3. Советско-германские переговоры в 1939 г.

Почему же Мюхенское соглашение стало поворотным в советско-германских отношениях? Принципиальная оценка советской стороной мюнхенской политики западных держав была дана в отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVIII съезду партии 10 марта 1939 г.: «Политика невмешательства означает попустительство агрессии, развязывание войны. В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам делать свое черное дело. Не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, выступить на сцену со своими силами, выступить, конечно, в интересах мира и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия».* * Волков Ф. Д. Указ. соч. С. 19.

Что же было ясно советскому руководству после мюнхенского сговора? Во-первых, политике коллективной безопасности в Европе положен конец. Правительства Даладье и Чемберлена не только не хотели создания в Европе системы коллективной безопасности, но еще и натравливали Гитлера на нас. Во-вторых, в результате мюнхенской политики Запада СССР оказался в состоянии изоляции. Чехословакия как союзник была списана в Мюнхене; союзный договор с Францией от 2 мая 1935 г. был перечеркнут заключением франко-германской декларации 6 декабря 1938 года.* По существу, сложился антисоветский альянс империалистических держав в Европе, к которому примыкала Япония на Дальнем Востоке. Этот альянс поддерживали и США.

В-третьих, в Москве знали о двух вариантах развязывания войны, сформулированных Гитлером на совещании нацистского руководства 5 ноября 1937 г. Первый вариант предусматривал «решить проблему жизненного пространства для Германии в 1943—1945 гг. Если же Франция по тем или иным соображениям не сможет

 Учитывалась в Москве и откровенно агрессивная, враждебная СССР позиция Японии.

Зондаж гитлеровской дипломатией возможностей улучшения отношений с СССР начался сразу после Мюнхена, укрепившего агрессивные намерения Гитлера. 3 октября 1938 г., т. е. четыре дня спустя после Мюнхена, Г.

Типпельских информировал Берлин, что Сталин, несомненно, сделает определенные выводы из Мюнхена, и в обстановке, когда Франция потеряла цену как союзник, и перед лицом агрессивного поведения Японии, возможно, станет более позитивно относиться к Германии. «Сегодняшняя обстановка, - писал немецкий дипломат, - дает благоприятные возможности для заключения нового большого экономического соглашения Германии с СССР».* * Там же, с. 142.

На первый план германская сторона выдвинула предложение начать переговоры о заключении нового кредитного договора. Помимо политических, у германской стороны были и чисто экономические соображения: в обмен на кредиты получить крайне необходимое Германии стратегическое сырье. В октябре 1938 г. между германским послом в Москве Шуленбургом и Литвиновым была достигнута договоренность о прекращении нападок по радио и в прессе на руководящих деятелей обеих стран.* Затем последовало заключение взаимовыгодного торгового соглашения. С весны 1939 г. контакты советских дипломатических представителей с немецкими приобрели такой же активный характер, как с английскими и французскими. Руководители Германии заявляли о своем желании «возродить дух Рапалло», напоминали о договоре, который в 1922 г. стал историческим в судьбах этой побежденной страны и молодой Советской России.* * Семиряга М. И. Указ. соч. С. 57.

Контакты, в ходе которых осуществлялся взаимный зондаж о путях улучшения отношений между обеими странами, приобрели постоянный характер. Начались они с успешного разрешения простого вопроса: советская сторона получила согласие на продолжение выполнения военного заказа чешскими заводами «Шкода», собственниками которых с марта 1939 г. стала Германия.* Обе стороны медленно, но настойчиво расчищали накопившиеся в их отношениях «завалы». Немецкая пропаганда не акцентировала более внимания на том, что врагом номер один Германии является Советский Союз. Огонь пропагандистской войны был перенесен на Рузвельта и «других западных плутократов».

В начале апреля 1939 г. верховное командование вермахта завершило разработку директивы по проведению операции «Вайс».* 11 апреля директиву утвердил Гитлер. Она предусматривала открыть военные действия против Польши внезапными, мощными ударами и добиться быстрых успехов. «Подготовку проводить с таким расчетом, чтобы обеспечить готовность к проведению операции не позднее 1 сентября 1939 г.».* Еще до того как план «Вайс» был утвержден Гитлером, исчерпывающая информация о нем лежала на столе в кремлевском кабинете Сталина. Были известны планы Гитлера и в Лондоне, и в Париже. Исходя из данной информации, они и действовали сообразно своим интересам. Основная идея, определяющая действия английского правительства весной и летом 1939 г., заключалась в том, чтобы путем достижения с гитлеровской Германией уже не локального (как это было в Мюнхене), а глобального соглашения о разделе сфер влияния в мировом масштабе добиться заключения двустороннего англо-германского союза.* При этом удовлетворить аппетиты Германии в Лондоне рассчитывали за счет третьих стран, прежде всего Советского Союза.

