6. Психическое и физическое развитие

Психическое развитие идет в природе рука об руку с физи­ческим развитием. Мы кратко остановимся на существующих здесь самых общих зависимостях между тем и другим. В предыдущей [390] главе мы в общих чертах дали описание и соотношение центральных нервных органов, в первую очередь, уяснив разницу между древним и новым мозгом. Мы дополним теперь наше описание более подробным описанием микроскопического стро­ения нервной системы. Но мы не ставим себе задачи познакомить читателя с существующими в этой области теориями, что состав­ляет содержание других работ. Мы укажем лишь самое важное, что и послужит твердым основанием для последующих рассужде­ний. Нервы являются посредниками между чувствующими и центральными органами, с одной стороны, и между центральны­ми органами и мышцами, — с другой. Это—волокна различной, часто довольно значительной длины и толщины, покрытые предохранительное и изолирующей тканью. Такой нерв отнюдь не однороден, но содержит большое число отдельных, изолиро­ванных друг от друга волокон, которые, собственно, и являются проводниками. Лишь в этих стволах можно строго разграничить чувствующие и двигательные вол окна в виду того, что некоторые нервы содержат волокна обоего рода, например, N. Trigeminus, 5-й черепно-мозговой нерв обусловливает чувствительность кожи головы и иннервирует мускулатуру жевательного аппарата, или N. Vagus, 10-й черепно-мозговой нерв, выполняющий разнооб­разнейшие функции, между прочим, принимает участие в регу­лировании дыхания, циркуляции крови и пищеварении. Каждое волокно передает раздражения или от периферии к центру или от центра к периферии, соответственно этому, различают центрос­тремительные и центробежные волокна. Эти волокна, однако, не являются самостоятельными элементами. Каждое волокно со­единяется с нервной клеткой; нервные клетки очень различны по своему строению и величине. Но все они имеют большее или меньшее число ответвлений, из которых одно, называемое нейро­ном входит в состав нервного волокна. Конец нейрона разветвля­ется на некие отростки, которые соединяются с мышечными волокнами или с ответвлениями других нервных клеток. Кроме осевого цилиндра нервные клетки дают и другие ответвления, которые, по большей части, гораздо короче и многочисленней и часто образуют тончайшее сплетение, в которое вплетаются тростки нейронов других нервных клеток.

Можно предполагать, что нервные клетки со своими отрос­тками во многих отношениях составляют однородное целое, которое по Waldeyer'y называется невроном. Таким образом, [391] можно считать всю нервную систему состоящей из бесчисленного множества связанных между собой невронов. Осуществляется ли связь между двумя невронами через соприкосновение при спле­тении волокон или благодаря обнаруживаемым в микроструктуре волокон фибриллам, которые образуют прочную связь между невронами, — это является вопросом, который долгое время подробно дискутировался и до сих пор еще не получил разреше­ния. Однако самый неврон можно вполне считать единством, независимо от разрешения данного вопроса.

До сих пор мы различали центробежные и центростреми­тельные волокна, теперь мы рассмотрим еще третий род волокон, соединяющих отдельные части мозга между собою. «Последние, fibrae propriea, особенно многочисленны в коре взрослого мозга, они разветвляются между близлежащими и отдаленными извили­нами, связывают между собой отдельные участки».

Оба полушария также связаны между собой несколькими стволами таких волокон, называемых коммиссуриальными, из которых центральное и самое большое — мозолистое тело — бросается сразу в глаза при каждом медианном разрезе мозга.

Обратимся теперь к нашей теме — о связи между физичес­кими духовным развитием — и рассмотрим ее с филогенетичес­кой точки зрения.

«Всякий, кто знаком со строением мозга животных, знает, что возникновение новых способностей связано всегда либо с возникновением новых областей мозга, либо с умножением уже существующих связей»; так формулирует Эдингер результат сво­их многолетних изысканий, ставший для него принципом иссле­дования. Он стремился на ряде позвоночных животных, у кото­рых, как мы выше видели, древний мозг постепенно приближа­ется к новому мозгу, определить функцию нового органа, в то время как он, увеличиваясь, параллельно изменяет и характер поведения. По мнению Эдингера, действия животного выглядят все более и более «разумными». И параллельно этим изменениям в характере действий Эдингер наблюдает возрастающие морфо­логические изменения в мозгу, постоянное разрастание областей, расположенных между и впереди чувствующих центров, и усиле­ние мощности регулирующего их аппарата интеркортикальных путей. Те из полей, которые расположены в лобной части мозга, вполне доступны исследованию и отражаются на том, что поступ­ками и восприятиями животного начинает руководить интеллект». [392] Человек особенно отличается величиной своих лобных долей. Недоразвитости лобных долей всегда сопутствует идио­тизм.

Плодотворность эвристического принципа, открытого и с успехом примененного Эдингером, все равно не подлежит сомне­нию и в том случае, если мы в ходе изложения придем к иному заключению о сущности актов, особенно интеллектуальных, а тем самым о функциях мозговых участков.

Одновременно с увеличением нового мозга и связанных с ним форм поведения в ряду позвоночных животных сокращается самостоятельная деятельность древнего мозга. Чем выше стоит животное в этом ряду, тем меньше оно может обойтись без нового мозга. У животных вырезали большие полушария и наблюдали за их поведением. В литературе известен целый ряд таких случаев уродства у человека, при которых он почти не в состоянии прожить и нескольких дней.

