Леонтьев А.Н. Об историческом подходе в изучении психики человека.

Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения. В 2-х тт. Т.1. М.: Педагогика, 1983.

1. Натуралистические теории в психологии человека

Едва ли можно указать сейчас психологиче­ское исследование, которое так или иначе не считалось бы с тем фактом, что поведение и со­знание человека испытывают на себе воздействие общественно-исторических условий, и изменяют­ся вместе с изменением последних.

Даже исследования, посвященные узким психофизиологическим вопросам, вынуждены учитывать влияние социальных воздействий — сло­весной инструкции, оценки экспериментатором достижений испытуемого и т. п. В некоторых же областях психологии изучение детерминированности психики социальными условиями состав­ляет главную задачу. Такова область исследо­ваний, посвященных историческому развитию психики человека и развитию психики детей; то же относится к педагогической психологии, к психологии речи и человеческих взаимоотноше­ний, к психологии личности.

Общетеоретическое значение проблемы соци­альной обусловленности психики также совер­шенно очевидно. Другой вопрос, как именно ре­шается эта проблема, какое принципиальное место отводится ей в том или другом научном психологическом направлении. Различие взгля­дов здесь очень велико, и оно сказывается {96} в столкновении уже исходных теоретических позиций.

Одна из этих позиций выражает теоретическую линию, идущую от позитивистского эволюционизма Г. Спенсера¹, идеи которого оказали прямое влияние, в частности, на американскую прагмати­ческую психологию². В основе этой позиции лежит положение, что человек в отличие от животных, существуя не только в природной, но и в «надорганической», т. е. социальной, среде, постоянно испы­тывает на себе ее воздействия и вынужден приспосабливаться к ней; при этом признается, что законы и механизмы этого приспо­собления, и в частности механизмы приобретения индивидуально­го опыта, при переходе к человеку принципиально не меняются. Происходит лишь их усложнение благодаря появлению новых дей­ствующих факторов, таких, как язык и разного рода социальные институции. Следовательно, при изучении человека должны быть сохранены основные понятия биологической эволюции: понятие приспособления к среде и выживания, понятие об интеграции и дифференциации органов и функций, понятие о двух формах опы­та — наследственном (видовом) и индивидуальном. Словом, при переходе от животных к человеку создается лишь количественное усложнение процессов приспособления — и видового, и индивиду­ального. Поэтому большинство исследователей, стоящих на этой позиции, разрабатывая, например, проблему механизмов приобре­тения человеком индивидуального опыта (научения — learning), обычно безоговорочно опираются на данные опытов с животными. Хотя имеются, конечно, известные различия во взглядах на значе­ние этих данных, но различия эти не затрагивают существа общего подхода. Так, если одни авторы прямо говорят о том, что приобре­тение индивидуального опыта у животных и человека одинаково (Э. Газри)³, другие видят особенности научения у человека в том, что у него этот процесс может быть связан с речью (Ф. Скиннер)⁴; в крайнем случае допускается, что у человека в процесс научения вмешиваются еще и особые факторы, вроде, скажем, «воли к уче­нию» (У. Уэллер)⁵.

Чаще всего среди факторов, «очеловечивающих» поведение, решающее значение придается речи. Именно прибавление на этапе человека речи (и соответственно систем речевого — внешнего и внутреннего — поведения) принимается как удовлетворительно {97} объясняющее специфически человеческие способности; способность выделения целей, планирования действия и управления движе­ниями. Правда, как об этом справедливо напомнил Ж. Нюттин⁶, еще на заре развития идей бихевиоризма Э. Торндайк предупре­ждал против того, чтобы механически прибавлять речь к поведе­нию животных для объяснения особенностей, присущих человеку. Человек, отмечал он в своей ранней монографии, так же мало является животным, к которому прибавлена речь, как слон — коро­вой, к которой прибавлен хобот. Впрочем, это не помешало Э. Торндайку настаивать на том, что человека характеризует только дальнейший рост тех же самых психических способностей, которые свойственны и животным, что развитие любого поведения состоит лишь «в количественном усложнении того же самого про­цесса связи между ситуацией и ответной реакцией, присущей всем позвоночным и даже низшим животным, начиная хотя бы с миног и кончая самим человеком»⁷.

Тот же подход, остающийся в рамках проблемы приспособле­ния организма к среде, сохраняется во многих современных зару­бежных работах даже в области такой специально человеческой проблемы, как проблема личности. Здесь этот подход выражается в том, что личность человека рассматривается как организм, как продукт интеграции совокупности приспособительных актов по от­ношению к физической и особенно к социальной среде, как продукт интеркоррелятивных связей, образующих целостную систему, фор­мирующуюся в борьбе за выживание. Кратко этот подход к лич­ности можно сформулировать так: предметом исследования в пси­хологии личности является индивидуальный человеческий орга­низм; организм же есть не что иное, как история его приспособ­лений.

Подход, о котором идет речь и который заключается в том, что взаимоотношения человека и общества рассматриваются натура­листически, т. е. по аналогии со взаимоотношениями животного и среды, является одним из тех, которые в теоретико-познаватель­ном плане обосновывают прагматическую точку зрения.

Если, действительно, жизнь человека сводить к осуществлению актов, единственная цель которых — выживание, то в качестве высшего основания человеческого поведения и познания нужно признать полезность его для субъекта. Успех, положительный эф­фект (ср. «закон эффекта»), становится с этой точки зрения един­ственным критерием адекватности, правильности: правильно, ис­тинно то, что ведет к успеху. А это и есть главный тезис всякого прагматизма.

Утилитаризм, прагматизм представляют собой необходимое следствие механического переноса на уровень человека биологиче­ских взаимоотношений; ведь животные действительно являются {98} как бы «практическими прагматиками» в том смысле, что для ре­гуляции их поведения нет иных оснований, кроме биологической полезности. Но ведь для них не существует и тех проблем, кото­рые стоят перед человеком и человечеством.

Натуралистический подход не только приводит к невозможно­сти научно объяснить действительную специфику деятельности человека и его сознания, но ретроспективно подкрепляет ложные представления и в биологии. Возвращение к миру животных от поведения человека, особенности которого выступают при этом подходе как принципиально нераскрываемые, неизбежно закреп­ляет в биологии идею существования непознаваемого начала. Та­кой подход поддерживает в теории эволюции — теперь как бы «сверху» — метафизические, идеалистические концепции, постули­рующие то таинственное «инстинктивное» движение отростков нейронов или существование энтелехии, то универсальную тенден­цию к «хорошей форме» или глубинные, извечно действующие вле­чения и т. п.