А.А. Смирнова (сПбГу) Мифическое в легендах о Мейстере Экхарте

То, что нам известно из работ Мейстера Экхарта, проповедника-доминиканца XIII — XIV веков в Германии, это его проповеди, отрывки из латинских работ и некоторые немецкие работы. В предисловии М.В. Сабашниковой к проповедям Мейстера Экхарта [1] приводится легенда о том, как Экхарт встретил Бога. Существует еще несколько легенд о Мейстере Экхарте, которые, как и его проповеди, наделены особым мифическим смыслом.

Итак, остановимся на некоторых из легенд. Во-первых, это та, которая приведена у Сабашниковой. Экхарт встретил прекрасного нагого мальчика и спросил его, откуда он идет. Тот, отвечая на вопросы Экхарта, поведал, что идет от Бога, и идет к Богу, которого он оставил в добродетельных сердцах, а найдет там, где расстанется со всеми творениями. На вопрос Экхарта, кто он такой, мальчик ответил, что он царь, а царство его — в его сердце. Затем он отказался от предложенного ему Экхартом плаща, утверждая, что тогда не был бы царем, и исчез.

Сходна с этой легенда о нищем, которому Экхарт пожелал доброго утра, а тот также представился царем с царством в душе, которое он получил вместе с Богом, отказавшись от чувственного. У Сабашниковой действует в аналогичной легенде не Экхарт, а другое, безымянное лицо.

Легенда, озаглавленная «дочь Мейстера Экхарта», повествует о том, что одна дочь стала спрашивать Экхарта, и на вопрос привратника, о ком доложить, ответила, что не знает, так как она ни девушка, ни женщина; ни муж, ни жена; ни вдова, ни девица; ни хозяин, ни слуга. Привратник сообщил о ней Экхарту как о самом странном создании и попросил его задать ей тот же вопрос, на который Экхарт получил тот же ответ и попросил дочь объяснить последний. Она пояснила, что если была бы девушкой, то должна была бы пребывать в невинности; если женщиной, должна бы давать рождение вечному слову; и так далее, поясняя каждое определение; поэтому она ни то, и ни то, а просто нечто среди нечто, и с этими словами она ушла. Получив объяснение, Экхарт назвал ее чистейшим созданием.

И, наконец, легенда о хлебе, — сон, рассказанный Экхарту братом Ойстасом. Последний увидел о трапезной ордена группу монахов, к которой подходили все новые собратья, и там оставались. В самой середине стоял маленький мальчик Иисус Христос, при взгляде на которого сердце каждого монаха наполнялось радостью и весельем. Мальчик попросил у монахов хлеба, и Ойстас отправился за ним в кладовую, но не смог его найти: в кладовой был хлеб, но или куски белого хлеба, который Ойстас не хотел подносить Ребенку, или целая буханка, но черного хлеба, которая также его не удовлетворяла. Затем в кладовую вошел мастер Руперт, которому Ойстас высказал свои переживания, и тогда тот отыскал требуемую целую буханку белого хлеба, который и был принесен Ребенку. Последний сказал, что когда ученые монахи хотят ему что-нибудь поднести, у них не оказывается ничего одновременно совершенного и чистого, у них не оказывается ничего, тогда как необученные люди способны принести ему то, что требуется.

Легенда в христианстве — «благочестивое и назидательное христианское сказание о чудесных событиях»; [2] и данные легенды, в качестве таковых, имеют определенное мифическое содержание. Как мифы, согласно А.М. Пятигорскому, [3] их можно отнести к разряду мифов о неполном знании. В каждой из легенд присутствуют Обладающий знанием и Ищущий его. Знание рассматривается в конечном итоге как путь к правде, истине и спасению. Никакие хитрости не используются для его получения, в каждой из легенд для этого используется вопросно-ответная схема. Диалоги напоминают обряд инициации, в конце которого испытуемый, в роли которого здесь оказывается Ищущий, переходит в новое состояние. Есть ли с каждым новым вопросом качественный прирост знания у Ищущего? Нет, знание обретается сразу или не обретается вовсе, еще один вопрос-ответ не прибавил бы ничего нового, равно как и отсутствие одного из ответов не сделало бы знание неполноценным. Высказав знание, Знающий исчезает; легенды на этом заканчиваются, и, за редким исключением, в них не говорится о том, насколько Ищущий применил знание. Прозрение ищущего, даже если о нем не говорится, по крайней мере, подразумевается, иначе была бы напрасна сама легенда. Собственно говоря, кроме Знающего и Ищущего, непременно присутствует третий, слушающий или читающий легенду, от которого также ожидается прозрение.

Говоря об онтологическом плане в легендах, нужно сказать, что в каждой из них указывается на некий «потусторонний» месту встречи Знающего и Ищущего мир, который одновременно имманентен определенным «местам» этого, знакомого всем мира. Этот мир есть в добродетельных сердцах, у простых людей, где обитает Бог, и где Он получает от них то, что Ему причитается, ибо только там, по Экхарту, где Бог может максимально взять, Он максимально дает себя.

Центральная фигура легенд — человек, хотя и наделенный большим знанием, чем другие. Христос предстает в легендах в виде маленького мальчика, также наделенного знанием. Кстати, в проповедях Экхарта Христос также никогда не бывает взрослым: он то рождающийся младенец, для появления которого нужно освободить место, то отрок, о котором нужно заботиться. Возможно, такое его представление связано со «своеобразным возвышением детей в системе иерархии народной набожности [4] в Германии XIII века, а поскольку Экхарт проповедовал мирянам, то их идеи могли коснуться и его.

Каждая встреча в легендах начинается с «однажды», вводя определенные характеристики времени: оно, сгущаясь, становится неоднородным, и дискретным: выделяется отрезок времени, начинающийся моментом встречи Ищущего и Знающего и заканчивающийся мгновенным исчезновением последнего. Вообще, время в легендах можно разделить на три части: до встречи, во время встречи и после нее. О последнем мы уже говорили, что это — время ожидаемого прозрения. Первое время не представляет собой времени спасения, но его ожидания и предчувствия, поскольку появление на сцене знающего не вызывает удивления, как, собственно, и должно быть в любом мифе, где «сакральное» и «профанное» не разделены. Обратимся теперь к среднему отрезку времени. В себе оно однородно, поскольку процесс узнавания Знающего происходит на стыке первых двух времен, в момент встречи. Далее следует сообщение знания, которое, правда, облечено в вопросно-ответную форму, но таким образом, что при его изложении сами вопросы оказываются ненужными, и их можно опустить, не нарушив смысла сообщения. Время встречи является даже не собственно временем, а прикосновением к вечности, поскольку, если бы оно длилось всегда, оно было бы временем всеобщего просветления, «точкой свершения времен» [5] В этом отрезке время и вечность сосуществуют: чем занят Ребенок, когда брат Ойстас занят поисками подходящего хлеба, или Дочь, пока в реальном времени привратник ходит за Экхартом? Несомненно, и Ребенок, и Дочь, и другие главные герои легенд пребывают в одном и том же состоянии наполненности знанием, в котором они были до и будут после встречи. Лишь сама встреча дает возможность времени и вечности соприкоснуться, являет чудо, которое и делает легенду легендой.