Что касается советской дипломатии, то в это время она лишилась опытного и профессионального руководства.

Хорошо информируемый американский дипломат, поверенный в делах США в Москве А. Кирк 22 февраля 1939 г.

«Литвинову становилось все труднее работать, - писал его советский биограф З. С. Шейнич. - Он еще стоял во главе советской дипломатии, но стал замечать, что вокруг него постепенно образуется вакуум. В Наркоминдел приходят новые люди, назначенные без ведома Литвинова. Ему становится известно, что не все советские полпреды шлют ему информацию».* * Розанов Г. Л. Указ. соч. С. 89.

Встав во главе НКВД, Берия стремился подмять и дипломатическую службу. Любое назначение в НКИД, вплоть до курьера и уборщицы, могло быть осуществлено лишь с санкции НКВД. 27 апреля 1939 г. М. М. Литвинова в связи с незначительным инцидентом вызвали «на ковер» к Сталину. В ночь с 3 на 4 мая 1939 г. М. М. Литвинов в присутствии Берии и Маленкова был смещен с поста наркома иностранных дел, а на этот пост был назначен Председатель Совнаркома СССР В. М. Молотов.* Для советской дипломатии замена Литвинова Молотовым не могла пройти бесследно. Окончательно менялся весь стиль работы НКИД. «Молотов, - писал в своих воспоминаниях Н. С. Хрущев, - на меня производил в те времена впечатление человека независимого, самостоятельного, рассуждающего. Он имел свои суждения по тому или иному вопросу».* Но не следует ни недооценивать, ни переоценивать изменений, произошедших в мае 1939 г. в высшем эшелоне Народного коммиссариата иностранных дел СССР. Ключи к советской внешней политике, как и прежде, прочно держал в своих руках И. В. Сталин.

18 марта 1939 г., т. е. сразу после окончательного захвата гитлеровцами Чехословакии, СССР предложил немедленно созвать конференцию заинтересованных государств - Великобритании, Франции, Польши, Румынии и СССР. По этому предложению начались переговоры по дипломатическим каналам.* Реакция гитлеровской дипломатии последовала незамедлительно. Риббентроп вызвал своего советника. П. Клейста, который считался специалистом по Советскому Союзу и Восточной Европе, и дал ему указание о подготовке предложения по ослаблению напряженности в отношениях с СССР.* * Розанов. Г. Л. Указ. соч. С.89.

16 апреля в Берлине заволновались: в этот день в Москве начались англо-франко-советские переговоры. Уже на следующий день Советский Союз внес свои конкретные предложения, суть которых сводилась к следующему: «Советский Союз, Англия и Франция заключают между собой соглашение сроком на 5—10 лет о предоставлении друг другу взаимной помощи, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств».* В этот же день Геринг, находившийся с визитом в Италии, заявил Муссолини, что он немедленно поставит перед Гитлером вопрос о возможности нормализации отношений с Россией.* * Семиряга М. И. Указ соч. С. 65.

В Москве было очевидно, что маневры Берлина направлены на то, чтобы затруднить достижение соглашения на англо-франко-советских переговорах в Москве, а «поверхностный», по словам Г. А. Астахова (временного поверенного в делах СССР в Германии), характер этих маневров объяснялся тем, что в Берлине, где были хорошо информированы о ходе переговоров, знали о возникших на них серьезных трудностях. Только через три недели, в течение которых угроза новой мировой войны еще более возросла, в Лондоне сформулировали свой ответ на советские предложения от 17 апреля. От СССР требовалось в одностороннем порядке взять на себя обязательство в случае вовлечения Англии или Франции в военные действия во исполнении принятых им обязательств перед Польшей и Румынией оказать содействие, «если это скажется желательным». Никаких обязательств Англии и Франции в отношении СССР не предусматривалось. Ясно, что такая позиция западных держав не могла способствовать созданию единого фронта сопротивления гитлеровской агрессии. На это со всей определенностью и было указано Советским правительством в его ответе, который был дан западным странам 14 мая.*

Тем временем Гитлер действовал. Подготовка к агрессивной войне вступила в завершающую стадию. В докладе, представленном нацистскими экспертами германскому правительству в мае 1939 г., констатировалось, что «в настоящее время военная и военно-экономическая сила стран оси - Германии и Италии - по готовности и мощи первого удара превосходит силы западных держав».* 22 мая Германия и Италия заключили «Стальной пакт», по которому обязались совместными силами выступать за обеспечение своего жизненного пространства».* В этой ситуации «проблема Советского Союза» приобретала для гитлеровцев первостепенное значение.

