Примечания

[1] Вернадский В.И. Основа жизни — искание истины // Новый мир. 1988, № 3. С. 217. [2] Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами. М., 1997. С. 287. [3] Кэмпбелл Дж. Указ. соч. С. 290–291.

В.А. Бачинин (сПбУ мвд) Миф и право

В мифах, как продуктах коллективного бессознательного, содержатся представления о должном и запретном, присутствуют «первообразцы» и «первонормы» социального поведения. Для мифологического сознания человек — не автономная единица, а частица рода, который сам является одним из элементов космического миропорядка. Нормативно-регулятивная функция мифологии, нацеленной как на мирообъяснение, так и на поддержание социального порядка, имела тройственную направленность. «Первонормы» призваны были регулировать отношения между индивидами, между индивидом и родом, а также между родом и Космосом. В мифологической картине мира окружающая человека действительность представала как единое целое, где каждому элементу, каждой частице, будь то растение, животное или небесное светило, отводилось свое определенное место. На этом основывалось ощущение и сознание устойчивости и законосообразности всего сущего. «Так было, так есть и так должно быть всегда» — вот характерное умонастроение, присутствовавшее в древних мифах народов мира.

Обладая нормативными структурами и явно выраженной регулятивной функцией, мифология выступала в качестве инструмента социального контроля за поведением индивидов, участвовала в обеспечении порядка и стабильности внутри архаических сообществ. Нормативное сознание в древних мифах не столько размышляет о существовании ограничений и запретов для человеческих действий, сколько фантазирует о них. Мифологические представления соотносились с глубинными, подсознательными уровнями человеческой психики, содержащиеся в них нормативные предписания носили бессознательно-авторитарный характер и не предполагали сомнений в своей правомочности, не допускали критики и не подлежали опровержениям. Не строя рациональных, логически последовательных доводов, оно создавало чувственно воспринимаемые образы, наделенные огромной выразительностью, способностью производить сильное, неизгладимое впечатление на индивидов. Обладая способностью к суггестии, они апеллировали не к разуму и даже не к чувствам, а к подсознательным глубинам человеческой психики.

Архаическое сознание достаточно рано прониклось пониманием того, что человеку далеко не все позволено в этом мире, что есть совершенно непреложные запреты, о существовании которых надо постоянно напоминать каждому новому поколению. И для этого использовался конструктивный потенциал эмоции страха. Прочная укорененность этих страхов в эмоциональных и бессознательных структурах психики позволяля человеку противостоять искушениям и соблазнам нарушить их ради достижения какой-либо цели. Мифологии удавалось выполнять функцию, которую позднее, с развитием цивилизации и правосознания, станет выполнять такая часть правовой нормы, как санкция, также апеллирующая к спасительной эмоции естественного человеческого страха.

Запас социального опыта, нормативно-регулятивный потенциал древних мифов оказались столь значительны, что эпохи матриархата и патриархата не сумели израсходовать его полностью и передали, как эстафету, последующим векам. В новых социально-исторических условиях многим «первонормам» удалось обрести новую жизнь внутри разнообразных форм религиозного, нравственного и правового сознания. Нормативность мифологии, распределившаяся по разным областям культуры, в значительной мере сконцентрировалась в правосознании. Пафос устрашения, который был ярко выражен в архаических мифах, полностью был унаследован и стал старательно воспроизводиться механизмами государственного принуждения. Лишь в небольшой степени присутствующий в религии и нравственности, он в максимально возможном объеме вошел в правосознание, породив образы государства как земного бога и неумолимого рока. Эти образы-мифологемы актуализируются, если стоящие над человеком силы не поддаются ни разумным воздействиям, ни рациональному осмыслению, если они несут угрозу его естественным правам, безопасности, жизни, порождают чувство физической беспомощности перед их мощью.

