Тема 8. Франция в хVl – первой половине хVll в.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ В ХVl в. В это время Франция с населением более 15 млн. занимала территорию, ненамного меньшую нынешней. Она уже была централизована, но еще в начале ХVl в. на Луаре, например, было около 150 частных застав для взимания пошлин. И хотя королевская администрация издавала ордонансы, запрещавшие эту старую феодальную практику, сил для проведения этих запретов в жизнь у центральной власти еще не было.

По уровню своего экономического развития в ХVl в. страна занимала в Европе третье место – после Англии и Нидерландов. В промышленности наиболее развитым было изготовление шелка, предметов роскоши, текстильное и печатное дело. Производство уже кое-где стало выходить из цехов, и появились первые мануфактуры. Наиболее развитыми торгово-промышленными городами были Париж и Лион в центре страны, Марсель на средиземноморском побережье, Бордо на Атлантике, Гавр и Дьепп на берегу Ла-Манша. Однако развитие городов шло неравномерно. Так, в Лионе, втором по величине городе Франции, преобладало купечество, причем итальянское, которое контролировало и ремесло. В ходе перемещения торговых путей, из-за Великих географических открытий, из Средиземноморья на Северо-запад Европы, в Нидерланды и Англию, начался упадок города. Зато стал расти Руан в Нормандии, ставший центром сукноделия, производства шляп и главным северным портом страны. Благодаря участию в торговле с Америкой население в нем выросло с 40-50 тыс. в 1500 г. до 100 тыс. к 1560 г. В конце ХV в. в городе было 3 госпиталя, содержавшихся за счет ремесленных братств и церкви, а также приюты для бедных. Примечательно, что, как и в других городах, в Руане проводилась своеобразная социальная политика: своих бедных содержали за счет специального налога, пришлых изгоняли в 24 часа, иногда, однако, давали деньги на дорогу. Такая система вела к росту бандитизма на дорогах.

Развитие городов сдерживала непоследовательная политика правительства, которая определялась, прежде всего, потребностями сбора налогов, а также традиционно средневековое состояние общественного мнения. Наибольший почет приносила не торговля, а обладание должностями и сеньориями, то есть феодальные привилегии. В итоге, хотя успехи в промышленности были, Франция все же оставалась страной аграрной, с преобладанием довольно отсталого сельского хозяйства. Ф.Бродель заметил, что Франция до ХХ в. была крестьянской страной. В Париже даже в начале ХVl в. держали голубей, кроликов, гусей, свиней. В Арле две трети жителей были представлены землепашцами, пивоварами, скотовладельцами, пастухами, рыболовами, охотниками, лесниками. Остальная треть имела виноградники. Это – результат политики королей, ограничивавших самостоятельность городов¹⁵⁰.

Не способствовала развитию городов и революция цен. В течение ХVl в. цены в стране увеличились в 4 раза, а заработная плата – только в 2 раза. Попытки королей Франциска l и Генриха ll регулировать цены провалились. В 1498 г. Франциск предписал властям на местах устанавливать "справедливые цены" сообразно урожаю и условиям каждого года. В 1508 г. цены устанавливались 1 раз в год. В 1519 г. стали регулировать цены и на места в гостиницах, причем каждые 3 месяца. Указ 1532 г. наказывал за повышение цен. Потом наказание ужесточилось, что свидетельствует о его несоблюдении. Но в 1551 г. новый король – Генрих ll – признал, что попытки упорядочить цены провалились. В итоге, в середине ХVl в. в Париже у бедноты расходы на основную пищу – хлеб – составляли 50-60% заработка. Сокращали заработки и многочисленные праздники. В Париже и Лионе, по сути, не работали 5 дней из 7, заработную плату получали за 100-110 дней в году.

К ХVl в. бóльшая часть крестьян уже выкупила личною свободу, но земля оставалась у феодалов. Свободных крестьянских земель – аллодов – почти не было. Преобладали наследственные крестьянские держания, за которые они несли землевладельцам чинш (ценз) и некоторые старые повинности. К ним, в связи с централизацией, образованием бюрократии и постоянной армии с ХVl в. добавились постоянные налоги. Наиболее крупным была талья. Первоначально она – сервильный сбор, взимавшихся сеньором нерегулярно и в неопределенных размерах (произвольная талья). По мере роста государственных расходов налоги стали называть королевской тальей. В середине ХV в. сеньориальная талья была вообще запрещена и осталась только королевская, как основной государственный налог. Ее платили и многие города. Другим крупным налогом стал соляной – габель, впервые введенный во времена Столетней войны. Поскольку соль потреблялась всеми, этот налог был самым ненавистным и в народе слово габелер (сборщик габели) стало худшим ругательством. Были и другие поборы. Наибольшим бременем они ложились на крестьян, менее горожан связанных с рынком. К этим платежам прибавлялась еще церковная десятина. Кроме того, крестьяне были опутаны ростовщиками, ибо денег для выплат по всем поборам у крестьян не хватало. Как результат – низкий уровень сельскохозяйственной техники.

Буржуазия резко расслаивалась на два крайних полюса. На одном из них концентрировалась крупная финансовая буржуазия, возникшая из разбогатевших купцов и ростовщиков. В централизованном государстве они получили новые источники обогащения: откупа и займы. Заинтересованное в регулярном притоке налогов, правительство практиковало отдавать хлопоты по их сбору богатому финансисту. Тот из своих средств вносил в казну требуемую сумму, а затем собирал ее с населения. Очевидно, такая система была выгодна откупщикам. Но так как одних налогов обычно не хватало, король прибегал к займам у тех же буржуа. Таким образом, крупная буржуазия приближалась к правящим кругам, становилась их финансовым донором.

Остальная буржуазия, наряду с крестьянами, несла основную тяжесть налогового бремени и продолжала оставаться угнетенной частью феодального общества.

Господствующим сословием продолжало оставаться дворянство. Крупные феодалы частично были истреблены, частично пошли на службу к королю, став придворными. Но преобладало провинциальное мелкое и среднее дворянство. В отличие от англичан, французские дворяне не занимались ни овцеводством, ни торгово-промышленной деятельностью. Они кичились своим происхождением, жили за счет крестьян, бездельничали или участвовали в войнах, которые давали им возможность пограбить или получить высокий чин. Составляя 2% населения страны, дворяне владели 20-30% всего национального дохода.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХVl в. Окончательно абсолютизм установился при сыне Карла Vlll Валуа – Франциске l (1515-1547). Он правил неограниченно, ни разу не собирал Генеральные штаты, сам вникал во все дела государственного управления. При нем развилась бюрократия и в королевском совете были созданы прообразы будущих министерств. Неограниченным он был и в других делах: имел ключи от комнат придворных дам в Лувре и мог неожиданно их навещать. На этих дам уходило до 300 тыс. экю в год, еще 200 тыс. – на швейцарскую гвардию при дворе. Общие расходы двора Франциска l составляли в год 1,5 млн. экю. С этого короля начался бурный рост двора во Франции.

Важным достижением Франциска являлось подчинение его власти французской церкви. В 1516 г. в Болонье он заключил с папой соглашение (конкордат), согласно которому король мог назначать своих епископов и получать в свою пользу часть церковных доходов. Король ставил на епископские должности своих людей, часто даже не имевших духовного сана. Таким образом, церковь во Франции превратилась в надежное орудие королевского абсолютизма.

По примеру своих предшественников Франциск начал завоевания с Италии – богатой, но раздробленной. Агрессивная внешняя политика определялась интересами дворянства, полагавшего, как и идальго в Испании, единственно достойным для себя занятием войну. Но, в отличие от испанских, у французских дворян и их короля не было таких источников дохода, которые делали бы их независимыми от хозяйства собственной страны. У Франции не было ни американского золота, ни богатых нидерландских купцов. Большинство французских дворян к ХVl в. были небогатыми и война была для них выходом. Войны они и требовали от своего короля. Но грабительские замыслы вуалировались средневековыми "возвышенными" идеями крестового похода с целью восстановления Византии и освобождения из-под власти турок гроба Господня.

В результате еще при предшественнике Франциска – Карле Vlll, в конце ХV в. начались походы в Италию. Франциск их продолжил. Он опирался при этом на постоянную армию, хотя еще сохранилась старая феодальная традиция, согласно которой каждый сеньор с доходом 500 ливров в год должен был посылать королю одного вооруженного солдата, а сеньор с доходом 300 ливров – одного стрелка из лука. К 1500 г. феодальное ополчение насчитывало 10 тыс. человек и включало также стрелков из мушкетов и солдат, вооруженных копьями и алебардами. На практике это была толпа плохо вооруженных вассалов со слугами. Наемные отряды тоже поначалу комплектовались из дворян, обедневших и поэтому шедших на королевскую службу в гвардию или отряды королевских копейщиков. Чаще это были южане-гасконцы. Но потребность в увеличении таких отрядов привела к тому, что в них стали брать и недворян. Однако не своих, а иностранцев: швейцарцев, немцев, шотландцев. Лишь командиры были французами. С такими силами в 1515 г. Франциск вторгся в Италию с лучшей в тогдашней Европе артиллерией. При Мариньяно он наголову разбил нанятую Миланом швейцарскую пехоту, которая до того считалась непобедимой. Но в дальнейшем Франциск столкнулся в Италии с Карлом V и началось их длительное соперничество.

