3. Фантазийная жизнь младенца.

В работе «Бессознательное» Фрейд писал:

«Инстинкт никогда не может стать объектом сознания - это может лишь идея, которая репрезентирует инстинкт. Но даже и в бессознательном инстинкт не может быть представлен иначе чем идеей». [54] Эта мысль Фрейда получила развитие в работах М. Кляйн, где говорится, что теми идеями, которые репрезентируют инстинкт, являются первичные примитивные фантазии.

Основной характеристикой младенческих фантазий является всемогущество. Ребёнок уверен, что, то о чём он фантазирует, реально происходит, его фантазии имеют реальное воплощение – и действительно, любые его желания, в норме, при достаточной любви и внимательности матери сразу удовлетворяются.

4. Интроекция объектов. Создание внутренних объектов. Интроекция, как и проекция действуют сначала жизни. С помощью интроекции объекты вводятся в Эго и становятся внутренними объектами. Это касается как плохих, так и хороших объектов. Отношения с внутренними объектами. Здесь имеют место идеализация, контроль и отрицание.

«Хорошая» грудь идеализируется, постепенно присваивается внутреннему миру, становясь собственным внутренним объектом ребенка, и давая начало его собственному положительному, сильному началу, этот внутренний объект становится стержнем, вокруг которого строится личность.

Плохая, становясь внутренним объектом, становится более доступной контролю и не является больше всемогущей и неотвратимо разрушительной. При этом, в фантазиях, преследующая грудь удерживается как можно дальше от идеальной груди, а переживание фрустрации — как можно дальше от переживания удовлетворения.

Подобное разъединение объектов и чувств напрямую связано с механизмом отрицания. В своей крайней форме отрицание равнозначно

уничтожению. Младенец, удерживая плохой объект далеко от хорошего, как бы отрицает его наличие, не признает реальность его существования, то есть как бы уничтожает плохой объект.

5. Виды раннего садизма. Идентификации. В самом начале жизни деструктивные импульсы проявляются в виде орального садизма (поглощение или разрывания груди на части). С помощью проекции Эго овладевает внешним объектом, матерью и превращает её в продолжение себя самого. Т.е. объект становится представителем Эго младенца. По сути происходит процесс идентификации.

«Проекция на грудь оральных деструктивных импульсов делает ее еще более опасной. Фрустрации, идущие от груди, воспринимаются младенцем как реальная опасность для жизни. Наделив грудь своими разрушительными свойствами, младенец во время фрустраций ощущает, что грудь преследует его и хочет уничтожить. Надо сказать, что к деструктивным импульсам, проецируемым младенцем на грудь, относится и его собственная жадность».[25]

Эта жадность, по мнению М. Кляйн, конституционально обусловлена

активностью деструктивных сил и в большей или меньшей степени присуща любому младенцу. Проецируя ее на грудь, он боится, что она проглотит его с той же жадностью, с какой он хочет проглотить ее. [25]

«Страх преследования у младенца необычайно силен. Именно наличие этого страха может объяснить трудности в кормлении (когда, например, младенец не хочет брать грудь), возникающие даже тогда, когда у матери много молока и внешняя ситуация вполне благоприятна.

Жизненно важная потребность совладания с тревогой вынуждает раннее эго развивать фундаментальные механизмы и защиты. Деструктивный импульс частично проецируется вовне (отклонение инстинкта смерти) и, по-видимому, прикрепляется к первому внешнему объекту - материнской груди.

Фрейд подчеркивал, что оставшаяся часть деструктивного импульса до некоторой степени сдерживается либидо внутри организма. Тем не менее эти механизмы полностью не справляются с данной целью и поэтому тревога разрушения внутренними импульсами сохраняется. Под давлением этой угрозы недостаточно слитное эго имеет тенденцию к распаду на части…»

«Возникает вопрос, действуют ли механизмы расщепления внутри эго с самой ранней фазы? Мы предполагаем, что поскольку раннее эго расщепляет объект и свое отношение к нему, расщеплению подвергается и само эго. В любом случае в результате расщепления происходит рассеивание (dispersal) деструктивного импульса, переживаемого как источник опасности».[26]

Резюмируя сказанное, отметим, что параноидно-шизоидная позиция есть психотический способ психического функционирования. Но он является нормой, и любой индивид обязательно проходит этот этап развития. Если Эго успешно справляется с задачами, стоящими перед ним в этот период идет постепенный переход к следующему, более высокому уровню психического функционирования. В случае неудачи возможны фиксации, что при дальнейших трудностях в развитии может привести к регрессу на эту стадию и к возникновению психического заболевания. [48]

Депрессивная позиция.

