4. Как складывалось раннее русское летописание? Каковы особенности «Повести временных лет»? Принципы изображения героев , композиция, жанровый состав?

Летопись как литературный жанр (а не исторические записи вообще!) возникает, видимо, в середине XI в. Написанная монахом Нестором Киево-Печеркого манастыря в 11-12 веке летопись вобрала в себя в большом количестве материалы сказаний, повестей, легенд, устные поэтические предания о различных исторических лицах и событиях. Многие рассматривают её как основной источник по начальному периоду русской истории, иногда необоснованно отбрасывая другие источники, если они противоречат «Повести временных лет». В «Повести временных лет» записаны легенды о происхождении славян, их расселении по Днепру и вокруг озера Ильмень, столкновении славян с хазарами и варягами, призвании новгородскими славянами варягов с Рюриком во главе и образовании государства Русь. Предания, записанные в ПВЛ, представляют собой практически единственный источник сведений по формированию первого древнерусского государства и первым русским князьям. Имена Рюрика, Синеуса, Трувора, Аскольда, Дира, Вещего Олега не встречаются в других синхронных источниках, хотя делаются попытки отождествить некоторых исторических персонажей с перечисленными князьями. При написании летописи использовались документы из княжеского архива, что позволило сохранить до нашего времени тексты русско-византийских договоров 911, 944 и 971 годов. Часть сведений бралась из византийских источников. Русский набег на Царьград в 860 году описывается по переводу хроники Георгия Амартола, о более ранних временах брались сюжеты из хроники Иоанна Малалы. По словам известного русского филолога Д. С. Лихачева, ПВЛ являлась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной литературно изложенной историей Руси».

5. В чем состоят жанровые особенности «Слова о полку Игореве»?

Весьма сложным оказывается вопрос о жанровой принадлежности «Слова». Автор памятника не может нам помочь: он сам называет свое произведение то «слово» («Слово о пълку Игореве...»), то «песнь» («Начата же ся тъи песни по былинамь сего времени...», «Певше песнь старымъ княземъ...»), то «повесть» («Почнемъ же, братие, повесть сию...»). Не имеет «Слово» аналогий среди других памятников древнерусской литературы. Следовательно, это либо произведение исключительное в своем жанровом своеобразии, либо — представитель особого жанра, памятники которого до нас не дошли, так как жанр этот, сочетающий черты книжного «слова» и эпического произведения, не был традиционным. Быть может, произведения этого жанра, предназначенные в первую очередь для устного исполнения, вообще редко записывались.

Д. С. Лихачев пишет, что появление таких памятников, «стоящих на грани литературы и фольклора» (а именно таким является «Слово»), могло быть вызвано следующим обстоятельством. В связи с происходящим ускоренными темпами образованием феодального государства «возникает новое историческое и патриотическое самосознание, которое требует особых жанровых форм своего выражения. Ни система фольклорных жанров, ни система византийско-славянских литературных жанров, перешедшая на Русь, не были приспособляемы для выражения новых тем. Первая в силу своей архаичности, вторая в силу своей преимущественной церковности». Это и явилось предпосылкой создания новых жанров — «жанров политической публицистики, жанров, воспевающих любовь к родной стране, жанров лиро-эпических». «Слово» сближается с памятниками западно-европейского раннефеодального эпоса, в частности с «Песнью о Роланде».

Это сопоставление было глубоко изучено А. Н. Робинсоном, поставившим задачу «найти и обосновать... место в ряду эпических произведений западного и восточного феодального мира». Исследователь указывает, что при таких сопоставлениях необходимо учитывать, с одной стороны, «социально-историческую близость феодальных идеологий и культур», а с другой — народно-национальную оригинальность. А. Н. Робинсон демонстрирует, как общие для памятников средневекового героического эпоса мотивы (идея защиты родины, понятие рыцарской чести, этикет взаимоотношений сюзерена и вассала, образ тоскующей в разлуке жены или возлюбленной героя и т. д.) различно проявляются в разных культурах и разных памятниках. В «Слове», в частности, возможности типической идеализации героев оказались существенно ограниченными, потому что в основе сюжета лежало современное, а не находящееся в далеком прошлом событие, и автор обращался к своим слушателям «с песней-рассказом о них самих».

