Барщина

Свою новую аграрную политику, политику усиленного и ускоренного разрушения общины при помощи земских начальников, политику поощрения отрубов наше прави­тельство считает особенно большим успехом в своей борьбе с революцией, говорит о том, как растет число «укре­плений» земли в частную собственность, как увеличивается количество отрубов. Но нам ни слова не говорят о том, каких размеров достигают кабальные и крепостнические отношения в нашей деревне. А в этом ведь гвоздь вопро­са.

Нам сулят «европейское» преобразование нашего отсталого земледелия при сохра­нении экономического и политического всевластия класса крепостников. Посулы остаются посулами, а каково сейчас положение дела в деревне, по­сле всех тех прогрессов, которыми хвастает правительство? Каково сейчас, в данное время, распространение кабалы и крепостнической придавленности массы крестьян??

Для разъяснения этого вопроса я возьму в свидетели не какой-нибудь «левый» журнал, боже упаси! Это – жур­нал людей, которые повторили все нападки и бранные выходки реакционеров против революции. Это – журнал, в котором защищают горой всяческую поповщину и непри­косновенность помещичьей собственности. Вы догадались, что я говорю о «Русской Мысли».

Этот журнал, в виде исключения, сказал правду и привел точные данные о распространении в России таких явлений, как испольщина и зимняя наемка. Все знают, что это – самые обычные, повседневные вещи в нашей деревне. Но «все» предпочи­тают говорить, о чем угодно, только не об этих повседневных вещах.

«Зимние наемки, разве это не нелепость в наш век, век электричества и аэропланов? А эта форма рабства и кабалы продолжает процветать и посейчас, играя роль пиявок на народном организме... Зимние наемки сохранили во всей свежести крепостной термин «обязанных» кре­стьян».

Эта оценка зимней наемки принадлежит не мне, а журналу, известному своей ненавистью к революции. Рабство, кабала, крепостничество – вот как вынуждены называть наши деревенские «порядки» вполне «благонамеренные» люди.

При зимней наемке: «крестьянин идет за цену вдвое-втрое дешевле против весенней и летней оплаты труда. Приблизительно зимой дается за десятину – три раза вспахать, посеять, подвалить (ско­сить или сжать), связать и свезть в гумно, – то, что летом платится за одну уборку (подвалить и свя­зать)».

И сколько же крестьян находится в этом крепостном, кабальном, рабском положе­нии?

«По местным сведениям, в юго-западном районе по некоторым деревням «обязанных» дворов насчи­тывалось к весне 1913 года до 48%, по Могилевской губернии до 52%, по Черниговской – до 56%».

Заметьте: это говорится о весне 1913 года!! Это – после урожая 1912 года!! Это – во время тех головокружительных будто бы успехов так называемого «землеустройства», о котором правительство так шумит и хвастает на весь мир!!

Можно ли после этого иначе назвать пресловутое «землеустройство», как гробом прикрашенным, скрывающим все то же, прежнее, старое, крепостничество?

Половина крестьянских дворов – «обязанные», закабаленные безысходной нуждой. Голод, голод даже в самый урожайный год заставляет их зимой втрое дешевле кабалить свой труд помещику.

На деле это равняется продолжению барщины, крепостного права, потому что уцелела самая суть этого крепостничества – уцелел нищий, го­лодный, разоренный мужик, который и в лучший год вынужден своими убогими ору­диями и своим изможденным скотом обрабатывать помещичью землю на условиях «зимней наемки».

Пусть увеличивается число укреплений земли в частную собственность.

Это может быть даже очень полезной мерой по отношению к тем пролетариям, которые развяжут­ся с обузой и станут более свободны для борьбы за свободу и за социализм.

Но ясно, что никакие «укрепления», никакие «блага» частной собственности не помогут тем миллионам дворов, тем десяткам миллионов крестьян, которым некуда уйти из деревни и кото­рые должны зимой идти в кабалу помещикам.

Эти крестьяне неизбежно должны стремиться к безмездному переходу в их руки всех помещичьих земель, ибо таков единственный выход из безысходной кабалы^a.