Собственно, началось оно не в Италии. Мечтая об императорской короне, Франциск стал готовить в Германии почву для того, что его избрали императором после смерти уже дряхлого императора Максимилиана. Француза поддерживали многие германские рыцари, рассчитывавшие с его помощью добиться централизации Германии по французскому образцу и, следовательно, укрепить свои позиции в стране. Но порывистый, решительный Франциск оказался тогда не очень ловким дипломатом и в борьбе с Габсбургами быстро терял своих союзников. В частности, он поссорился со своим поклонником и опорой в Германии, Францем фон Зиккингеном, весьма авторитетным среди немецких дворян. Ссора вышла из-за того, что Зиккинген раздобыл где-то вексель на Милан и силой оружия взыскал с города всю сумму долга. Милан же после битвы при Мариньяно был союзником Франциска.

Когда Максимилиан умер, Франциск заявил, что потратит 3 миллиона, чтобы его избрали императором. Его агенты сорили в Германии деньгами. Но агенты сына Максимилиана, Карла Испанского (Фуггеры) были осторожнее. Они подкупали не "живыми" деньгами, а векселями, подлежавшими оплате лишь после избрания Карла. Впрочем, Франциску рассчитывать в Германии было, в общем-то, не на что. Германские князья были, в основном, против него, справедливо полагая, что Карлу не до германских дел, тогда как французский король привык к единоличному правлению. Потерпев на выборах поражение (императором, вспомним, стал Карл V), Франциск снова бросился в Италию. Но там ему уже противостоял Карл с мощной испанской армией.

Между французским королем и германским императором велись четыре войны. При этом Франциск обнаружил незаурядный военный и дипломатический талант. Он умел ослаблять своего противника союзом с его врагами, в частности, с турецким султаном, теснившим Габсбургов на Балканах. Однажды, после победы над Карлом и захвата Савойи и Пьемонта Франциск получил от раздосадованного Карла вызов на дуэль. Но этот рыцарский жест Франциск оставил без ответа.

Однако в целом борьба с Карлом была для Франции неудачной. В битве при Павии в 1525 г. Франциск попал к императору в плен. Но получил вскоре свободу, подписав договор, в котором отказывался от Италии, Фландрии, Артуа и Бургундии. Однако, вырвавшись из плена, он и не подумал соблюдать этот договор, ибо заранее оформил нотариально заверенный протест против всего, что подпишет в заточении.

В последующих войнах Карл вторгался в пределы Франции, но каждый раз из-за неурядиц в Германии он должен был возвращаться туда для усмирения князей. В конечном счете, в 1559 г. уже другими монархами был заключен мир в Като-Камбрези, по которому обе стороны отказались от своих притязаний и завоеванных территорий. Многочисленные людские и материальные потери обеих монархий и Италии, оказались, в итоге, совершенно напрасными.

ФРАНЦУЗСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ. Итальянские войны познакомили французских дворян с богатой культурой ее южной соседки. Французы стали перенимать передовую в то время культуру Италии. Ее моды, манеры, искусство, архитектура, литература нашли широкое распространение среди французских дворян.

Но формировавшийся в это время французский гуманизм был плодом не только итальянского влияния. Большое воздействие на культуру Франции оказали контакты с Германией. Труды Себастьяна Бранта, Рейхлина, Меланхтона, Лютера были знакомы передовым умам Франции. Особенно популярны среди них были сочинения Эразма Роттердамского. Франциск l даже делал неоднократные попытки привлечь Эразма к своему двору, но безуспешно.

Вообще, Франциск был довольно активным поборником новой культуры. В противовес схоластической Сорбонне основал Коллеж, в котором изучали древние языки, античность. Туда приглашались ученые-гуманисты. Королевский двор стал местом обсуждения новых идей. Сестра короля, Маргарита Ангулемская (после замужества – Наваррская) покровительствовала писателям, гонимым за религиозные убеждения и свободомыслие. Сама писала пьесы, стихи, была автором сборника новелл "Гептамерон", в котором метко изображались нравы тогдашней знати.

Помимо такого, аристократического гуманизма, во Франции получил распространение и гуманизм народный. Его наиболее ярким представителем был Франсуа Рабле (1494-1553), автор знаменитого романа "Гаргантюа и Пантагрюэль". В нем Рабле запечатлел лучшую пору французского Возрождения. Роман стал подлинной вехой в истории культуры Франции, в нем, по свидетельству многих исследователей, кроется ключ к пониманию народного юмора. Один из современников писателя отмечал: "Потомки могут подумать, что он [Рабле] был шутом, скоморохом. Напрасно. Он не был ни тем, ни другим. Обладая умом глубоким и редким, он высмеивал род людской, его безрассудные прихоти и тщету его надежд…".

О жизни Рабле сохранилось много легенд, анекдотов и ничтожно мало достоверных сведений. Родился он в Турени, в г.Шинон. Его отец был, по-видимому, адвокатом. Мать умерла рано, и с десятилетнего возраста начались скитания Франсуа по монастырям. В 25 лет он постригся в монахи, а спустя 9 лет навсегда уходит из монастыря. В 36 лет становится студентом медицинского факультета университета в Монпелье. В том же, 1530 г. он сдает экзамены (по трактатам Гиппократа и Галена) и становится бакалавром медицины. В Лионе он служил врачом местного госпиталя, где за мизерную плату обслуживал до 200 больных в палате, лежащих, нередко, по несколько в одной койке. Рабле – врач-новатор. Он публично анатомирует труп повешенного (неслыханное тогда дело); публикует перевод "Афоризмов" Гиппократа, причем греческий оригинал печатается параллельно с латинским. Впервые средневековые врачи получают подлинного Гиппократа с переводом специалиста.

Одновременно Рабле готовит и другую книгу, непохожую на научные трактаты и в 1532 г. издает в Лионе "Бесценную жизнь великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля" – ехидную пародию на современные ему нравы¹⁵¹. Поначалу Рабле писал ее для развлечения своих больных. Но в это время в стране стало распространяться антикатолическое движение, появляются плакаты против папы и католической церкви. И гуманист Франциск l, видя, что новые идеи стали достоянием улицы, прекратил опасные игры в свободомыслие. Под влиянием консервативных профессоров Сорбонны он едва не запрещает печатать книги.

Рабле, согрешивший против церкви не только своим памфлетом и медицинской практикой, но и уходом из монастыря, что было грубым нарушением церковных установлений, почел за лучшее скрыться. Затем он оказывается в Риме и добивается от папы отпущения грехов. Ему разрешается заниматься медицинской практикой, но надо вернуться в какой-либо бенедиктинский монастырь. В 43 года Рабле получил высшее ученое звание – доктора медицины. Но лишь в 1546 г., после 12-летнего перерыва Рабле решается продолжить публикацию своего романа. Сочинение мэтра Рабле быстро завоевывает популярность. Она столь велика, что часть глав четвертой книги издатель берет в рукописи, обрывавшейся на незаконченной фразе.

Но вскоре против автора ополчаются фанатики, сначала католики, затем и протестанты. Сам Кальвин объявил Рабле "безбожником среди псов и свиней". Лишь покровительство друга писателя, близкого к гуманистам епископа Жана дю Белле спасает положение Рабле. Он пристроен священником, но в своем приходе показывается мало, а незадолго до смерти и вовсе отказывается от должности.

Свою книгу Рабле писал более 20 лет, издавая ее частями. В ней отразилась эволюция французского гуманизма. В первых двух книгах (1532-1543) Рабле молод, как молодо и французское Возрождение. В книгах все весело, добро торжествует над злом. В последующих трех книгах (1546-1562 – последняя книга издана после смерти автора) читателям становится уже не так смешно. Аллегории – этот неотъемлемый атрибут средневековой литературы – становятся мрачными, шутки страшными и злыми. В этом отражаются изменения действительности, окружавшей автора: гонения на передовые умы во Франции, связанные с борьбой католицизма и реформаторов. Франциск l, в общем-то, равнодушный к религии, из политических соображений – необходимости сохранения страны и верховенства короля, способствует столь жестокому преследованию протестантов, что даже папа Павел lll порекомендовал королю умерить "благочестивый пыл" в истреблении еретиков. В этих условиях создавались третья, четвертая и пятая части книги. Последняя, изданная, как отмечалось, после смерти Рабле, у многих исследователей порождает сомнения в авторстве. Возможно, ее кто-то правил (причем, скорее всего, протестант).

