О хуторах

При старом укладе деревни нам нельзя сохранить власти – так решили помещики, наученные горьким опытом. Чтобы сохранить ее, нужно по-своему провести переделку старой деревни в буржуазную. Вот основа и суть «вопроса землеустройства».

«... Удастся ли правительству это сделать, принесет ли оно (землеустройство) всю ту пользу, которая имеется в виду как правительством, так и законодательными учреждениями, – вещает министр, – это покажет будущее...»

Объяснительная записка г. министра финансов по вопросу о хуторах дает нам такие же общие, ничего не говорящие, казенно-лицемерные данные, как и по вопросу о переселениях. Нам сообщают, что к 1912 году уже свыше 1,5 миллиона дворов окончательно вышло из общины, свыше миллиона дворов выделено на хутора. О том, каково же действительное хозяйство хуторян, не сказано нигде в правитель­ственных отчетах, ни единого правдивого слова!

«Число заявлений о землеустройст­ве быстро растет – восторгается Коковцов и восторгаются правые в Думе. Этих заяв­лений было в 1907 г. – 221 тыс., в 1908 г. – 385 тыс., в 1909 г. – 711 тыс., в 1910 г. – 651 тыс., в 1911 г.– 683 тыс., в 1912 г. – 1183 тыс., всего – 3834 тыс. – «Устроено» уже 1 592 000 дворов.

Таковы министерские «доказательства» и материалы для суждения о будущем.

А вот того же 13-го мая правительственная газета «Новое Время» приводит данные земской подворной переписи по Самарскому уезду в 1911 году. Число «укрепленцев» в этом уезде дошло почти до 40% – то есть выше среднего по России. Уезд, зна­чит, самый «благоприятный» для правительства.

И что же оказалось? Из общего числа «укрепленцев» настоящих хуторян менее трех на сто (2,9%); выделилось на отруба всего 6,5%, а свыше девяти десятых (90,6%) владеют землей чересполосно!!

Девять десятых «укрепленцев» хозяйничают по-прежнему чересполосно. Условия хозяйства даже ухудшились, потому что чересполосицу прежде могла хотя немного «исправлять» община посредством частых переделов.

Всего за 4 года уже третья часть укрепленной земли перешла в другие руки^a. Растет обезземеление, а еще быстрее обнищание крестьян, растет путаница полос. Растет не­вероятная нужда в деревне. Растут голодовки. Растет число обезземеленных крестьян, чистых пролетариев. Растет число нищих «тоже-хозяев», запутанных в прежней кабале и чересполосице вследствие пресловутого помещичьего землеустройства.

Из описаний нового землеустройства честными наблюдателями знаем, что хуторяне имеются двух совершенно различных разрядов.

Один разряд хуторян, ничтожное меньшинство, это – зажиточные мужики, кулаки, которые и до нового землеустройства жили отлично. Такие крестьяне, выделяясь и ску­пая наделы бедноты, несомненно, обогащаются на чужой счет, еще больше разоряя и закабаляя массу населения. Но таких хуторян, повторяю, совсем немного.

В громадных размерах преобладает, другой разряд хуторян – нищие, разоренные крестьяне, которые пошли на хутора от нужды, ибо им некуда деться. «Не­куда, так хоть на хутора» – вот как говорят эти крестьяне. Голодая и мучаясь на ни­щенском хозяйстве, они уцепились за последнюю соломинку, ради пособия на пересе­ление, ради ссуды на устройство. Они бьются на хуторах, как рыба об лед; они продают весь хлеб на то, чтобы собрать взнос в банк; они вечно в долгу; бедствуют отчаянно; живут как нищие; их прогоняют с хуторов за невзнос платы, и они превращаются окончательно в бездомных бродяг.

Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров, выхваченных из живой жизни умелым наблюдателем И.А. Коноваловым.

В Ливенском уезде Орловской губернии под хутора разбито четыре имения: велико­го князя Андрея Владимировича – 5000 десятин, Полякова – 900 десятин, Набокова – 400 десятин, Корфа – 600 десятин. Итого около 7000 десятин. Размер хуторов опре­делен в 9 десятин и лишь по исключению до 12 десятин, так что всего побольше шес­тисот хуторов. Но как живут хуторяне на своих 9-десятинных участ­ках?

Земля оценена по 220 рублей десятина. Платить в год приходится по 118 рублей 80 копеек (т.е. около 20 руб. за десятину посева). Бедному крестьянину такой платеж не по силам. Он сдает часть земли задешево лишь бы добыть деньжонок. Продает весь хлеб, чтобы уплатить взнос в банк. У него не остается ни на семена, ни на еду. Занимает, кабалится снова. Лошаденка одна, корову продал. Орудия обработки старые. Об улучшении хозяйства нечего и думать. «Ребятишки забыли уж, какой цвет молоко име­ет, не только, как его едят». За неплатеж в срок гонят с участ­ка, и разорение оказывается полным.

Из общего числа^a крестьянских дворов «укрепление», вероятно, доходит до двух миллионов дворов, продали землю более четвертой части (25,5%). Эта громадная доля продающих землю укрепленцев сразу показывает, что у нас в России пресловутая «частная собственность» на землю является орудием освобождения крестьян от земли. «Частная собственность» выкинула моментально сотни тысяч земледельцев из деревни! О том, за какую грошовую цену продали землю эти бедняки, статистика министерства внутренних дел не говорит ни слова.

Какие причины заставляли укрепленцев-земледельцев продавать землю? Из 17 260 таких укрепленцев только 1791, т.е. самое ничтожное меньшинство, продали землю для улучшения хозяйства или для покупки новых участков земли. Вся остальная масса продает землю потому, что не может удержаться на земле: 4117 дворов продают, переселяясь в Сибирь; 768 продают, пере­ходя к иным занятиям; 5614 продают из нужды и неурожая; 2498 продают по болезни, старости, одиночеству; 2472 по «иным» причинам.

Из 27 588 продавших землю укрепленцев больше половины (14 182) продали всю землю, остальные – часть земли. Покупщиков земли было 19 472. Сравнение числа покупщиков с числом продавцов ясно показывает, что происходит концентрация земли, сосредоточение ее в меньшем числе рук. Продает беднота, покупают богатеи. Потуги казенных перьев ослабить этот факт бессильны^b.

Сосредоточение земли идет в громадных размерах. Мы видели наглядно, как жалки, бессмысленны, реакционны все попытки ограничить мобилизацию земли.

Без крайней нужды крестьянин не продаст землю. Пытаться ограничить его права – значит гнусно лицемерить и ухудшать для крестьянина условия продажи земли, ибо жизнь всегда обходит тысячами приемов подобные ограничения^c.

Очевидно, этой кабалы не разрешит помещичье землеустройство крестьянских зе­мель. Ее могло бы устранить только землеустройство на широких демократических на­чалах.