21. В чем состоят особенности Максима Грека как писателя и религиозного мыслителя?

В двадцатых годах 16 века в общественную – политическую жизнь Москвы активно включился приехавший из Греции в 1518 году ученый монах Максим Грек. В своих «словах», «поучениях» он выступал с критикой религиозного формализма, злоупотребления суда, доказывал вред суеверий, в частности астрологии, выдвигал требование логического, критического подхода к текстам «писания».

Касался в своих сочинениях и политических вопросов, связанных с системой управления государством. Таково его «Слово, пространно излагающее с жалостью неурядицы и бесчиния царей и властей последнего времени».

Максим Грек – автор более 150 сочинений. Белинский верно заметил, что он отличался «своей бескорыстной любовью к просвещению».

Максима Грека можно считать одним из первых филологов на Руси. Особенно примечателен в этом плане его трактат «Похвальная словеса блаженыя и святыя книги грамматики». Это своего рода поэма в прозе, хвалебное слово, в котором говорится об огромном образовательном и воспитательном значении изучения языка.

Все сочинения Максима Грека написаны в строгом соответствии с правилами риторического и грамматического искусства. Свои мысли он развивает в строгой логической последовательности, аргументируя каждое положение. Язык его сочинений сугубо книжный, он не допускает никаких словесных вольностей и не употребляет простой, разговорной лексики.

Литературная манера Грека оказала большое влияние на его ученика и последователя князя Андрея Курбского.

Противником максима Грека выступил ревностный иосифлянин – митрополит Даниил, возглавлявший русскую церковь с 1552 по 1539 год. Даниилу принадлежат 16 слов, посвященных вопросам религии, обрядам и быту. В отличие от Грека, Даниил не придерживался правил риторики. Он смело вводит в свои произведения просторечную разговорную лексику, что способствует демократизации литературного языка и стиля.

С помощью разговорной интонации Даниил постигает в своих словах яркости и образности изображения. Моралистическая дидактика в словах Даниила сочетается с яркими бытовыми картинками. Даниил обличает тунеядство богатых молодых людей. Его возмущает также возникшее в обществе равнодушие к священному писанию, церковной службе.

Свободная литературная манера изложения Даниила предваряет появление «кусательного»

Стиля произведений Ивана Грозного.

своих сочинениях Максим Грек касается проблем человека, духовного совершенствования, рассматривает он и вопросы общественно-политические. «Слова» Максима Грека обличают сильных мира сего, продолжая традицию нестяжателей. Он рисует Россию в образе неутешно плачущей вдовы, облаченной в черные одежды. Интересны его послания молодому, недавно вступившему на престол Ивану Грозному: «Главы поучительны начальствующим правоверно» (1548 г.), Максим старается внушить царю мысль, созвучную мысли Сократа: повелевать другими может только тот, кто способен повелевать собой.

22. Каковы особенности древнерусского патерика? Проиллюстрируйте их на примерах («Новопечерский патерик», «Синайский патерик»).

Патерик (греч. Paterikón, от patér — отец; русское название — "отечник"), общее название сборников дидактических новелл о подвигах христианских монахов, а также собраний их нравоучительных изречений. Первоначально (с 4 в.) П. были распространены в византийской литературе. П. могут быть разделены на две группы: в первой преобладают жизнеописания подвижников (патерики Синайский, Египетский, Римский), во второй — их "слова" и изречения (патерики Скитский, Алфавитный, Иерусалимский). На славянской почве были составлены Сводный П. (14 в.) и Афонский П. Греческие П. были переведены южными славянами и с 11—12 вв. перешли в древнерусскую литературу. На Руси П. получили распространение и повлияли на ряд литературных памятников (например, "Житие Феодосия Печерского"). По образцам переводных стали составляться русские П. ("Киево-Печерский патерик"). Сюжеты П. нашли отклик в творчестве Данте, обрабатывались Л. Н. Толстым, Н. С. Лесковым и др. писателями.