В чем же неослабевающая популярность романа? Ведь в нем – сказка, шутки, вымысел, а автор – ученый медик, да еще монах. Французский историк Мишле писал: "Ни один из наших писателей не дал такой полной картины своего времени… Это энциклопедия. Вот почему Рабле превосходит даже Сервантеса". Действительно, роман великолепно отражает французское общество ХVl в. Перед читателем не только раскрывается психология тогдашнего человека, но истоки знаменитого французского юмора, едкого, порой поверхностного или чересчур откровенного, но меткого, годного на все случаи жизни. Вместе с тем, роман Рабле – это и трактат, политический, философский, эстетический. И это – произведение искусства, написанное великолепным языком¹⁵².

Больше всего в романе достается церкви, которая во Франции ХVl в. имела до трети всех земель. Ее имущество оценивалось тогда в 7 млрд. франков. Обман, стяжательство и разврат духовенства вошли в пословицы. Наиболее зло Рабле видит в монахах, называя их "капюшонники чертовы"¹⁵³. "Почему не любят монахов?", спрашивает один из героев Рабле. Ему отвечают: "Они пожирают людские отбросы, то есть грехи и как таковым, дерьмоедам, им отводят места уединенные, удаленные от внешнего мира, как отхожие места". "Почему все чуждаются монахов? - От них польза, как от обезьян, которые не сторожат дома в отличие от собак, не тащат плуга в отличие от волов, не дают молока и шерсти в отличие от овцы, не возят тяжестей в отличие от коня, а только всюду гадят и портят. Так же и монах не пашет землю в отличие от крестьянина, не охраняет отечество в отличие от воина, не лечит больных в отличие от врача… Но ведь они молятся за нас. – Какое там. Они без всякого толка бормочут молитвы, сами не понимая их смысла. Это насмешка над Богом, а не молитва. Дай Бог, если они молятся за нас, а не думают о своих хлебцах и жирных супах". "Монахи, – продолжает в другом месте Рабле, – не едят, чтобы жить, а живут, чтобы есть". И еще: "Я как монах, на все руки мастер: и пить, и гулять, и часы считать".

Рабле изощряется в критических сюжетах: некто вылечивал все виды истощения, постригая больных на 3 месяца в монахи. Он уверял, что если они в этом случае не разжиреют, то не только врачебное искусство, но и сама природа бессильна. Писатель замечает, что в его времена в монастыри идут лишь, из женщин только кривоглазые, хромые, уродливые, слабоумные, а из мужчин – сопливые, придурковатые, лишние рты. Характерны имена, которые Рабле дает своим персонажам – монахам¹⁵⁴: брат Артурий Нюхозад, сестра Толстопопия, и т.п. Он едко высмеивает нравственность духовенства и, в первую очередь, монахов. У паломника Неспеша спрашивают, а не присоседились ли за время паломничества к его жене монахи? Он отвечает, что за свою жену не беспокоится, ибо тот, кто увидит ее днем, не станет ради нее рисковать ночью. Собеседник возражает: нет, если монахи завелись поблизости, то, как хорошие мастера, для всякой вещи найдут применение. Ибо даже в тени от монастырской колокольни есть нечто оплодотворяющее. Характерны и имена святых: Св. Сосиска, Св. апостол Препохабий, Св. угодница Милашка. Часто на страницах романа встречается выражение: "Напоить по-богословски".

Не забыта и инквизиция: "Мы еретиков, как блины, печем". "Кутнем напропалую. Рассуждая таким образом, вы никогда не станете еретиком".

Примечательно, если первоначально Рабле сочувственно отнесся к Реформации, то после укоренения в Женеве Кальвина и начала преследования кальвинистами свободомыслия Рабле отворачивается от протестантов, которые, как отмечалось, платили ему тем же. В религиозных вопросах писатель – за веротерпимость. Пантагрюэль говорил, что человек не должен воевать за Бога и принуждать кого-либо к вере. Рабле чужда религиозная экзальтация и строгое выполнение церковных предписаний: "лучшее лекарство от бессонницы – молитвы или пение псалмов".

Как и все гуманисты, Рабле оставался религиозным человеком. Атеизма в эпоху, когда науки о природе еще только зарождались, еще не могло быть (Л.Февр). Но, хотя и иным путем, чем, например, Эразм, Рабле внушал читателям сомнение в христианских догматах, снимал с них ореол святости.

После церковников, как бы на втором месте по критической направленности, стоят в романе судебные чиновники: судьи, адвокаты, прокуроры и т.п. Издевается над ними Рабле довольно резко. Пантагрюэль говорит, что книги по юриспруденции напоминают ему красивый и нарядный плащ, расшитый золотом и драгоценными камнями, а по краям отделанный дерьмом. В другом месте: юристы не могут понять римских законов, ибо их язык – это язык печников, поваров, а не законоведов… Знаниями гуманистических наук они могут похвастать, как жаба перьями. Само слово "процесс" автор выводит от глагола "процеживать" и задача юристов – без конца процеживать дела и выцеживать из кошельков. Отсюда: "судебный разоритель – то бишь исполнитель".

Не остаются в стороне актуальные политические проблемы. Осуждая феодальные усобицы в стране, Рабле решительно выступает и против завоевательных войн вообще. Он ниспровергает знаменитых полководцев с пьедестала. Один из героев романа, побывавший на "том свете", видел, как Сципион Африканский торговал на улице винной гущей, Ганнибал – яйцами, Юлий Цезарь и Гней Помпей смолили лодки. То есть, по мнению Рабле, большего они не заслужили. Отец Гаргантюа, Грангузье говорит "То, что в былые времена у сарацин и варваров именовалось подвигами, то ныне мы зовем злодейством и разбоем". Причины войн Рабле называет точно: "Звонкие монеты – мышцы сражений". Писатель за то, чтобы не вмешивались в волю народов, не угнетали, не порабощали. Пусть народы объединяются в добровольные союзы, пусть более сильная страна проявит доброжелательство к более слабой и т.д. Рабле повторяет мысль Платона: "Государства только тогда будут счастливыми, когда цари станут философами или же философы – царями". Как и большинство гуманистов, Рабле надеется на просвещенного монарха. Он замечает, что власть имущий должен быть очень мудр и осмотрителен, ибо "видные посты срывают с человека все покровы, раскрывают всю его подноготную".

Он весьма невысокого мнения о правящем сословии. "Эти короли – сущие ослы: ничего не знают, ни на что не годны, только и умеют, что причинять зло несчастным подданным, да ради своей беззаконной и мерзкой прихоти будоражить весь мир войнами". Им под стать и их дворяне: герцог де Лизоблюд, граф де Приживаль, сеньор де Скупердяй, сеньор Плюгав, обер-шталмейстер Фанфарон, герцог Грабежи, военачальник Жри. В другом месте: герцоги де Пустомель, де Карапуз, де Шваль, принц де Парша и виконт де Вши. Или: граф Буян, военачальники: Молокосос, Бедокур, Улепет, вельможи Лижизад и Пейвино.

Начиная с третьей книги, на страницах романа стало появляться слово "тиран". Хотя из тактических соображений Рабле именует Франциска l, а затем и его сына Генриха ll величайшими, но того, от которого он не зависит – Карла V – "маленьким скрюченным человечком".

Как и все гуманисты, Рабле выступает против сословной ограниченности, за равенство всех людей. Один из его героев, монах, брат Жан Зубодробитель создает новую общественную организацию, свою "Утопию" – аббатство Телем (греч. – желанная). Рабле знал "Утопию" Мора, но так глубоко не копнул. Корень зла Рабле видел в насилии над человеком. Человек должен быть свободен, и поступать сообразно своим желаниям. На этих принципах и создалась обитель Телем. Вся жизнь телемитов была подчинена не уставам и законам, а собственной воле и хотению. Было лишь одно правило: "Делай, что хочешь". Ибо, как считал Рабле, людей свободных, происходивших от добрых родителей, просвещенных (а только таких принимали в Телем), находящихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом, наставляет на добрые дела и отвлекает от порока.

Телемиты счастливы, доброжелательны друг к другу, прекрасны физически (иных не брали) и духовно. Свобода способствовала развитию их дарований: все они поэты и музыканты, ученые (знают не менее 5-6 языков) и артисты. Перед такой мечтой Рабле меркнут суровые проекты Мора. Но в этой светлой идиллии Рабле благосостояние Телема покоилось на работе целой колонии мастеров всех специальностей и зависимых крестьян, которые обслуживают этих утонченных телемитов. Там были, пишет Рабле, особые гардеробщики, умелые горничные: рядом – огромное светлое здание, где жили ювелиры, вышивальщицы, портные и другие, работавшие на телемитов. Мужчины, навещавшие женщин, должны были непременно пройти через руки парфюмеров и цирюльников.

