№39. Мировой экономический кризис 1929-1933

Мировой экономический кризис, развер­нувшийся в 1929—1933 гг., был самым сильным, тяжелым и разрушительным кри­зисом в истории капитализма. Он резко обострил весь комплекс капиталистических противоречий: классовые, социально-эко­номические и политические антагонизмы в странах империализма, межимпериали­стические конфликты, противоречия между метрополиями и зависимыми странами. Кризис не просто завершил этап времен­ной, частичной стабилизации капитализма, но и показал невозможность укрепления капиталистических отношений на базе тра­диционных принципов рыночного хозяйст­ва и неограниченного буржуазного инди­видуализма. Перед правящим классом империалистических держав во весь рост встала задача скорейшего изыскания дей­ственных средств поддержания своего эко­номического и политического господства.

По своему характеру и происхождению мировой экономический кризис начала 30-х годов был циклическим кризисом перепро­изводства. Однако его исключительная разрушительная сила объяснялась тем, что к действию традиционного механизма цик­лического развития капиталистического хозяйства присоединились новые факторы долговременного характера, отражавшие глубокие сдвиги в капиталистическом способе производства на стадии империа­лизма. Главным из них был общий кризис капитализма, начавшийся в годы первой мировой войны.

Общий кризис капитализма наглядно обнаружил резко возросшее несоответ­ствие производственных отношений капи­тализма достигнутому уровню развития производительных сил. Он до крайности углубил противоречия капиталистического способа производства. Особая тяжесть кризиса 1929—1933 гг. во многом опреде­лялась тем, что в условиях общего кризиса капитализма все более широкий круг соци­ально-экономических проблем приобретал характер долговременных пороков систе­мы. Это, в частности, относилось к наруше­ниям хозяйственного механизма, порож­денным первой мировой войной.

Война нанесла большой урон капитали­стической экономике, выражаемый не толь­ко цифрами людских и материальных по­терь. Ускорив развитие одних отраслей промышленности и затормозив развитие других, она деформировала сложившуюся хозяйственную структуру капиталистиче­ских стран. В годы войны оказались нару­шенными традиционные мирохозяйственные связи, существенной перестройке под­верглись торговые и финансовые отноше­ния капиталистического мира. Послево­енная реконверсия экономики и ее относи­тельная стабилизация в 20-х годах лишь сгладили остроту этих проблем, но не раз! решили их, и с началом кризиса они вновь обострились.

Ускоренное первой мировой войной раз­витие государственно-монополистического капитализма повлекло за собой быстрый рост концентрации производства и капита­ла. На этой основе произошло новое гро­мадное усиление позиций монополий и их роли в хозяйственной жизни, что обуслови­ло невозможность восстановления в по­лном объеме довоенных экономических от­ношений даже после ликвидации военного механизма государственного регулирова­ния экономики. В обстановке кризиса нача­ла 30-х годов вполне проявились как отри­цательные последствия анархии нерегули­руемого капитализма, так и результаты засилья монополий в экономике.

Действие всех этих факторов придало мировому экономическому кризису 1929— 1933 гг. необычайную глубину, продолжи­тельность и всеобщий характер, а редкое сочетание этих черт сделало его уникаль­ным в истории капитализма.

Кризис отбросил капиталистическую экономику по меньшей мере на четверть века назад — к показателям начала XX в. Общее сокращение промышленного про­изводства в капиталистических странах составило в среднем 38 %, продукция сель­ского хозяйства уменьшилась на треть, а объем торговли капиталистического мира упал до трети предкризисного уровня. Таковы были разрушительные последствия кризиса для капиталистического хозяйства и общества.

Невиданной была и продолжительность кризиса. Возникнув осенью 1929 г., он до­стиг пика своего развития лишь к середине

г., но и после этого потребовалось два- три года, а в отдельных странах — и более продолжительный срок для возврата к до­кризисному уровню.

Одной из главных причин, затягивав­ших выход из экономического кризиса, стало безраздельное господство монополий в экономике империалистических стран. В немонополизированных отраслях хозяй­ства кризисное падение рыночных цен ка­питалисты, как и прежде, стремились ком­пенсировать наращиванием объема прода­жи своей продукции, что требовало по меньшей мере сохранения докризисного объема производства. В монополизирован­ном же секторе, наоборот, производство резко сокращалось, с тем чтобы, реализуя меньший объем продукции, обеспечить со­хранение высоких монопольных цен. По­нятно, что даже при условии падения дохо­дов от реализации продукции монополии получали существенное преимущество: пу­тем сокращения производства они значи­тельно уменьшали его издержки и сохраня­ли тем самым свою чистую прибыль.