Особая жанровая природа «Слова» оказала большое влияние и на его поэтику: в «Слове» сочетаются принципы поэтики стиля монументального историзма (церемониальность в изображении героев, приемы, свойственные жанру торжественных слов) и поэтики фольклора (в изображении природы, в изображении чувств жены героя, в сочетании фольклорных жанров — «славы» и «плача»). Фольклорные элементы оказываются в «Слове» органически слитыми с элементами книжными.

6. Каковы особенности литературного стиля «Задонщины»? Как это произведение относится со «Словом о полку Игореве»?

Основная идея 3адонщины— величие Куликовской битвы. Автор произведения восклицает, что слава победы на Куликовом поле донеслась до разных концов земли ("Шибла слава к Железным Вратам, и к Караначи, к Риму, и к Кафе по морю, и к Торнаву, и оттоле ко Царюграду на похвалу русским князем"). В основе произведения лежат реальные события Куликовской битвы, но это не последовательный исторический рассказ о подготовке к сражению, о самом сражении, о возвращении победителей с поля брани, а эмоциональное преломление всех этих событий в авторском восприятии. Рассказ переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Настоящее переплетается с воспоминаниями о прошлом. Сам автор охарактеризовал свое произведение как "жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичу и брату его, князю Владимиру Ондреевичу". "Жалость" — это плач по погибшим, по трудной доле Русской земли. "Похвала"— слава мужеству и воинской доблести русских воинов и их предводителей.

Уже по характеру произведения, по сочетанию в нем плача и похвалы 3. близка к "Слову о полку Игореве" Но близость эта носит не только общий характер, но самый непосредственны и в этом еще одна замечательная черта этого произведения древнерусской литературы. "Слово" явилось для автора 3. образцом и на текстовом уровне. От "Слова" зависит план 3., ряд поэтических образов 3.— повторение поэтических образов "Слова", отдельные слова, обороты, большие отрывки текст 3. Повторяют соответствующие места, "Слова". Автор 3. обратился к "Слову" как к образцу с целью сопоставь и противопоставить политическую обстановку на Руси времени "Слова (80-е гг. XII в.) с 80-ми гг. XIV в. Основной идейный смысл "Слова" заключался в призыве автора к русским князьям забыть междоусобные распри и объединить свои силы для борьбы с внешними врагами Руси. Автор 3. в победе, одержанной над ордынцами, увидел реальное воплощение призыва своего гениального предшественника: объединенные силы русских князей смогли разгромить монголо-татар, считавшихся до этого непобедимыми. Автор 3. переосмысляет текст "Слова" в соответствии с событиями Мамаева побоища и многое вносит от себя. 3. отличается стилистической непоследовательностью — поэтические части текста чередуются с прозаическими, носящими характер деловой прозы.

3. в большей степени, чем "Слову", свойственны приемы устного народного поэтического творчества. Главное состоит в том, что в "Слове" приемы и элементы, близкие к устному народному творчеству, представлены в артистически выполненной авторской переработке, авторском переосмыслении, в 3. же они гораздо ближе и словесно, и по характеру к устным источникам. Это обстоятельство и состояние списков 3. (многочисленные искажения и ошибки) послужили основой для предположения о фольклорном, устном происхождении памятника. То, что отдельные списки 3. записаны по памяти, а не переписаны с других списков, вполне возможно, но считать, что 3. изначально произведение устного творчества, нет оснований. 3. восходит к "Слову" — памятнику литературному. Сочетание в 3. поэтического текста с прозаизмами, близкими по своему характеру к деловой письменности, говорит и книжно-литературном характере памятника. Об этом свидетельствует и сильно выраженная в 3. церковно-религиозная символика и терминология.