Рабле не избег того тупика, в который заходили мыслители, мечтавшие о равенстве людей. "Если будут все равны, кто же будет работать?", - спрашивали их. Мор попытался решить эту проблему обязательным для всех трудом. Но он допускал рабство. Рабле устроил в своем Телеме "чистые и светлые" работные дома. Рабле также не поднялся над гуманистическим индивидуализмом. Он лишь надеялся, что свободные телемиты в силу всех своих качеств будут хотеть одного и того же. Мор, не витая в облаках, считал, что всеобщее благо невозможно без подчинения личных интересов общим.

Как и другие гуманисты, Рабле отвергал схоластику, господство религии в образовании и воспитании. В романе читаем: "Лучше совсем не учиться, чем учиться по таким книгам и под руководством таких наставников, ибо их наука – бредни, а их мудрость – напыщенный вздор, сбивающий с толку лучшие, благороднейшие умы и губящий цвет юношества". "От большой школьной учености человек еще не делается мудрым".

Как пример едкой пародии на схоластику можно привести рассуждение магистра Сорбонны о колоколах (с просьбой, что Гаргантюа их вернул): "Всякий колокол колокольный на колокольне колокольствующий… колоколение вызывает у колокольствующих колокольственное. В Париже имеются колокола. Что требовалось доказать". Не менее едко писалось о схоластах-лекарях: "Самое действенное средство: обернуть различные схоластические писания в прогретое полотно, сверху посыпать порошком из сухих какашек и приложить к больному месту".

В романе много пародий на схоластические сочинения, писавшиеся часто на совершенно нелепые темы. Нередко выдуманные нелепые трактаты Рабле приписывает реально существовавшим схоластам: "Постановление Парижскского университета касательно кокетства гулящих бабенок", "Искусство благопристойно пукать в обществе", якобы Ортуина Грация (известного противника Иоганна Рейхлина), "Об употреблении бульонов и достоинствах перепоя", "О способе какания" якобы Пьера Тартаре (врага Рейхлина), "Метелка проповедника", сочинение Дармоеда, "Перевозная пошлина, вымогаемая, то бишь взимаемая нищенствующими монашескими орденами", "Ослоумие аббатов", "Об употреблении горчицы после еды", в 14-ти книгах, "О том, как надо чистить и пачкать кардинальских мулов" и т.д. Достается схоластам и с другой стороны. Один из персонажей романа, магистр, говорит: "…если мы лишимся крепких напитков, то утратим… и все наше разумение".

Отвергая средневековую науку и школу, Рабле раскрыл перед современниками новый, гуманистический метод воспитания. Гаргантюа, поглупевший от схоластических занятий, начал изучать саму природу, искусства в сочетании с физическими упражнениями. Все обучение и воспитание подчинено идее целесообразности. Одновременно Рабле ставит цель универсального, энциклопедического образования, необходимого для формирования разносторонней личности – мечты гуманистов. Система обучения, разработанная Рабле, была весьма прогрессивной.

Книга Рабле весела. Смеются все, и ее герои, и читатели. Монахов писатель назвал "бичами веселья". Смех – элемент жизненной позиции Рабле, его философии. При этом Рабле часто непристоен, причем нарочито, с натуралистическими подробностями. Собственно, он воевал со средневековьем его же оружием. Гротеск, символы, хлесткие гиперболы и сравнения, обидные ярлыки, навешиваемые врагам, причудливое переплетение мифов и реальности. Все это есть в романе и оно было близким думающему читателю ХVl в. Для нас же Рабле и его роман – образная характеристика эпохи, сделанная передовым человеком своего времени и талантливым писателем.

Следует, однако, заметить, что хотя взгляды Рабле и его роман обычно относят к проявлению французского Возрождения, само его мышление традиционно, то есть, тяготеет к средневековой смеховой, карнавальной культуре (М.М.Бахтин). Чисто средневековое место занимает в романе религия, хотя отношение ней уже критично, нет средневекового приятия и смирения. Но критикуется религия и духовенство типично по средневековому – навешиванием ярлыков, без анализа, присущего новому времени. У Рабле – не рационализм – а эмоции.

Чтобы правильно понять и оценить роман, надо проникнуть в эпоху, во многом отличную от нашей. Прежде всего, в средние века – это жесткое противопоставление официального и простонародного. Например, официальный праздник – прежде всего освящал прошлое, незыблемость и вечность миропорядка, существовавшего строя. Праздник – торжество победившего порядка. Противоположность официальному празднику – карнавал. "Похвала глупости" Эразма – карнавал. Роман Рабле – тоже карнавал. Воспевание плоти, причем в грубой, простонародной форме – реакция на средневековый аскетизм, через смеховую культуру, через гротеск, избыток эмоций. От карнавальной вседозволенности – и ругательства (посылать в ж… - то есть туда, где старое разрушается и создается новое). Как говорили в ХVl в., Рабле мудро дурачится. В средние века смех – символ свободы. Недаром с Vlll по ХVl вв. запрещали "праздники дураков". Но и допускали "дурачков" – шутов. Смех – победа над страхом. Брань, которую часто встречаем у Рабле – культура площади в городе, так же как обжорство – гротеск во всем. Пир освобождает слово от страха. Тело – как символ плодородия. Зад – лицо наизнанку. Вино – это кровь. Ведь эпоха Рабле – это итальянские войны.

Так в поведении и взглядах Рабле проявились противоречия эпохи. С одной стороны он – прославленный доктор медицины, священник, с другой – автор непристойного романа, в котором выступил как пьяница, сквернослов, шут. Но, вспомним, что для современников Рабле было характерно буйство, капризы, предрассудки, невежество, быстрота, с которой они хватались за шпаги, доверчивость.

Кстати, в это бурное время жил и ставший теперь чрезвычайно популярным Мишель Нострадамус (1503-1566), происходивший из южнофранцузских евреев¹⁵⁵. Оба его деда были лейб-медиками видных французских аристократов. Отец, богатый нотариус, в 1513 г. перешел в католичество. Мишель окончил университет в Монпелье, стал бакалавром с правом на медицинскую практику. В 26 лет написал докторскую диссертацию. Частые эпидемии чумы, в одной из которых погибла и его семья, побудили обратить все свои знания на борьбу с ними. Он стал новатором, применяя опыт народной медицины – травы, а не кровопускания и клистиры по любому поводу, как тогда было принято. Проявил себя и тонким психологом, используя против эпидемий не только хорошо организованные санитарно-профилактические и медицинские мероприятия, но и религиозность людей "Верь и вера твоя спасет тебя!" Создал также пилюли, спасшие практически всех, кто их принимал, за что получил пожизненную пенсию от парламента Прованса и известность во всей Франции. Читал лекции, среди слушателей которых был и молодой Рабле, которому предсказал будущую славу. Спроектировал канал для оздоровления климата, который построили, и до сих пор им пользуются 18 деревень. Умер от инфаркта, предварительно заявив: "Завтра на рассвете меня не станет".

Приобретя славу успешного врача, Нострадамус увлекся оккультными науками. Он проникся убежденностью, что можно открыть завесу, скрывающую будущее. А предсказания тогда были делом хлебным: массовыми тиражами выходили соответствующие альманахи. В 1550 г. и он выпустил такой альманах с помесячными предсказаниями и продолжал их выпускать ежемесячно до самой смерти. Но громкой славы они не принесли и до нас дошел только один. В 1555 г. опубликовал первую часть книги "Пророчеств", доходящих до ХХХVIII в. с 12 точными датами (от 1580 до 1999 г.) и многими относительными. Т.е. основная масса их уже должна была сбыться. Но предсказания были написаны столь туманно и загадочно, то о них все продолжают спорить. Сам Нострадамус свой загадочный стиль объяснял опасением встречи с инквизицией (его в молодости уже вызывали на допрос, но он тогда уехал из Франции). Популярен он стал после исполнения его туманного предсказания о гибели короля Генриха II. Но это предсказание было не только туманным, но и неточным ("молодой лев одолеет старого на поле битвы в одиночной дуэли, он выколет ему глаза в золотой клетке"), ибо соперник короля, Монтгомери, был только на 6 лет моложе и шлем на короле не был золотым. Однако смерть короля была столь неожиданной, что на неточности внимания не обратили, и к Нострадамусу пришла новая слава. Предсказал он и скорую смерть болезненного наследника трона Франциска II. Во время встречи с Екатериной Медичи и Карлом IХ он предсказал мир и покой с 1566 г., что, однако, не сбылось. Утверждали, что он предсказал Генриху Наваррскому французский трон. Но ко времени восшествия его Нострадамус уже умер, а это предсказание было опубликовано лишь в 1718 г., так что его достоверность – сомнительна. В дальнейшем его иносказательные, туманные предсказания, расположенные не по хронологии, привязывались, "задним умом", к разным событиям, соответствующим образом комментировались, порой дополнялись.

