МОСКОВСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Институт гуманитарных исследований

Центр теории и истории культуры

МЕЖДУНАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК (IAS)

Отделение гуманитарных наук Российской секции

МЕЖДУНАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ

НАУК ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Центр тезаурологических исследований

Вл. А. Луков

Н. В. Соломатина

 

ФЕНОМЕН УАЙЛЬДА

ТЕЗАУРУСНЫЙ АНАЛИЗ

Москва

2007

Печатается по решению Института гуманитарных исследований

Московского гуманитарного университета

 

 

Л 84

Луков Вл. А., Соломатина Н. В.

Феномен Уайльда: тезаурусный анализ: Научн. монография. — М., 2007.

В монографии на обширном материале раскрывается процесс создания Оскаром Уайльдом (1854–1900) мифа о себе самом и дальнейшей его эволюции в культуре ХХ века, породившей «феномен Уайльда», характеризуются эстетические взгляды и творческие достижения крупнейшего английского писателя конца XIX века, вождя эстетизма.

Рецензенты:

доктор филологических наук, профессор, академик МАН (IAS)

В. П. Трыков (МПГУ),

кандидат филологических наук А. Р. Ощепков

(Гос. ин-т русск. яз. им. А. С. Пушкина),

доктор филологии (PhD), кандидат филологических наук

Н. В. Захаров (ИГИ МосГУ)

© Луков Вл. А., Соломатина Н. В., 2007.

СОДЕРЖАНИЕ

 

Введение…..

1.     Постановка проблемы…..

2.     Обзор литературы и выбор методологических подходов…..

3.     Творчество Оскара Уайльда: общий взгляд…..

Глава 1. Уайльд: создание собственного образа по литературным образцам.….

1.     Модель поэта-мифа: традиции литературной мистификации …..

2.     Модель героя: традиции героизации в литературе …..

3.     Оскар Уайльд: самомифологизация по неоромантическому образцу…..

Глава 2. Уайльд: рождение писателя-мифа как персонажа «биографического жанра»…..

1.     Письмо-роман Уайльда «De profundis»: от исповеди и автобиографии к первой биографии Уайльда…..

2.     Уайльд как персонаж биографических мемуаров и литературный персонаж-мифологема: последствия мифотворчества и идентификации писателя с героями его произведений…..

Глава 3. Уайльд как персонаж биографий конца хх века…..

1.     Пути формирования и развития «биографического жанра». Биографическая жанровая генерализация в литературе ХХ века…..

2.     «Оскар Уайльд, или Правда масок» Жака де Ланглада: борьба с мифом об Уайльде в «биографии-реконструкции»…..

3.     «Оскар Уайльд: Биография» Ричарда Эллмана: трактовка судьбы писателя в «литературной биографии»…..

4.     Биографический роман Питера Акройда «Последнее завещание Оскара Уайльда»: утверждение постмодернистского мифа об Уайльде…..

Заключение…..

Список использованной литературы…..

Именной указатель…..

 

ВВЕДЕНИЕ

 

§ 1. Постановка проблемы

 

Английский писатель Оскар Уайльд (1854–1900) в конце ХХ — начале XXI века стал одной из самых притягательных фигур мировой литературы. Количество публикаций произведений писателя огромно и продолжает расти. Его пьесы не сходят с подмостков лучших театров мира. Ему посвящают не только научные исследования, но и романы, фильмы, телепередачи, его парадоксы обильно цитируют в любом кругу общества и всерьез, и в шутку. Через век после того, как Англия отвергла своего писателя, обвиненного в безнравственности, его имя появилось на одном из витражей Вестминстерского аббатства, в «уголке поэтов», где находятся могилы или памятные изображения самых великих и почитаемых писателей Англии. Так было зафиксировано официальное признание выдающегося вклада Уайльда в английскую и мировую культуру. Но, занимая одно из самых видных мест в сознании просвещенной элиты общества, он одновременно стал тем, что теперь называется «культовой фигурой» массовой культуры. Миллионы малоискушенных читателей, знающих не более десятка имен английских писателей всех времен, рядом с именами Шекспира и Диккенса назовут Уайльда. Это уже не просто «литературный факт», пользуясь термином Ю. Н. Тынянова^1[1], а факт социологии культуры, требующий специального изучения и истолкования.

