Глава 2. Особенности «голландской болезни» в России

2.1 Российская специфика «голландской болезни»

В последнее время к описанию экономической ситуации в России все чаще применяют термин «голландская болезнь», подразумивая под этим понятие в широком смысле зависимость экономики от конъюнктуры мировых рынков минерального сырья. О «голландской болезни» на официальном уровне впервые было заявлено Министерством экономического развития и торговли в 2000 году. Проблема, по мнению специалистов, министерства, заключается в том, что рост экспортной выручки позволяет наращивать капитальные вложения в добычу нефти и газа без увеличения производства. Дискуссия по этому вопросу в основном сводится к монетарным аспектам проблемы. Взаимосвязь валютного курса и сырьевого экспорта были неоднократно исследованы. Некоторые экономисты, в частности А. Брич, указывают на некорректностьиспользования термина «голландская болезнь» для анализа ситуации в российской экономике. По его мнению, данная модель описывает явление неожиданного открытия новых сырьевых месторождений с последующим ростом реального валютного курса и негативным воздействием на отрасли экономики, не относящиеся к сырьевым.

Аспекты экспортосырьевой ориентации российской экономики

Анализ данных поквартальной динамики доли экспорта и импорта в ВВП России, а также доли углеводородов в экспорте в 1994-2007 гг. (рис. 2) позволяет утверждать, что российская экономика достаточно открыта: отношение экспорта товаров к ВВП России в 1994-2007 гг. составило в среднем 29,3%, импорта товаров к ВВП – в среднем 17,0 %. Заметим, что на протяжении всего рассматриваемого периода экспорт товаров из России превышал импорт, что вело к дополнительному притоку валюты и поддерживало курс рубля.

Известно, что основная доля российского экспорта товаров приходится на экспорт углеводородного сырья и продуктов его переработки. При этом если ВВП в долларовом выражении в 2007г. вырос по отношению к 1994г. в 4,7 раза, а экспорт товаров – в 5,3 раза, то экспорт углеводородов – в 8,7 раза, в результате чего его доля в общем товарном экспорте увеличилась с 37,4% в 1994 г. до 61,5% в 2007 г.

Заметим, что увеличение доли углеводородов в экспорте товаров из России происходило не только по причине растущих мировых цен на энергоносители, но и за счет роста физических объемов поставок, в ущерб потребностям российской экономики в продукции нефтегазового комплекса (рис. 3). Так, по данным ФСГС РФ, экспорт нефти с 1995 г. по 2007 г. вырос в 2,1 раза (со 122 млн т до 258 млн т), в то время как добыча нефти и газового конденсата – всего в 1,6 раза (с 307 млн т до 491 млн т). Экспорт нефтепродуктов за указанный период вырос в 2,4 раза (с 47,1 млн т до 111 млн т), в то время как первичная переработка нефти – в 1,3 раза (со 182 млн т до 229 млн т).

Рис. 3 - Доля экспорта в общем объеме добычи (производства) основных углеводородов в России в 1995-2007 гг., %

Относительное уменьшение ориентации на экспорт за указанный период можно отметить только в газовой сфере: при росте добычи газа на 9,4% его экспорт снизился на 4,2 %.

Проведенный анализ позволяет заключить, что экспортосырьевая направленность российской экономики за рассматриваемый период только усилилась.

Сложившееся положение привело к существенному укреплению реального валютного курса рубля. Несмотря на резкую девальвацию курса рубля в 1998-1999 гг., реальный валютный курс рубля в остальные годы рассматриваемого периода укреплялся, в результате чего в конце 2007 г. индекс реального валютного курса доллара США к российскому рублю составил 34% по отношению к первому кварталу 1994г., что означает относительное удорожание продукции отечественных товаропроизводителей по сравнению с продукцией их иностранных конкурентов (за этот период) почти в 3 раза.

Таким образом, в России налицо все предпосылки для развития «голландской болезни». Имеются и явные подтверждения негативного влияния укрепления курса российского рубля на экономику России. Так, обращает на себя внимание тесная положительная взаимосвязь индекса реального валютного курса доллара США к российскому рублю и доли экспорта в ВВП России. Заметим, что импорт товаров практически не связан с изменением реального валютного курса и с 2000 г. варьируется в диапазоне 15-19% от ВВП.