За 400 лет Нострадамуса толковали более 6 тыс. раз. Из 449 предсказаний 18 – явно неверно, 41 – осуществилось частично (но они – туманные). 300 нельзя соотнести с каким-либо одним, конкретным событием. То есть подбрасывание монетки дает лучший результат¹⁵⁶ Примечательно, что среди скептиков достоверности этих предсказаний – больше всего историков.

РЕФОРМАЦИЯ ВО ФРАНЦИИ стала активно распространяться с появлением там некоторых последователей Лютера, бежавших из Германии. Затем она приобрела популярность среди юго-западных городов, где рабочие и ремесленники стали переходить в кальвинизм. Но скоро и дворяне юга страны начали присоединяться к этой ветви протестантизма. Причины их интереса к кальвинизму были связаны, во-первых, с возможностью воспользоваться церковным имуществом, во-вторых (и это, пожалуй, главное), с желанием выйти из-под зависимости центральной королевской власти. Обходиться без дорогостоящей монархии – было также и желанием буржуазии крупных океанских портов юго-запада. Она хотела богатеть на свой страх и риск по образцу фламандской или голландской. Здесь еще помнили и средневековые вольности, которые были ликвидированы королевской властью к неудовольствию горожан юга. К Реформации присоединилась также часть аристократов, те, кто желал воспользоваться смутой, чтобы восстановить свои былые вольности, сделаться независимым от короля, подобно немецким князьям. Таким образом, Реформация стала знаменем сторонников сепаратизма.

Оплотом католицизма осталась королевская власть и северофранцузские горожане. Для королей было важно, что католическая церковь во Франции олицетворяла централизованное государство. После известного конкордата 1516 г. французская церковь была слабо зависима от Рима, и король частично пользовался ее доходами, что взаимно их сближало. Крупная буржуазия севера и, в частности, парижская, была заинтересована в единстве страны и сильной королевской власти, с которой она была тесно связана. Поэтому и она оставалась оплотом католицизма. Дворяне севера, также заинтересованные в сильной королевской власти, в основной массе сохранили верность католицизму. Под мощным влиянием католического духовенства находилось и крестьянство, оказавшееся вообще вне идей Реформации. В деревне еще сохранялись консервативные аграрные порядки, оттого и не было благоприятной почвы для распространения протестантизма.

Франциск l, занятый войной с Карлом V, поначалу на протестантов обращал мало внимания. Он даже использовал немецких князей-лютеран для борьбы с Карлом. Но с 30-х гг. отношение короля к реформаторам, как отмечалось, изменилось. Сказался и начавшийся тогда конфликт с Генрихом Vlll Тюдором. Для активизации борьбы с протестантами Франциск ввел инквизицию, а его сын, Генрих ll (1547-1559) в первый же год своего правления учредил трибунал для борьбы с протестантами – "Огненную палату". В отличие от Франциска, Генрих был человеком холодным, черствым и это проявилось в его первом же акте против протестантов. Еще до создания "Огненной палаты" был издан эдикт, повышавший наказание за "богохульство". Если, например, уличенный в кальвинизме попадал под суд в 5-й раз, его привязывали ошейником к позорному столбу, в 6-й раз – разрубали верхнюю губу "так, чтобы были видны зубы", в 8-й раз – вырывали язык.

"Огненная палата" пачками выносила смертные приговоры протестантам, которых сжигали как еретиков, чем и объяснялось ее грозное название. Тогда же за французскими протестантами закрепилось название гугеноты¹⁵⁷.

В 50-60-е гг. французская монархия переживала кризис. Итальянские войны окончились неудачей. Провались расчеты дворян на приобретение богатств и земель. Особенно недовольны были южнофранцузские дворяне, традиционно более многодетные и бедные, чем северяне, к тому оттесненные от выгодных административных должностей королевскими придворными кланами, особенно Гизами.

Генрих ll, прославившийся усилением репрессий против кальвинистов, в 40-летнем возрасте погиб, нелепо, но как рыцарь, на турнире в честь бракосочетания его дочери: был неожиданно ранен в глаз сломавшимся древком копья, прошедшего сквозь прорезь шлема. После него на престоле, сменяя друг друга, побывали болезненные, страдавшие туберкулезом, сыновья Генриха. С ослаблением династии начались дрязги среди аристократии, которые облеклись в религиозную оболочку: часть знати сохранила верность католицизму, другие – облачились в гугенотские одежды.

Наименьший след из сыновей Генриха ll оставил старший – Франциск ll. Он страдал от головокружений, обмороков, болезни носа. Физические страдания способствовали вспышкам гнева. В 15 лет его женили на 16-летней Марии Стюарт. А спустя год он умер, простудившись на охоте, которую очень любила его молодая жена. Королем стал другой сын Генриха, Карл lХ (1560-1574). При нем в королевском окружении большую роль стали играть лотарингские герцоги Гизы, родственники Марии Стюарт. Они выдвинулись как лидеры католического лагеря и непримиримые борцы с протестантами. Гугенотов возглавили Бурбоны, среди которых вскоре выделился дальний родственник правящей династии Валуа, молодой, энергичный Генрих, король крохотного, вассального от Франции, королевства на границе с Испанией – Наварры¹⁵⁸. Генрих был крещен и с раннего детства воспитывался в католической вере, но под влиянием обстановки в Наварре и взглядов родителей стал поддаваться новым религиозным идеям.

В 1560 г. была сделана попытка примирить враждующие группировки. В Орлеане созвали Генеральные штаты, не собиравшиеся 75 лет. Но соглашения на них достигнуто не было, и противоречия только обострились.

РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ (1562-1598)¹⁵⁹. Между гугенотами и католиками все чаще стали возникать столкновения. Уже в 1560 г. на юге гугенотские дворяне даже начали захватывать церковные земли. Дело явно клонилось к гражданской войне. И вскоре она действительно вспыхнула, к чему приложили руки и соседи: англичане поддержали протестантов, испанцы – Гизов (обе страны – чтобы ослабить Францию). В 1562 г. герцог Гиз проезжал со свитой через городок Васси. Там в это время собрались на молитву две сотни гугенотов. Гиза это возмутило, и он со свитой напал на молившихся в одном из амбаров. В результате было убито 73 гугенота и 14 ранено, у людей Гиза - 1 был убит и несколько контужено. У свиты Гиза были аркебузы, у гугенотов – только камни. Эта резня и послужила сигналом к войнам, продолжавшимся, с перерывами, более 30 лет. Всего было 10 войн.

Обычно всю эпоху гражданских (религиозных, гугенотских) войн разделяют на 3 периода:

1. От убийства в Васси до Варфаломеевской ночи (1562-1572). В это время происходила борьба двух феодальных группировок за право быть в ближайшем окружении короля, то есть за власть в стране. Гизы, при этом, формально выступали совместно с королем и прикрывались маской защитников королевской власти от посягательств гугенотов.

2. От Варфоломеевской ночи до создания Католической лиги (1572-1576). Гугеноты к этому времени убедились, что захватить короля и править страной от его имени не удастся. Поэтому они пытаются создать на юге свое обособленное государство. И Гизы тоже начинают постепенно отдаляться от короля.

3. От создания Католической лиги до вступления в Париж короля Генриха lV (1576-1598). Сначала на севере появляется организация католиков – Католическая лига. Затем обе противоборствовавшие группировки – Гизы и Бурбоны начинают бороться с королевской династией Валуа, оказавшейся неспособной управлять страной в такой ситуации. Заканчивается период убийством короля Генриха lll Валуа и приходом к власти Генриха Бурбона.

Первый период религиозных войн не отличался особой интенсивностью. Армии обеих группировок были невелики – на крупные не хватало денег. Ибо ХVl в. – время наемных армий. В королевских войсках под командой Гизов сражались французские, испанские, итальянские, швейцарские, греческие и даже албанские наемники. С самого начала в войны вмешивались иностранные государства, ибо все королевские дома Европы были связаны теми или иными родственными узами и поводов для вмешательства хватало. Гугенотов поддерживали протестантские князья Германии и, как отмечалось, Англия, чей вспомогательный отряд высадился в Гавре. В армии гугенотов, кстати, оказалось много офицеров, уволенных из королевских вооруженных сил из-за нехватки в казне средств. В начале войны, в 1562 г. королевская власть располагала лишь 28 тыс. пехоты и 6 тыс. кавалерии. Гизов снабжали деньгами папа и Филипп ll Испанский. Опорой католиков был север страны. Их лозунг - "Единый король, единый закон, единая вера". Гугеноты опирались, в основном, на южную Францию, а также на дворян Нормандии.