Искусственное поддержание монополи­ями высокого уровня цен при резком паде­нии производства влекло за собой еще большее углубление кризиса в результате сокращения потребления сырья и оборудо­вания, а также снижения платежеспособ­ного спроса населения. Все это до крайно­сти затрудняло выход из кризиса, так как высокие цены препятствовали рассасыва­нию товарных излишков. Итогом хозяй­ственной политики монополий явился непо­мерный рост недогруженное™ производ­ственных мощностей (т. е. избытка основ­ного капитала) и безработицы, что крайне осложнило традиционный путь 'преодоле­ния экономического кризиса, состоявший в обновлении основного капитала.

Всеобщий характер . экономического кризиса начала 30-х годов проявился в двух аспектах. Во-первых, в той или иной степени кризис захватил все капиталисти­ческие страны: большие и малые, инду­стриально развитые и отсталые, империа­листические и колониальные независимо от их географического положения и формы политического правления. Разумеется, картина развития экономического кризиса была неодинаковой. Вступление различных стран в кризис растянулось более чем на год — до конца 1930 г. Столь же неравно­мерным был и выход из кризиса: в отдель­ных странах он затянулся до 1935—^ 1936 гг. Тем не менее кризис начала 30-х годов стал кризисом всей мировой системы капиталистического хозяйства.

В наибольшей степени кризис поразил экономику США и Германии, самых разви­тых империалистических держав, господ­ство мощных монополий в хозяйственной жизни которых было безраздельным. Не­сколько меньшей была глубина экономиче­ского кризиса во Франции, но зато кризис затянулся там до 1935 г. Примерно таким же было падение промышленного произ­водства и в Италии (почти на треть), несмотря на предпринятые фашистским ре­жимом энергичные противокризисные ме­ры.

В Англии, промышленность которой лишь накануне кризиса достигла уровня 1913 г., падение производства было относи­тельно небольшим. Сравнительно менее глубоким был кризис и в Скандинавских странах. С другой стороны, чрезвычайно глубоко было поражено кризисом хозяй­ство аграрных и аграрно-индустриальных стран Европы и Латинской Америки. Это объяснялось как засильем иностранного капитала в их экономике, так и особенно­стями развития длительного аграрного кризиса. Во-вторых, всеобщий характер эконо­мического кризиса начала 30-х годов выра­зился в его универсальности — он охватил все сферы капиталистического хозяйства. В промышленности кризис парализовал половину (а иногда и больше) производ­ственных мощностей ее ведущих отраслей: черной металлургии, машиностроения, гор­нодобывающей и. легкой промышленности. Лишь некоторые новые отрасли-авиаци­онная, химическая, электротехническая — продолжали развиваться, хотя кризис не миновал и их. Падение производства имело место во всех отраслях промышленности, но производство средств производства со­кратилось в среднем вдвое больше, чем выпуск предметов потребления. Значитель­ный ущерб был причинен кризисом тран­спорту, особенно морскому: резко сократи­лись объемы перевозок, упала стоимость фрахтов.

Экономический кризис резко усилил длительный аграрный кризис перепроиз­водства, развернувшийся после окончания первой мировой войны. Быстрое падение цен на сельскохозяйственную продукцию вело к массовому разорению фермеров и крестьян, а это влекло за собой снижение емкости внутреннего рынка и уменьшение платежеспособности стран — экспортеров сырья и продовольствия. Если к 1931 г. фи­зический объем их экспорта сократился на 15 %, то сокращение его стоимости соста­вило почти 45 %, что было прямым след­ствием увеличения «ножниц цен» на про­мышленную и сельскохозяйственную про­дукцию.

Падение промышленного производства и углубление аграрного кризиса крайне отрицательно сказались на мировой капи­талистической торговле. Всеобщий харак­тер кризиса практически лишил одни стра­ны возможности маневрировать за счет других. На фоне резкого сокращения обще­го объема торгового оборота усилились тенденции торгового шовинизма, автаркии, свертывания хозяйственных отношений между странами. Одновременно обостри­лась конкуренция на мировом рынке, при­нявшая характер торговой войны. Внут­ренний рынок ограждался все более высо­кими таможенными барьерами. Только в 1931 — 1932 гг. 76 стран повысили тамо­женные пошлины, ввели разного рода кво­ты и другие ограничения импорта. Разру­шение мирохозяйственных связей, таким образом, зашло очень далеко.