Для этих десятков миллионов крестьян смешно и говорить о «прогрессе» хозяйства, о «подъеме культуры», об усовершенствовании обработки земли и тому подобное!

Ка­кие уже тут усовершенствования, когда отчаянная нужда заставляет втрое дешевле на­ниматься к помещику, а летом свой хлеб будет осыпаться, – летом полицейские и стражники будут силком тащить к «барину», у которого взяты вперед хлеб или деньги!!

Нищий крестьянин, оставаясь нищим и полуголодным даже в лучший год, имея слабую, голодную лошадь, имея старые, жалкие, нищенские орудия, идет в кабалу к помещику, к «барину», потому что мужику некуда деться.

«Барин» не даст ни земли в аренду, ни проезда, ни водопоя, ни лугов, ни лесных материалов без того, чтобы крестьянин шел в кабалу. Поймают крестьянина на «незакон­ной» рубке леса и что же? его изобьют объездчики, черкесы и т.п., а потом «барин», который в Думе говорит пылкие речи о прогрессе нашего земледелия и о подражании Европе, этот барин предлагает избитому мужику на выбор: или иди тюрьму или обра­ботай, вспаши, засей и убери две или три десятины! То же самое за потравы. То же за зимнюю ссуду хлеба. То же за луга или выгон и так далее без конца.

И помещик, дающий зимой под работу хлеб или деньги, вовсе не похож ни на «европейского» хозяина, ни на капиталиста-предпринимателя вообще. Это не предприни­матель, а ростовщик или крепостной барин.

На помещечьих землях капиталистиче­ское хозяйство (т.е. обработка земли наемными рабочими и инвентарем владельца) ведется только изредка, большей же частью хозяйство ведется крепостническое, то есть помещики кабалят крестьян, как было и сто и триста и пятьсот лет тому назад, заставляя их крестьянской лошадью, крестьянскими орудиями обрабатывать помещичью землю.

Усовершенствования производства не только ненужны при такой «системе хозяйства», а прямо нежелательны, ненужны и вредны для нее.

Разоренный, нищий, голодный мужик с голодным ско­том и убогими орудиями – вот что нужно для помещичьего хозяйства, ко­торое увековечивает отсталость России и забитость крестьян.

Это не капитализм. Это совсем не по-европейски. Это по-старокитайски. Это по-турецки. Это по-крепостнически. Это не усовершенствованное хозяйство, а земельное ростовщичество. Это – старая-престарая кабала.

Это не крупное хозяйство помещиков. Это кабала мужика. Это – крепостническая эксплуатация миллионов обнищалого крестьянства посредством имений в тысячи деся­тин, имений помещиков, которые со всех сторон сжали и придушили мужика!

Почему в Евро­пе уже давно нет голодовок? Потому, что в Европе нет крепостнической кабалы^a. В Европе есть богатые и средние крестьяне, есть батрак, но нет миллионов разоренного дотла, обнищавшего и обезу­мевшего от вечной маеты и каторги крестьянства, бесправного, забитого, зависящего от «барина»!

Вот что забывают или вернее: вот что стараются забыть, заслонить, затемнить хвалители новой, столыпинской, земельной политики. Они хором поют, что эта политика означает «прогресс», но они умалчивают, что прогресс касается слишком небольшого меньшинства и идет черепашьим шагом, а большинство все же остается в старом, кабальном, крепостническом положении.

Большинство крестьян, несмот­ря на все пресловутые прогрессы, остается в крепостническом рабстве. От этого так узки и шатки все «прогрессы», от этого неизбежны голодовки, от этого слаб и убог весь внутренний рынок, от этого бесправие и произвол держатся так прочно, от этого еще сильнее неизбежность новой аграрной революции. Ибо сильнее противоречие века аэропланов, электричества, автомобилей и «зимней наемки» или «испольщины».

Никакими законами нельзя прекратить этого крепостничества, пока масса земель находится в руках всевластных помещиков; никакая замена «общины» забитых крестьян «частным землевладением» тут не поможет.