3. Торжества (балы, маскарады, парады, праздники).
Одной из главных составляющих светской жизни женщин в XVIII – начале XIX века был – бал.
Танцы были важным структурным элементом дворянского быта. Их роль существенно отличалась как от функции танцев в народном быту того времени, так и от современной.
Бал с одной стороны являлся областью непринужденного общения, светского отдыха. С другой стороны, бал был областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быт. В этом смысле светская жизнь получала ценность общественного дела.
Внутренняя организация бала делалась задачей исключительной культурной важности, так как была призвана дать формы общению «кавалеров» и «дам», определить тип социального поведения внутри дворянской культуры. Это повлекло за собой ритуализацию бала, создание строгой последовательности частей, выделение устойчивых и обязательных элементов. Возникла грамматика бала, а сам он складывался в некоторое целостное театрализованное представление, в котором каждому элементу (от входа в залу до разъезда) соответствовали типовые эмоции, фиксированные значения, стили поведения. Однако строгий ритуал, приближавший бал к параду, делал тем более значимыми возможные отступления, «бальные вольности», которые композиционно возрастали к его финалу, строя бал как борьбу «порядка» и «свободы».
Основным элементом бала как общественно-эстетического действа были танцы. Они служили организующим стержнем вечера, задавали тип и стиль беседы. Бальный разговор имел свою прелесть – оживленность, свободу и непринужденность беседы между мужчиной и женщиной, которые оказывались одновременно и в центре шумного празднества, и в невозможной в других обстоятельствах близости.
Обучение танцам начиналось рано - с пяти-шести лет. Раннее обучение танцам было мучительным и напоминало жесткую тренировку спортсмена или обучение рекрута усердным фельдфебелем.14
Длительна тренировка придавала ловкость во время танцев, уверенность в движениях, свободу и непринужденность в постановке фигуры. Изящество, сказывающиеся в точности движений, являлось признаком хорошего воспитания. Душевное и физическое изящество связаны и исключают возможность неточных или некрасивых движений и жестов.
Бал в начале XIX века начинался польским (полонезом), который в торжественной функции первого танца сменил менуэт. Менуэт отошел в прошлое вместе с королевской Францией. «Со времени перемен, последовавших у европейцев как в одежде, так и в образе мыслей, явились новости и в танцах; и тогда польской, который имеет более свободы и танцуется неопределенным числом пар, а потому освобождает от излишней и строгой выдержки, свойственной менуэту, занял место первоначального танца».15
Второй бальный танец – вальс. Вальс, несмотря на всеобщее распространение пользовался в 1820-е годы репутацией непристойного или, по крайней мере, излишне вольного танца. Вальс создавал для нежных объяснений особенно удобную обстановку: близость танцующих способствовала интимности, а соприкосновение рук позволяло передавать записки. Вальс танцевали долго, его можно было прерывать, присаживаться и потом снова включаться в очередной тур. Таким образом, танец создавал идеальные условия для нежных отношений.
Вальс противопоставлялся классическим танцам как романтический; страстный, безумный, опасный и близкий к природе, он противостоит этикетным танцам старого времени. Вальс был допущен на балы Европы как дань новому времени. Это был танец модный и молодежный.
Последовательность танцев во время бала образовывала динамическую композицию. Каждый танец, имеющий свои интонации и темп, задавал определенный стиль не только движений, но и разговора. Для того, чтобы понять сущность бала, надо иметь в виду, что танцы в нем были лишь организующим стержнем. Цепь танцев организовывала и последовательность настроений. Каждый танец влек за собой приличные для него темы разговоров. При этом следует иметь в виду, что разговор, беседа составляла не меньшую часть танца, чем движение и музыка. Непроизвольные шутки, нежные признания и решительные объяснения распределялись по композиции следующих друг за другом танцев.
Центром бала была мазурка и знаменовала собой его кульминацию. Мазурка танцевалась с многочисленными фигурами и мужским соло, составляющим кульминацию танца.
Котильон – вид кадрили, один из заключающих бал танцев – танцевался на мотив вальса и представлял собой танец-игру, самый непринужденный, разнообразные и шаловливый танец.
Бал обладал стройной композицией. Это было как бы некоторое праздничное целое, подчиненное движению от строгой формы торжественного балета к вариативным формам хореографической игры. Однако для того, чтобы понять смысл бала как целого, его следует осознать в противопоставлении двум крайним полюсам: параду и маскараду.
Парад в том виде, какой он получил под влиянием своеобразного «творчества» Павла I и Павловичей: Александра, Константина и Николая, представлял собой своеобразный, тщательно продуманный ритуал. Он был противоположен сражению. Бой требовал инициативы, парад - подчинения, превращающего армию в балет. В отношении к параду бал выступал как нечто прямо противоположное. Подчинению, дисциплине, стиранию личности бал противопоставлял веселье, свободу, а суровой подавленности человека – радостное его возбуждение.
Бал подчинялся твердым законам. Это вызвало необходимость еще одного элемента, который сыграл бы роль запланированного и предусмотренного хаоса. Такую роль принял маскарад.
Маскарадное переодевание в принципе противоречило глубоким церковным традициям. В православном сознании это был один из наиболее устойчивых признаков бесовства. Переодевание и элементы маскарада в народной культуре допускались лишь в тех ритуальных действах рождественского и весеннего циклов, которые должны были имитировать изгнание бесов и в которых нашли себе убежище остатки языческих представлений. Поэтому европейская традиция маскарада проникала в дворянский быт XVIII века с трудом или же сливалась с фольклорным ряженьем.
Как форма дворянского празднества, маскарад был замкнутым и почти тайным весельем.
Парад и маскарад составляли блистательную раму картины, в центре которой располагался бал.
Дворяне очень любили повеселиться. «Все только о том и думали, как бы повеселиться», - вспоминала о петербургской жизни на исходе столетия Виже – Лебрен.16 В 1770-х годах самые популярные гулянья устраивались на даче баронов Строгановых на Каменном острове в Петербурге и в Кускове – подмосковной даче графов Шереметевых.
С середины 1780-х годов праздники в Кускове шли весь летний сезон – каждое воскресенье, реже и скромнее по четвергам, и были столь популярны, что графу Петру Борисовичу пришлось отвечать по обвинению директора Петровского театра Медокса о переманивании публики.
Праздник XVIII века весьма схож с театральной постановкой – он развивается по продуманному сценарию, в котором есть свой пролог (приезд, осмотр дома и парка), завязка (обед, кульминация спектакля), развязка (вечерние увеселения и иллюминация, когда праздник, подобно уже падающему фонтану, дробится на множество струй, с тем, чтобы разбиться брызгами финала фейверка), а завершает торжество эпилог – ужин и разъезд.
На торжествах XVIII века обязательно присутствует тема моря и флота – в любом виде. Отголоски этого можно встретить и позже. Столь же обязательным было и лицезрение картины российского общества, прогуливающегося в аллеях парка, в лодках по Неве или по проспектам, куда выходили окна парадных зал городских дворцов.
Но все же самым светским торжеством был бал.