Особенно страдала в этих условиях экономика аграрного сектора. При огром­ном росте армии обездоленных и голодных происходило широкомасштабное уничто­жение продуктов питания. Под нож шли датские коровы, австралийские овцы, аме­риканские свиньи, тонны молока вылива­лись в реки, запахивались пшеничные по­ля, посевы хлопчатника, мешки с бразиль­ским кофе выбрасывали в море или пускали на дорожное покрытие.

В связи с обострением торгового со­перничества оказались подорванными и традиционные основы финансовых взаимо­отношений капиталистических стран. В го­ды кризиса капиталистический мир пере­жил три волны инфляции. Первая из них охватила в начале кризиса экономику ряда аграрных государств. Вторая волна инфля­ции заставила Англию в сентябре 1931 г. отменить золотой стандарт фунта стерлингов, а ее доминионы, Индию, Бра­зилию, Аргентину и Скандинавские стра­ны привязать курсы своих валют к обес­цененному английскому фунту. Третья во­лна, поднявшаяся весной 1933 г., была связана с отходом от золотого стандарта Соединенных Штатов. В результате обес­ценились валюты 56 государств, а на миро­вом финансовом рынке развернулась ва­лютная война между долларовым блоком США и английским блоком фунта стерлин­гов, весьма осложнившая выход из кри­зиса.

Политика господствующих классов всех капиталистических стран в годы кри­зиса была нацелена на то, чтобы перело­жить основную его тяжесть на трудящиеся массы этих стран, а также на колониаль­ные народы. Главное бремя кризиса вынес на себе рабочий класс. В начале 30-х годов произошло не только относительное, но и абсолютное обнищание пролетариата. К началу 1932 г. армия полностью безра­ботных в капиталистических странах пре­высила 26 млн. человек, а с учетом занятых неполную рабочую неделю перевалила за 30 млн. Чрезвычайно ухудшилось положе­ние крестьянских масс, резко снизился жизненный уровень городской мелкой бур­жуазии.

Потеряв в годы кризиса большую часть завоеваний предшествующих лет, рабочий класс боролся за улучшение экономическо­го положения, за сохранение и расширение социальных прав трудящихся. В 15 веду­щих капиталистических странах состоя­лось около 20 тыс. забастовок, в которых участвовало 10 млн. человек. Усилились демократические движения, выступления крестьян, новый подъем переживала наци­онально-освободительная борьба народов колоний. Особым размахом и боевым ду­хом отличались движения безработных, развернувшиеся во всех главных странах капитализма. Выросли ряды и укрепился авторитет коммунистических партий, г Существенные изменения внес кризис и во все'другие сферы жизни капиталисти­ческого общества. В области международ­ных отношений в годы кризиса начался процесс крушения Версальско-Вашингтон­ской системы послевоенного урегулирова­ния, усилилась реакционность внешней по­литики империалистических держав. В ря­дах правящих классов возросло стремле­ние к сильной власти, к авторитарным методам обеспечения своего классового господства. Померк ореол идей буржуазно­го индивидуализма, неограниченной свобо­ды частной инициативы и предпринима­тельства. Активизировались теоретические и практические поиски новых средств и ме­тодов борьбы с кризисом.

Магистральным направлением таких поисков стало усиление государственного вмешательства в экономику и социальные отношения, ускорение развития государ­ственно-монополистического капитализма. Усиление государственно-монополистиче­ского регулирования, конкретный вариант которого определялся спецификой соци­ально-экономического и политического развития отдельных стран, обеспечивало капиталистическому хозяйству новую воз­можность осуществления расширенного воспроизводства, открывало перспективы дальнейшего развития капитализма, но и несло с собой новое обострение всех его противоречий. Огромное значение для пре­вращения государственно-монополистиче­ского капитализма в постоянный элемент социально-экономического строя ведущих империалистических держав имело развер­тывание исторического соревнования двух противоположных общественных систем т# капитализма и социализма.