Военные действия трижды начинались и приостанавливались. После третьей войны, которая велась с переменным успехом, в 1570 г. был заключен так называемый Сен-Жерменский Эдикт примирения. Он стал наивысшим политическим достижением гугенотов за весь период войн. Их богослужение было разрешено на всей территории страны. Им также позволялось занимать государственные должности. В их руках были оставлены 4 крепости с гарнизонами.

Такой результат был, во многом, обусловлен политическими интересами двора. Мать тогдашнего короля Карла lХ, итальянка Екатерина Медичи, пользуясь слабоволием своего сына, вела свою политику. К религии она была равнодушна, но сочла, что Гизы при дворе излишне усилились, и решила использовать гугенотов как противовес, считая их слабой стороной в конфликте. Большинство характеристик этой королевы – отрицательные. Многие современники и историки, не говоря уже о писателях, приписывали ей организацию многочисленных убийств, создание целой лаборатории для подготовки ядов (сказывалась слава итальянцев как лучших в Европе отравителей). Генрих Бурбон называл ее "Госпожа Змея". Но не была она ведьмой. Происходила, по матери, из аристократического рода. В молодости была красива, особенно славились ее руки, которыми она гордилась и в зрелые годы. Вышла за Генриха ll по любви. Была ему верна, несмотря на непостоянство супруга. После его смерти надела траур и больше его не снимала. Родила 10 детей, из которых 7 выжило, хотя все мальчики, как отмечалось, оказались слабыми, обремененными, помимо туберкулеза, многими болезнями. После смерти супруга основной свое целью Екатерина считала сохранение сильной, авторитетной королевской власти. И в этом смысле она была большей патриоткой Франции, чем гугеноты. К религиозным спорам относилась прагматично, с учетом пользы для ее сыновей – королей. А так как сыновья оказались "не очень", многое, в том числе грязную работу, брала на себя. Понимая, как можно воздействовать на мужчин, держала при дворе 300 молодых и очень красивых фрейлин, используя их чары в своей политике. Потому и придворные нравы были весьма вольными (при личной моральности королевы-матери). Но, как и все при дворе, была расточительной. Наряду с фрейлинами имела еще и 200 слуг. Но, в конечном счете, ее кипучая энергия не спасла судьбу династии, ибо, наряду с другими причинами, Бог не дал ей, как отмечалось, здоровых (физически и морально) сыновей.

Варфоломеевская ночь. Перемирие между католиками и гугенотами было решено скрепить браком молодого лидера гугенотов, 19-летнего Генриха Наваррского с сестрой короля Карла lХ Маргаритой Валуа. Принцесса Марго, которой едва исполнилось 20 лет, считалась первой красавицей при дворе, где ее мать держала, как отмечалось, целый сонм красивых женщин. В описании Дюма она представлена черноволосой, с чувственными глазами, украшенными длинными ресницами, роскошным и гибким станом. Маргарита свободно владела древнегреческим (читала в подлиннике Платона и Гомера), говорила по-испански и по-итальянски. Знатоки придворных нравов считали, что до брака с Генрихом, Марго была любовницей своих братьев и молодого Гиза. При тогдашних нравах двора это не кажется удивительным. Брак ее не урезонил. Впрочем, и Генрих не был ангелом. Вместе они были не долго, хотя официально их брак расторгли лишь в 1599 г., когда Генрих, уже став королем, был озабочен наследником и искал себе более приличную жену. Спустя год он Генрих женился на Марии Медичи. Маргарита, после многих перемещений по стране вернулась в Париж лишь в 1605 г. Она располнела, но оставалась жадной до удовольствий. Свое лицо, уже в красных прожилках, вместо знаменитой прежней белизны так пудрила, что ввела пудру в моду. По привычке продолжала носить очень глубокие декольте, выставляя на показ свою пышную, но уже желтоватую, морщинистую грудь, став посмешищем парижан. Но охотно принимала и своих лакеев. Она пережила Генриха Бурбона на 4 года и простудившись, умерла весной 1615 г.¹⁶⁰

Бракосочетанием Генриха и Маргариты Екатерина Медичи рассчитывала прибрать к рукам молодого, энергичного лидера гугенотов. Но эта свадьба привела к событию, вошедшему в историю под названием Варфоломеевская ночь¹⁶¹. В связи со свадьбой в Париж съехалась почти вся гугенотская аристократия и многие дворяне из южных провинций. Этим скоплением гугенотов в Париже решили воспользоваться Гизы, чтобы одним ударом расправиться с протестантами. К заговору была привлечена и Екатерина Медичи. Увидев в Париже такую массу гугенотов, она испугалась усиления их влияния, в том числе и на короля Карла lХ, который не вникал в тонкости дипломатии и, привлеченный веселым нравом Генриха Наваррского, быстро с ним подружился.

Генрих Бурбон, брюнет с орлиным носом, короткой стрижкой, густыми бровями, усиками и бородкой, почти всегда улыбался. Многие при французском дворе поначалу считали его или дураком, или трусом, лишенным честолюбия. Но это была только маска. Прикинувшись простачком, он сумел обеспечить достаточное расстояние между когтями более проницательной королевы-матери и своей драгоценной шкурой (А.Дюма). Не доверять Екатерине Медичи у него были причины. Помимо всего прочего, якобы по ее приказу отравили мать Генриха, Жанну д'Альбре (хотя это и не доказано). О французской же короне, особенно после женитьбы на Маргарите Валуа, Беарнец, конечно, мечтал.

Включаясь в заговор против гугенотов, Екатерина имела и свой план. Она надеялась, что в резне могут погибнуть вожди обеих группировок. Тогда она останется единственной правительницей. Ибо Карл lХ был безвольным, простодушным, к тому же, как и отец, склонным к припадкам до полной невменяемости, после которых болел. Любил он охоту, особенно соколиную, коллекционировал оружие, баловался кузнечным делом, и все это было ему интереснее, чем государственные дела и придворные интриги. Любил он и писать стихи, даже брал уроки у популярнейшего тогда Ронсара. Но не дожил и до 24-х лет.

Возможно, двор во главе с Екатериной пошел за антигугенотскими настроениями парижан и, чтобы не показаться бессильным, включился в подготовку к резне и даже возглавил ее. Иначе бы это сделали Гизы, которых при дворе, в Лувре, боялись. Но, участвуя в заговоре, Валуа впервые отступили от прежней веротерпимости и вместо того, чтобы оставаться королями всех французов, вынуждены были стать королями католиков.

Ведущей силой заговорщиков стали парижские буржуа. Они опасались, что в случае победы гугенотов Париж потеряет свое значение. К тому же наводнившие город бедные, но заносчивые южане своим вызывающим поведением раздражали парижан. Все это учли Гизы и совместно с купеческой верхушкой города развернули активную подготовку к резне, сумев сохранить это в тайне от гугенотов, доверившихся приглашению королевской семьи.

18 августа состоялась пышная свадьба принцессы Маргариты и короля Наваррского Генриха Бурбона. А вечером 23 августа, накануне дня Св.Варфоломея в королевский дворец были вызваны представители купечества, получившие инструкции и оружие для предстоящей ночью резни. Все дома, в которых остановились гугеноты, были помечены мелом. Католики нашили себе на одежды белые кресты и повязки, чтобы ночью отличать своих от чужих. Парижане были распределены по отрядам, городские ворота заперты.

В 3 часа ночи раздался колокольный набат из всех церквей, и началась резня. Католики врывались в дома и убивали спящих гугенотов. В ту ночь было убито более 200 протестантов. Избиение продолжилось и в последующие дни. В итоге было убито более 3 тыс. человек. Жертвами стали и подозреваемые в гугенотстве парижане, а также проживавшие в городе иностранцы-протестанты: немцы и, особенно, фламандцы. Сотни трупов плыли по Сене. Затем резня перекинулась в провинции и общее число жертв среди застигнутых врасплох гугенотов дошло до 20-30 тыс.