Известен всего один случай когда ребенок, совершенно лишенный больших полушарий, прожил 3 3/4 года. Он описан Л. Эдингером и Б. Фишером. В своем заключении авторы сравни­вают поведение этого ребенка с поведением собаки, оперирован­ной Ротманом, которая также прожила без больших полушарий больше 3 лет. «Собака вскоре снова научилась бегать, даже перелезать через изгородь, ребенок же лежал с постоянно напря­женными членами и почти неподвижно 3 3/4 года, не сделав ни одной попытки подняться. Он никогда не производил хватательных движений, не умея даже держать предметы руками. Только на лице замечал ось известное движение: оно иногда болезненно искривлялось, губы и язык приходили в движение при сосании и при принятии пищи из ложечки. Собака, которую вначале кормили так же, как и ребенка, позднее дошла до того, что достаточно было поднести миску к ее рту, как она съедала все дочиста. У ребенка не наблюдалось и следа того ненормального¹ беспокойства — «исчезновение всяких преград», которое владело животным и заставляло его непрерывно кружиться; отмечен был только постоянный крик со второго года, ребенок только тогда успокаивался, когда ему сжимали голову.

Моче- и калоотделение происходило у собаки нормально; ребенок же не менял при этом своего положения, он никак не реагировал, когда становился мокрым. Сон и бодрствование у собаки чередовались; ребенок почти всегда спал. Собака не [393] утрачивала вкуса и обоняния, но переставала слышать и видеть. Также происходило и у ребенка, зрительные рефлексы действо­вали у него так же, как у животного: глаз судорожно закрывался от света. Невозможно было обнаружить никаких психических реакций, которые позволили бы войти с ребенком в общение или чему-нибудь его научить. У собаки это последнее до известного предела удавалось. Она была подвержена настроениям, припад­кам бешенства, тихого успокоения».

Мы еще вернемся в следующей главе к ребенку, лишенному больших полушарий; приведенная цитата ясно показывает, на­сколько работоспособней одни и те же древние части мозга собаки, чем у человека, и насколько больше человек зависит от своего нового мозга, чем собака. Если мы вспомним, как необы­чайно снижается жизнедеятельность такой собаки, значительно уступая рыбе, обходящейся только древним мозгом, мы найдем полное подтверждение нашего первоначального положения. Вспомним изложенный во 2-й главе факт, что человек появляется на свет беспомощней, чем все животные, и имеет самое продол­жительное детство. Между этим и вышеустановленным фактом должна существовать какая-то зависимость.

Это приводит нас к онтогенетической точке зрения. При рождении уже закончена макроскопическая, но не микроскопи­ческая структура человеческого мозга. Большинство волокон к моменту рождения еще не дифференцированы и потому еще не способны функционировать.

Процесс созревания волокон длится в течение первых меся­цев жизни. Сперва миелинизируются волокна, идущие вниз от коры, которые ведают произвольными движениями членов, за­тем уж и связывающие отдельные области коры между собою. Новый мозг новорожденного, таким образом, еще не закончен, и на основе вышесказанного мы можем связать этот факт с беспо­мощностью человека при рождении. Человек больше всякого другого животного зависит от функции нового мозга. Между тем, человеческий мозг при рождении уже относительно очень велик и тяжел. Вес мозга составляет уже свыше 300 г, приблизительно четвертую часть веса мозга взрослого, а в отношении ко всему весу тела гораздо тяжелей, чем у взрослого, как показывают следую­щие цифры:

Новорожденный 1/от 6 до 8 = вес мозга/общий вес = 1/ от 30 до 35 взрослого. [394]

Вес мозга увеличивается сначала очень быстро, через 9 месяцев он уже удваивается, через 3 года утраивается, скорость роста все уменьшается, и полный вес достигается только в середине 3 десятка жизни. Развитие поведения идет параллельно с увеличением веса. Вес является грубым мерилом развития, его быстрое увеличение связано, главным образом, с совершенство­ванием движений; но и другие функции проделывают вначале очень быстрое развитие.

Рис.2 Из книги Бюлера "Духовное развитие ребенка"

При изучении мозжечка ведающего равновесием тела, вырисовывается интересная параллель в развитии органа и его действия. Уже тот факт, что не все части мозга развиваются в одина­ковом ритме, но разные части в разные периоды растут особенно быстро, говорит за выставленное нами выше положение о психи­ческом развитии. Так, мозжечок растет в первые 5 месяцев очень медленно, потом вдруг быстрее, быстрее всего во второй полови­не первого и в первой половине второго года жизни, и к концу четвертого года уже почти закончен. Время, к которому относится самый большой прирост — конец первого года — является периодом, когда ребенок овладевает сидением и ходьбой, т. е. действиями, требующими энергичного регулирования равновесия.⁵⁾

[395]

4⁾ «Все возрастные признаки имеют лишь приблизительное значение для обобщений. Относительная оценка момента появ­ления того или иного признака представляет пока гораздо боль­ший интерес» содержат принципиально важное и перспективное представление о последовательном во времени созревании психологических структур (новообразований), как сущности развития. К сожалению, этот тезис не был автором далее развит.

5⁾ Параллель в темпах развития ребенка и развития психомоторных процессов ребенка – редкий и ясный пример «психофизического параллелизма» (в конкретно-научном, а не философском смысле).