Мировой экономический кризис 1929- 1933 гг. стал глубоким водоразделом в но­вейшей истории стран Европы и Америки

Кризис 1929—1933 гг. и усиление ГМК. Одним из важных проявлений общего кри­зиса капитализма становится растущая несостоятельность традиционных, прису­щих домонополистической стадии средств сохранения капиталистических производ­ственных отношений и укрепления классо­вого господства буржуазии; Подобно тому !как включение в активную классовую борьбы огромных масс трудящегося населения в период революционного подъема 1918Ш 1923 гг. обнаружило недостаточность ста­рых политических методов буржуазии, «ве­ликая депрессия» начала 30-х годов проде­монстрировала непригодность традицион­ных подходов к решению социально- экономических проблем. Безраздельное господство монополий углубляло и затяги­вало экономический кризис, делало крайне затруднительным традиционный выход из него. Поиск эффективных антикризисных мер поставил правящий класс перед не­обходимостью решительного расширения государственного вмешательства в капита­листическую экономику.

Монополистическая буржуазия прибе­гала к различным мерам антикризисного государственного регулирования уже в го­ды кризиса. Она попыталась использовать силу государства как для преодоления хо­зяйственных трудностей, так и для проти­водействия росту классовой борьбы. При решении первой задачи хозяйственные функции буржуазного государства расши­рялись ' прежде всего за счет усиления косвенных методов регулирования эконо­мики, особенно путем широкого использо­вания кредитов,; субсидий- и ссуд из дарственного: бюджета. Вторая, социальная задача решалась не только ужесточе­нием прямых репрессий против рабочего и демократического движений, но и при помощи различных форм социального ма­неврирования.

Преодоление низшей точки кризиса, достигнутой в большинстве стран в середи­не 1932 г., не ослабило, а, напротив, акти­визировало поиски антикризисных мер, связанных с усилением государственно-мо­нополистического капитализма. Экономи­ка капиталистических стран вступила в фа­зу длительной депрессии. Не был разрешен и социальный конфликт: трудящиеся мас­сы вынесли основные тяготы кризиса. Все это требовало продолжения и расширения государственного регулирования социаль­но-экономических процессов.

Вместе с тем преодоление кризиса столь разрушительной силы ставило перед пра­вящим классом принципиально новый во­прос: как помешать повторению подобного удара в будущем? Крушение относитель­ной стабилизации капитализма и жестокие потрясения кризисных лет исключали воз­врат к практике невмешательства государ­ства в сферу капиталистического хозяй­ства. В развитии государственно-монопо­листического капитализма, в превращении его в постоянный фактор хозяйственной и социально-политической жизни буржуа­зия видела теперь не просто средство прео­доления конкретных последствий данного кризиса, но и гарантию против его повторе­ния, залог будущей стабильности.

Важной причиной форсированного раз­вития государственно-монополистического капитализма в 30-е годы явилось также продолжавшееся соревнование двух со­циально-экономических систем — социа­листической и капиталистической. Преиму­щества плановой экономики социализма перед анархией капиталистического хозяй­ства заставляли буржуазию добиваться повышения стабильности и темпов роста экономики на рельсах государственно- монополистического регулирования.

Мировой экономический кризис 1929— 1933 гг., следовательно, стал катализато­ром развития государственно-монополи­стического капитализма. Он резко ускорил этот процесс, вызванный к жизни как по­трясениями начала 30-х годов, так и всей совокупностью противоречий капитализма в условиях его общего кризиса и соревно­вания двух систем. Переход к широкому государственно-монополистическому регулированию позволил правящему классу восстановить способность к расширенному воспроизводству капитала, изыскать новые возможности наращивания экономическо­го, технического и военного потенциала, временно ослабить остроту социально-по­литических конфликтов и тем самым обеспечить возможность дальнейшего развития капитализма. Но в долговременной пер­спективе государственно-монополистиче­ский капитализм, обостряющий старые и порождающий новые противоречия, созда­ет основу для нового углубления общего кризиса капитализма.

Основные пути развития ГМК в 30-е го­ды. Тенденция ускоренного расширения государственно-монополистического регулирования экономических и социальных отношений стала в итоге кризиса 1929 — 1933 гг. чертой, присущей всей капитали­стической системе. Однако в зависимости от состояния национальной экономики, со­отношения классовых сил, прочности поли­тических институтов, исторических тради­ций и других факторов развитие государ­ственно-монополистического капитализма в разных странах приняло различные фор­мы. Спектр их был весьма широк, разно­образен арсенал методов воздействия бур­жуазного государства на капиталистиче­ское хозяйство и общество, велика разница в глубине и силе такого воздействия. И вместе с тем сквозь пестроту националь­но-специфичных форм отчетливо просле­живаются два главных направления разви­тия государственно-монополистического капитализма в 30-е годы. Свое наиболее за­конченное воплощение они нашли в тота­литарной экономике фашистской Германии и социально-экономической политике «но­вого курса» президента Ф. Рузвельта в США. В других странах характер государ­ственно-монополистического регулирова­ния в большей или меньшей степени при­ближался (хотя и не сводился) либо к фа­шистскому, либо к буржуазно-реформист­скому варианту.

