44. Структура романа ф. Кафки «Процесс», философско-религиозный характер финала.

Нарушены причинно-следственные связи.

Стиль - канцелярщина, документ, протокол, (---> объективность, бесстрастность, детальность)

Роман «Процесс» не существовал как некое завершенное целое, а представлял собой «большую кипу бумаг».

Из шестнадцати глав романа по меньшей мере семь не были дописаны автором до конца. Отсутствовала нумерация глав и фрагментов. Не имелось никаких указаний и свидетельств относительно порядка их расположения. Собственно, перед Бродом лежал черновик незавершенного романа, над которым Кафка интенсивно работал с начала августа 1914 г. по конец января 1915 г. и к которому больше никогда не возвращался, считая его «в художественном смысле неудавшимся». Единственное, что предпринял автор, когда он убедился (или, скорее, убедил себя) в том, что роман не состоялся и завершить его не удастся, было следующее: несколько тетрадей с рукописным текстом, имеющим отношение к «Процессу», Кафка разъял на отдельные части (в соответствии с главами и фрагментами глав). В нескольких случаях, когда окончание одной главы и начало другой были написаны на одном и том же листе, он переписал соответствующие строки на отдельные страницы. Каждую из законченных глав Кафка снабдил титульным листом с обозначением содержания. Страницы фрагментарных глав были уложены в согнутые пополам листы, на которых также было обозначено содержание соответствующего текста. Скомпонованные таким образом части романа он разложил по отдельным конвертам.

Брод решил «докроить» роман и опубликовал «Процесс» как цельное, практически завершенное произведение. Особенность «Процесса», принципиально отличающая его от двух других романов Кафки: текст имел завершенную рамку — первую и последнюю главы, написанные в самом начале работы над произведением в августе 1914 г.

Первое издание включало в себя только законченные главы.

В 1935 г. вышло второе издание романа: основной корпус текста + в приложении незавершенные главы и вычеркнутые автором места. Наиболее авторитетным стало издание «Процесса» в 1950 г. Брод добавил в приложение еще один фрагмент и внес в текст несколько исправлений. Этот вариант произведения многократно переиздавался и послужил основанием для многих переводов на иностранные языки.

Именно в таком виде роман Кафки «Процесс» существует.

Герой теряется в мире, где нет четких границ между предметами явно несовместимыми: зал судебных заседаний может стать жилой комнатой, священник — капелланом тюрьмы, юридическая книга — эротическим романом, молитвенник — альбомом местных достопримечательностей и т. д. — все сходится здесь в одновременности существования. Следуя вместе с зажавшими его стражами к месту казни, К. освобождается от сосредоточенности на себе. Он думает о возможности выхода. Положив голову на плаху, К. видит, как где-то вспыхивает свет, который ему уже не удастся познать. К. так и не находит высшего суда. Смерть его в финале романа неожиданна, но закономерна и символична. Она является своеобразным завершением процесса и пограничным моментом, лежащим между миром тленным, уйти от вины в котором невозможно, и иным миром, где есть высший суд.

«Ад — это другие», — говорил герой одной из пьес Ж.-П. Сартра. «Ад — это мы сами», — утверждает Кафка. Человек несет в себе и вину, и наказание за нее, и нет никого, кто избавил бы его от этого наказания. Йозефа К. из романа «Процесс» (Der Prozeß, опубл. 1925) наказывают смертью, казалось бы, и вовсе ни за что. Он не совершал никаких уголовно наказуемых преступлений, уверяет себя и других в своей невиновности, но с того момента, когда два неприглядных типа врываются к нему в комнату и объявляют, что он находится под следствием, Йозеф К. постепенно, в ходе нелепого разбирательства все же начинает чувствовать за собой вину — не как конкретный банковский служащий (тут он абсолютно чист), а как представитель рода человеческого, как неудачное творение рук Божьих. Поэтому перед нами разворачивается не только процесс, который некая таинственная и малопочтенная инстанция ведет против без вины виноватого человека (был бы человек, а вина найдется!), но и процесс против суда, не способного цивилизованным способом доказать человеку его вину, и вызов миропорядку, в котором самоценная личность так мало значит. Обе эти линии идут параллельно и в принципе не могут пересечься, они несовместимы, как несовместимы Творец и творение, небо и земля, повседневная реальность и идеальные представления о ней.

Накладываясь друг на друга, разные пласты и уровни вины — метафизической, общественной, индивидуальной — образуют тот сложный комплекс чувств, который заставляет Йозефа К. искать выход в смерти и мучительно стыдиться этого выхода, стыдиться собственной позорной смерти (закололи, как собаку!), своего равнодушия к жизни и бессмысленных попыток сопротивляться неизбежному.