Среди убитых в первый же день был и Гаспар де Шатийон Колиньи, адмирал Франции, глава гугенотов с 1569 г. Он происходил из провинциальных дворян Франш-Конте, род которых был известен с ХII в. Родился он в 1519 г. Благодаря родству, по линии матери, с родом Монморанси Гаспар попал в придворные круги. Выбрал военную карьеру, хотя ему предлагали церковную. Проявил себя в итальянских войнах. У Генриха II стал командующим пехотой. Женился по любви на небогатой дальней свояченице рода Монморанси, которая не только разделяла его религиозные воззрения, но и раньше мужа обратилась в кальвинизм. Имели 3 сына и дочь. Отличался высоконравственным поведением: "честь дороже жизни". В 1552 г. стал адмиралом. Его племянница вышла замуж за Конде – принца королевской крови. В 1555 г. попал в плен в Карлу V, где перешел в кальвинизм, чему способствовало унижение плена, требование огромного выкупа, тревога за попавшего в плен младшего брата. Жена выкупила его из плена, продав более 20 владений. Но был неожиданно арестован на 2 месяца по распоряжению Филиппа II Испанского. Все эти перипетии превратили его в сурового борца за веру, состарив раньше времени. Когда Генрих II узнал о смене им веры, он устроил дикий скандал, запустил в него серебряным блюдом, арестовал и лишил всех должностей. Открыто признал себя гугенотом Колиньи в 1560 г. С первых дней он участвовал в военных действиях против католиков и становится лидером французских протестантов. За государственную измену был приговорен к смерти. В Варфоломеевскую ночь его убил приспешник Гизов, Ян Янович из Чехии. Еще живого, его выбросили из окна и Гиз, считая его своим личным врагом, наступил ему на лицо, а затем труп адмирала растерзала толпа.

Генрих Наваррский и его друг, тоже один из лидеров гугенотов, принц Конде, находившиеся в Варфоломеевскую ночь в Лувре, спаслись только тем, что по настоятельным советам Марго и Карла lХ перешли в католичество. Позже, бежав из Парижа, они вернулись в кальвинизм.

Весть о Ваофоломеевской резне была с радостью встречена папой и Филиппом ll Испанским. Папа приказал петь праздничный гимн "Тебя, Бога, хвалим" и заявил, что это событие стоит пятидесяти таких побед, как при Лепанто. О Филиппе Испанском говорили, что видели, как он в первый раз смеется.

Второй период религиозных войн. Варфоломеевская ночь, однако, не оправдала надежд ее организаторов. Буржуазия южнофранцузских городов была сначала напугана и даже склонялась к тому, чтобы впустить в свои города королевские гарнизоны. Но большую решимость проявили гугеноты-дворяне. Они не были устрашены случившимся. Наоборот, их целью стала месть. Среди дворян юга вспыхнуло восстание против вероломной королевской власти. К дворянским вооруженным отрядам стали присоединиться средние слои городов юга, прежде всего цеховые мастера, выступавшие против налоговой политики королей. Так начался второй период войн, отличавшийся ожесточенностью с обеих сторон, вызванной впечатлением от Варфоломеевской ночи. Гугеноты уже не рассчитывали подчинить короля своему влиянию, а требовали сменить "вероломную династию".

В начале второго периода окончательно складывается идеология гугенотов, отраженная в многочисленных памфлетах, написанных под впечатлением Варфоломеевской ночи. Гугенотов – авторов этих памфлетов назвали монархомахами (тираноборцами – греч.), ибо они обосновывали право поданных на борьбу и даже на уничтожение королей, притеснявших свои народы, ставших тиранами. В одном из памфлетов, называвшимся "Иск к тиранам", писалось, что "только Бог правит неограниченно, земные же государи – Божьи вассалы. Бог может свергнуть вассала, если тот нарушит присягу, данную народу". Но под народом монархомахи понимали дворянство. В другом сочинении читаем: "Берегись господства черни, или крайностей демократии, которая стремится к уничтожению дворянства". Среди монархомахов были талантливые писатели. Одному из них, Теодору-Агриппе д'Обинье дал меткую характеристику А.Франс: "Храбрый воин, изворотливый делец, … даровитый писатель, ненадежный товарищ, … поэт и разбойник".

Гугенотские публицисты-монархомахи не только обличали королевскую власть. Они предложили свой вариант государства, изложенный в брошюре Франсуа Отмана "Франко-Галлия", весьма популярной в то время, и неоднократно переиздававшейся на французском и латинском языках. Главную причину бедствий в стране Отман видел в том, что были уничтожены "почтенные учреждения наших предков", вместо которых короли, особенно такие, как Людовик lХ и Филипп Красивый, насадили чиновников, настоящее царство бюрократов и крючкотворов. Политический идеал Отмана – король, власть которого ограничена феодальной знатью, представительными органами (типа Генеральных штатов), местным самоуправлением. Но это означало возврат ко времени феодальной раздробленности.

Теории монархомахов не остались на бумаге. В ходе последовавших за Варфоломеевской ночью двух войн гугеноты засели в ряде городов. Несмотря на выгодные для них договоры, на которые пошла королевская власть, в 1573-1574 гг. гугеноты стали создавать свое государство. Города Ла-Рошель и Монтабан избрали свои правительства и стали фактически городами-республиками. Затем они объединились в федерацию. Были созданы Генеральные штаты конфедерации. В 1575 г. на съезде окончательно оформилась гугенотская конфедерация. Она охватила юго-запад страны и основывалась на союзе между гугенотским дворянством и частью южных городов, недовольных тем, что, как уже отмечалось, королевская власть ликвидировала их старые вольности и местное самоуправление. Поэтому идея монархомахов о том, что причиной бедствий является ликвидация королями "почтенных учреждений предков" легла в городах на благодатную почву.

Поначалу этот союз дал возможность гугенотам вооружить несколько крепостей и выставить войско в 20 тыс. человек. Этим и объяснялись успехи в двух войнах. Но союз дворянства и горожан, разных по своим коренным интересам, не мог быть длительным и в недалеком будущем распался.

Третий период религиозных войн начался с того времени, когда королевская власть совершенно обессилела. Гизы, поняв, это, создали свою организацию, Католическую Лигу и начали борьбу с королем с целью захвата трона.

События разворачивались следующим образом. 31 мая 1574 г. умер Карл lХ. Ему не было и 24-х лет. Ходили сплетни, что он был отравлен. Его болезни были общеизвестны, но их природа непонятна, и поэтому приступы легко принимались за действие ядов. Правление снова перешло к Екатерине Медичи, так как брат Карла, наследник престола Генрих Анжуйский был в это время королем далекой Польши. Узнав о смерти брата, он буквально сбежал от своих польских подданных, но добрался до Реймса и был коронован лишь 13 февраля 1575 г. Только после этого он въехал в Париж как король Генрих lll. Но он напрасно так рвался на французский трон. Генрих не оказался королем, способным восстановить порядок в стране. Мелочный и самовлюбленный, порочный и легкомысленный – таким его описывают современники. Он был утонченнее Карла lХ, религиозен, подвержен мистике, слезлив, очень любил танцевать, носил в ушах серьги (моду на это ввел Франциск l), любил духи, чего не переносил его старший брат Карл (хотя серьги в ушах тоже носил), увлекался вырезанием картинок. Временами был способен на хитрость и решительность. Во время Варфоломеевской ночи возглавлял 800 солдат для поддержки порядка, но участвовал в убийстве Колиньи и, как говорили, изнасиловал его дочь. Одно время Генрих, по желанию матери, числился женихом Елизаветы Английской, которая была старше его на 15 лет. На его счастье, этой партии не захотела и Елизавета. Среди многочисленных болезней, преследовавшей эту семью, Генрих страдал геморроем, камнями в почках, несварением желудка, подагрой. Но двуполой натурой с женскими чертами, как писал Дюма, он не был (современные исследователи считают это сплетнями). У него была жена и любовницы. Был Генрих неплохим оратором, в политике проявил себя сторонником компромиссов, отчего и прослыл нерешительным. Хотя во время гугенотских войн одержал и несколько побед. Был очень внимателен к соблюдению ритуалов. Именно от него распространилось обращение "Ваше Величество".

При Генрихе lll закончила формироваться структура и порядки французского двора. В придворные принимали только по рекомендации, должности покупали. Служили при дворе 4 месяца в году, остальное время придворные были свободными. Во время службы придворные были обязаны присутствовать на всех богослужениях при дворе, а также на утренних и вечерних туалетах короля. Генрих ввел ночную уборку дворца. В 4-5 утра разжигали камин, в 5 утра будили Генриха и он приказывал открывать двери дворца. Ритуал одевания состоял в том, что первый по знатности передавал королю сорочку, завтрак (хлеб и вино). В полдень король обедал отдельно, затем вел прием. В 22 часа он оправлялся спать. Этот ритуал сохранился и позднее. Но в те драматические годы все эти деяния короля были несущественны. Своими действиями он быстро растрачивал остатки королевского авторитета. Он начал с того, что увеличил налоги для пополнения пустующей казны, но одновременно проявлял расточительность. Через руки короля проходили и неизвестно куда исчезали колоссальные суммы. Говорили, что он опустошил казну для округления родовых владений Валуа, а также для своих многочисленных фаворитов. Он говорил: "Я не хочу давать, но моя рука сама подписывает…". И это окончательно подорвало престиж власти. Число недовольных росло и среди протестантов, и среди католиков.