Предельной реакционностью отличался фашистский путь -усиления экономической и социальной роли государства. Фашист­ские режимы, будучи орудиями крайне правых кругов монополистического капи­тала, беспощадным террором и массовыми репрессиями подавили рабочее движение, уничтожили свободы и институты буржу­азной демократии. Основу государственно- монополистического регулирования экономики фашистских стран (Германии, Ита­лии, а позже и других) составил усиленный рост милитаризма. В целях подготовки к войне фашистское государство использо­вало методы как косвенного, так и прямого регулирования хозяйства. Вырос государ­ственный сектор, особенно в военном про­изводстве, появились элементы его плани­рования. Государство сосредоточило в сво­их руках все источники сырья и топливно- энергетического снабжения, транспорт, широко пользовалось финансовыми рыча­гами регулирования и т. д. Фашисты при­бегли к огосударствлению рабочей силы: от милитаризации труда на базе частичной и полной трудовой повинности вплоть до применения массового рабского труда за­ключенных концлагерей. При этом фаши­стские правители, заботясь об укреплении массовой базы режима, также использова­ли различные методы социального подкупа трудящихся.

В тех странах, где борьба трудящихся масс остановил а наступление фашизма и где буржуазия располагала большими воз­можностями для социального маневрирования, госудрственно-монополистический капитализм развивался п о буржуазно-ре­формистскому пути. Правительства этих стран стремились справиться с экономиче­скими трудностями, применяя иногда пря­мые, но главным образом косвенные мето­ды государственного регулирования капи­талистического хозяйства. Важнейшим ин­струментом такой политики стал государ­ственный бюджет, из средств которого в невиданных ранее масштабах осуще­ствлялось финансирование расширенного воспроизводства и социальных программ (в частности, помощи безработным, орга­низации общественных работ и т. п.). Само выдвижение и реализация государствен­ных программ социальной помощи явились- характерной чертой буржуазно-реформи­стского пути. Отстаивая классовые пози­ции буржуазии, государство действовало не прямыми репрессиями 'против рабочего класса и его союзников, а проведением более или менее глубоких социально-эко­номических реформ, стремилось обезору­жить их гибкими маневрами в области социальных отношений.

Если в США, наиболее типичной стране подобного пути развития государственного регулирования, к реформистской тактике прибегло чисто буржуазное правительство, то во многих других странах правящий класс маскировал ее истинные цели, возла­гая осуществление реформ на лидеров со­циал-демократических партий (самостоя­тельно либо в коалиции с буржуазными партиями). В 30-е годы по этому пути пошли правящие круги Швеции, Дании, Бельгии, Голландии, Канады, Англии и ря­да других стран.

Большим своеобразием отличалось раз­витие государственного регулирования в странах, где к власти во. второй половине 30-х годов пришли антифашистские прави­тельства Народного фронта во Фран­ции, Испании, Ч или. Социально-экономическая деятельность этих правительств еще оставалась в рамках буржуазно-демокра­тических реформ капитализма. Но антимоно­полистический потенциал Народного фрон­та, как это наглядно подтвердил испанский опыт, давал возможность реального выхо­да прогрессивных преобразований на каче­ственно новый уровень.

«Общая теория» Дж. Кейнса. Обнару­жившееся в период мирового экономиче­ского кризиса банкротство традиционных принципов хозяйственной политики, усиле­ние роли государства и опасность повторе­ния в будущем столь разрушительных по­трясений настойчиво требовали от буржу­азной науки разработки новых теоретиче­ских концепций, которые не только позво­лили бы объяснить весь комплекс проблем капиталистической экономики в новых ус­ловиях, но и предложили бы действенные средства преодоления экономических за­труднений. При этом подобная теория до­лжна- была одновременно и устранять не­достатки классической буржуазной полит­экономии, и активно противостоять мар­ксистско-ленинской науке.