Укрепление реального курса национальной валюты может иметь как негативные, так и позитивные последствия для отдельных отраслей национальной экономики. С одной стороны, укрепление реального курса национальной валюты ведет к ослаблению конкурентоспособности внутренних производителей перед зарубежными вследствие относительного удорожания их продукции. А с другой – к сравнительному удешевлению импортируемого сырья и оборудования, а также дополнительному притоку иностранного капитала в страну, что увеличивает инвестиционные возможности внутренних производителей.

Поскольку большая часть сверхдоходов от экспорта сырья в России (благодаря реализуемым мерам фискальной политики) присваивается федеральным бюджетом, государство может ограничивать конкурентоспособность добывающих отраслей и увеличивать государственные социальные и инвестиционные расходы. То есть стимулировать платежеспособный спрос, сдерживая негативные последствия укрепления курса национальной валюты. Именно роль государства в перераспределении сверхдоходов от экспорта сырья не позволяет «голландской болезни» пустить глубокие корни в экономике России.

Вместе с тем проводимая государством экономическая политика не лишена существенных недостатков.

Обладая значительными финансовыми ресурсами, аккумулированными, в первую очередь, вследствие экспортосырьевой ориентации, государство уходит от решения фундаментальных проблем российской экономики. Выравнивание конкурентоспособности отраслей национальной экономики обеспечивается, главным образом, за счет фискальных, а не стимулирующих мер, что подавляет инвестиционную активность.

Так, доля инвестиций в основной капитал в ВВП находится на крайне низком, не достаточном для инновационного развития экономики уровне в 19,5% в 2007г. Для сравнения: в Южной Корее в период бурной модернизации экономики этот показатель стабильно превышал 30%. Более того, аккумулированные государственным бюджетом средства при размещении в иностранные ценные бумаги, по сути, работают на развитие американской и европейских экономик.

В то же время наблюдающийся опережающий рост внутренних цен на продукцию нефтегазового комплекса ведет к инфляции издержек, сокращает рентабельность в других отраслях экономики, подавляет экономическую активность и усиливает негативный эффект «голландской болезни», ослабляя конкурентоспособность национальной экономики.

Что нужно делать против ГБ?

С учетом вышеизложенного ясно: России грозит опасность превращения в сырьевой придаток стран Запада и государств АТР, прежде всего Китая. Как же эту угрозу нейтрализовать? С одной стороны, предстоит смена самой модели экономического развития, о чем и пойдет речь в последующих разделах настоящей статьи. С другой стороны, уже сегодня необходимо изменить макроэкономическую политику, отменив прежде всего практику ревальвирования рубля, провоцирующую, стоит повторить, приток чисто спекулятивных зарубежных капиталов и «голландскую болезнь». Далее, пора прекратить практически бесплатное кредитование западных стран и начать вкладывать «замороженные» в различного рода резервных фондах госсредства в реальные активы. При этом приоритет следует отдать не предприятиям нефтегазового комплекса, а компаниям, производящим продукцию, потребление которой предполагает большие затраты горюче-смазочных материалов (в этом контексте хотелось бы напомнить, что платежеспособный спрос на авиатехнику сдерживается высокими ценами на керосин; аналогичные спросовые ограничения развития автомобильной промышленности связаны с высокими ценами на бензин, а развития судостроения, сельскохозяйственного машиностроения и машиностроения для лесопромышленного комплекса - на дизельное топливо). Речь идет о господдержке тех компаний, стоимость акций которых в долгосрочной перспективе отрицательно коррелирована с ценами на нефть. Обеспечив отток спекулятивного капитала из России и заместив иностранные займы российских госкомпаний бюджетными кредитами, можно без инфляционных последствий инвестировать развитие отечественного машиностроения из пресловутых «нефтедолларовых» по своему происхождению «кубышек».

Инвестирование нефтегазовых доходов государства в национальную экономику способно быть не просто неинфляционным, но и антиинфляционным. Имеются в виду вложения в высокотехнологичные инвестиционные проекты, в создание компаний, действующих на высокомонополизированных рынках, в расширение порождающих структурную инфляцию «узких мест» (например, в развитие цементной промышленности), в отрасли, конкурентные позиции которых в случае падения цен на нефть улучшатся (речь об этом шла выше). Так, уже сегодня стоило бы форсировать строительство либо радикальную технологическую модернизацию российских авиастроительных и автомобильных заводов путем вложения госсредств в приобретение их акций или в создание новых компаний с полным производственным циклом (а не просто занимающихся «отверточной» сборкой).

