Примечания

[1] Розанов В.В. Собрание сочинений. В мире неясного и нерешенного. Из восточных мотивов. М., 1995. С. 362. [2] Розанов В.В. Собрание сочинений. Мимолетное. М., 1994. С. 463. [3] Там же. С. 462. [4] Там же. С. 464. Акцентируя свое внимание на принципиальной противоположности христианства и египетской религии, Василий Васильевич не замечает их очевидной близости: «…в христианстве, и особенно в православии, развилось особое почитание смерти, до известной степени близкое древнеегипетскому, как и вообще существует некая подземная связь между египетским благочестием в язычестве и православием в христианстве. Мертвое тело здесь погребается с почтением, как семя будущего тела Воскресения и самый чин погребения у некоторых древних писателей почитается таинством». (Булгаков С.Н. Православие: Очерк учения православной церкви. М., 1991. С. 381).

Е.А. Королькова (спгуап) Созерцания и умозрения русских софиологов с. Булгакова и п. Флоренского

С. Булгаков и П. Флоренский являются представителями русской софиологической мысли, в основе которой находится мифологема Софии. Софиологическое направление в России можно определить как русский подход к проблеме всеединства. Принцип всеединства является основополагающим положением в мистицизме; отечественную софиологию можно представить в качестве философского осмысления духовного опыта русских мистиков В. Соловьева, С. Булгакова, П. Флоренского. Мистические чувства вышеуказанных личностей составляют источник их религиозно-философского творчества, об этом они писали в своих автобиографических произведениях. П. Флоренский писал об отсутствии у него иммунитета по отношению к мистике: «Я привык видеть корни вещей. Эта привычка зрения потом проросла все мышление и определила основной характер его — стремление двигаться по вертикали и малую заинтересованность в горизонтали». [1] С. Булгаков хотел выявить в философствовании или воплотить в умозрении свои религиозные созерцания. Созерцания и умозрения, феномены мистического опыта и саморефлексия составляют единую органическую жизнь русских софиологов. Исследование личного духовного опыта С. Булгакова и П. Флоренского, на наш взгляд, могло бы занять соответствующее место в книге В. Джемса «Многообразие религиозного опыта».

Мистические переживания, которые проходят в виде озарений, вызывают душевные потрясения у человека и приводят его сознание к перевороту, к обращению на другие ценности; обращением достигаются новые вершины духовной жизни, появляются новые силы и стремления, личность после этих озарений становится иной. [2] Мистические чувства, имевшие место в жизни П. Флоренского, вызвали у него отказ от позиций позитивизма, а духовный мистический опыт С. Булгакова способствовал его переходу от марксизма к идеализму, к свершению «прыжка на другой берег». У Флоренского есть описание своего духовного обращения: в период своих научных исследований, отвечающих требованиям позитивизма, он ощущал внутреннюю подавленность и тоску, ужас и духовную пустоту, но однажды во сне пережил следующий миг: «В это мгновение тончайший луч, который был не то зримым светом, не то — неслышанным звуком, принес имя — Бог. Это не было еще ни осияние, ни возрождение, а только весть о возможном свете. Но в этой вести давались надежда и вместе с тем бурное и внезапное сознание, что — или гибель, или — спасение этим именем и никаким другим… Мне это было откровением, открытием, потрясением, ударом. От внезапности этого удара я вдруг проснулся, как разбуженный внешней силой, и, сам не зная для чего, но подводя итог всему пережитому, выкрикнул на всю комнату: «Нет, нельзя жить без Бога!». [3] В обращении Булгакова в сторону религии свою роль сыграли неоднократно пережитые им мистические чувства, которые философ именовал встречами и зовами. Такие встречи мыслителя с Божеством происходили в горах на Кавказе, в Дрезденской галерее при созерцании картины Рафаэля «Сикстинская Мадонна».

