II. Подведение итогов турнира.

Слово дается экспертам.

Домашнее задание. (Эту работу можно провести и в классе, если останется время.)

Учитель. Этот роман, как и все произведения Горького, многогранен по проблематике. Закрывая последнюю страницу, вдумчивый читатель задает себе не один вопрос. Вот и вы ответьте на один из них: «Что нужно делать, чтобы спокойно жить, то есть, чтобы собой быть довольным?»

(Для этого нужно жить беспокойно и избегать, как дурной болезни, даже возможности быть довольным собой. Нужно жить всегда влюбленным во что-нибудь не доступное себе. Человек становится выше ростом от того, что тянется кверху.)

Урок 19. «Этот мир очарований, этот мир из серебра...» Серебряный век русской поэзии

Цели: раскрыть понятие «серебряный век» русской поэзии; отметить особенности поэтического стиля авторов той эпохи; развивать навыки анализа поэтического текста.

Есть золотой и есть серебряный век искусства.

И в тот, и в другой люди друг друга стоят.

Вряд ли первые другой природы, чем вторые.

Н. Оцуп

Ход урока

I. Вступительная беседа.

Серебряный... Какие ассоциации возникают у вас с этим словом? Серебряные украшения, серебряная посуда... Серебряный ручей, серебряный голос...

Серебряный век.

Как вы понимаете это сочетание? Что вы знаете об этом явлении в русской литературе?

II. Слово учителя.

а) Русский поэтический «серебряный век», традиционно вписываемый в начало ХХ столетия, на самом деле истоком своим имеет столетие ХIХ и всеми корнями уходит в «век золотой», в творчество Пушкина, в наследие пушкинской плеяды... Как справедливо пишет один из исследователей русского поэтического «серебра»: «Девяностые годы начинали листать черновики книг, составивших вскоре библиотеку двадцатого века... С девяностых годов начался литературный посев, принесший всходы».

Сам термин «серебряный век» является весьма условным. Впервые это название было предложено философом Н. Бердяевым, но четко оно закрепилось за русской поэзией модернизма после появления в свет статьи Николая Оцупа «Серебряный век» русской поэзии» (1933), а вслед за изданием книги Сергея Маковского «На Парнасе серебряного века» (1962) вошло в литературный оборот окончательно.

Если исходная граница «серебряного века» дискуссионной не является (она примерно совпадает с хронологическим рубежом столетий), то финал разными исследователями прочерчивается по-разному. Так, Ин. Анненский ушел из жизни в 1909 году, а И. Бунин — в 1953-м, притом, что и тот, и другой не могут быть изъяты из общего контекста «серебряного века». Вадим Крейд трактует конечную границу явления в историческом плане: «Все кончилось после 1917 года, с началом гражданской войны. Никакого серебряного века после этого не было, как бы нас ни хотели уверить. В двадцатые годы еще продолжалась инерция, ибо такая широкая и могучая волна, каким был наш серебряный век, не могла не двигаться некоторое время, прежде чем обрушиться или разбиться.... Каждый ее активный участник понимал, что, хотя люди и остались, характерная атмосфера эпохи, в которой таланты росли, как грибы после грибного дождя, сошла на нет. Остался холодный лунный пейзаж без атмосферы — и творческие индивидуальности — каждый в отдельной замкнутой келье своего творчества. По инерции продолжались еще некоторые объединения… но и этот постскриптум серебряного века оборвался на полуслове, когда прозвучал выстрел, сразивший Гумилева».

Поэт-философ Владимир Соловьев с проницательностью очертил трудную задачу художника нового времени:

Все, изменяясь, изменило,

Везде могильные кресты,

Но будят душу с новой силой

Заветы творческой мечты.

Безумье вечное поэта —

Как свежий ключ среди руин...

Времен не слушаясь запрета,

Он в смерти жизнь хранит один.

Процитировано стихотворение «Ответ на «Плач Ярославны», что само по себе достаточно характерно, ибо вся поэзия «серебряного века», жадно вобрав в себя наследие Библии, античную мифологию, опыт европейской и — шире — мировой литературы, теснейшим образом связана с русским фольклором, с его песнями, плачами, сказаниями, частушками. В этих стихах В. Соловьева как бы закодированы и другие важнейшие тенденции символизма как литературно направления модернизма: поэтика намека и иносказания, эстетизация смерти как живого начала, знаковое наполнение обыденных слов.

Владимир Соловьев стоял у истоков русского серебряного века как старт для духовного взлета целой культурной общности творцов.

Среди модернистов было заметно сильное влияние французской поэзии.

Поэтам серебряного века дороги и близки все явления живой природы, культуры, Космоса вне их привычной иерархии. «Славлю в равной мере Капельку и море», — пишет один символист, а другой откликается: «И Господа, и дьявола хочу прославить я...»

В эту пору на смену салонам пришли литературные кафе, где читались и обсуждались стихи и доклады, У поэтов, художников, композиторов, театральных деятелей того времени было немало общего в творческих исканиях, эстетических установках. Поэтому в кафе звучала и музыка.