Вечером 27 мая 1939 г. в Берлине получили сообщение, что английский посол в Москве У. Сидс вручил В. М. Молотову новый проект соглашения между СССР, Англией и Францией об оказании совместного противодействия агрессии в Европе. В Берлине вновь решили активизировать свои взаимоотношения с Россией.

С немецкой стороны в этот период главным действующим лицом, как правило, выступал посол Шуленбург. Он даже разработал и представил Риббентропу целую программу улучшения отношений с СССР. Она предусматривала не только широкие экономические соглашения, но и возможность заключения пакта о ненападении, гарантируемую обеими сторонами независимость Прибалтийских государств, т. е. фактический отказ от экспансии Германии в Прибалтику и даже содействие Германии в урегулировании советско-японских отношений.* К этому времени стало очевидно, и Гитлер об этом был хорошо информирован, что в ходе московских переговоров СССР и западные страны зашли в тупик в вопросах о гарантиях безопасности Прибалтийских государств. Именно этот вопрос Лондон избрал для саботажа переговоров. Фактически Лондон и Париж вели не переговоры, а видимость переговоров.

В такой обстановке 28 июня 1939 г. советским руководством было принято решение, серьезно изменившее характер советско-германских отношений: оно соглашалось вступить в переговоры с Берлином с целью использовать их как своеобразный «козырь», элемент давления на западные страны, чтобы подтолкнуть их на заключение эффективного соглашения с СССР.* 31 июля статс-секретарь германского МИД шлет Шуленбургу срочную шифровку, настаивая на немедленной встрече с Молотовым. 2 августа Риббентроп пригласил к себе Астахова и предложил строить дальнейшие двусторонние отношения на принципах невмешательства во внутренние дела и отказа от политики, направленной против жизненных интересов другой стороны.* Риббентроп заявил, что «в отношении территорий между Балтийским и Черным морями нет проблемы, которую нельзя было бы решить. На Балтике хватит места для обеих стран, и здесь русские интересы ни в коем случае не приходят в противоречие с немецкими. Было особо подчеркнуто, что Германия готова, в отличие от западных стран, вести переговоры серьезно, без тактических ухищрений».* Таким образом мы видим, что это был недвусмысленный призыв к разграничению сфер государственных интересов Германии и СССР в Восточной Европе. После этого заявления советско-германские дипломатические отношения пошли в позитивном русле. Их апогеем стало подписание 23 августа 1939 г. пакта о ненападении (пакта Риббентропа - Молотова).

Гитлер считал проведенные переговоры успешными. Он говорил: «Теперь весь мир в моем кармане! Теперь Европа принадлежит мне!».* Гитлер считал, что он добился своей цели: при помощи «второго Рапалло» ему удалось нейтрализовать СССР как потенциального противника на срок до двух лет, т. е. до того момента, когда, по гитлеровским планам, немецкой агрессии подвергнется сам СССР.

Советский Союз от подписания советско-германского пакта скорее выиграл, чем проиграл. Помимо выигранного времени для подготовки к отражению возможной агрессии со стороны немцев, СССР тайным пунктом пакта возвращал себе, в перспективе, потерянную Прибалтику и территории Западной Белоруссии и Украины, входившие в то время в состав Польши. Заключение пакта нейтрализовало угрозу СССР с востока в лице Японии.

Она так и не открыла второй фронт против нас в годы войны. Единственное, что ставят в вину Сталину при подписании пакта о ненападении, - это фактический план захвата и расчленения Польши по этому договору, а это никак не вписывается в нормы общественной морали.

Таким образом, подписание 23 августа 1939 г. пакта о ненападении между СССР и Германией стало исторической вехой в развитии советско-германских отношений перед Второй мировой войной. И вплоть до 22 июня 1941 г. их характер не менялся, оставаясь в целом позитивным.