Примечания

[1] Эсхил. Прикованный Прометей // Греческая трагедия. М., 1950. С. 11. [2] Гомер. Илиада. Одиссея. М.: Худож. лит., 1967. С. 333. [3] Эсхил. Прикованный Прометей… С. 11. [4] См.: Аверинцев С.С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. М., 1972. С. 91. [5] Гендин А.М. «Эффект Эдипа» и методологические проблемы социального прогнозирования // Вопросы философии. 1970. № 5. С. 80-89. [6] См.: Аверинцев С.С. К истолкованию символики мифа об Эдипе… С. 96-98. [7] Давыдов Ю.Н. Царь Эдип, Платон и Аристотель // Вопросы литературы. 1964. № 1. С. 175.

М.М. Шахнович (сПбГу) Образ «девы-воительницы» в русской и французской средневековой ментальности

В этом году произошло событие, имеющее большое символическое значение: совпали расчеты пасхалии в западной и восточной христианских традициях. Весь христианский мир праздновал первую пасху нового тысячелетия одновременно. Это совпадение лишний раз заставляет задуматься о том, что объединяет культуры Востока и Запада, России и Европы. И в этом смысле, как это не покажется на первый взгляд парадоксальным, образ великой героини французского народа Жанны д' Арк, причисленной католической церковью к лику святых, высвечивает удивительные параллели в русской и французской духовной культуре, прежде всего в средневековой ментальности.

Юность Жанны овеяна очарованием природы и поэтической народной верой. Она родилась там, где еще был жив древний культ лесов. В определенные дни крестьяне украшали венками огромный дуб, считавшийся жилищем фей. Лесной источник, тоже приют «фей», сама Жанна называла «Фонтаном добрых фей Господа». В ее родной деревне была церковь, посвященная крестившему первого короля франков святому Ремигию, о котором рассказывали, что Дух Святой в образе голубки принес ему в Реймс мирохранительницу, из которой французские короли получили помазание и благодать царства. В сознании Жанны образ разоряемой родной земли, сливался с представлением о поругании династии, получившей божественную благодать. Стремление Жанны спасти Францию отвечало двум распространенным пророчествам: одно, приписываемое Мерлину, — о деве Дубового леса, которая явится, чтобы творить чудеса, другое — о том, что погубленную Францию спасет дева.

Воспроизведение этих известных фактов необходимо нам для того, чтобы выделить три ключевые понятия, определяющие подвиг Жанны: дева — родная земля — спасение (заступничество). Сочетание этих трех понятий своими корнями уходит в глубину веков, в архаическую древность, составляя парадигмальную основу религиозных представлений вообще.

Поклонение «дубу» фей, сопровождаемое почитанием девы-спасительницы — универсальный знаковый комплекс мирового дерева, у подножья которого обитает божественная дева или женщина. Семантически сложный образ дерева, постепенно сливаясь с образом земли, имел космологический характер и соотносился в архаическом сознании с фундаментальным представлением об устройстве мира. Дева у дерева представляет собой особый многозначный мифологический мотив, который встречается в произведениях мифопоэтического творчества в древних культурах: Ева — у древа познания, богиня Урд — под ясенем Иггдрасиль, славянская богиня Мокошь с ветвью в руках.

Древние мифологические ассоциации об особой сакральной силе девы были очень устойчивы. Они сохранялись в эпосе, в фольклоре. Достаточно вспомнить воинственных-дев — валькирий и амазонок. Однако эти девы-воительницы не столько защищали, сколько нападали. Образ заступницы возникает в мифологическом сознании в семантическом сближении образов земли и женщины–матери. В этом смысле чрезвычайно интересен образ Богоматери, в котором соединились христианские и дохристианские представления. Богоматерь особо почиталась на Руси, как покровительница и защитница русской земли. Н. Бердяев писал, что очень сильна в русском народе религия земли, заложенная в глубинном слое русской души. Мать-земля — последняя заступница, а Богородица — ее олицетворение.

В своем подвиге заступничества Богородица в русской православной традиции иногда становится и воительницей. Достаточно вспомнить знаменитую икону «Битва новгородцев с суздальцами», где на стороне каждого из войск выступает свой образ Богоматери.

Исследуя цепочку значимых образов: дерево — земля — мать-земля — богоматерь, не следует забывать о том, что Богородица — непорочная дева, своей чистотой спасающая нуждающихся в защите или погрязших в грехе.