Госборьба с ГБ

Остановимся на государственной политике борьбы с "голландской болезнью". Рассмотрим три классических аргумента в пользу протекционизма отраслей и их применимость в условиях российской действительности.

Аргумент "консервативной функции социального благосостояния" . Реальный доход или потеря ренты конкретного фактора в результате неожиданного шока должны быть исключены, то есть применяемые в данном случае меры затрагивает всю экономику в целом. Против данного аргумента можно высказать по крайней мере три возражения. Во-первых, данная цель перераспределения лучше достигается при налогообложении специфического фактора бумового сектора (изъятие ренты, налоги на природопользование) и направлении дохода на субсидирование проигрывающих факторов производства. Во-вторых, в российских условиях при огромной дифференциации доходов и концентрации рентных платежей в руках довольно узкого круга лиц отсутствует "консервативная функция социального благосостояния", поскольку система перераспределения просто не работает. В-третьих, данная политика предусматривает наличие четко отлаженного механизма перелива капитала.

Аргумент поддержания занятости. Его можно применить только при условии наличия в отстающем секторе устойчивой реальной заработной платы. Здесь опять возникают два возражения. Во-первых, разумнее прямо субсидировать занятость, а краткосрочная безработица необходима как сигнал к проведению желаемой реаллокации ресурсов. Во-вторых, на большинстве российских предприятий отстающего сектора заработная плата настолько низка, что ее можно назвать "устойчивой", но никак "не реальной".

Аргумент "молодой отрасли". Он мог бы применяться, когда ожидаются временный бум и снижение с последующим восстановлением отстающего сектора. Но это ведет к неоптимальной растрате физического и человеческого капитала в течение периода бума. Данный аргумент явно не подходит к российской действительности. Добывающие отрасли работают на подъеме уже в течение многих лет, назвать этот бум временным нельзя. Споры о защите "молодых отраслей" в российских экономических кругах завершились признанием того, что такие отрасли отсутствуют. А перспективная инновационная экономика находится пока только в зачаточном состоянии. Рассмотрим два наиболее популярных протекционистских подхода.

Первый - защита обменного курса, а именно политика избегания повышения реального обменного курса и, следовательно, защита торгуемых товаров при удорожании неторгуемых. Девальвация явно неэффективна как средство от "голландской болезни", поскольку, во-первых, это защита не только промышленного сектора, но и добывающего, во-вторых, в силу низкой конкурентоспособности российских обрабатывающих отраслей их продукцию можно отнести к неторгуемым товарам. Сдерживание курса делает их еще менее, конкурентоспособными.

Второй подход - это обычный протекционизм, основанный на повышении тарифов или сокращении импортных квот. Предотвращение потерь для секторов, конкурирующих с импортом, в дальнейшем обернется удорожанием экспортных товаров промышленного сектора так же, как и добывающего. По экспортным небумовым товарам будет нанесен двойной удар: сначала повышением реального обменного курса, а затем прямой потерей ресурсов для производства импортозамещающих товаров.

Инфляция, «голландская болезнь» и рост цен на энергоносители

Общепризнано, что рост цен на энергоносители (далее - нефть или энергоносители) выступает важнейшим фактором инфляции для стран-экспортеров. Механизм его действия - частный случай явления, называемого «голландской болезнью» второго рода. Не очевидны причины, по которым в России в последние годы продолжается рост обрабатывающих производств при многократном росте цен на нефть и газ, а следовательно, и рентных доходов от их экспорта.

Рассмотрим какими способами можно бороться с инфляцией в условиях «голландской болезни» в России.

В реальной экономике, по причине ее структурной неоднородности, сокращение производства и занятости в торгуемом секторе уже в первой фазе «голландской болезни» сопровождается ростом структурной безработицы и снижением зарплаты. Одновременно может происходить рост зарплаты в неторгуемом секторе. Если удельный вес последнего велик, вероятно повышение и уровня цен в целом. Таким образом, при «голландской болезни» развивается структурная адаптационная инфляция, причем тем сильнее, чем глубже структурные деформации и чем быстрее они возникают. Поэтому выгоды от роста экспортных доходов частично нивелируются потерями в торгуемом секторе.