В борьбе с марксизмом экономисты буржуазно-либерального направления давно уже пытались найти некий «третий путь» между анархией капиталистического рынка и централизованной плановой соци­алистической экономикой. Активно вклю­чились в этот поиск и теоретики социал- реформизма, которых особенно прельщала идея подмены марксистско-ленинского уче­ния о революционной смене формаций тем или иным вариантом эволюционного «врастания капитализма в социализм». Разработка проектов «смешанной эконо­мики» особенно ускорилась после Великой Октябрьской социалистической револю­ции, но лишь кризис начала 30-х годов окончательно расчистил им дорогу.

Главным пороком многих из выдвину­тых тогда концепций буржуазно-либерального и социал-реформистского направле­ний в глазах правящего класса была их практическая непригодность. Рецепты спа­сения капитализма зачастую противоречи­ли друг другу, были ненадежны. Успешнее других буржуазных экономистов задачу подведения теоретического фундамента под практику государственно-монополи­стического регулирования удалось решить в то время английскому ученому, либералу по своим политическим взглядам, Джону Мейнарду Кейнсу, главная работа которо­го — «Общая теория занятости, процента и денег» — впервые увидела свет в 1936 г.

В центре внимания Кейнса была проблема занятости. И это не случайно: в течение все­го десятилетия, предшествовавшего кризи­су, безработица в Англии не опускалась ниже уровня 10 %, став хронической. По­добное же положение существовало в 20-е годы и в ряде других стран (Италия, Герма­ния и др.) . В период мирового экономичес­кого кризиса безработица достигла неви­данных размеров, и с наступлением фазы депрессии ее рассасывание шло крайне медленно.

. Классическая буржуазная теория «са­морегулирования» предполагала автома­тический возврат капиталистического про­изводства к «нормальному» уровню полной занятости при любых временных отклоне­ниях и потому была бессильна объяснить хронический характер безработицы. Кейнс решил прежде всего выяснить, какие фак­торы определяют уровень занятости. Свой анализ он сознательно ограничил рамками национальной экономики, абстрагировав­шись от связей ее с мировым рынком, и отказался от рассмотрения долговремен­ных факторов (совершенствование техно­логии, изменение демографической ситуа­ции и т. п.) .

Исходные посылки Кейнса полностью соответствовали традиционной буржуаз­ной методологии: он исходил из того, что уровень занятости находится в зависимости от размеров производства, а последние це­ликом совпадают с размерами националь­ного дохода (ибо все, что произведено, мо­жет быть потреблено). Национальный доход тратится на потребление населения и капи­таловложения, осуществляемые предпри­нимателями. Для обозначения этих реаль­ных затрат Кейнс вводит собственный тер­мин «эффективный спрос». Именно такой спрос, по его мнению, определяет в ко­нечном итоге уровень занятости.

С тех же методологических позиций Кейнс анализировал все факторы, влияю­щие как на потребление, так и на капита­ловложения. В результате этого анализа он пришел к выводу, опровергающему тра­диционные представления буржуазной по­литэкономии. Ни один из рассмотренных им факторов, определяющих «эффектив­ный спрос», не требует, чтобы его уровень был непременно уровнем полной занятости. Кейнс убедился, иначе говоря, что «авто­матическое саморегулирование» капитали­стической экономики — миф, а полная за­нятость лишь частный случай.

Для объяснения длительного отклоне­ния капиталистической экономики от «нор­мального» состояния Кейнс ввел понятие «равновесие». Ситуация равновесия в эко­номике, по его мнению, наступает в том случае, когда устанавливается равновесие двух главных для него переменных: разме­ра капиталовложений предпринимателей и размера накоплений потребителей.

Кейнс указывал на два возможных варианта отклонения хозяйства от «счастливого равновесия» полной занято­сти. В случае снижения деловой активно­сти и сокращения инвестиций экономика «переохлаждается» и равновесие наступа­ет ниже уровня полной занятости — возни­кает хроническая безработица. В обратном случае экономика, «перегревается» .и, по­скольку после достижения полной занято­сти резерв рабочей силы оказывается ис­черпанным, дальнейший рост националь­ного дохода выражается не в увеличении массы товаров, а в росте цен на них. Уста­новление равновесия в такой ситуации сопровождается хронической инфляцией. Задача, следовательно, сводится к тому, чтобы с помощью некоей внешней силы целенаправленно нарушать равновесие, «подогревая» или «охлаждая» экономику, возвращать ее к оптимальному состоянию полной занятости.