В мифах и ритуалах многих народов проявляется интересная тенденция — тяга к андрогинизму. Эта тенденция в исключительных случаях встречается и в христианской культуре. Скажем, недавно канонизированная Русской православной церковью божественная покровительница Санкт-Петербурга Ксения Блаженная носила одежду своего скончавшегося мужа и ассоциировала себя с ним. Позволим высказать соображение, что нежелание Жанны д' Арк расставаться с мужской одеждой также может быть символически осмысленно. Глубинный смысл этого может быть понят в контексте архетипических представлений о том, что андрогин воплощает в себе идею божественной целостности, и что соединение полов в одном существе — проявление одновременного присутствия всех божественных качеств или всех начал, необходимых для вечного обновления жизни.

Есть еще один важный аспект сопоставления образа девы воительницы в русской и французской культурах. Это проблема святости.

В народном сознании святые, наделявшиеся особой исключительностью, пришли на смену эпическим героям. В правосланой традиции существовало непременное определение святых как праведников, что в народном сознании обретало социальный смысл: праведник сопричастен божественной Правде, он ее поборник и отстаивает ее до конца.

Исследователи отмечали, что историческое своебразие русской святости отражает трагическую диалектику подвига и жертвы и связано с цивилизационными особенностями, сформировавшимися в средневековой Руси. Академик Александр Михайлович Панченко писал, что нация запомнила и сделала символами победы с громадными потерями, то есть победы на грани поражения (Куликовская битва, Полтавское сражение, Бородинское сражение и т.д.). Россия, по его словам, ставит героизм выше одоления, а самопожертвование и самоотречение выше силы. Именно поэтому символическими стали тяжелые жертвенные победы, так как подвиг и жертвенность неразделимы.

Русская средневековая святость ознаменована религиозным вольномыслием и связана с еретическими движениям. Процессы, происходившие в русской православной традиции XIV–XVI вв., привели к тому, что от верующего требовалось быть не христианской личностью, как в минувшие века, а дисциплинированным адептом церкви, следовавшим всему, что от него требовало внешнее благочестие. Древнерусские святые и юродивые, отличавшие «правду» от «кривды», а также еретики XIV — первой половины XVI вв. утверждали и доказывали своим поведением, что Святой Дух может действовать в самом простом человеке.

В русском пантеоне святых представлены юродивые, о которых известно, что с Богом и людьми, в том числе и справителями, они общаются непосредственно и непринужденно. Именно юродивые были наиболее почитаемы в народе. Слова и дела святых рассматривались как проявление божественной воли, а поступки и речи юродивых воспринимались как проявление их специфической мистической связи с Христом или с Богоматерью. Они «живут во Христе», поскольку Христос живет в них. Юродивый в народном сознании олицетворял порой самого Христа, а поэтому мог выступать в качестве обличителя и заступника. Несомненно, что эти черты присущие древнерусским юродивым, мы находим и у Жанны д' Арк.

Р. Перну, хранитель музея истории Франции, доказывала, что во Франции народное христианство соединило в себе новый, собственно христианский элемент, с традиционным, уходящим в кельтскую древность, что подлинная душа Франции — это мистическая кельтская душа, полярно противоположная римскому рационализму и юридизму, и поэтому кельтские страны воспринимали христианство особым образом (R. Pernoud. «Les Gaulois». [1] Жанна, с ее детским доверием Богу и мистическими видениями, неожиданными с точки зрения современной для нее, но чуждой ей средневекой схоластики, своим поведением отрицала интеллектуализм официального христианства. Ее собственный религиозный опыт заставлял ее противится строго рационалистическим богословским схемам. Воспринимая божественную реальность через непосредственное ощущение, Жанна оказалась близкой, с одной стороны, традиционной национальной религии, связанной с силами родной земли, с другой — христианскому учению о высшей святости, преображающей и телесно, и духовно человека, созерцающего божественный свет.

В этом отношении мистический опыт Жанны сближает ее с францисканской традицией и с мистическим христианство первых веков. Интересно то, что учение Псевдо-Дионисия Ареопагита о непреложимости к божественным тайнам каких бы то ни было категорий человеческого разума стало основанием православного мистицизма, и вместе с этим, начиная с IX в. и в течение всего средневековья, Дионисия Ареопагита отождествляли с Дионисием Парижским (Сен-Дени) и почитали как просветителя Галлии.

Таким образом, мы можем сказать, что в истории Жанны, в самом ее образе проявляются некие универсальные парадигмы или архетипы, свойственные, русской и французской средневековой ментальности, человеческой культуре в целом, связанные с особенностями природы человека как Homo religiosus.