Обвиняющая мать

Дороти была зла на весь мир. Она обвиняла всех и вся в трудностях своей дочери. Она признавала, что ее девочка, которая сейчас училась во втором классе, не прилагает в школе никаких усилий и, соответственно, почти ничего не усваивает, но считала, что учительница может «заставить» девочку работать. Я указал ей на то, что, если две разные учительницы отмечают, что ее дочь испытывает трудности, это является неоспоримым свидетельством того, что трудности заключаются именно в девочке. Другие матери в группе тоже пытались помочь ей прояснить положение вещей. Она вроде бы согласилась, но позже я понял, что, если человека убедили против его воли, он продолжает придерживаться того же мнения.

Дороти мало говорила в группе, но вытесняла меня за дверь и говорила о своей девочке до тех пор, пока я не был вынужден вырваться от нее, чтобы успеть на назначенную встречу — интересна игра, которая преуспела в тонком своем существе: заставить меня чувствовать себя неловко.

Дороти присутствовала на половине встреч. Могла бы и не посетить ни одной.

Когда за всю серию ее дочь ничуть не изменилась, Дороти объявила причину: «Люди не меняются». Единственное, чего я не мог понять — почему она все- таки приходила на встречи. Разве что для того, чтобы «убедиться» в том, что она и так знала: в том, что они не приносят никакой пользы.

Родитель-собственник

Урсула была только на двух занятиях — третьем и шестом в цикле семинаров. Она «все время собиралась», но как-то не собралась попасть на предыдущие встречи. Когда она пришла первый раз, она не провела с ребенком занятий и, разумеется, ей не о чем было рассказать, но она без утайки поведала о том, как ей нравится, что ее младший ребенок так к ней привязан. Урсула любила подолгу качать его на коленях. (Ему было семь лет.) Она сказала, что знает, что обращается с ним, как с маленьким, но ей это ужасно нравится. Она путала эмоциональную близость с эмоциональной зависимостью. Она не улавливала связи между их инфантильными взаимоотношениями и тем, что ему пришлось остаться на второй год и при этом он продолжал быть слабым учеником, несмотря на то, что «ай-кью» у него было выше среднего. Придя на второе занятие, она сказала, что пыталась провести игровое занятие, но не выдержала необходимости долго играть. Однако он снова сказал ей, какая у него в жизни цель: он хотел быть отшельником и жить в Лесу только с ней и еще несколькими зверями.

Почему же эта мама пришла только на два занятия и нисколько не продвинулась, в то время, как мама Гарриет, девочки с органическим повреждением мозга, проделала огромный путь для того, чтобы отделиться от своего ребенка? Я думаю, что в этом случае каждый из партнеров питался другим и делал это с удовольствием, даже при условии, что это замедляло процесс взросления и того, и другого. Мать не понимала, совершенно не осознавала, что она делает со своим ребенком. Она отказывалась верить, что она растит инвалида в психологическом отношении. Короче говоря, она не хотела меняться, потому что ей слишком нравился «статус кво».