Е.Г. Милюгина (Тверь) Идея абсолютной и относительной мифологии в романтическом мифотворчестве

Проблема «миф и романтизм» в последние годы признана актуальной и принципиально важной в плане уяснения особенностей миропонимания и художественного мышления романтиков. Изучение романтического мифотворчества предполагает исследование интереса романтиков к исторической и национальной мифологии, выявление причин их обращения к вечным образам и бродячим сюжетам, а также анализ путей и способов переосмысления ими в творчестве традиционных мифологем. Важнейшей является проблема соотношения разных аспектов мифологии: «мифологии как абсолютного феномена» и «мифологии как исторического феномена», мифологии всеобщей и мифологии национальной [1].

Миф как универсальная система мышления («абсолютная мифология»), по мысли романтиков, на протяжении всей истории культуры помогает человеку систематизировать постоянно пополняющуюся совокупность знаний и впечатлений об окружающей действительности и строить на основании этой систематизации свою собственную концептуальную модель мира.

Реальностью «абсолютной мифологии» является «мифология относительная», национально-историческая, воплотившаяся в бесконечном эмпирическом многообразии образов, сюжетов и моделей. Будучи конкретной формой существования «абсолютной», «относительная» мифология в процессе становления человеческого мышления акцентирует, гиперболизирует отдельные ее аспекты: архаика и Просвещение — космическое начало, античность и классицизм — антропологическое, средневековое христианство — Божественное. Поскольку в Абсолюте все существует в неразрывном и неслиянном синтезе, параметрами «абсолютной мифологии» романтики полагают триаду «космос — человек — Бог».

Стремлением романтиков максимально приблизиться к «абсолютному» мифотворчеству обусловлен воплощенный в их произведениях особый образ мира (универсума), отличающийся от предшествующих им мифологических моделей диалектически-иерархическим характером.

Физический уровень романтического универсума представлен пространственными характеристиками мира, его «телесностью» («космичностью»). Имя, данное ему Шеллингом («Философия искусства»), — «универсум как природа».

Психологически–исторический уровень выражен романтиками в образе «мировой души», понимаемой как становление временной, исторической целостности вселенной. Новалис, говоря о «мировой душе», имеет в виду «то, благодаря чему все становится единым, — индивидуальный принцип» [2]. Шеллинг видит в ней всеобщее начало, объединяющее конкретную вещественность универсума, связующее всю природу в единый организм; потому он и дает ей имя «универсума как истории» («Философия искусства»). Для Гельдерлина «душа мира» — это единый источник, который «посылает жизнь по тысячам артерий и куда вновь возвращаются струящиеся силы в своем бесконечном круговороте…» [3].

Высший, духовный уровень универсума воплощен в образе «мирового духа», представляющего собой единое время-пространство, связанное с духовным измерением жизни, абсолютными ценностями и идеалами. Выделяя ступени процесса его самосознания, Шеллинг полагает, что если в древности мировой дух созерцал универсум как природу, а в эпоху христианства — как историю, то Новый мир начинается с человека, и именно ему суждено включиться в процесс развития-восхождения мирового духа на новом, высшем витке его самосознания. Эмерсон также считает, что «всеобщий (мировой) дух» пронизывает не только природную область универсума, но и «проникает в область Мысли», и потому именно ему предстоит привести мир и человечество к всеобщей, абсолютной истине («Природа»). В этом же русле движется и мысль Гегеля, который, обобщая многие романтические идеи и начинания, рассматривает всю духовную культуру человечества в ее развитии как постепенное выявление творческой силы «мирового духа».

Три глобальных сферы универсума — «телесная протяженность», «мировая душа» и «мировой дух» — являются одновременно, по убеждению романтиков, и способами его полифонического бытия: множественность и пространственность разворачиваются в природном мире, изменяющееся бытие воплощается в мире истории, а духовное становление и самопознание осуществляется в мире культуры.

Стремясь воплотить в структуре и образной ткани произведения искусства идею диалектически-иерархического универсума, романтики мечтают приблизиться к некоей идеальной, универсальной мифологии. Процесс мифологизации романтического творчества — тенденция универсальная, наблюдаемая в разных национальных литературах.

Так, главной темой «Книги Тэль» У. Блейка является становление духовного мира героини в непосредственном общении с разными сферами вселенского космоса. Выбор феноменов, символизирующих универсум, не случаен: ландыш, облако, могильный червь, царство мертвых представляют основные стихии и сферы универсума. Земной, надземный и подземный миры — это «космические» параметры мироздания; прошлое, настоящее и будущее, могилы предков и собственная судьба героини являют человеческую историю, становление «мировой души»; за символами временных и абсолютных ценностей мира живых и мира мертвых открываются стадии развития «мирового духа».

Отражение процесса взаимодействия сфер и стихий романтического универсума находим в сказке Ж. Санд «Грибуль». Ее художественный мир строится на последовательной поляризации пространств земли и неба как «мира природы» и «мира духа», их продуманной «пульсации» в соответствии с поворотами сюжета, открывающего «мир истории». Сферы универсума связуются энергией вселенских стихий, обеспечивающей заглавному герою не только внешние, но и внутренние метаморфозы, пока он не обретает наконец «небо» — истинный Эдем, универсум «как мир провидения» [4].

В этюде Д. Веневитинова «Утро, полдень, вечер и ночь» воссоздан процесс постижения человеком триединой сущности универсума и, соответственно, тройственной своей природы, в котором взаимодействуют «космический», «человеческий» и «божественный гении» (термины Новалиса). Утро «юного жителя юной земли» поэт понимает как синкретическое единство космоса и человека, связанное с открытием им бесконечной вселенной. Изгнание из рая есть рождение «универсума как истории» — начало жизни человека, человечества, «мировой души». В полдень своей жизни человек возвеличивает «антропогений», порабощая природу, воздвигая алтари страстям. «Вечер дня» освящен «божественным гением» — любовью. И лишь ночью человек достигает истинной гармонии (триединства) и премудрости: «созидание своего собственного мира» есть завершение «истории» торжеством «мирового духа».

В этюде Веневитинова выражены системообразующие тенденции, характерные для романтического мифологизма в целом. Как показывает русский романтик, синтез «гениев» и сфер не означает ни отождествления, ни поглощения, ни подчинения одного другому, но выражает идею их живого взаимодействия. «Свобода связываний и сочетаний» разных сфер и стихий раскрывает единый «внутренний мир энергий» (термины Новалиса), который является источником всеобщего бытия. Универсальное всеобщее бытие, по мысли романтиков, требует для своего адекватного воплощения не «одномерной» формы исторической мифологии, но полифонической мифологической формы.

В свете этой принципиальной установки необходимо переосмыслить не только случаи использования романтиками традиционных моделей национально-исторических мифологий, но и специфику (механизм) взаимодействия разных мифологических систем в романтическом тексте.

Полифонический синтез образов и сюжетов разных национально-исторических мифологий был для романтиков путем к постижению идей и идеалов «абсолютной мифологии» и действительной (не умозрительной) возможностью воссоздания их в художественном творчестве.