7. Как в «Слово о полку Игореве» воплощается сюжет? В чем особенности композиции произведения?

В основе сюжета «Слова о полку Игореве» лежат подлинные исторические факты. Эта идея получает четкое воплощение во всей художественной структуре произведения, и прежде всего в его сюжете и композиции. Композиция С. в высшей степени продуманная и стройная, в ее основе лежит принцип переплетения триад, характерный и для литературных произведений Киевской Руси "слов" посланий и т.п. Внешнюю триаду композиции С. составляют: зачин, основная часть, концовка. Основная часть в свою очередь, тоже трехчленна: повествование о походе Игоря и его последствиях для Руси, прерываемое тремя авторскими отступлениями, центральный фрагмент, посвященный Святославу (сон Святослава, его толкование боярами "злато слово" Святослава, сливающееся с авторским обращением к князьям) и заключительный фрагмент связанный с возвращением Игоря из плена (плач-заклинание Ярославны, вызывающей Игоря с "того света" бегство Игоря, погоня Гзака и Кончака). Нетрудно заметить что каждый из моментов основной части также состоит из трех эпизодов. Отдельные сцены С. относительно самостоятельные, искусно сплетены автором в единое целое. Композиционными скрепами между ними служат, в частности, различного рода повторы.

8. Какова историческая основа «Слова»? Кто его основные герои и каковы способы изображения?

Исторические события, связанные с походом и поражением северских князей -Игоря Святославича, его брата Всеволода из Курска, сына Владимира из Путивля и племянника Святослава Ольговича из Рыльска,- и легли в основу "Слова о полку Игореве". Описанию похода Игоря посвящены две дошедшие до нас исторические повести: одна-в составе севернорусской Лаврентьевской, другая - южнорусской Ипатьевской летописи.

Изображение князей. Большое место в "Слове" отводится изображению поступков Игоря и Всеволода - основных участников похода (о Владимире Игоревиче упоминается лишь в конце, в здравице, а имя Олега Святославича опущено). Автор симпатизирует своим героям и видит в них лучших представителей современного ему поколения князей.  Игоря отличает необычайное мужество и храбрость. Он доблестный воин, который решил постоять за Русскую землю, "истягну умь крепоспшю своею и поостри сердца своего мужеством, наилънився ратнаго духа". Ради блага своей земли он готов на любые жертвы и испытания. С мужественной и благородной речью обращается Игорь к своей дружине: "Брапше и дружино! Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти. А всядем, братие, на своим бръзыя комони, да позрим синего Дону... Хощу бо,- рече, - копие приломити конець поля Половецкого; с вами, русици, хощу главу свою приложипш, а любо испиши шеломомь Дону".  Свою вдохновенную речь Игорь произносит в момент солнечного затмения, когда видит "тьмою вся своя воя прикрыты". Грозное предзнаменование природы не в силах поколебать страстного желания и решимости князя "искусити Дону великого", постоять за землю Русскую. "Слово" не показывает Игоря в битве на Каялс, но говорит о его мужестве и благородстве, когда он заворачивает полки, жалея брата Всеволода. Доблестным воином является и Всеволод. Он неотделим от своих верных опытных воинов, которые "под трубами повиты, под шеломы вьзлелсяни, конець копия въскръмлены, пути имь ведомы, яругы чмь знаеми, луци у них напряжены, my.ni отворены, сабли изъострени; сами скачють, акы серый влъци в поле, ищучи себе чти, а князю славе". Доблесть и мужество Всеволода, проявленные им в бою на Каяле, беспримерны. Подробно русским былинным богатырям, буй-тур Всеволод "прьнцет" на врага своими стрелами, гремит "о шеломы мечи хармужными". Своим златым шеломом посвсчивая, скачет он по полю брани, поражая врагов. Он весь поглощен и увлечен боем, в пылу сражения забывает и о своих ранах, и об отцовском золотом столе, и о ласках милой красавицы -жены Глебовны. Изображая гиперболически поведение Всеволода в бою, перенося на него подвиг дружины, автор "Слова" следует художественным принципам фольклора.

