60.Рас­су­ж­де­ние как дей­ст­ви­тель­ное сред­ст­во убе­ж­де­ния чи­та­те­ля при чет­ко­сти и ло­гич­но­сти до­ка­за­тель­ст­ва.

Рассуждение – самый сложный по своей цели и структуре способ изложения.

Журналист далеко не всегда может ограничиться повествованием о событиях или их

описанием. Непосредственная реакция на то, что было увидено или почувствовано им в

определённый момент, часто свидетельствует лишь об интересе к событию, и, даже передав

этот интерес читателю, он ещё не выполнит свою задачу – установить связь между явле-

ниями, обобщить их, сделать вывод.

Логические и синтаксические особенности рассуждения предопределены ходом

зачастую весьма непростых мыслительных операций, предпринятых автором. Рассуждение –

это процесс выведения нового знания. Этим обосновано требование логически строгой

последовательности суждений и точности логических связей между ними, которые имеют

подчинительный характер. Логическая структура рассуждений – «цепь суждений, которые

все относятся к одному предмету или вопросу и которые идут одно за другим таким образом,

что из предшествующих суждений необходимо вытекают или следуют другие, а в результате

получается ответ на поставленный вопрос». Особенности логических, смысловых связей

находят своё отражение и в синтаксической структуре рассуждения. Если для описания и

повествования характерен синтаксический параллелизм, выражающийся в строении

предложений, в подборе форм сказуемых, то основная единица «рассуждающей речи» –

прозаическая строфа с цепной связью. Главное в смысловом отношении слово предложения,

заключающее в себе новое знание о предмете мысли и являющееся предикатом суждения, в

следующем предложении повторяется. Таким образом синтаксическая структура

рассуждения отражает движение, развитие, сцепление мыслей.

Временной план, соотнесённость сказуемых, которые обращали на себя наше

внимание при анализе описаний и повествований, в рассуждениях играют второстепенную

роль, главное при этом способе изложения – сам субъект или объект мысли. Лингвистами

установлено, что в газетных статьях, написанных от имени редакции и являющимися обычно

по способу изложения рассуждениями, количественно преобладают имена существительные.

Это можно объяснить тем, что задача такой статьи – раскрыть содержание понятий,

объяснить суть явлений, а не рассказать о событиях или описать их.

Рассуждение, так же как повествование и описание, в тексте редко существует в

«чистом виде». В публицистике оно всегда бывает осложнено включениями фрагментов

других видов текста, облегчающих читателю постижение подчас весьма сложной логической

конструкции.

Чтобы ощутить разницу между рассуждением и изобразительными способами

изложения – повествованием и описанием, – обратимся к традиционному по своей структуре

литературному тексту – известной многим книге воспоминаний И. Андроникова «А теперь

об этом», к тем её страницам, где рассказывается, как В. Качалов читал начало из

«Воскресения» Толстого. «Это начало потому сложно, – говорил Качалов, – что оно не

описание человека, или природы, или события, а мысль, философия самого Льва

Николаевича... Тот, кто произносит этот текст, должен видеть и эту траву. И деревья. И

камни. И весну. И в то же время, произнося эти слова, не живописать, а вникать в

обличительный смысл. И помнить, что это Толстой Лев Николаевич видит их так, а вовсе не

я так вижу».

Вот этот отрывок из «Воскресения»:

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч,

изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы

ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся на ней травку, как ни

дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех

животных и птиц, - весна была весною даже и в городе...

Но люди, – большие, взрослые люди – не переставали мучить себя и друг друга. Люди81

считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для

блага всех существ, – красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и

важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.

Логическую структуру отрывка формирует противопоставление: люди (их поступки)

– весна (красота мира Божия, данная для блага всех существ). Связь между суждениями

осуществлена многократным повтором слова люди, и местоимения, которое замещает его,

повтором глагольных форм, указывающих на это местоимение. Во втором абзаце

встречаются повторы не только лексические, но и выраженные синонимами {весеннее утро –

красота мира Божия – красота, располагающая к миру, согласию и любви). Перед нами

логическое построение, передающее мысль в её движении и развитии.