Колебания сырьевых цен постоянно порождают структурную адаптационную инфляцию. Поскольку сильные колебания уровня жизни крайне опасны с социально-политической точки зрения, целесообразно и впредь вывозить рентные доходы в виде золотовалютных резервов. Однако нужно принимать и другие меры, обеспечивающие стабильность динамики добычи и экспорта сырья без резких скачков, порождающих проинфляционные структурные шоки. Например, выдавать лицензии компаниям на право добычи нефти и газа с учетом поддержания ими необходимого уровня запасов. Таможенные пошлины на вывоз сырья должны иметь прогрессивный характер. Так, ставка в 30% для вывоза газа должна быть заменена шкалой, подобной прогрессивной шкале (от 0 до 70%), установленной для экспорта нефти.

Общий вывод: «голландская болезнь» порождает инфляцию в странах-экспортерах сырья только при негибкости цеп, зарплаты: и валютного курса. Поэтому борьба с инфляцией монетарными методами малопродуктивна. Экономическая политика должна обеспечивать защиту торгуемого сектора и создание высокотехнологичных отраслей, а также свободу рыночной конкуренции и гибкость зарплаты (со снижением налоговой нагрузки на нее).

Протекционизм

"С другой стороны, и политика правительства, и рекомендации консультантов выглядят как минимум странно. Таможенные барьеры - один из наиболее эффективных способов выравнивания экономических условий для конкурентного сектора - систематически снижаются. У нас почти нет нетарифных инструментов защиты внутреннего рынка (они действуют лишь в отношении шести из более чем 150 групп товаров и услуг), средневзвешенная ставка импортной пошлины - 8%, с учетом льгот - 5%, тогда как в ЕС она около 15%. Административное управление валютным курсом тем более не вписывается в либеральную модель. Очевидно, что одной из важнейших целей структурных реформ должно быть выравнивание экономических условий для всех секторов экономики. Применяемые в отношении сырьевого сектора меры (экспортные акцизы) явно для этого недостаточны. Остающаяся после их изъятия часть доходов позволяет сырьевому сектору оставаться сверхрентабельным. О выравнивании условий конкурентного и сервисного секторов вопрос вообще не ставится. Для правительства данной проблемы не существует. А эта структурная диспропорция, в отличие от валютного курса, значительно легче поддается корректировке посредством перераспределения налоговой нагрузки. Правительство упорно применяет рецепты, выработанные для однородной экономики развитых стран.

Косвенным признанием неравенства экономических условий можно рассматривать объявление (с подачи Всемирного банка) политики «диверсификации». Что это значит на концептуальном и теоретическом уровне, понять пока трудно. На практике это выражается в закачке бюджетных средств в отдельные проекты и создание «технопарков» - зон с особым налоговым и таможенным режимом. Насколько эти меры способны компенсировать завышение курса рубля, оценивать бессмысленно, ведь само завышение воспринимается как благо.

Пример легкого отношения к «голландской болезни», внушаемого зарубежными «авторитетами», дает статья Дж. Стиглитца. В ней утверждается, что «в принципе избежать удорожания валюты легко». «Огромные природные ресурсы могут и должны быть благом, а не проклятием... Что отсутствует? Политическая воля сделать это». И далее предлагается традиционный набор рекомендаций – создание Стабилизационного фонда и честное, прозрачное распределение сырьевых доходов. В качестве примеров успешной реализации стандартного рецепта называют Ботсвану и Индонезию. Похоже, с аргументами у нобелевского лауреата совсем туго, если не нашлось более привлекательных примеров.

Дело, однако, в том, что рост ВВП Ботсваны не противоречит теории. В слаборазвитых странах со значительным процентом натурального хозяйства конкурентный сектор – единственный страдающий от «голландской болезни» – как правило, отсутствует. Следовательно, отсутствует и прямой депрессивный эффект. Сервисный же сектор может расти на сырьевых доходах достаточно быстро, определяя рост ВВП. То же самое мы наблюдаем и в России. Для полноты аналогии необходимо довести до конца деиндустриализацию (ликвидировать остатки конкурентного сектора). Однако рассчитывать на долгосрочный рост сервисного сектора в России труднее: он уже гипертрофирован.

Китайское «экономическое чудо» выглядит естественным с точки зрения курса юаня. Китай, в отличие от России, не стремится добиться его конвертируемости. Он решает противоположную задачу: добиться конкурентоспособности своей продукции. Сохранение административного курса позволяет занижать обменный курс относительно рыночного. А рыночный курс и без того существенно занижен. Китай – крупный импортер нефти (второе место в мире), и это определяет уровень занижения курса. В результате не самый качественный, но дешевый китайский экспорт оказывается самым конкурентоспособным, а его высокая рентабельность позволяет не только наращивать объемы, но и быстро подтягивать качество.

