из них – «Средство – это массаж». И открывается она так: сразу вслед за титульным листом с названием книги следует крупная фотография ладони, приставленной к уху, с подписью: «Массаж?». Новая страница гигантскими буквами отвечает: «И еще какой!». А рядом с нею мелким шрифтом напечатано изречение любимого философа Маклюэна Альфреда Уайтхеда: «Главное достижение цивилизации – это создание процессов, ведущих к гибели старого общества».

Собственно, сам Маклюэн ничем иным и не занимался, как только работал на гибель этого старого общества. Однако оставался при этом реалистом. И сумел сказать нечто такое, о чем вполне можно сказать: представляет непреходящую ценность.

А именно. По мысли Маклюэна, окружение человека, его среда, напоминает гигантскую обучающую машину. Однако человек не видит окружающую его среду. То, «что отчетливо видно и громко слышно – это старая среда, ее отображение в зеркале заднего обзора». Предшествующие человеческие поколения не замечали, как меняются они сами и их среда, и обнаруживали воздействие человека на среду только в прошлом. История утопических идей – это история «различных зеркал заднего обзора». Любая утопия – это картина прошлого, опрокинутая в будущее; ни одна утопия не отражает современности. Человек как бы боится взглянуть на окружающую среду и смотрит через зеркало назад. Только художники способны осознавать присутствие нового в настоящем. Но стоит художнику высказать свои наблюдения, как его мгновенно объявляют «чудаком» – ибо настоящее не принято замечать и узнавать, а заглядывать в него – опасно.

У самого Маклюэна тоже есть кое-какие наброски будущего. Естественно, оно все оказывается пронизано электроникой. Люди в нем живут, объединившись в единое племя, которое образовалось из предшествовавших ему мини-государств, исповедовавших национализм. Демократии в этом обществе не будет, поскольку не будет народа в привычном смысле этого слова, а условия индивидуальной свободы видоизменятся. В таком примерно ракурсе: «Будущие хозяева технологии должны быть веселыми и умными. Машина порабощает суровых, мрачных и тупых».