Распущенная дума и растерянные либералы

Прошло уже более недели, как распущена IV Дума, а в газетах еще не прекращаются отзывы о ней и оценки ее деятельности. Общее недовольство IV Думой признает­ся всеми. Недовольны не только либералы, не только «ответственная» (перед помещи­ками) оппозиция. Недовольны и октябристы. Недовольны правые.

Несомненно, это недовольство черной Думой со стороны реакционных помещиков и реакционной буржуазии чрезвычайно характерно и знаменательно.

Эти классы сделали все возможное, чтобы обеспечить так называемое «мирное» «конституционное» разви­тие. Все сделали – и должны были убедиться, что ничего не вышло! Отсюда всеобщее недовольство в стане самих помещиков и самой буржуазии. Нет свойственного эпохе третьей Думы упоения и восхищения третьеиюньской системой ни у правых, ни у ок­тябристов.

Наши, так называемые «высшие» классы, общественно-политические «верхи» не мо­гут управлять Россией по-прежнему, несмотря на то, что все основы устройства и управления России всецело ими определены и в их интересах налажены. А «низы» полны желанием изменить это управление.

Совпадение этой невозможности для «верхов» вести государственные дела по-старому и этого обостренного нежелания «низов» мириться с таким ведением как раз и составляет то, что называется политическим кризисом в общенациональном масштабе.

Нарастание на наших глазах этого кризиса – факт и факт бесспорный.

Казалось бы, должно быть ясно для демократов и даже для толковых либералов, что центр тяжести стремлений к лучшему совсем не в Думе.

«И III и IV Дума – пародия на народ­ное представительство», – писала либеральная «Речь», но именно они существуют.

Ошибаетесь, господа! Только лакеи помещиков и денежного мешка могут забывать, что кроме Думы «существует» рабочее движение в его общенародном значении, как ни замалчивают его значение либера­лы, как ни карнают, как ни урезывают его значение либеральные рабочие политики – ликвидаторы.

«Сделали ли мы все, что в наших силах, – восклицает «Речь», – чтобы воздействовать на Думу, чтобы заставить ее следовать и исполнять наши требования?»

Это не очень грамотно, но достаточно ясно. «Мы», это – помещики и буржуазия. Это «общество» «Речь» видит, только это «общественное» мнение, только оно ее интересует.

Заставить наиболее реакционных помещиков «исполнять требования» либеральных помещиков и либеральной буржуазии, которые сами не знают, чего им «требовать», чего им хотеть: перемены ли к лучшему или ослабления совершающего эту перемену рабочего движения с его общенародным размахом^a?

Бедненькие либералы!

Заметки публициста

Недавно состоялось очередное совещание партии к.-д. Обсуждали, как и следовало ожидать, особенности настоящего политического момента. Либеральная оценка этого момента следующая:

«Обращено внимание на возрастающее несоответствие между потребностями страны в основном за­конодательстве и невозможностью удовлетворить их при настоящем устройстве законодательных учре­ждений и при современном отношении власти к народному представительству».

Язык запутан, как клубок ниток, с которым играл котенок. Бедненькие наши либералы, не­чего им сказать. Возрастает несоответствие не только между потребностями страны и безнадежностью «настоящего устройства» и т.д., – но также между потреб­ностями страны и беспомощностью либерализма.

Почему невозможно удовлетворить потребности страны, гг. либеральные политики?

Ответ к.-д.: мешает настоящее устройство законодательных учреждений и современное отношение власти к народному представительству.

Вывод: необходимо иное устройство и иное отношение власти.

Откуда может взяться иное?

Кадеты об этом даже и не по­думали! Их молчание по этому основному вопросу сводится к заскорузлой обывательщине – виноваты плохие советчики, но могут быть советчи­ки хорошие...

Гг. к.-д. не видят полного соот­ветствия, между «настоящим» и интересами определенного класса, класса крупных помещиков и богатейших буржуа.

Не ясно ли, что браться за обсуждение политического момента без учета взаимоотношения между все­ми классами, значит заниматься пустой болтовней?

Увы! Кроме болтовни, кадетам нечем прикрыть «возрастающего несоответствия» между их политикой и потребностями страны.

Наши либералы вообще – а за ними и либеральные рабочие политики (ликвидато­ры) – любят говорить и говорить об «европеизации» России. Малюсенькая правда служит здесь для прикрытия большой неправды.

Несомненно, что Россия европеизируется, т.е. перестраивается по образу и подобию Европы (причем к «Европе» надо теперь причислять, вопреки гео­графии, Японию и Китай). Но эта европеизация идет с Александра II, если не с Петра Великого, идет и во время подъема (1905), и во время реакции (1908-1911), идет и в полиции и у помещиков типа Маркова, которые «европеизируют» свои приемы борьбы с демократией. Словечко «европеизация» оказывается таким общим, что оно служит для запутыва­ния дела, для затемнения насущных вопросов политики.