Единственную" силу, способную осуще­ствить благотворное вмешательство, из­бавляющее капитализм как от инфляции, так и от безработицы, Кейнс видел в бур­жуазном государстве. Главный вывод его •теоретических построений заключался в том, что для обеспечения стабильности ка­питалистического хозяйства государство должно навсегда отказаться от роли ней­трального наблюдателя, «ночного сторо­жа», и оказывать постоянное воздействие на «эффективный спрос», изменяя его в нужном направлении.

«Общая теория» Дж. Кейнса предлага­ла довольно ограниченный набор средств, при помощи которых государство может регулировать «эффективный спрос». Два из них непосредственно связаны с кейнси­анской трактовкой этого термина. Во-пер­вых, стимулирование или затруднение ин­вестиций капиталистов. Основной рекомен­дованный Кейнсом метод Щ государствен­ное манипулирование уровнем банковского процента, причем ни в коем случае не законодательное фиксирование его, а воз­действие на него путем финансовых опера­ций с государственными ценными бумага­ми.. Во-вторых, стимулирование- или за­труднение роста потребления. Наилучшие результаты здесь, как считал Кейнс, может дать гибкая налоговая политика, т. е. регу­лирование перераспределения доходов че­рез государственный бюджет.

Оба эти средства действуют довольно медленно, и Кейнс не мог этого не при­знать. В условиях кризиса такой недоста­ток лишал их эффективности и превра­щался в серьезную опасность. Учитывая это, Кейнс уделил особое внимание треть­ему из предложенных им средств: при невозможности быстро увеличить частные капиталовложения государство само до­лжно в широких масштабах осуществлять инвестиции в экономику. Лучшим способом расходования государственных средств в периоды спада он считал организацию об­щественных работ, хотя не отвергал и дру­гих вариантов. Идею общественных работ как метод борьбы с безработицей Кейнс горячо отстаивал с середины 20-х годов. Теперь он защищал эту идею не только как возможность создания новых рабочих мест, но и как метод ускоренного расшире­ния «эффективного спроса». Весьма пока­зательно, что в дальнейшем кейнсианская рекомендация о государственных инвести­циях в экономику была реализована в практике империалистических прави­тельств не только в форме общественных работ, но и в наращивании расходов на гонку вооружений.

Идея активной инвестиционной полити­ки государства ломала традиционное пред­ставление о том, что правительство должно относиться к государственному бюджету, как хорошая домохозяйка к семейному бюджету, т. е. неустанно заботиться, чтобы доходы всегда превышали расходы. Кейнс же утверждал, что приоритет необходимо отдать заботе об «эффективном спросе», и если для его оздоровления потребуются государственные расходы, превышающие доходы, то это не страшно, ибо возврат хозяйства страны в нормальное состояние позволит в скором времени устранить и де­фицит государственного бюджета. Практи­ка «дефицитного финансирования» госу­дарственных расходов получила широкое распространение в социально-экономиче­ской политике буржуазных правительств, особенно после второй мировой войны.

«Общая теория» Дж. Кейнса была под­нята на щит реформистами всех, оттенков прежде всего потому, что она защищала капитализм. Предлагаемый ею простой и доступный набор средств государственного воздействия на рыночные отношения с по­мощью бюджетной политики имел сугубо антикризисный характер. Государству в ней отводилась главная роль в предотвра­щении кризисов и безработицы, несущих с собой угрозу социальной революции, а с их преодолением на первый план вновь должны были выступить привычные при­нципы рыночного хозяйства. Тем самым стабилизации капиталистических отноше­ний предполагалось достичь косвенными мерами государственного регулирования спроса, а не реформами собственности. Кейнсу удалось убедить буржуазию в безо­пасности и полезности для нее государ­ственного вмешательства в экономику, прибегнуть к которому правящий класс заставило объективное развитие общего кризиса капитализма.

Наконец, широкое распространение те­ории Кейнса, позже названное буржуазны­ми идеологами «кейнсианской револю­цией», объяснялось и тем, что она допуска­ла неоднозначное истолкование. Сочетание в ней охранительных и реформаторских элементов привело в дальнейшем к воз­никновению трех основных версий кейнси­анства: консервативно-охранительной, ли­берально-реформистской и радикальной социал-реформистской.