Деятельность князей в "Слове" оценивается с народных позиций.

Игорь и Всеволод осуждаются за жажду личной славы. Образ Святослава раскрывается в "Слове" в его "мутном" сне и "золотом слове". "Золотое слово" Святослава наполнено гражданской скорбью по поводу розни между князьями, отсутствия между ними единства, а главное, по поводу забвения ими своих обязанностей по отношению к "отню злату столу", Русской земле. Это и дает возможность автору "Слова" легко переключить "золотое слово" в публицистически страстный призыв, обращенный к наиболее могущественным князьям Руси выступить "за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!"

Трезво оценивается в "Слове" и могущество галицкого князя Ярослава Осмомысла. "Своими железными плъки" он закрывает путь на Русь венгерскому королю, его войска принимают участие в крестовых походах "стрелявши с отня злата стола салтани за землями".

     Обращается автор и к князю Роману Мстиславичу Волынскому, прославившемуся своей храбростью и мужеством, с призывом прийти на помощь родине и вместе с князьями луцкими и пересопницкими Ингварем и Всеволодом загородить "полю ворота".

 К служению интересам Русской земли, а не корыстным, личным призывает князей автор "Слова". Русская земля, ее народ - "Даждьбожьи внуки" - являются основным героем "Слова". Во имя интересов родины, народа звучит вдохновенный и страстный голос поэта. Он представляет себе Русскую землю во всей сложности политической борьбы того времени, осмысляет ее судьбу в широкой исторической перспективе. Его глубоко волнуют честь и слава родины. Вот почему поражение Игоря воспринимается как страшное оскорбление всей Русской земли. И эту авторскую мысль ярко раскрывает поэтический образ Девы Обиды, которая встает в силах "Даждьбожа внука", т. е. русского народа. Могущество Русской земли автор "Слова" связывает с деятельностью "старого" Владимира и "старого" Ярослава, и, сосредоточивая основное внимание на "нынешней невеселой године" Русской земли, он сожалеет о том, что "того старого Владимира уже нельзе бе пригвоздити к горам киевским". Страстный патриот и гражданин, автор "Слова" мыслит Русскую землю единым могучим феодальным государством с политическим центром в Киеве, государством, в котором вассалы неукоснительно выполняют свои обязанности по отношению к своему сюзерену.

В представлении автора "Слова" Боян - идеальный певец. Он вещий внук бога Белеса, т. е. человек, обладающий божественной силой песнопенья. Его песни подобны трелям соловьиным. Слагая славу князю, Боян растекается "мысию по древу, серым вълком по земли, сизым орлом под облакы", т. е. речь его образна, мысль его парит. Вещие персты Боянасами рокочут с лаву князьям, касаясь живых струн человеческой души

9.В чем состоит теория открытия «Слова» и каковы основные направления течения? Кто из поэтов перелагал это произведение? Каковы основные точки зрения на историю текста и авторство произведения?

Открыто оно в конце 18в. собирателем и любителем древностей Мусиным-Пушкиным \\Приобрел у архимандрита Иолия ярукописный сборник, который был создан в 16 в на с-з Руси в районе Пскова или Новгорода\\Первое сообщение об открытии «Слова» было сделано Херасковым. Затем об открытии «Слова» сообщил Карамзин. Текст был опубликован в 1800 г. в Москве Мусиным-Пушкиным. В 1812 г., во время нашествия Наполеона, сгорела рукопись. Погиб единственный старый список «Слова», остался лишь поздний екатерининский копий и первопечатный текст. Погибший список «Слова» отражает в себе фонетические особенности северорусских говоров. Орфография списка – искусственная. Кто из поэтов перелагал это произведение? Жуковский, Лихачев, Бальмонт, Гудзий, Сумароков, Заболоцкий Каковы основные точки зрения на историю текста и авторство произведения? 1 подход: в работах академика Б. А. Рыбакова, высказал догадку, что этим автором может быть Петр Бориславич, киевский боярин и – предположительно – летописец великого князя киевского Изяслава Мстиславича 2подход: что автором «Слова» был сам князь Игорь. (А.Н.Майков)\говорит, что Игорь открыл в летописи отчет не только о своем поражении, но и о прежних своих делах. 3подход: Д. С. Лихачева «Размышления об авторе «Слова о полку Игореве» ,автор участвовал в походе Игоря, изложил историю этого похода в летописи, передав заветные думы князя и одновременно, будучи певцом, создал «Слово» и сам записал его текст. Ему были чужды местные интересы феодальных верхов и близки интересы широких слоев русского трудового населения. Значит, автором «Слова», считает академик, мог быть народный певец. 10. Какие средства художественно-речевой образности наиболее характерны для «Слова о полку Игореве»? Каковы основные ритмические особенности произведения?