Следующий шаг в развитии, характеризующийся изменением природы тревог, ростом интеграции Эго и объекта и появлением новых психических механизмов.

Начало депрессивной позиции М. Кляйн относит ко второй четверти первого года жизни. Между двумя периодами развития не существует резкой границы. Все изменения жизнедеятельности младенца происходят постепенно и зарождаются еще на предыдущей стадии. Здесь происходят постепенные изменения в эмоциональном развитии и объектных отношениях младенца.

Тревога преследования и шизоидные механизмы постепенно утрачивают силу. Эго становится более интегрированным и способным интроецировать и сохранить внутри себя целый объект.

Проявляется способность испытывать амбивалентные чувства к одному объекту. Младенец озабочен спасением объекта от своей деструктивности, и поэтому ведущей тревогой становится депрессивная тревога. Здесь присутствуют чувство вины и стремление к репарации (воссоздание разрушенного объекта).

Появляются новые объекты, помимо матери, с которыми ребёнок тоже устанавливает взаимоотношения (отец, другие родственники).

Хотя грудь все еще остается главным объектом, постепенно создается отношение к матери как к человеку. Запах матери, ее прикосновения, голос, улыбка, звук ее шагов — все это формирует образ матери как целого и уникального человека. Младенец все больше способен воспринимать мать не как группу отдельных частей: кормящую его грудь, руки, ласкающие его, — а как целое существо. Его чувства к ней претерпевают изменения.

Младенец начинает понимать, что есть одна грудь, есть одна мать, которая является источником как хороших, так и плохих его переживаний. И что это он, один и тот же, и ненавидит, и любит одну и ту же грудь, одну и ту же мать.

Эта способность к амбивалентности является важным приобретением развития. Она свидетельствует о достаточной степени связанности Эго, которое способно справляться с противоречивыми чувствами к одному и тому же объекту, а не расщеплять их, как на предыдущей стадии. Этот шаг в развитии оказывает огромное влияние на внутреннее состояние ребенка, на отношение к объекту, и свидетельствует об определенной степени зрелости Эго.

Страх перед наказующим, преследующим объектом все больше уступает место другим чувствам. Начинает появляться тревога за судьбу объекта. Тем более что в этот период, несмотря на преобладание оральных импульсов, все больше набирают силу уретральные, анальные и генитальные тенденции, То есть действуют все источники либидо и агрессии. Ребенок опасается, что его деструктивность, идущая из всех этих источников, может нанести непоправимый вред его амбивалентно любимому объекту. В этот период могут возникнуть новые серьезные трудности в кормлении, связанные с этими опасениями.

Та жадность, с которой голодный младенец набрасывается на грудь, ощущается им разрушительной и опасной. Поэтому он может отказываться от груди. Это связано с желанием защитить ее. Он отказывается от получения

удовольствия, которое может причинить вред.

Фантазии младенца в этот период сохраняют характер всемогущества. Так как он продолжает, особенно во время фрустраций, нападать на мать и на грудь (как в фантазиях, так и реально — когда кусается или пинается), это создает ощущение, что он действительно разрушил ее. Причем разрушил и внутреннюю, и внешнюю мать. Разрушил и потерял. Эти фантазии обретают особую силу, когда матери нет рядом. Ее отсутствие воспринимается младенцем как ее смерть, причиной которой были его атаки на нее. Те же чувства возникают и в отношении внутренней матери. Младенец чувствует, что своими атаками разрушил ее, чувствует, что потерял мать во внутреннем мире. При этом сам стал пустым, одиноким, беспомощным. Все эти фантазии рождают у него незнакомые до того чувства: вины, скорби, ощущение невосполнимой утраты и огромное желание вернуть к жизни разрушенный объект. Он признает, что не может существовать без него. Тревога, связанная с потерей объекта, или депрессивная тревога, необычайно сильна, и теперь

именно она определяет состояние младенца.

