Парадоксы детской грамматики

Исследователи детской речи отмечают общераспространенность явления словотворчества и большую точность детей в выборе языковых средств для него. В нашем исследовании мы получили ряд фактов, которые не отмечались ранее и которые могут уточнить существующие представления о характере языковых обобщений, лежащих в основе усвоения ребенком грамматического строя. В ходе эксперимента дошкольники (бо­лее ста детей в возрасте от трех до семи лет) должны были ответить на вопросы, провоцировавшие словообразование и словотворчество: «Как называют человека, который лечит детей (подметает двор, моет окна, вста­вляет стекла, ремонтирует утюги и т.п.)?» Ответы показали, что число детей, вовлеченных в словотворчество, невелико, особенно в младшем возрасте (от 25 до 50 процентов детей группы). Дополнительные эксперименты (рассматривание иллюстраций, игры) позволили объяснить этот факт. Дело в том, что для развертывания словотворческого процесса более адекватна ситуация, когда наглядно представлены существенные для номинации (называния) отношения. Первоначально появляются единич­ные инновации, которые ребенок не замечает. В дальнейшем словотвор­чес­тво становится регулярным, и тогда меняется характер поведения ре­бен­ка: он явственно начинает играть словами. В детском словотворчестве выделяется ряд взаимосвязанных явлений: 1) исполнительские действия на основе ограниченных и ущербных грамматических обобщений (оговор­ки, ошибки и пр.); 2) ориентировочные «пробую­щие» (А. В. Запорожец) действия, языковые игры; 3) соб­с­т­вен­но словотворчество — произвольное конструирование ненормативного языкового знака как средства экс­прес­сии (эс­те­ти­ческая функция) либо называния принципиально нового объекта (номинативная функция). Номинативная (назывная) функция словотворчества — первоначальная функция — со временем сдвигается на второй план, а на первый выступает функция ориентировочная и экспрессивная (эстетическая). Ребенок начинает обыгрывать слово, создавая по нескольку вариантов (лених, ленишка, аленок, алененок). Игра словами доставляет удовольствие.

Существует представление, будто дети создают инновации в том случае, когда им неизвестно точное наименование. Однако исследования в этой области показали, что словотворчество начинается в ситуации, когда слово известно ребенку (он его слышал), но недостаточно усвоено. Так, например, в коллективной игре «Почтальон принес открытки», которую мы проводили в старшей группе, каждый ребенок получил открытку с изображением спортсменов: борцов, пловцов, бегунов, прыгунов и др. Дети рассматривали открытки, им сообщались правильные наимено­ва­ния. После игры были проведены индивидуальные беседы с детьми, в ходе которых задавался вопрос: «Как назвать человека, который плавает?» И хотя все дети слышали правильное наименование, вариантов ответов получилось столько, сколько было участников беседы: плавники, плаваньи, плавальщики, плавщики, плавочники, плавекины, плавуны, плаваники, плавальники, купальщик, ныряльщик. С очевидностью выступает процесс «нащупывания» звукового облика основы и суффикса и складывается впечатление: дети идут в обобщении от общего принципа, способа к конкретному средству. О том, что именно этот процесс имеет место, свидетельствуют и такие примеры словотворчества, как читус, по­ли­вас, окнич, пишен, в которых в роли суффикса используются звукокомплексы, отсутствующие в языке. Трудно представить себе ситуацию, в которой ребенок мог бы услышать форму на -ус, -ас, -ен, -ич и приписать ей значение действующего лица. Здесь явно просматривается общая стратегия: показать некоторое значимое изменение грамматической формы, а средство на первых порах может быть любым. (Сравним аналогичные примеры: Это олениха и ее лених; Это лосиха и ее лосих. И даже такой: ребенок в игре со щенком (игрушкой) по имени Пиф обращается с вопросами: Пиф, Пиф, сколько у тебя бровь, бровев, бровей? Сколько у тебя ресниц? Сколько у тебя носов? Сколько у тебя ртэ?

Исследователи детского словотворчества отмечают, что ин­тен­сив­ность его снижается на седьмом году жизни. К. И. Чу­ковский связывал это явление со снижением природной чувствительности к языку, потерей лингвистической гениальности, проведя параллель с угасанием твор­чес­т­ва старших дошкольников в рисовании. Аналогичное явление спада твор­чес­тва после пяти лет отмечается и в режиссерских играх детей (Е. М. Гас­па­рова). Положение о спаде творчества, угасании чувствительности к языку не раз подвергалось критике (Ф. А. Сохин, Д. Б. Эльконин). Тем не менее, факт спада словотворчества к концу старшего дошкольного возраста подтвержден многочисленными экспериментальными материалами. Этот феномен получил в литературе ряд объяснений, которые, дополняя друг друга, выявляют широкий спектр социальных и психологических причин. Д. Б. Богородицкий отмечал как тенденцию большую морфологичность языка ребенка и последующее «сращивание» морфологических элементов (опро­ще­ние), в результате чего слова начинают употребляться как целостные «гештальты», далее неделимые. Е. А. Черемухина и А. М. Шахнарович выявили переход со словообразовательного уровня языка на лексический при поиске слова старшими дошкольниками, что близко точке зрения Д. Н. Богородиц­кого. А. Н. Гвоздев отмечал стремление ребенка говорить так, как говорят взрослые, освоить грамматические нормы языка. С освоением грамматических правил и норм связывает уга­са­ние детского словотворчества Т. Н. Ушакова. Л. И. Айдарова считает, что начальная школа не выдвигает перед ребенком таких задач, которые бы он мог решать лингвистическим способом, а это, в свою очередь, не может не приводить к притуплению языкового чутья.