Пока Китай выигрывает конкуренцию именно за счет ценового фактора, некоторые отечественные авторитеты убеждают нас, что российская продукция неконкурентоспособна в принципе, потому что в развитых странах конкуренция по цене отошла в прошлое, а ее место заняла конкуренция по ассортименту и качеству. Возможно, эти авторы не читали потребительские журналы тех же западных стран, в которых обсуждению соотношения «цена - качество» отводится обычно центральное место. А очереди за сверхкачественными «роллс-ройсами» или «майбахами» наблюдаются только в России.

Курс валюты страны сырьевого придатка определяется ценой и объемом экспорта сырья. Цены на мировом рынке крайне нестабильны, следовательно, национальная валюта не может быть стабильной в долгосрочном плане. Существуют глубокие сомнения, имеет ли смысл конвертируемость без стабильности.

Опыт двух лет после дефолта показал, что экономика России при благоприятном курсе рубля может быть более эффективной и динамичной, чем китайская, – без структурных реформ и при существующем инвестиционном климате. У нас принято считать, что курс рубля до дефолта и сегодня – это норма, а постдефолтная девальвация - некое патологическое отклонение. Между тем это были уникальные два года, когда конкурентные условия российской экономики были значительно ближе к условиям стран-импортеров нефти вообще, и Китая в частности, хотя и не достигли их.

Теория и практика

Причины непонимания экономической ситуации в России могут быть связаны с ограниченностью теории «голландской болезни», базирующейся на «модели стремительно развивающегося сектора» в малом государстве. Она остается основой теоретической оценки экономической ситуации в странах-экспортерах рентного сырья. Многие ее априорные допущения несовместимы с реалиями России.

Кроме того, по определению – это динамическая модель, то есть рассчитанная на изучение последствий быстрого роста. Между тем ситуация в большинстве стран-экспортеров нефти давно перешла в статическую фазу, а в некоторых - и в фазу рецессии. Соответственно, главный действующий фактор – не быстрый рост, а рента.

Влияние эффекта быстрого роста по мере исчерпания его возможностей или структурной перестройки быстро падает, а влияние ренты – только накапливается. Это значит, что влияние ренты может сохраняться и после того, как рента перестала извлекаться.

Но главное: модель быстрого роста не рассматривает мировую экономическую систему в целом и, в частности,такой важный фактор, как реакция противоположной стороны – занижение курса валюты (и повышение конкурентоспособности) стран, импортирующих нефть. То есть «голландская болезнь» в мировом масштабе – проблема не только стран-экспортеров нефти, это структурная болезнь мировой экономики, связанная с глобальным переделом рынков сбыта. А изменение курса валют – не более чем объективный механизм реализации упомянутого перераспределения. Соответственно, решать эту проблему в «отдельно взятой стране» бессмысленно.

Однако не стоит забывать, что принятая точка зрения просто выгодна развитым странам. С одной стороны, она поддерживает конкурентные преимущества их промышленности над конкурентным сектором стран-экспортеров нефти, способствуя дальнейшей научно-технической деградации России – потенциально опасного конкурента, и закреплению деления мира на страны развитые и вечно «развивающиеся». С другой – позволяет устраниться от участия в решении этой глобальной проблемы, что неизбежно потребует «поделиться благополучием», и не только в виде материальной помощи.

Вхождение России (и не только ее) в клуб развитых или интенсивно развивающихся стран зависит от того, смогут ли реформы поставить национальный высокотехнологичный сектор в равные условия с внешними производителями. А это, в свою очередь, зависит от того, позволят ли они снизить цену отечественной продукции (курс рубля) в 2-3 раза (пo модельным оценкам).

Итак, «сырьевая» модель отечественной экономики не в состоянии обеспечить ее устойчивое и быстрое развитие хотя бы потому, что запасы рентабельных нефтегазовых месторождений относительно скоро истощатся, а разработка новых месторождений наверняка окажется исключительно капиталоемкой (если же весь чистый доход от добычи сырья тратится на «погашение» осуществленных инвестиций и на выплату процентов по привлеченным кредитам, соответствующие инвестиционные проекты теряют всякий смысл). Кроме того, именно освоение нефтегазовых месторождений в труднодоступных районах, в том числе на северном шельфе, требует создания и задействования высоких технологий (данный фактор, собственно, - едва ли не главный тормоз разработки знаменитого Штокмановского месторождения), т.е. без перехода к «высокотехнологичной» модели Россия может лишиться своего не только «несырьевого», но и «сырьевого» будущего. В связи с этим главной задачей российской экономической политики становится трансформация «нефтедолларовых» доходов в потенциал высокотехнологичного развития народного хозяйства.