Наличие символики-разнообразна и красноречива, изобилие метафор, эпитеты, образная насыщенность,монологи, диалоги, риторичские восклицания, приемы сравнения и параллелизма, антитеза, ритмическая организация речи (повторы, единочатия) Оно ритмично, но ритмическая система »Слова« глубоко своеобразна и принадлежит своему времени- XII веку. гибкий ритм «Слова» подчинен содержанию. В этом точном соответствии ритмической формы и идейного содержания «Слова» — одно из важнейших оснований своеобразной музыкальности его языка. Тревожный ритм коротких синтаксически-смысловых единиц превосходно передаёт волнение Игоря перед бегством\\ Иной ритм - ритм большого, свободного дыхания народного плача - чувствуется в обращении Ярославны к солнцу и ветру, к Днепру:\\ Торжество победы русских над половцами превосходно передано энергичной фразой, лишенной сказуемого и потому производящей впечатление радостного возгласа, выкрика\\ А. Чернов- согласно его предположению, древнерусский текст «Слова« не только стихотворный, но и написан стихами рифмованными (речь идет не о литературной рифме — аллитерационный стих, рифмовка по созвучию одного ударного гласного в конце строки и проч.)

Книжные элементы отражаются в языке «Слова» рядом с народными чертами старинного русского языка. Вследствие частой переписки «Слова» в дошедшем до нас списке утратило свои первоначальные черты, окрасилось особенностями новгородско-псковского говора (шизым, вечи, лучи, русици, дивицею и пр.); но и теперь оно еще отражает древнейшие черты русского литературного языка XII в. В общем это язык летописей, поучения Владимира Мономаха. В «Слове» немало затруднительных («тёмных») мест, возникших вследствие порчи текста или наличию редких слов (гапаксов). Почти каждое такое место не раз подвергалось истолкованиям. Художественные средства автор С. черпает во-первых, из устного народного творчества (фольклорные образы символы постоянные эпитеты прием отрицательного параллелизма и т. п.), видоизменяя и обогащая традиционную топику устного народного творчества, широко используется также символика образность и фразеология, связанные с феодальными отношениями и дружинным бытом. Метонимия здесь остается более важным средством, чем метафора, уподобление преобладает над редкими формами сравнения, параллелизм — над аналогией, гипербола — над литотой.

Уже с самого начала изучения «Слова» отмечалось, что этот памятник нельзя считать чисто прозаич. повествованием, т. к. в нем имеются более или менее отчетливые признаки ритмич. построения. По-видимому, на этом основании, по примеру первого опыта стихотв. переложения «Слова» И. Сирякова (1803), многие поэты XIX—XX вв.переводили и перелагали памятник на соврем. языки, прибегая к различным метрическим формам стиха — трохею, амфибрахию, дактилю, хорею и т. д. Вопрос о ритмике «Слова»теснейшим образом связан с определением его жанровой природы. Между тем до наст. времени идут споры о лит. форме «Слова», и в названии самого произведения при его переводе на соврем. язык встречаются обозначения: повесть, поэма, героическая поэма, былина, песня и др. Некот. исследователи в XIX — нач. XX в. пытались установить связь лит. формы «Слова» с визант. церк. песнопением и на этом оснований делали вывод об особенностях ритмики памятника. Однако большинство соврем. филологов ипоэтов, занимающихся изучением или переводом «Слова», видят в нем произведение высочайшего словесного иск-ва, выросшее на богатых традициях уст. нар. тв-ва вост. славян. По мнению Л. И. Тимофеева, ритмика «Слова» покоится на традиции нар. былинного стихосложения (дактилические 185окончания строк, двухчастность интонационно-ритмич. основы строки и др. черты); он отмечал, что «общие закономерности, проступающие в ритмической организации „Слова“, позволяют шире поставить вопрос о значении устно-поэтической традиции в создании этого памятника»