Либералы хотят европеизации России. Но и Совет объединенного дворянства своим законом 9 ноября 1906 г. (14 июня 1910 г.) стремится к европеизации.

Либералы хотят европейской конституции.

Но конституции, установившиеся в раз­ных странах Европы, явились результатом долгой и тяжелой классовой борьбы между феодализмом и абсолютизмом – с одной стороны, буржуазией, крестьянами и рабочи­ми – с другой.

Писаные и неписаные конституции, которыми «стыдят» наших реак­ционеров либералы, представляют из себя лишь запись итогов борьбы, получившихся после ряда тяжело доставшихся побед нового над старым и ряда поражений, нанесен­ных новому старым.

Либеральная программа и либеральная тактика сводится вот к чему: пусть сложится у нас европейский уклад без той тяжелой борьбы, которая создала его в Европе!

Понятно, что наши Кобылинские встречают пожелания и доводы либералов презрительными выходками против «лавочников» и «мужиков».

«Вы хотите, гг. либералы, – говорят Кобылинские, – записать на бумаге те победы, которых вы еще не одержа­ли в жизни».

Октябристы вечно хныкают в своей печати, бранят революцию, бранят правительст­во, правых, Государственный совет, – а в Думе ограничиваются пожеланиями реформ и идут за правительством.

Кадеты еще больше хныкают в своей печати, бранят революцию, бранят правитель­ство, правых, Государственный совет и октябристов, – а в Думе ограничиваются по­желаниями реформ и стараются подгонять свою оппозиционность под октябристов.

Страна левеет. Новая демократия просыпается к жизни. Показное чуть-чуть левение кадетов имеет совершенно определенное политическое значение – обмануть эту новую демократию, повести ее за собой, выдать себя за ее представителей.

Насущная задача демократии – помешать этому обману.

Кто не извлек из тяжелых уроков прошлого вывод, что даже частичное руководство демократическими элементами со стороны кадетов неизбежно вызывает шатания, измены, бесславные по­ражения без борьбы, – тот ничему не научился. Того надо рассматривать, как врага демократии.

Посмотрите на классовые основы наших партий: правые и националисты, в общем, – крепостники-помещики. Крепостники-помещики владычествуют и единолично и в блоке с верхами буржуа­зии. Крепостники против реформ. Они стоят за сохранение и «усугубление» теперешнего ре­жима. Буржуазия, вообще говоря, за реформы, но она ограничивается реформистской позицией.

У октябристов, прогрессистов и кадетов мы видим помещика, несомненно, более буржуазного типа, а затем и массу крупной буржуазии. Все эти партии хотят реформ. Все они образуют настоящий центр между помещиками-крепостниками и демократией (крестьянской и рабочей).

Буржуазия боится демократии больше, чем реакции; это относится и к прогресси­стам, и к кадетам.

Всего важнее – уяснить коренное родство к.-д. с октябристами и абсолютную невозможность каких бы то ни было успехов демократии под руково­дством кадетов.

Кадеты видят, что страна левеет, что нарождается новая демократия, и поэтому они играют в левизну, пуская в оборот несколько абсолютно ничего не говорящих, совершенно бессо­держательных, но похожих на левые фраз.

Октябристы поддерживают в публике это настроение или впечатление, будто к.-д. полевели, а на деле сторговываются с ними!!

«И волки сыты, и овцы целы». И демократия проведена за нос, обманута, завлечена в кадетское стадо (к.-д. ведь такие левые... посмотрите, как их октябристы ругают за левизну!), и октябристско-кадетский блок в черной Думе сохранен, укреплен, развит.

Что октябристы, прогрессисты и кадеты сторговались на общей фор­муле, это не случайность, а результат их идейно-политической солидарности в основ­ном.

Так и хочется воскликнуть: о, небеса! Когда же поймет российская демократия эту нехитрую механику либерального кадетского надувательства?

А ведь во всех европей­ских странах либеральные буржуазные политики проделывают эту игру; перед народом, для выборов, в официальных выступлениях кричат и божатся, что они – демократы, радикалы (немецкие «свободомыслящие», Ллойд Джордж и К^о в Англии), даже социалисты (радикалы-социалисты во Франции). А на деле, в настоящей своей политике, идут вместе с антидемократическими правительствами и партиями, с октябристами разных оттенков и разных национально­стей.

Эти две стороны кадетской политики – необходимая «принадлежность костюма» каждой либеральной партии во всех цивилизованных странах.

Как стара эта история и как бесконечно часто повторяют ее кадеты!