Пересмотр основных понятий

Для того чтобы подойти к вопросу о мозговой локализации сложных форм психической деятельности человека, нам нужно прежде всего остановиться на том пересмотре основных понятий, без которого правильное решение этого вопроса останется невоз­можным. Мы имеем в виду прежде всего пересмотр понятия «функция», затем — понятия «локализация» и, наконец, переоцен­ку того, что называлось «симптомом» или «выпадением» функции при локальном поражении мозга.

(А) Пересмотр понятия «функция»

Исследователи, пытавшиеся рассмотреть вопрос о локализации элементарных функций в коре головного мозга, пользуясь как ме­тодом раздражения, так и методом выключения ограниченных участков мозга, понимали «функцию» как отправление той или иной ткани.

Такое понимание, несомненно, правомерно. Совершенно есте­ственно считать, что выделение желчи есть функция печени, а вы­деление инсулина — функция поджелудочной железы. Столь же правомерно рассматривать восприятие света как функцию свето­чувствительных элементов сетчатки глаза и связанных с нею высо­коспециализированных нейронов зрительной коры, а генерацию двигательных импульсов — как функцию гигантских пирамидных клеток Беца. {70} Однако такое определение не исчерпывает всех аспектов поня­тия «функция».

Когда мы говорим о «функции пищеварения» или «функции дыхания», понимание ее как отправление определенной ткани ста­новится явно недостаточным.

Для осуществления акта пищеварения требуется доведение пищи до желудка, переработка пищи под влиянием желудочного сока, участие в этой переработке секретов печени, поджелудочной железы, сокращение стенок желудка и кишечника, проталкивание усваиваемого вещества по пищевому тракту и, наконец, всасыва­ние расщепленных элементов пищи стенками тонкого кишечника.

Точно так же обстоит дело с «функцией дыхания». Конечной задачей дыхания является доведение кислорода до легочных аль­веол и его диффузия через стенки альвеол в кровь. Однако для реализации этой конечной цели необходимо участие сложного мышечного аппарата, в состав которого входят мышцы диафрагмы и межреберные мышцы, позволяющие расширять и сужать объем грудной клетки и управляемые сложнейшей системой нервных при­боров ствола мозга и вышележащих образований.

Понятно, что весь этот процесс представляет собой не просто «функцию», а целую функциональную систему, включающую мно­гие звенья, расположенные на различных этажах секреторного, двигательного и нервного аппаратов.

Такая «функциональная система» (термин, введенный П. К. Анохиным, 1935, 1940, 1949, 1963, 1968; и др.) отличается не только сложностью строения, но и подвижностью входящих в ее состав частей.

Легко видеть, что исходная задача (восстановление гомеостаза) и конечный результат (доведение питательных веществ до стенок кишечника или кислорода до альвеол) остаются во всех случаях одинаковыми (или, как иногда говорят, инвариантными). Однако способ выполнения этой задачи может сильно варьиро­вать. Так, если основная группа работающих при дыхании мышц диафрагмы перестает действовать, в работу включаются межре­берные мышцы, а если и они почему-либо страдают, включаются мышцы гортани и воздух как бы заглатывается животным. Нали­чие постоянной (инвариантной) задачи, осуществляемой с помощью меняющихся (вариативных) средств, позволяющих доводить про­цесс до постоянного (инвариантного) результата, является одной из основных особенностей работы каждой «функциональной системы».

Второй особенностью является сложный состав «функциональ­ной системы», всегда включающей целый набор афферентных (настраивающих) и эфферентных (осуществляющих) компо­нентов.

Такое представление о «функции» как о целой функциональ­ной системе резко отлично от представления о ней как об отправ­лении определенной ткани. {71}

Если уже наиболее сложные вегетативные и соматические процессы построены по типу таких «функциональных систем», то с еще большим основанием это понятие можно отнести к сложным «функциям» поведения.

Проиллюстрируем это на примере функции движения (локомоции), детальная структура которой была разработана замеча­тельным советским психофизиологом Н. А. Бернштейном (1935, 1947, 1957, 1966).

Движение человека, имеющего намерение переместиться в про­странстве, попасть в определенную точку или выполнить некото­рое действие, никогда не может осуществиться одними лишь эфферентными, двигательными импульсами. Уже то, что опорный двигательный аппарат с подвижными суставами имеет, как пра­вило, огромное число степеней свободы, умножающееся еще более от того, что в движении участвуют группы сочленений, делает движение принципиально неуправляемым одними только эфферент­ными импульсами. Для того чтобы начавшееся движение осуще­ствилось, необходима постоянная коррекция его афферентными импульсами, которые сигнализируют о положении движущейся конечности в пространстве и об изменении вязкости мышц.

Только такое сложное строение двигательного процесса может обеспечить выполнение постоянной (инвариантной) двигательной задачи меняющимися (вариативными) средствами, т. е. достиже­ние с помощью этих динамически меняющихся средств постоян­ного (инвариантного) полезного результата.

В известных опытах Хантера мышь в лабиринте достигала цели путем побежки, а когда одно из звеньев лабиринта заменялось водным бассейном, — посредством плавательных движений. В экспериментах Лешли крыса, натренированная про­ходить определенный путь, коренным образом меняла состав дви­жений, когда у нее удалялся мозжечок или когда ее спинной мозг рассекался двумя половинными разрезами так, что ни одно волок­но не достигало периферии, — в этих случаях, потеряв способность воспроизводить хорошо заученные движения, она достигала цели (нужного результата), двигаясь «кубарем».

Сменный характер движений, необходимых для осуществления цели, выступает также и при тщательном анализе любого двига­тельного акта человека: попадание в цель, например, может осу­ществляться различным набором движений в зависимости от исход­ного положения тела, другой пример — процесс письма, который можно осуществлять карандашом или ручкой, правой рукой или левой и даже ногой, не изменяя при этом ни содержания напи­санного, ни даже характерного для пишущего почерка (Н. А. Бернштейн, 1947).

Такое «системное» строение, характеризующее относительно простые поведенческие акты, в неизмеримо большей степени ха­рактерно для более сложных форм психической деятельности.

Совершенно естественно, что такие психические процессы, как {72} восприятие и запоминание, гнозис и праксис, речь и мышление, письмо, чтение и счет, не являются изолированными и неразло­жимыми «способностями» и не могут рассматриваться как непосредственные «функции» ограниченных клеточных групп, «локали­зованные» в определенных участках мозга.

Психические процессы, как известно, формировались в тече­ние длительного исторического развития. Будучи социальными по своему происхождению и сложными, опосредствованными по строению, они опираются на сложную систему способов и средств. Эти положения, подробно разработанные в трудах выдающегося представителя советской психологической науки Л. С. Выготского (1956, 1960), а также его учеников — А. Н. Леонтьева (1959), А. В. Запорожца (1960), П. Я. Гальперина (1959), Д. Б. Эльконина (1960) и др., заставляют относиться к основным формам созна­тельной деятельности как к сложнейшим функциональным систе­мам и, как следствие, коренным образом пересмотреть проблему локализации их в коре головного мозга.