Мифология привлекает к себе носителя современного правосознания тем, что в условиях повсеместной «атомизации» социокультурной жизни позволяет личности ощутить причастность собственной единичности к всеобщим первоначалам бытия. Сквозь мифологическую призму морально-правовые требования начинают выглядеть как повеления высшего Закона, а единичное «Я» воспринимается уже не как автономная монада, имеющая право на любую форму свободного волеизъявления, вплоть до вседозволенности, а как частица великого целого, включенная в грандиозный космический круговорот, где не только человек, но даже Солнце и звезды не имеют права на своеволие и обязаны строго следовать путем, предначертанным довлеющим над всеми Законом. Мифология, подобно глубинным подземным водам, питающим надземные источники, насыщает мотивационные механизмы общественного и индивидуального правосознания энергией уверенности в истинности и оправданности законопослушного поведения. При этом мотивационные структуры испытывают детерминирующие воздействия не извне, а изнутри, из глубин собственного бессознательного, где локализованы древние архетипы, переходящие от поколения к поколению по генетическим каналам наследственности. Там, в темных колодцах подсознания живут своей, скрытой от всех, тайной жизнью психические структуры-резонаторы, готовые отозваться в ответ на голос категорических императивов, зазвучавших из метафизических сфер. Миф, опирающийся на то, что Достоевский называл потребностью в чуде, тайне и авторитете, способен побуждать к активной практической и духовной, жизни дремлющие внутри человеческого «я» резервы. И когда эти резервы смыкаются с структурами индивидуального правосознания, происходит удивительное: право, оплодотворенное мифом, становится могучим фактором развития цивилизованных отношений.. Нормативные начала, содержащиеся в архетипах и мифах, всегда несли в себе способность освобождать человека от каких-либо сомнений. Они же, подобно хромосомам в генетике, предопределяли особенности возникающих на их основе норм морали и права. Разумеется, право как унифицированная знаковая система с однозначными формулировками своих требований, и миф, живописующий свои фантастические картины, далеко не всегда пересекаются своими нормативными сюжетами и смысловыми схемами. Но если двигаться по каузальной цепочке исторических изменений вспять, к архаическим первоистокам, то в глубинах древнего, родового предсознания непременно обнаружится общий пункт, единое лоно, из которого вышли и универсальные мифологические «первообразы-первонормы» и первопринципы естественного права. Если мифологию и право поместить друг против друга, то у них появится возможность, всматриваясь друг в друга, увидеть и понять многое из того, что иным способом просто не постичь: правосознание сможет узнать в мифе свои младенческие задатки, а мифосознание будет прозревать в праве черты своей будущей возмужалости. В правосознании продолжают присутствовать и жить своей, вполне самостоятельной социокультурной жизнью немало фигур мифомышления. Это, во-первых, духовная практика апелляций к абсолютному авторитету: в естественном праве таковым может выступать либо Бог, либо разум, а в позитивном праве это всегда государство. Для индивидуального правосознания абсолютной авторитетностью должны и могут обладать требования законодательства, нормативные предписания существующих кодексов. Во-вторых, это апелляция к чуду: правосознание склонно связывать его с идеей высшей справедливости, с верой в ее спасительную роль, способность придать социальной жизни такую степень гармоничности и совершенства, что она станет сказочной и небывалой. В-третьих, это апелляция к тайне. Только на первый взгляд может показаться, что правоотношения достаточно прозрачны для познания, но на самом деле представления о такой прозрачности иллюзорны и мир права можно сравнить с бездонным колодцем, в темных глубинах которого скрыто немало таинственного. В мире права апофатизм как убежденность в существовании непостижимых загадок и тайн всегда будет оставаться доминантой в умозрениях естественно правовой философии. И причина этого — связь данного мира не только с коллективным бессознательным, с архетипическими основаниями психики и мифологическими структурами сознания, но и с метафизической реальностью.

Содержание темы «миф и право» может быть развернуто в нескольких направлениях:

1. нормативное содержание древних мифов, формирование внутри них универсальных, архетипических нормативно-ценностных структур, на основе которых еще в античном мире стали складываться законы и принципы писаного права;

2. обнаружение следов архаических мифологем в нормах и принципах естественного и позитивного права;

3. ценностно-ориентационное и нормативно-регулятивное воздействие архетипов, присутствующих в подсознании современного человека, на его индивидуальное правосознание;

4. влияние архетипов коллективного бессознательного на общественное правосознание;

5. логика и механизмы преобразования мифологической иррациональности в рациональное содержание нормативных моделей правомерного поведения;

6. структурно-содержательные признаки мифологического и правового сознания, их сходство и различия;

7. современные формы идеологического и политического мифотворчества как средства воздействия на общественное и индивидуальное правосознание.