Оказавшись в ряду «великих», Уайльд резко выделяется из писательской среды одним необычайно редким качеством, несколько противоречащим самой специфике литературы. Будучи создателем знаменитого романа «Портрет Дориана Грея», прославленных комедий, изысканной «Саломеи», обошедшей сцены мира и давшей литературную основу одноименной опере Рихарда Штрауса, сказок, по известности сопоставимых со сказками Перро и братьев Гримм, Уайльд, тем не менее, на протяжении всего ХХ века вызывал больший интерес как личность, чем его творчество. Характерно по этому поводу высказывание Х. Л. Борхеса: «В целом Байрон для меня поэт второго ряда, но Байрон создал нечто весьма значительное: он оставил образ самого себя. Как и Уайльд, который, пожалуй, интереснее своих произведений»^2[2]. Если применительно к Байрону это небесспорно, то применительно к Уайльду весьма справедливо. Причем следует отметить, что судьба Уайльда порождает не только пошлый интерес обывателей, которых привлекают скандальные подробности личной жизни писателя и судебного процесса над ним, но и пристальный интерес к его судьбе, проявившийся у таких интеллектуалов, как Андре Жид, Робер Мерль, Питер Акройд.

Изучение феномена Уайльда представляется актуальной задачей научного исследования, которое призвано не только проанализировать жизнь и творчество выдающегося английского писателя в новом ракурсе, но и выявить некоторые механизмы мифологизации реальной личности в культуре ХХ века и возможности, которыми обладают различные разновидности «биографического жанра» для создания образа писателя. Так что тема актуальна как в историко-литературном, так и в теоретическом планах.

Судьба писателя до появления «биографического метода» Ш. О. Сент-Бёва^3[3] редко была предметом специального интереса литературных критиков и читателей. Но и за почти двухсотлетнюю историю существования этого метода творчество писателя почти всегда сохраняло приоритет по отношению к его биографии.

Уникальность Уайльда не определяется только необычностью его судьбы. Так, жизнь Даниэля Дефо могла бы стать материалом невиданного авантюрного романа: «Его влекла жизнь со всеми ее превратностями, риском в коммерции, бурной предприимчивостью в самых разных сферах. Несколько раз он был вынужден объявлять себя банкротом, скрываться от кредиторов и полиции. Однако интересы Дефо не ограничивались предпринимательством, его кипучая энергия проявилась в политической и публицистической деятельности»^4[4]. Совсем другую, не авантюрную, но не менее яркую жизнь прожил Чарлз Диккенс^5[5].

Захватывающи многие эпизоды из биографий современников Уайльда. Джозеф Конрад — «сын польского повстанца, увидевший свет на Украине, а затем очутившийся с ссыльными родителями на русском севере… Его персональная «география» опоясывает мир от Бердичева до Банкока. Побывал на всех континентах. Плавал на девятнадцати кораблях. Является автором более 30 книг»^6[6].

Роберт Льюис Стивенсон «открыто избегал общества «порядочных» людей, пренебрегал занятиями, появлялся на улицах города в самом предосудительном виде — с вызывающе длинными волосами, в несуразной яркой одежде, старом нелепом берете и плаще, болтавшемся на его худой, долговязой фигуре. Он посещал низкопробные трактиры и стал в них завсегдатаем, он общался с бродягами и забулдыгами и сам нередко напивался. Его встречали в притонах и домах терпимости. (…) Он посетил Маркизские, Гавайские и другие острова. Эти странствия продолжались три года: они включили несколько месяцев пребывания в Австралии и посещение колонии прокаженных на острове Молокаи. (…) Последние годы жизни Стивенсон почти безвыездно провел на Самоа»^7[7].

Своей необычностью и противоречивостью поражает и жизнь Артура Конан Дойла. Когда в 1989 г. было осуществлено издание под одной обложкой его биографии, написанной Д. Д. Карром, и глав из биографического романа Х. Пирсона^8[8], авторов, стоявших во многом на противоположных позициях, для этого были вполне определенные основания, разъясненные М. Д. Тименчиком во вступительной статье с характерным названием «Опыт параллельных жизнеописаний»^9[9]. Здесь же была помещена большая выдержка из книги «Истинный Конан Дойл» Адриана Конан Дойла, сына писателя. Считая, что стереотипное представление об отце как, с одной стороны, о спортсмене, а с другой — о поклоннике спиритизма, мало соответствует истине, он дает отцу другую, но не менее сложную и даже парадоксальную характеристику: «Конечно, в человеке, который мог убедить своего сына, что, случись ему заболеть венерической болезнью, он может рассчитывать на родительское понимание и помощь, была определенная широта взглядов. Напротив, была и некоторая ограниченность в этом же человеке, немедленно закипающем яростью при самом невинном из пикантных замечаний. То же можно сказать о его реакции на самые безобидные вольности, которые позволяли себе самые благодушные незнакомцы. Едва ли что-нибудь могло вызвать у него такую мгновенную вспышку настоящего кельтского гнева, как панибратское похлопывание по плечу, фамильярность или бесцеремонность обращения. И вместе с тем это был человек из железа, который, не дрогнув, вышел на сцену и в течение полутора часов выступал перед аудиторией, собравшейся в Танбридж-уэлс, за пять минут до того получив сообщение о смерти старшего сына. И тот же человек яростно разносит в щепки трубку сына за то, что автор этих строк имел неосторожность закурить в присутствии женщин. Приглядевшись к суровой, подчас грозной фигуре, читателю нетрудно поверить также, что он в возрасте 70 лет отправился в одну из столиц Империи с единственной целью проучить своим пресловутым зонтиком негодяя, который публично заявил, что он, Конан Дойл, воспользовался смертью старшего сына для пропаганды спиритизма»^10[10].