Информационные публикации прессы не предназначены для представления сложных

мыслительных операций. Они фиксируют их результат – новое знание о действительности.

Умозаключение в полной форме в этих публикациях встречается крайне редко в отличие от

публикаций научной информации. Гораздо чаще мыслительные операции развиваются по

сокращённой схеме умозаключения, в которой отсутствует одна из посылок, так как подра-

зумевается, что она известна читателю. Знание этой посылки может быть обусловлено

«вертикальным контекстом», т. е. существованием общеизвестных истин, очевидных и для

автора и для читателя (упоминание о них в тексте привело бы лишь к избыточности

информации), либо содержание этих пропущенных посылок с необходимостью вытекает из

реального контекста.

В отличие от рассуждений, в которых всегда закреплён процесс выведения нового

знания, определения и объяснения

61.Ос­нов­ные тре­бо­ва­ния, предъ­яв­ляе­мые к язы­ку пе­ча­ти: точ­ность, про­сто­та, об­раз­ность, вы­ра­зи­тель­ность. Зна­че­ние грам­ма­ти­че­ских норм и ре­ко­мен­да­ций как ос­но­вы прав­ки язы­ка и сти­ля ру­ко­пи­си.

Анализ языка и стиля — область литературного редактирования, практической

стилистики. Однако названные дисциплины не затрагивают практической методики этого

анализа. Они учат, как правильно согласовывать сказуемое с подлежащим, объясняют,

почему плохо повторять без специальной цели одинаковые или однокоренные слова и т. д.

Благодаря этим дисциплинам редактор знает правила и нормы согласования, знает, в каких

случаях повторение одного слова оправдано и допустимо и т.д. И даже хорошо зная все

нормы и рекомендации стилистики, редактор на практике нередко не замечает и

несогласованность и другие языково-стилистические погрешности. Более того, исправляя

текст, он порой сам вносит подобные ошибки. Знание норм и рекомендаций оказывается,

таким образом, нереализованным. Ни практическая стилистика, ни литературное

редактирование не дают ответа на вопрос, как методически построить работу редактора над

языком и стилем так, чтобы этого не случалось.

Соблюдая несколько основных выверенных на практике требований, которым

должен удовлетворять анализ языка и стиля произведения, редактор выполнит свои задачи

лучше и точнее, избегнув ряда существенных ошибок.

Первое требование — начинать анализ с определения общих и специфических

особенностей языка и стиля текста. Требование это, если вдуматься, имеет глубокие

основания.

Только уяснив особенности языка и стиля произведения, смысл и направленность

использованных в нем стилистических приемов, лексические и синтаксические пристрастия

автора, его типичные ошибки и промахи,

редактор может вести критику текста по стилю продуманно, целенаправленно.

Определяя особенности языка и стиля произведения, редактор подготовляет почву

для ясного осознания задач языково-стилистической критики текста — с чем бороться, что

рекомендовать автору.

Кроме того. каждому, кто накопил даже сравнительно небольшой редакторский опыт,

приходилось замечать, что стоит только ту погрешность, которая ускользала от внимания и

оставалась неустраненной, увидеть раз-другой, как она начинает назойливо лезть в глаза и

уже редко-редко оказывается упущенной. Поймав себя на «зевке», редактор невольно ставит

себе целью не пропустить больше такого рода погрешностей. Например, при неумеренном

употреблении автором одного, да к тому же неудачного, оборота (вроде особое значение

получает, как в одной рукописи) редактор, заметив это, при дальнейшем чтении преследует

цель найти в тексте все такие обороты, чтобы заменить их, добиваясь правильности и

разнообразия языковых средств. При этом ему уже не приходится искать повторяющиеся

обороты, его мозг реагирует на них так, как реагирует на прикосновение пальца к острому

или горячему.

Но беда в том, что редактор, случается, начинает подмечать типичную для автора

стилистическую погрешность лишь к концу рукописи, и тогда ему приходится читать все

сызнова, чтобы устранить эту погрешность везде.