Д. С. Лихачев убедительно доказал, что ритмич. построение не обязательно связано со стихотв. формами; главное — в функциональном назначении ритма речи. В отношении к «Слову» он сделал такой вывод: «Итак, гибкий ритм „Слова“ подчинен содержанию. В этом точном соответствии ритмической формы и идейного содержания „Слова“ — одно из важнейших оснований своеобразной музыкальности его языка»

11. В чем состоит особенности жанра житий в литературе Киевской Руси? Каковы типы жанров? Охарактеризуйте с этой точки зрения «Сказание о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского».

Образцом, по которому составлялись русские «жития», служили жития греческие типа Метафраста, то есть имевшие задачей «похвалу» святому, причём недостаток сведений (наприм. о первых годах жизни святых) восполнялся общими местами и риторическими разглагольствованиями. Ряд чудес святого — необходимая составная часть Ж. В рассказе о самой жизни и подвигах святых часто вовсе не видно черт индивидуальности. Древнерусская литература вплоть до XVII в. не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц — исторические: Борис и Глеб, Феодосии Печерский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский. «Сказание о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского» представляют два агиографических типа — жития-мартирия (рассказа о мученической смерти святого) и монашеского жития, в котором повествуется о всем жизненном пути праведника, его благочестии, аскетизме, творимых им чудесах и т. д.

«Житие Феодосия Печерского». – пример житий, посвященных теме идеального христианского героя, ушедшего из «мирской» жизни, чтобы подвигами заслужить жизнь «вечную» (после смерти).

Житие было написано иноком Киево-Печерского монастыря Нестором (составитель «Повести временных лет»). Точки зрения на время написания жития варьируются от 1088 г. до начала XII века. Нестор был хорошо знаком с византийской агиографией. Параллели к некоторым эпизодам жития обнаруживаются в житиях византийских святых: Саввы Освященного, Антония Великого, Евфимия Великого, Венедикта и др. В своем произведении он отдал дань и традиционной композиции жития: будущий святой рождается от благочестивых родителей, он с детства «душой влеком на любовь божию», чуждается игр со сверстниками, ежедневно посещает церковь. Став иноком, Феодосий поражает окружающих аскетизмом; так, уже будучи игуменом, он одевается настолько просто, что люди, не знающие подвижника в лицо, принимают его то за «убогого», то за «единого от варящих» (за монастырского повара). Истязая плоть, Феодосий спит только сидя, не моется (видели его только «руце умывающа»). Как и положено святому, печерский игумен успешно одолевает «множество полков невидимых бесов», творит чудеса, заранее узнает о дне своей кончины. Он принимает смерть с достоинством и спокойствием, успевает наставить братию и выбрать ей нового игумена. В момент смерти Феодосия над монастырем поднимается огненный столп, который видит находящийся неподалеку князь Святослав. Тело Феодосия остается нетленным, а люди, обращающиеся к Феодосию с молитвой, получают помощь святого.

И все же перед нами далеко не традиционное житие, построенное в строгом соответствии с византийским житийным каноном. В «Житии Феодосия» немало черт, резко ему противоречащих. Однако это не показатель неопытности автора, не сумевшего согласовать известные ему факты или предания о святом с традиционной схемой жития, напротив, это свидетельство писательской смелости и художественной самостоятельности.