Значительная роль в развитии житийной литературы принадлежала Киево-Печерскому монастырю как русскому религиозному центру. В первой четверти XIII в. возник памятник, оформившийся впоследствии в Киево-Печерский патерик. Ядро – переписка епископа владимирского Симона, бывшего инока монастыря, с иноком того же монастыря Поликарпом. Поликарп, не удовлетворенный скромной ролью рядового монаха, отличавшийся лит. способностями, пожаловался Симону, что его обходят. Поликарп обнаружил недостаток добродетели – смирения. Симон написал укоризненное письмо, присоединив к нему в назидание несколько рассказов из жизни Печерских иноков и повесть о построении Печерской церкви. 9 новелл. Рассказы были о чудесах в религии и борьбе с бесами. Материал сей д.б. внушить Поликарпу сознание святости обители. Увещание Симона подействовало на друга, и он дополнил труд Симона рядом новых рассказов из жизни монахов Монастыря. В середине XIII в. писания Симона и Поликарпа были объединены. Древнейшая рукопись относится к началу XV в. Она создалась в Твери по почину тверского епископа Арсения, по имени которого текст рукописи называется «Арсеньевской» редакцией Киево-Печерского патерика. В 1462 г. по инициативе инока Кассиана возникает новая редакция памятника, «Кассиановская», в которой он впервые получает название «Патерик Печерский». Она подверглась дальнейшим переработкам, вплоть до XVII в., когда в 1661 г. Киево-Печерский патерик по распоряжению архимандрита Иннокентия Гизеля был напечатан в Киеве. Еще Симон и Поликарп написали житие Антония Печерского. Рассказы Симона и Поликарпа изобилуют элементами фантастики; в них существенное место занимают чудеса, ведущие свое происхождение от местных устных преданий и ли книжных агиографических источников. В рассказах встречается немало реалистических, порой натуралистически окрашенных бытовых подробностей, характеризовавших монастырский уклад (особенно у Поликарпа). Основная задача друзей – возвеличение Киево-Печерского монастыря как русского религиозного центра. Тем самым возвышался и укреплялся авторитет русской церкви. Создавалась апология и Киевского государства. Идея прославления оплота христианства свидетельствовала о возросшем самосознании русского духовенства. Симон начал свой труд с рассказа о создании Печерской церкви в честь богородицы, основанного преимущественно на устных преданиях. В создании церкви участвовали сын варяжского князя Шимон, пришедший на службу к сыну Ярослава Мудрого Всеволоду. Построение церкви сопровождается чудесными знамениями. Например, Антоний 3 дня молится о том, чтобы бог послал ему знамение, где должна строиться церковь: на всей земле пусть будет роса, а на том месте, где д.б. церковь – нет. Так и случилось. По молитве Антония сошел с неба огонь, испепеливший вокруг хворост и терние, осушивший росу и сделавший углубление в отведенном для церкви месте. Киево-Печерский патерик ярко отражает борьбу, которая происходила между монастырем и князьями, в основе которой были соперничество на почве материальных интересов и столкновения из-за вмешательства монастыря в междукняжеские отношения. В патерике сочеталась политически-тенденциозная повесть с церковной легендой.

Жития занимают второе по значимости место в др. рус. лит ре так как это то же церковный жанр. Патерик есть собрание житий монахов конкретного монастыря. наиболее значимым был Киевопечерский патерик. Это собрание житий всех святых Киево печерского монастыря. Работа над патериком началась в 13в. а закончилась в 15в. Это самый ранний патерик. Этот патерик носит ансамблевый характер так как в него входят жития разных типов. В патерик вошли 30 житий при условии что в Киевопечерской лавре покоится около 118 мощей. Начинается патерик с истории о чудесном строительстве Успенского храма. Далее история строительства монастыря и житие Феодосия Пе Печерского до смерти 1074г потом обретение мощей в 1091г. Наконец посе этого начинаются “слова”. В Киево печерском монастыре появляется ощуение безысходности.