(Можно включить записи романсов А. Вертинского «Среди миров в мерцании светил...» на стихи И. Анненского, «Зимний ветер играет терновником...» на стихи А. Блока, «Классические розы» — И. Северянина, «Темнеет дорога приморского сада...» — А. Ахматовой, «Над розовым морем» — Г. Иванова и др.)

Вот свидетельство об этом одной из современниц:

«В Москве местом встреч и деятельности разных литературно-артистических групп был Литературно-Художественный кружок. Его много ругали, но все туда шли. У старой реалистической школы была «Среда», у символистов — «Общество свободной эстетики», там самодержавно главенствовал Валерий Брюсов... Публика в Литературно-Художественном кружке, кроме писателей и артистов, была очень разная. Она состояла главным образом из поклонников литературы и искусства» (из воспоминаний Л. Рындиной в книге «Воспоминания о серебряном веке» (М.: Республика, 1993).)

В 1912 г. открылся кабачок (или кабаре, или подвал — называли по-разному) «Бродячая собака», стены которого были расписаны С. Судейкиным.

«Бродячая собака» стала излюбленным местом встреч петербургских поэтов, художников, артистов. Там читали стихи Н. Гумилев, А. Ахматова, Г. Иванов, О. Мандельштам, С. Городецкий, В. Маяковский.

А. Ахматова вспоминала впоследствии:

Да, я любила их, те сборища ночные, —

На маленьком столе стаканы ледяные.

Над черным кофием пахучий, тонкий пар,

Камина красного тяжелый, зимний жар...

Одним из примечательных авторов Серебряного века является Иннокентий Анненский. Несмотря на интерес к иррациональному и подсознательному Анненский, по словам Лидии Гинзбург, — поэт интеллектуальный что проявилось как «видимая работа познающей мысли, проявленная в самом сюжете стихотворения»

Интеллектуальность сосуществует у Анненского с унаследованным от русской поэзии ХIХ века пронзительным романсным лиризмом.

У Анненского лирическое событие не имеет повествовательной оболочки. Его сюжетность в сцеплениях и разрывах между внешним и внутренним миром, в динамике вещей, подобной динамике отраженных в них душевных процессов.

В его стихах символика стоит уже иногда на грани однозначного аллегоризма. Но есть ряд стихотворений, в которых, напротив, вещи сохраняют свое предметное качество.

Они сопровождают душевный процесс, становятся его выразительными атрибутами.

б) Рассмотрим отрывок из стихотворении «Баллада» (раздаточный материал):

Позади лишь вымершая дача...

Желтая и скользкая... С балкона

Холст повис, Ненужный там... Но спешно

Оборвав, сломали георгины.

«Во блаженном...» И качнулись клячи.

Маскарад печалей их измаял...

Желтый пес у разоренной дачи

Бил хвостом по ельнику и лаял...

— В чем особенность этого стихотворения?

(Сюжет не развивается. С первого взгляда отсутствует человек. Прозаичны зарисовки с их дробностью и детализацией.)

Такой тип Соотношения между вещью и человеком специфичен для поэтического мышления Анненского. Предмет не сопровождает человека и не замещает его иносказательно; оставаясь самим собой, он как бы дублирует человека. Несоответствие «во блаженном...», «маскарад печалей» — сломанные георгины и «клячи» не игра на крутых переходах от низкого к высокому. Меру ценности вещей — тем самым и высоты слоя — поэт ищет в их символической связи с душевными муками и радостями человека. «Шины не ниже струн, потому что и те и другие являются знаками важных душевных событий. И те и другие могут быть поэтичны», — отмечала Лидия Гинзбург в статье, посвященной творчеству Иннокентия Анненского.

в) Заранее подготовленный ученик представляет художественный пересказ отрывка из статьи Бориса Евсеева «Царь сумрачной долины».

— Что же в русской поэзии предварял, предзнаменовал собой Анненский? И что он для нас теперь? Великий дилетант? Педагог-классик в целлулоидном воротничке, поздновато загрезивший о музах?

Ни то, ни другое.

Во-первых, он обновил весь русский стих. Обновил, может, незаметно для себя. Он менял не форму стиха — наполнение.

Он привел с собой сотни небывалых эпитетов, а поэта узнают не по рифме, не по ритму, а, как льва по когтям, — по эпитету.

Он сделал метафоры конкретикой, а конкретику жизни — символом.

Он изменил прихотливый внутренний ритм и рисунок русского стиха, и мы получили: «Как на меди крепкой водкой / Проведенные штрихи».

И, наконец, он увидел весь сумрак и ужас, который всем нам в нашем веке предстоял.

Он увидел и услышал многое, но сам, так и не сумев и грядущий этот ужас, и грешный день своей жизни пережить, трагически рано смолк:

В луче прощальном, запыленном,

Своим грехом неотмоленным,

Томится день пережитой.

Как серафим у Боттичелли,

Рассыпав локон золотой...

На гриф умолкшей виолончели.

Яд его стихов выветрился, стал неопасен. Сумрак всегда был сродни нашей душе. А посему стих его и сейчас царит над нами.

III. Индивидуальные сообщения учащихся об авторах серебряного века (на основе материала учебника и самостоятельно прочитанных стихотворений).

1. Бальмонт

2. Сологуб

3. Белый

4. Ходасевич.