5.3. Мать (Посвящается дорогой е.Д.Д.)

“Ненависть не побеждается ненавистью,

А ненависть побеждается только любовью”.

...Огненное солнце заходило за высокие вершины кипарисов. Знойный ветерок шевелил густую листву маслин, спускавшуюся подобно мохнатому балдахину, и в воздухе, тонко и нежно, пахло ароматом первых цветов и трав.

Вдали, на краю горизонта, возвышались красно-фиолетовые скалы, с бесчисленными ущельями — жилищами богов — превращенными в храмы, и жертвенный дым алтарей тихо поднимался к темнеющему небу. Безмолвная ночь, знающая великую тайну, опускалась на землю.

...Но что это? Страшный крик, вырвавшийся из человеческой груди, пронесся и замер, заставив задрожать воздух... еще... и еще...

Шевельнулись темные, колючие лапы кактусов, словно громадные пауки и деревья поникли, как бы притаясь от страха.

Бичевали раба. Гордая патрицианка, с холодной презрительной улыбкой смотрела, как человек корчился от боли, под сыпавшимися на него нещадными ударами.

Раб заслужил смерть. Летели куски окровавленного мяса и брызги крови кропили листву близстоящих деревьев.

Сквозь стоны и предсмертное хрипенье вырывались проклятия... О как он ненавидел ее! Какая жгучая жажда мести терзала его! — “Выйдите из ада; обрушьтесь на нее, разорвите ее тело, раздавите сердце”, молил несчастный злобных демонов. Но боги оставались глухи к неистовым мольбам, и тяжелые бичи превратили молодое, полное силы и красоты тело раба в бесформенную кровавую массу.

“Бросьте его собакам”, — приказала госпожа.

...Спускалась благоуханная ночь, и тихие весенние звезды кротко смотрели на землю и на людей, прикованных к ней вечной, неустанной борьбой ревущих, озлобленных гнетущих сил.

Шли века и через много-много новых воплощений проходили души несчастного, замученного раба и жестокой госпожи. И пробил, наконец, час искупления. Неизреченная Мудрость послала душу жестокой госпожи в тело матери и душу несчастного раба в тело сына.

Он был единственным ребенком, и на нем сосредоточилась вся глубокая нежность материнской любви.

Но к удивлению всех окружающих ребенок не любил матери своей. Он отталкивал своими слабыми ручонками ее грудь, когда она хотела накормить его, и громко плакал, когда она ласкала и целовала его.

И бедная мать думала, что ее малютка болен и показывала его самым знаменитым докторам, но никто не мог сказать ей, какая болезнь кроется в маленьком тщедушном тельце, которое было для нее дороже всех сокровищ мира.

Ребенок рос и все более и более отличался от прочих детей. Он был угрюм и молчалив, избегал веселых, шумных игр своих сверстников и по целым часам сидел одиноким и задумчивым.

Мать страдала, глядя на него, но и ласки ее и интересные игрушки, которые она покупала для него, оставляли его холодным и равнодушным, и никого он так не избегал, ни от кого не отворачивался с таким отвращением, как от матери своей.

И минуло сыну ее двадцать лет. Двадцать лет невыносимой скорби для матери его, двадцать лет одной и той же молитвы к Всевышнему: Великий Боже, помоги мне найти путь к сердцу сына моего... Где оно? Укажи мне дорогу, и я пойду по ней”.

И сжалился Всевышний над мольбами матери. Ангел жизни явился пред ней и сказал: — “Ты просишь у Всемогущего указать тебе путь к сердцу сына твоего. Путь этот полон труда и тяжких страданий. В нем скрыты неведомые смертным тайны. Готова ли ты вступить на него”?

“О, да, готова”, радостно отвечала мать.

“Смотри же”, сказал Ангел Жизни, дотрагиваясь до ее очей.

И она увидела перед собой высокую гору всю сложенную из больших и малых камней.

И сказал Ангел Жизни:

“За много воплощений воздвигалась эта гора на сердце сына твоего. Снимай один за другим эти камни и пусть Терпение, Кроткость и Всепрощение будут твоими помощниками”.

И с великой радостью принялась мать снимать камни один за другим с сердца Сына своего, и камни, по мере того, как она поднимала их, становились легкими и исчезали в пространстве.

Долго-долго работала бедная мать. Кровь струилась из ее рук, истерзанных острыми камнями. Но вот поднят последний камень, и мать в изнеможении опустилась на землю.

И снова предстал перед ней Ангел Жизни.

“Ты устала, ты изнемогаешь”, — с состраданием сказал он, устремив на нее благостные очи.

“Хочешь продолжить свой путь, цель еще далека”?

“О, да”, — слабым голосом отвечала мать, — “я хочу продолжить свой путь.

“Смотри же”, сказал Ангел Жизни и снова дотронулся до ее очей.

И увидела мать громадную ледяную гору.

“Целыми веками скоплялся этот лед на сердце сына твоего. Всевышний, в великом милосердии Своем, разрешает тебе оттаять его своим дыханием, своими горючим слезами, жаром своей души. Любовь будет твоей помощницей.

И исчез Ангел, а мать, обхватила руками каменные глыбы, прильнула к ним всей грудью, и от жара ее сердца медленно начал таять лед и от каждой горячей слезы, падавшей на них, растоплялись тяжелые глыбы.

...И покрылось ранами все ее тело, и кровь замерзала в жилах ее, но жар материнского сердца не остывал, а разгорался все более и более, и чаще и чаще падали на ледяные глыбы ее горячие слезы.

...И растаяла ледяная гора и опять явился Ангел Жизни перед измученной матерью.

Дивным блеском сиял его облик и с глубокой любовью смотрели на неё его глаза.

“Хочешь ли продолжить свой Путь?” — спросил он. “Тебе предстоит третье, последнее испытание, и ты одна, без помощников, должна преодолеть его”.

“Да, хочу”, — тихо ответила мать.

И снова дотронулся Ангел Жизни до ее очей, и глубокий, страшный, непроницаемый мрак окутал ее.

И раздался благостный голос:

“Этот мрак веками скоплялся на сердце сына твоего... Молись! Одной только молитвой ты можешь развеять его”.

И мать простерлась во прах, и не язык её, не ум и не сердце, а все существо прониклось одной пламенной молитвой к Создателю. ... И не знала она, поверженная во прах, сколько времени длилась ее молитва, не замечала, как медленно таял мрак вокруг нее.

“Встань”, — внезапно раздался над нею благостный голос.

Ослепительный Свет лился на неё и Ангел Жизни в сверкающих одеждах, стоял, склонившись над ней. В руках его трепетало сердце, объятое ярким пламенем.

“Возьми его и вложи в грудь Сына твоего”, — сказал Ангел — “пламя это никогда уже не погаснет — имя ему ЛЮБОВЬ!”