Образы монахов -”храбров” в “Киево-Печерском“ патерике.

1.Григорий Чудотвореч. Он наказывал, а не исцелял. Его чудеса - отказ от всемилостивой традиции Феодосия. 2. Марк Пещерник Занимался похоронами братьев. Здесь видна традиция веселого могильщика, к-рая приобретает в монастыре особый смысл. 3. Никон Черноризец Его поймали половцы и потребоваои выкуп; он отказался , увидел Богоматерь, ему подрезали ноги  и Богоматерь перенесла его в монастырь. 4. Моисей Угрин Следил за целомудрием братьев. 5. Исакий Смиренник. Он  - ученик Антония  Пустынника. К нему пришел бес в образе Христа,чего он  не понял,  он - первый русским юродивым. Он принял смирение. Дух. смысл этой истории - специфика отшельничества и отсутствие коллективной молитвы. 6. Никита Новгородский Он хотел пойти в затвор, его отговаривали, вспоминая Исакия, но он настоял на своем. Во время молитвы к нему пришел бес в виде ангела. советуя ему не молиться, а  только читать книги, а а молиться он будет за него. Никита читал Ветхий Завет, начал пророчествовать. Автор сам задается вопросом о правильности пророчеств. Объясняется это так : бес открывал свои дела, а Никита их обнародовал.

Киево-Печерский патерик – «прелесть простоты и вымысла» по определению А.С.Пушкина. Епископ Владимирский Симон и Поликарп как авторы патерика (Послание… Симона к Поликарпу, иноку Печерскому). «О святом Онисифоре и одном недостойном иноке» как апология Кмево-Печерской обители. «О Святоше, князе Черниговском» – пример пренебрежения преходящими благами жизни земной ради непреходящих ценностей жизни вечной. «О двух враждовавших между собою братьях, Тите попе и Евагрии дьяконе»: о спасительности прощения и пагубности злопамятства. «О святом и блаженном Агапите, безмездном враче»: вера выше знания. «О блаженном Моисее Угрине», брате Георгия, любимца святого князя Бориса – романтическая история о юноше, панически боявшемся женских ласк. «О Спиридоне Просфорники и об Алимпии Иконописце» – о целительной силе искусства и божественном даре таланта.