Особенно необычен для традиционного жития образ матери Феодосия. Мужеподобная, сильная, с грубым голосом, погруженная в мирские заботы о селах и рабах, волевая, даже жестокая, она страстно любит сына, но не может смириться с тем, что мальчик растет чуждым всего земного. Она всячески противится решению Феодосию. Нестор не счел возможным изменять этот факт в угоду житийной традиции, тем более что суровая непреклонность матери еще ярче оттеняла решимость мальчика «предать себя Богу». Привлекательность литературной матеры Нестор состоит еще в его умении создавать иллюзию достоверности в описании фантастических эпизодов.

Жития Бориса и Глеба. Образцами другого типа жития – мартирия (рассказа о святом-мученике) являются два жития, написанные на сюжет о мученической кончине Бориса и Глеба. Одно из них «Чтение о житии и о погублении … Бориса и Глеба», написано Нестором, автор другого, именуемого «Сказание и страсть и похвала святым мученикам Борису и Глебу», неизвестен.

Создание церковного культа Бориса и Глеба преследовало две цели:

1. Подъем церковного авторитета Руси

2. Политический смысл. Он «освящал» и утверждал не раз провозглашавшуюся государственную идею, согласно которой все русские князья – братья, и в то же время подчеркивал обязательность «покорения» младших князей старшим.

После смерти Владимира в 1015 г. престол захватывает его сын Святополк. Первой жертвой Святополка в братоубийственной войне становится ростовский князь Борис, доверившийся брату, как отцу. Затем Святополк хитростью заманивает младшего брата, Муромского князя Глеба и убивает его. В борьбу с братоубийцей вступает Ярослав Владимирович. Святополк терпит поражение, но с посторонней помощью пытается выгнать брата за пределы Руси. В 1019 г. войско Святополка снова разгромлено, а сам он бежит из Руси.

«Сказание» повествует о тех же самых событиях, но значительно усиливает агиографический колорит, для него характерна повышенная эмоциональность и нарочитая условность. Например, нарочитая покорность Бориса и Глеба своей участи уже по своей сути необычна, а в произведении она приобретает просто гипертрофированные формы. Несмотря на бесспорную дань агиографическому жанру, в изображении событий и особенно в характеристике героев «Сказание» далеко не могло быть признано образцовым житием. Оно слишком документально и исторично. Именно поэтому, как полагает И.П. Еремин, Нестор решает написать иное житие, более удовлетворяющее самым строгим требованиям классического канона для памятника этого жанра.

«Чтение» Нестора, действительно содержит все необходимые элементы канонического жития: оно начинается обширным вступлением, с объяснением причин, по которым автор решается приступить к работе над житием, с кратким изложением всемирной истории от Адама и до крещения Руси. В собственно житийной части Нестор, как того требует жанр, рассказывает о детских годах Бориса и Глеба, о благочестии, отличавшем братьев еще в детстве и юности; в рассказе о их гибели еще более усилен агиографический элемент: еще в «Сказании» Борис и Глеб плачут, молят о пощаде, то в «Чтении» они приминают смерть с радостью, готовятся принять ее как торжественное и предназначенное им от рождения страдание. В «Чтении», также в соответствии с требованиями жанра, присутствует и рассказ о чудесах, совершающихся после гибели святых, о чудесном «обретении» их мощей, об исцелениях больных у их гроба.

Если мы сравним «Житие Феодосия Печерского», с одной стороны, и «Сказание», а особенно «Чтение» о Борисе и Глебе – с другой, то заметим различные тенденции, отличающие сравниваемые памятники. Если в «Житии Феодосия Печерского» «реалистические детали» прорывались сквозь агиографические каноны, то в житиях Бориса и Глеба канон, напротив, преобладает и в ряде случаев искажает жизненность описываемых ситуаций и правдивость изображения характеров. Тем не менее «Сказание» в большей степени, чем «Чтение», отличается своеобразной лиричностью.