Мистические чувства проявляются в эмоциях ликования, восторга; они обогащают человека жизненной энергией, стимулируют творчество. Религиозные переживания русских мыслителей были оформлены в софиологическую концепцию. В ней мифологема Софии предстает в качестве души мира, как ее живая божественная основа, как идеальный мир. Для самих философов София есть живое божественное существо. В основе концептуальных положений лежит духовный опыт, приобретенный в результате личных встреч софиологов с Софией. Булгаков описывает эту встречу так: «Перед мной горел первый день мироздания. Все было ясно, все стало примиренным, исполненным звенящей радости. Сердце было готово разорваться от блаженства…Хотелось в эту минуту умереть, душа просила смерти в сладостной истоме, чтобы радостно, восторженно изойти в то, что высилось, искрилось и сияло красой первоздания. И не умер в душе этот миг свидания,… первая встреча с Софией». [4]

У Флоренского первые переживания Софии связаны с видением божественных искр, которые он называет огненными вихрями Анаксимандра, ноуменальным огнем, бемовской первоосновой, духом земли. У Флоренского часто было переживание субстанции мира как огненной энергии: «Искры перекликаются с искрами и дают весть друг о друге. Сквозь всю жизнь мою пронизывается невидимая нить искр, огненная струя золотого дождя, осеменяющая ум…». [5] Для софийного восприятия мира характерно видеть природу, ее явления как проявление ноуменальной основы. Такое мироощущение с детства было присуще Флоренскому, для которого цветы, камни, горы… пронизаны глубинной энергией и являются символами, указывающими на существование духовного мира — мира ноуменов. Философ в своем творчестве признается в том, что всю свою жизнь думал об отношении явления к ноумену, об обнаружении ноумена в феномене.

Согласно софиологам, в явлениях природы проявляется ее внутренняя сущность, дух земли; в проявленном многообразии заключена единая первооснова всего сущего: «растения, камни, птицы… в подземном мире сплетаются между собою многообразными связями, образуют ткань всемирного соответствия. Человекообразные скалы и корни не случайно имеют свой вид: тут есть таинственное родство». [6]

Единство всего мироздания софиологами переживается как слияние своей души с воспринимаемыми явлениями. Такое тождество субъекта и объекта является основным онтологическим и гносеологическим принципом софиологической мысли. Мировая душа является трансцендентальным субъектом знания, разум которого проявляется в человеке как сверхсознание. У Флоренского эта мысль представлена следующим откровением: «Я хорошо помню это внезапное и далеко не повседневное ощущение, что взор встретился со взором, глаз уперся в глаз — мелькнет острое, и прекратится, да и не выдержать бы длительно этого прямого созерцания лица Природы. Но и мгновенное это ощущение давало абсолютную уверенность в подлинности этой встречи: мы друг друга увидели и насквозь друг друга понимаем… Однажды… я пережил ту же встречу… И это был взор приблизительно двухмесячного ребенка, моего сына Васи… это был взгляд сверхсознательный, ибо Васиными глазами смотрело на меня не его маленькое, несформировавшееся сознание, а какое-то высшее сознание, большее меня, и его самого, и всех нас, из неведомых глубин бытия». [7]

София у русских религиозных мыслителей раскрывается как любовь, предстает в качестве эротической космической силы. Сущность любви заключается в объединении всего сущего в единый организм, в притяжении противоположных начал друг к другу. Существуют разные формы проявления Эроса; высшей формой является любовь к Богу. Мистическое переживание давало мистику уверенность в том, что его встречи с божественным суть проявления божественной любви; согласно откровению Флоренского, человек угадывал себя в этом проявлении любимцем Софии; в его душе от таких встреч с Софией возникала любовь к ней, а через нее и ко всей твари. Познание Софии есть одновременно и Истина, и смысл жизни для софиолога.

София в размышлениях софиологов является, с одной стороны, мостом, объединяющем мир божественный с эмпирическим миром, а с другой стороны, она есть грань, которая их разделяет. В данном значении учение о Софии есть попытка русских мыслителей решить религиозную антиномию: Абсолютное одновременно трансцендентно и имманентно миру. В религиозном переживании мистик чувствовал присутствие Бога в мире, получал уверенность в божественности мира. Однако это мироощущение обостряло восприятие личностью существование зла в эмпирическом мире. Амбивалентность чувственного опыта в дальнейшем была выражена софиологами в учении о мире как становящемся Абсолютном, который только в своей основе софиен, но не в данном его состоянии.