Исходя из «экономиксовой» парадигмы относительно наилучшего (с точки зрения суммарной прибыли и доходов индивидов) распределения ресурсов возможности перехода России к «высокотехнологичной» модели экономического развития исчезающее малы. Если же руководствоваться институционально-эволюционной теорией (в рамках которой предприятия суть развивающиеся и «самообучающиеся» организации), такие возможности еще сохраняются. Они заключаются в способности крупных интегрированных корпоративных структур осуществлять НИОКР и инвестиции в масштабах, принципиально недоступных мелким и средним дезинтегрированным предприятиям. И, думается, государственную политику надлежит четко нацелить на стимулирование создания инновационно активных российских ТНК, на их «выращивание». При необходимости подобные корпорации должно создавать само государство, в том числе с использованием принципов государственно-частного партнерства.

Заключение

Лечение «голландской болезни» - проблема долгосрочной структурной политики государства, при проведении которой следует учитывать опыт стран, уже ее преодолевших. Например, надо обратить пристальное внимание на использование растущих нефтяных доходов. Если текущий счет (или, например стабилизационный фонд) не используется для сглаживания расходов на неторгуемые товары, то из этих средств должны осуществляться субсидии в сектор торгуемых ненефтяных товаров, когда сектор показывает потенциал значительного эффекта «обучение в процессе работы»(learning by doing), обусловливающего повышение производительности. Данный эффект, вызываемый даже незначительным техническим прогрессом, аналогичен экономии от масштаба. Подобные «маленькие шаги» в структурной политике намного реалистичнее заявлений о необходимости крупных инвестиций, в высокотехнологичные отрасли. Только постоянная и целенаправленная работа в области реструктуризации экономики создаст условия для преодоления «голландской болезни».

Однако, по мнению С. Гуриева, в России хотя и нет «голландской болезни», но наблюдаются типичные симптомы «ресурсного проклятия»: ограничивается свобода слова, усиливаются авторитарные тенденции, сохраняется массовая коррупция, снижается уровень образования и квалификации трудовых ресурсов. Судя по опыту других стран, в долгосрочной перспективе это может привести к самым отрицательным последствиям.

Также, хотелось бы обратить внимание на то, что курс на инновационное развитие экономики, принятый правительством России, безусловно, безальтернативный, если мы хотим жить в сильной и всеми уважаемой стране. Но попытки реализовать его только за счет внутренних ресурсов, без резкого наращивания импорта готовых передовых технологий обречены на провал. Государство должно активнее включаться в реализацию инновационных проектов, оказывая не только поддержку при реализации инвестиционных проектов и выходе на рынок с готовой продукцией, но, что намного значимее, создавать соответствующие государственные фонды и банки инноваций.

Список используемой литературы

1. Брич А. Путь России к процветанию в постиндустриальном мире. // Вопросы экономики, №5, 2003.

2. Гуриев С., Сонин К. Экономика «ресурсного проклятия». // Вопросы экономики, №4, 2008.

3. Забелина О. Российская специфика «голландской болезни». // Вопросы экономики, №11, 2004.

4. ЭКО, №12, 2008, с. 25.

5. Фетисов Г. Альтернативы «сырьевой» модели развития российской экономики. // Российский экономический журнал, 9-10, 2007.

6. Фетисов Г. Динамика цен и антиинфляционная политика в условиях «голландской болезни». // Вопросы экномики, №3, 2008.

7. Чигрин А. Призводит невыгодно: последствия «голландской болезни» в России // ЭКО, №1, 2008.

8. www.gks.ru/bgd/free/B08_00/Main.htm; Россия в цифрах. 2008: Крат. стат. сб. / Росстат. М. 2008.

9. Diagnostic Dutch disease: Does Russia have the symptoms? IMF Working Paper. WP/07/102.

10. How to sustain growth in a resource based economy? The main concepts and their application to the Russian Case. Economic department working papers No. 478.

11. The effects of Dutch disease in Russia. ZEF – Discussion Papers on Development Policy, Bonn, January 2004.

Размещено на Allb