Мы привели лишь некоторые примеры из английской литературы. Ни авантюризм Дефо, ни поистине самоотверженное поведение Диккенса, ни экзотизм жизни Конрада, ни пьянство и связь с проститутками молодого Стивенсона, ни рыцарство Конан Дойла не сделали их биографии более известными, чем их книги. Невероятное количество биографий Шекспира связано исключительно с «шекспировским вопросом», который, в свою очередь, возник из-за почти полного отсутствия биографических сведений о Шекспире.

Если выйти за рамки английской литературы, то общая ситуация не изменится. Широкая известность биографий некоторых писателей обычно связана с тем, что они сами рассказали о себе в своих произведениях. В качестве примеров можно привести «Исповедь» Августина Блаженного, «Новую жизнь» Данте, «Исповедь» Руссо. Но даже и в этом случае произведение, близкое к автобиографическому, далеко не всегда делает жизнь самого писателя центром всеобщего внимания. Пример — «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста. Ни биографии писателей, демонстрировавших образцы героизма, благородства, высокой нравственности (Гюго, Де Костера, Сент-Экзюпери, Брехта), ни жизнь писателей, занявших в обществе самое высокое официальное положение (Гёте, Саути, Шатобриана, Ламартина) или прославившихся участием в национально-освободительной борьбе и революциях (Байрона, Петефи, Потье) не становились приоритетными по отношению к их творчеству. То же самое можно сказать и о биографиях, отмеченных серьезными преступлениями, даже убийствами (Вийон), развратом, цинизмом (Аретино), осуждением церкви (Кампанелла), алкоголизмом (По), диковинными способами самоубийства (Клейст, Нерваль). Характерно, что сексуальная перверсия, вызывающая особый интерес у обывателей, вовсе не породила «феномен Уайльда» (то есть более пристальный интерес к личности, чем к творчеству) в случае с Уитменом, Прустом, Жидом, Кокто, Лоуренсом, Вулф, Т. Манном, Стайн, Цветаевой, Жене и множеством других писателей (не говоря уже о крупнейших деятелях мировой истории и культуры — Сапфо, Сократа, Платона, Александра Македонского, Юлия Цезаря, Вергилия, Августина Блаженного, Ричарда Львиное Сердце, папы Юлия II, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Челлини, Бэкона, Шекспира, Марло, Людовика XIII, Фридриха II Великого, Петра I, Байрона, Гоголя, Лермонтова, Чаадаева, А. Иванова, Мусоргского, Чайковского, Дягилева, Дункан, Фрейда^11[11]… — причем эта тема, как правило, просто обходится). Даже скандал с покушением Верлена на жизнь Рембо и его двухлетним пребыванием в тюрьме за два десятилетия до процесса над Уайльдом не повлиял на их восприятие прежде всего как великих поэтов. Андре Моруа в написанной им в 1928 г. статье «О биографии как художественном произведении» приводил мысль Уайльда, высказанную им в беседе с английским писателем и художником Лоренсом Хаусменом: «Жизнь, для того чтобы быть прекрасной, должна окончиться неудачей» — и добавлял, что «жизнь самого Уайльда обязана почти всем своим интересом катастрофе, какой она кончилась»^12[12]. Как мы видим из приведенных, а также из множества других примеров (самоубийства Т. Чаттертона, Г. Клейста, Ж. де Нерваля, Д. Лондона, В. Вулф, В. В. Маяковского, М. И. Цветаевой, Акутагава Рюноске, Кавабата Ясунари, трагические дуэли А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, гибель П. Б. Шелли, алкоголизм и загадочная смерть Э. А. По, глухота Л. ван Бетховена, безумие К. Н. Батюшкова и др.) все же не приводили к тому, чтобы, как в случае с Уайльдом, превратности жизни оттесняли с первого плана их творчество.

Почему же тогда возник «феномен Уайльда», почему его творчество не может оторваться от его жизни (при том что он не писал автобиографических произведений за исключением большого письма к Альфреду Дугласу, получившего название «De profundis») и рассматриваться само по себе, вне субъективного фактора? Наиболее короткий ответ на этот вопрос мог бы звучать так: Уайльд сам этого хотел и сам этого добился. Более развернутым и обоснованным ответом на этот вопрос мы предполагаем внести свой посильный вклад в обширную критическую литературу об Уайльде.