23. «Казанская история». Литературные тенденции XVI в. хорошо иллюстрируются обширным историческим повествованием о взятии Иваном Грозным Казани — «Сказанием сиречь историей о начале царства Казанского и о бранех и о победах великих князей Московских со цари Казанскими, и о взятии царства Казани, еже ново бысть», сокращенно называемым «Казанской историей». Написанная в 60-х гг. XVI в. «Казанская история» дошла до нас в многочисленных списках уже более позднего времени (XVII-XVIII вв.). Автор «Казанской истории» создал не историческое и документальное повествование, а литературное произведение, в котором рассказ о взятии Казани предваряется рассказом о легендарной истории города и Казанского царства. В нем с батальными сценами соседствует описание дворцовых интриг в Казанском царстве, раскрывается образ «красносолнечной», но коварной и жестокой казанской царицы Сумбеки. Автор «Казанской истории» усердно пользуется всем арсеналом традиционных метафор, сравнений, этикетных описаний, выработанных русским историческим повествованием XV-XVI вв. В «Истории» обнаруживаются явные параллели с «Повестью о взятии Царьграда» Нестора-Искандера, с «Русским хронографом», с «Повестью о взятии Рязани Батыем», возможно, и с переводом «Троянской истории» Гвидо де Колумна. Но, обильно используя этикетные формулы, автор тем не менее, как отметил Д. С. Лихачев, допускает «разительное нарушение этикета»: он применяет к врагу образы и эпитеты, которые, согласно этикету, могли быть применены лишь к русским князьям или воинам, и, напротив, описание поведения русских воинов в захваченной Казани было бы уместно встретить, например, в описаниях разорения русских городов во время нашествия Батыя или Мамая. Автор не стремится соблюсти литературный этикет как средство выражения авторской и читательской оценки событий, он заботится лишь об «украшении» своего изложения, об эмоциональности и красочности своего слога. На примере «Казанской истории» мы видим, что в XVI в. «из явления идеологического принуждения этикет стал явлением оформления государственного быта. ...Этикетный обряд существует, но он отрывается от ситуации, его требующей» ...В «Казанской истории» мы встретим уже знакомый нам по творчеству Епифания Премудрого прием, когда автор множит эпитеты, синонимичные определения, но теперь уже не столько для раскрытия сложной сущности явления, сколько для создания впечатления о масштабности, грандиозности описываемых событий. Каждая фраза и каждое определение как бы двоится, автор не просто повторяется, он искусственно нагнетает словесную «напряженность», «многоэтажность» своих описаний, иногда теряя — ради пышности слога — чувство меры, не говоря уже о нарушении этикетной «маркированности» своих и чужих, положительных и отрицательных героев произведения. Вот как повествует автор «Казанской истории» о страданиях русских воинов от жары во время похода на Казань: «Мнози же человецы изомроша от солнечнаго жара и от жажды водныя, исхоша [иссохли] бо вся дебри и блата и вси малыя реки полския [полевые] не тецаху путем своим, но мало развис воды в великих реках обреташеся и во глубоких омутех, но той сосудами, и корцы, и котлы, и пригорщами в час един до суха исчерпаху, друг друга биющи, и угнетающи, и задавляющи...» Патетичны и насыщены традиционными формулами описания битв: «велик шум на высоту взимается, и мнози от сбою страну падоша, аки цветы прекрасный»; «и от пушешнаго и от пищалнаго гряновения, и ото многооружнаго скрежетания и звяцания, и от плача и рыдания градцких людей, и жен, и детей, и от великаго крычания, и вопля, и свистания, ото обоих вой, ржания и топота конского, яко велий гром и страшен зук [звук]... слышашеся»; «и яко великия лужи дождевныя воды, кровь стояше по ниским местом и очерленеваше землю, яко речным водам с кровию смеситися, и не можаху людие из рек по 7 дни пити воды, конем же и людем в крови по колену бродити». Рассчитанная на внешний эффект перенасыщенность образами, избыточность описаний особенно наглядна в последнем примере. Персонажи «Истории» говорят много и красиво. В речах, молитвах, плачах действующих лиц мы встречаем отголоски то «Русского хронографа», то плача Ингваря Ингоревича из «Повести о разорении Рязани», то плача жены Александра Македонского Роксаны из «Сербской Александрии». Плач казанской царицы Сумбеки (в части своей) по структуре напоминает нам монолог Игоря Святославича. Плененная царица Сумбека оглядывается на Казань и патетически восклицает: «И где ныне бывшая в тебе иногда царьския пирове и величествия твоя? и где уланове, и князи, и мурзы твоего красования и величания? и где младых жен и красных девиц ликове, и песни, плясания? И вся та ныне исчезе и погибоша; в тех место быша в тебе много народнаго стонания и воздыхания, и рыдания непрестанно». Приближенные скорбят о Сумбеке, и скорбь эта также изображена в риторических формулах и образах, аналогии которым мы находим, например, в «Русском хронографе»: когда царица падает на руки своих «рабынь» и «пусти глас свой с великим плачем», то побуждает «с собою на плач и то бездушное камение», приближенные и прислужницы ее «лица своя красныя деруще, и власы рвуще, и руце и мыщцы кусающе». Если в «Русском хронографе» или «Великих минеях-четьих» мы встречались с монументальностью композиции, широтою охваченного материала и хронологических дистанций, то в «Казанской истории» монументальность этого рода также присутствует (это не только история падения Казани, но и история Казанского царства от его становления до гибели и присоединения к Руси), однако на первый план все же выступает монументальность форм, та пышность, декоративность и громоздкая «театральность», которая была так чтима книжниками XVI в. — века «второго монументализма».