В нашем исследовании мы также получили аналогичные материалы о спаде словотворчества в конце дошкольного возраста. Однако были и противоположные. Например, детям старшей и подготовительной групп предложили придумать кличку щенку так, чтобы было понятно, что щенок веселый. Дети старшей группы придумали 8 кличек, дети подготовительной — 26, в том числе: Веселка, Весельчак, Веселыш, Весельчок, Веселек, Веселя, Смешок, Добряк, Ласкиш. В течение четырех лет мы вели систематические записи детских высказываний на занятиях (их методика разработана в лаборатории развития речи НИИ дошкольного воспи­та­ния под руководством Ф. А. Сохина и О. С. Ушаковой; занятия проводила Т. М. Юртайкина). Методика включает дидактические игры — «Сказоч­ный теремок», «Кого не стало?», «Петрушкины загадки», «Киоск откры­ток», «Музей посуды», в которых заложены проблемные речевые ситуации, побуждающие к поиску производного слова и его форм, к языковой игре. Оказалось, что количество инноваций, созданных детьми в процессе занятия, не сокращается к концу старшего дошкольного возраста, а, наоборот, увеличивается.

Как же можно объяснить этот парадокс: при одних условиях (обыч­ных) словотворчество снижается, при других (экс­пе­­ри­ментальных) — его интенсивность возрастает? При естественном овладении языком ребенок сам приходит к языковым играм, выполняющим ориентировочно-иссле­до­ва­тель­с­кую фун­к­цию, и это приводит к своеобразному «взрыву» словотворчества. (Возникновение регулярного словотворчества носит действительно взрывной характер и сопровождается яркими внешними признаками: ребенок начинает обращать внимание не на предметы и игрушки, а на говорящего человека, смотрит ему в глаза, фиксирует внимание на губах, улыбается; все наименования с ходу становятся мотивированными, производными: моет окна — окнич, вставляет стекла — стек­лин, при­ши­ва­ет пуговицы — пугвинец, ремонтирует утюги — ремонтер, — хотя не­сколь­ко минут назад все эти деятели обозначались словами «дядя» и «те­тя»; на лицо все признаки открытия, о котором говорили исследователи В. Штерн и К. Бю­лер.) Языковые игры позволяют ребенку выяснить правила и границы словообразования, что приводит к почти полному ис­чез­но­вению грамматических ошибок и неточностей, позволяет порождать инновации, имеющие эстетическую окраску. При беспроблемности рече­во­го общения языковые игры исчезают (оставаясь в потенции, «врастая внутрь», Д. Н. Богоявленский), снижается поисковая активность. В стар­шем дошкольном возрасте у детей появляется критическое отношение к себе и своим грамматическим ошибкам. Поэтому в обычной обстановке дети начинают стесняться своих языковых игр и экспериментов. Тре­бу­ет­ся создание специальных игровых проблемных ситуаций, в которых бы словотворчество было адекватным способом речевого поведения. И тогда старшие дошкольники демонстрируют более высокие возможности игры словом, чем малыши. Аналогичная тенденция просматривается и в изобразительной, и в игровой деятельности детей: при соответствующем педагогическом руководстве творческие возможности старших дошкольников приумножаются (Т. Г. Казакова, Н. Я. Михайленко). Тем не менее, мы считаем открытым вопрос об угасании природной чувствительности де­тей к языку, ибо можно предположить, что педагогическое влияние лишь отодвигает к более старшим возрастам явление спада словотвор­чес­т­ва, отмечаемое при стихийном овладении детьми языком на седьмом году жизни.

Полученные материалы позволяют утверждать: освоение детьми грам­матического строя языка осуществляется активно на всем протяжении дошкольного детства, не только от двух до пяти. Словотворчество возникает как стратегия поиска знакомого, но малоусвоенного производного слова, превращаясь со временем в способ поиска незнакомых слов, языковой эксперимент, языковую игру. При стихийном освоении языка интенсивность словотворчества снижается на седьмом году жизни. Но в том случае, когда перед детьми ставятся коммуникативные задачи, решение которых связано с поиском нового, незнакомого слова, поисковая активность старших дошкольников оказывается более высокой, чем у детей двух — пяти лет. Это создает предпосылки для овладения словотворчеством как средством художественной выразительности.