Иногда же редактор, поглощенный целиком решением других задач критики текста,

вовсе не замечает некоторых типичных погрешностей и спохватывается, когда уже поздно.

Другое дело, если типичные ошибки автора определить заранее, при оценочном

чтении. Тогда при шлифовочном чтении ничто не будет упущено.

Но главное достоинство работы, начатой с определения особенностей языка и стиля

произведения,— конечно, в другом. Вряд ли можно без специального анализа, без

специально поставленной цели по-настоящему понять источники совершенства и

несовершенства авторского стиля, а значит, узнать, что же, собственно, надо делать автору и

редактору, чтобы произведение стало еще совершеннее, а несовершенства оказались за

бортом. 218

Второе требование — избегать субъективности в стилистических оценках,

поправках, замечаниях. Одно из самих драгоценных редакторских качеств — умение отде-

лить субъективные пристрастия от объективной необходимости стилистических

исправлений в тексте. Беспристрастных к языку людей ire-существует. II вот что нередко

получается, когда автор не испытывает любви, допустим, к деепричастиям, а редактор их

любит и охотно употребляет в собственных писаниях. Чуть отклонится автор от приятных

редактору оборотов, как у редактора непременно возникнет острая потребность, прямо-таки

непреодолимое желание подогнать авторскую речь под свой вкус. И притом с искренним

ощущением: гак лучше, так выразительнее, так проще и понятнее.

Субъективность многих стилистических поправок и пристрастий вполне объяснима.

Она результат психологически непроизвольного желания каждого редактирующего сделать

текст таким, каким он будет наиболее понятным именно для него. Любой человек, читая

текст, нередко мысленно переделывает его, приспосабливая для себя, чтобы .лучше попять и

тем более запомнить. Ведь психологически текст понимается благодаря тому, что

свертывается в сокращенную и обобщенную схему, которая помогает усвоить общий смысл

речи. При этом некоторые логико-синтаксические структуры требуют у отдельных

читателей дополнительной переделки. Редактору важно научиться понимать любые логико-219

синтаксические структуры и, если требовать отказа от какой-либо из них,- то но потому, что

она трудна для его. редактора, понимания, а потому, что не отвечает задачам издания или не

подходит для читателя.

Но. к сожалению, мысленную переделку текста, необходимую для того, чтобы

приспособить его к собственному строю мыслей, многие редакторы воспринимают нередко

как результат недостатков авторского стиля. А недостатки, разумеется, должны быть

устранены. Ну и возникает субъективная правка — переделка текста, предпринимаемая»

лишь по причине специфически индивидуальных особенностей восприятия и мышления:

конструкция более привычная, более приятная сменяет иную, слова более близкие и

знакомые подменяют те. что непривычны, малознакомы, понимаются хуже и потому

кажутся неудачными.

Третье требование — осторожно, осмотрительно пользоваться правилами и

рекомендациями (нормативно!) стилистики. Выдвигать это требование приходится по

двум причинам:

во-первых, потому, что некоторые редакторы пользуются правилами и

рекомендациями стилистики, как отмычкой, грубо, прямолинейно, не сообразуясь с особен-

ностями и задачами контекста;

во-вторых, потому, что язык произведения — вещь вообще чрезвычайно тонкая, и

шаблонные действия его уродуют, а не улучшают.

Итак, пользоваться правилами нормативной стилистики надо не механически, не

шаблонно, а на основе топкого анализа контекста. Только в этом случае редактор сможет

улучшить язык и стиль произведения.

Четвертое требование — знать приемы анализа, помогающие замечать и

устранять типичные нормативно-стилистические ошибки, и развивать эти приемы в

навыки. Без таких навыков многочисленные, часто случайные, упущения в языке и мелкие

погрешности стиля будут проскальзывать в набор и печать. Приемам, навыкам,

помогающим устранять распространенные, типичные стилистические ошибки и

погрешности, посвящен следующий раздел главы