Если перевести в слова то, что чувствует ребенок в эти сложные для него моменты, это, возможно, звучало бы так: «Моя мама исчезает, она может никогда не вернуться, она страдает, она умерла. Нет, этого не может быть, потому что я могу оживить ее». [48] Младенец представляет, что вновь соединил все разорванные части и возродил к жизни свой любимый объект. Мать снова жива, и он жив вместе с ней, и вновь чувствует себя в безопасности.

Этот процесс восстановления разрушенного объекта, возмещения причиненного объекту вреда носит название репарации. Процесс разрушения и возрождения матери продолжается множество раз. Каждый раз, возрождая объект и собственную безопасность, младенец призывает на помощь всю свою любовь, т.е. мобилизует инстинкт жизни. Репарация, таким образом, является представителем инстинкта жизни, является средством для ослабления чувства вины и депрессивной тревоги. Способность тысячи раз возрождать объект наполняет ребенка верой в то, что в нем есть силы для любви созидательной и что хороший объект жизнестоек и прочен.

Объект выжил — значит, разрушительность младенца не всесильна и не столь опасна, как это представлялось в фантазиях. Реальная мать жива, реальный мир продолжает существовать, значит, его фантазии — это только фантазии. Младенец начинает сопоставлять два мира — мир реальности и мир фантазии. Иными словами, он делает первый шаг к обретению важной психической способности: тестирования реальности. Сутью этого процесса является способность отличать психические образы от реальных объектов, фантазию — от внешней реальности способность корректировать субъективные впечатления, сопоставляя их с внешними фактами.

Способность к тестированию реальности является важным отличительным признаком здоровой психики и начинает появляться, по мнению Кляйн, уже во время депрессивной позиции.

Постепенно реальность начинает приобретать все большее значение. Общаясь с матерью и другими окружающими его людьми, младенец чувствует, что каждый его шаг в развитии, каждое новое достижение доставляет им радость. Этими достижениями он выражает свою любовь к ним, исправляет вред, причиненный агрессивными импульсами и действиями.

В периоды, свободные от фрустраций, ребенок все больше способен испытывать хорошие чувства к матери и к другим людям; крепнет его доверие к окружающим.

Этот положительный опыт делает более спокойной и внутреннюю ситуацию. Хороший объект все более упрочивается во внутреннем мире, и это дает ощущение большей внутренней безопасности. Хорошие внутренние объекты проецируются вовне, что позволяет видеть хорошими и внешние объекты; это способствует дальнейшему развитию отношений с окружающими людьми, основанных на доверии.

То есть идет постоянное взаимодействие внутреннего и внешнего, в ходе которого укрепляется ощущение безопасности. Это ведет к уменьшению тревоги преследования по отношению как к внутренним, так и внешним объектам. Представление о родителях, которое раньше было искажено фантазиями об идеальных и ужасающих фигурах, становится более реальным. Все это свидетельствует о том, что Эго младенца обретает способность выполнять свою основную функцию: осуществлять связь с реальностью. [48]

Огромную роль в этом, играют процессы проекции и интроекции и непрекращающееся взаимодействие этих процессов. Ребенок интроецирует хорошую внешнюю реальность, и его внутренний мир наполняется этой «хорошестью». Затем он проецирует свой, теперь по большей части хороший внутренний мир, вовне, и картина внешнего мира тем самым также улучшается. (Здесь речь идет о процессах нормального развития. Rогда ребенок лишен любящего окружения и в его опыте преобладают фрустрации, картина внутреннего мира не будет столь благоприятной.

Отсутствие вследствие этого внутренней безопасности может стать

предпосылкой для патологического развития.)

В этом процессе взаимодействия проекции и интроекции есть определенный перевес в сторону интроекции. Во время параноидно-шизоидной позиции, как известно, преобладали проективные процессы (младенец выводил вовне деструктивные импульсы, чтобы не быть разрушенным ими изнутри). Преобладание интроекции во время депрессивной позиции обусловлено новыми задачами: Это стремится не только возродить объект, но также и сохранить его внутри себя, удержать его, полностью овладеть им. Это вполне понятно: чем - устойчивее внутренний объект, тем более сильно Эго, тем больше уверенность в своей созидательной, а не разрушительной силе.

Говоря о формировании устойчивой собственной позиции личности, необходимо выделить такие категории этого процесса, как

1. роль матери во время депрессивной позиции и