В таких условиях, в 1576 г. и возникла Католическая Лига. Также, как и протестантская конфедерация, она включала различные социальные элементы, но руководящая роль в ней принадлежала аристократам Гизам. В программе Лиги было: "Восстановление провинций и штатов королевства в их древних правах, преимуществах, вольностях и свободах, каковыми они были во времена короля Хлодвига, и даже еще больших и лучших, если они могут быть изобретены". Эта формулировка очень близка идеям гугенотского публициста Отмана, воплощенным в гугенотском государстве. Действительно, католическая аристократия хотела того же, что и аристократия гугенотская.

Но основную массу Лиги составляло рядовое католической дворянство и горожане. Ведь принадлежность к Лиге была объявлена обязательной для католиков. Это большинство было заинтересовано в государственном единстве и, следовательно, в сильной королевской власти. Вступали дворяне и горожане в Лигу лишь потому, что она была направлена против гугенотов и их сепаратизма.

Под давлением лигистов Генрих lll 1 января 1577 г. объявил, что признает только католическую религию. Это было нарушением прежних перемирий с гугенотами, и они вновь подняли оружие. Их возглавил Генрих Наваррский, еще в 1576 г. бежавший из Лувра и вновь ставший протестантом. Столкновения вылились, однако, прежде всего в грабежи населения и уже в сентябре 1577 г. мир был восстановлен, что несколько подняло престиж короля, который оказался арбитром между католиками и гугенотами. При этом Генриху удалось, использовав противоречия между аристократией и рядовыми членами обеих организаций, добиться их ликвидации. Вообще в интригах он оказался достойным учеником своей матери. Но чаще свое умение он направлял против своих родственников, сестры Марго и брата, Франциска, которых терпеть не мог.

В 1583 г. от туберкулеза умер младший брат короля, герцог Франциск Алансонский. Генрих lll был бездетным, братьев у него тоже больше не было. Возникла парадоксальная ситуация – наследником престола, дофином, становился дальний родственник, к тому же женатый на Маргарите – Генрих Наваррский, лидер гугенотов. Масса французских католиков заволновалась. И Гизы сочли момент подходящим, чтобы выдвинуть собственную кандидатуру на престол – ведь король Франции может быть только католиком. Родственной связи с династией Валуа Гизы не имели, но усиленно раздували версию о своем происхождении от Карла Великого.

Генрих lll, опасаясь новой активности Гизов, начал переговоры со своим законным наследником, Генрихом Бурбоном. Эти переговоры не остались в тайне от католиков и буржуа Парижа. Была восстановлена Католическая Лига и создана Парижская буржуазная Лига, из горожан, возмущенных расточительством короля им его переговорами с еретиками. Все они, тем более, участвовали в Варфоломеевской ночи и опасались мести гугенотов в случае, если королем станет их лидер. В 1585 г. обе Лиги слились в одну – Парижскую. Во главе ее остались Гизы, вновь сплотившие, таким образом, вокруг себя католические силы. В том же году начались новые военные действия. Но они имели свои особенности.

Война трех Генрихов. В стране образовались 3 группировки, которые вели войну между собой: католики во главе с Генрихом Гизом, гугеноты, во главе с Генрихом Наваррским, и самая слабая – правительство, во главе с Генрихом lll Валуа. Гизы уже не скрывали своих претензий на престол и опирались при этом на парижан, которые с их помощью создали городскую милицию из низов и вооружили ее. Набралось более 20 тыс. человек (16 тыс. пехоты, 2 тыс. французских и албанских всадников, 3 тыс. наемников-рейтар). У короля было около 30 тыс. войск (4 тыс. всадников, 13 тыс. французских солдат, 11 тыс. швейцарцев и 1,5 тыс. других наемников). Лига вступила в переговоры с другими городами, а также с Филиппом ll Испанским. Когда король в мае 1588 г.попытался разогнать Лигу и стал стягивать к Лувру верные ему войска, на улицах Парижа появились баррикады. Опиравшийся только на наемников, Генрих lll бежал из города. Гиз, возглавлявший парижан, не решился преследовать короля. Но Гизы стали распускать слухи, что их лидер, Генрих, готовится стать королем, а Генриха Валуа отправят в монастырь. Наконец, терпение Генриха lll лопнуло, и он приказал убить Генриха Гиза. Он пригласил его к себе, якобы для примирения. Когда тот явился к королю, его тут же закола охрана короля из 45 гасконцев. Это произошло в декабре 1588 г. Генрих lll после убийства сказал: "Как велик он. По смерти кажется еще больше".

Осталось только два Генриха. Парижане были возмущены вероломством короля. Остатки его войск были разбиты лигистами. И Генриху Валуа ничего не оставалось, как отдаться под покровительство Генриха Наваррского и провозгласить его, назло парижанам, своим наследником, тем более, что он по материнской линии – внучатный племянник Франциска l. Оба Генриха пошли на Париж. Но, по пути в столицу, 1 августа 1589 г. Генрих lll был убит доминиканским монахом Жаном Клеманом, отомстившим за убийство Гиза. Клеману внушили, что он может быть невидимым, он в это поверил и спокойно вонзил кинжал в живот королю.

Со смертью Генриха lll закончилась династия Валуа. Сторонники 42-летнего Генриха Бурбона провозгласили его королем Франции под именем Генриха lV. К этому времени он выглядел старше своих лет, страдал камнями в почках, лихорадкой и бессонницей. Новый король оказался в крайне затруднительном положении. Париж не признавал короля-гугенотв и не открывал ему ворот. Католики получили поддержку от Филиппа Испанского, на деньги которого брат убитого Гиза набрал новую армию, и война возобновилась. Но народ страны уже устал. Отмечены восстания. Чтобы вступить в Париж, Генрих Бурбон вновь перешел в католичество. "Париж стоит мессы", оправдывался он перед своими друзьями. И Париж в 1593 г. открыл ему ворота.

Теперь Генрих занялся укреплением своей власти. Одних гугенотов он купил пенсиями, должностями, непримиримых казнил. Многие дворяне, по его примеру, сами перешли в католичество. Чтобы положить конец распре, учтя опыт Валуа, он отступил от религиозной ортодоксии и издал в 1598 г. Нантский эдикт, провозглашавший веротерпимость. Гугенотам разрешалось верить в свой кальвинизм. В обеспечение их прав им оставлялся ряд крепостей, в которых они могли держать свои гарнизоны. Так, в обстановке общей усталости и начавшихся восстаний закончились религиозные войны, представлявшие, по большому счету, прежде всего распрю между различными группировками дворян. Причем католицизм в народе укрепился. Если в 1560 г. гугеноты составляли около 10% населения, то к концу войны – 6-7%. Войны укрепили в широких слоях французского общества и уважение к национальным святыням, в том числе к институту королевской власти как символу государства.

ФРАНЦИЯ ПРИ ГЕНРИХЕ lV. Итак, несмотря на людские и материальные потери, французское общество вышло из гражданских войн более сплоченным, а королевская власть – с широкой поддержкой. Но экономика страны была, безусловно, ослаблена. Однако, несмотря на аристократическое происхождение, новый король и его ближайшие друзья сумели определить верные ориентиры в своей деятельности. Стабилизировав политическую ситуацию Нантским эдиктом, они занялись хозяйственными проблемами, прежде всего – аграрными. Ведь, как отмечалось, несмотря на крупные города и богатые торгово-финансовые круги, Франция оставалась крестьянской страной. Но за годы войн крестьяне обеднели. С одобрения короля его суперинтендант (министр финансов) Сюлли провел ряд мероприятий по оздоровлению и развитию земледелия: отменил накопившиеся недоимки, несколько сократил налоги и упорядочил их сбор, организовал за счет казны проведение мелиоративных работ, способствовал внедрению новых культур (кукурузы, кормовых трав, свеклы и т.д.). Все это способствовало оздоровлению сельского хозяйства Франции.

Максимилиан Пьер Франсуа де Бетюн, герцог де Сюлли (1560-1641) был давним соратником Генриха по гугенотскому движению, едва не погиб во время Варфоломеевской ночи. Он – дворянин из старинного рода, с аристократическими замашками, но, что было редким в такой среде, умел хорошо считать. При выборе жены предпочел менее красивую, но зато более богатую. Так же хорошо, как оказалось, он сумел считать и государственные деньги. И не только считать, но и приумножать реалистичной экономической политикой. Наряду с аграрной стабилизацией деятельность Сюлли способствовала подъему промышленности и торговли. Он верно понял роль буржуазии и предпринял протекционистские меры. Был ограничен ввоз иностранных товаров и вывоз сырья. Мануфактуры получили субсидии. Были созданы торговые компании: Ост-Индская и другие. Началась колонизация Северной Америки (будущей Канады).

Держал Сюлли под контролем и дары многочисленным фавориткам любвеобильного короля, первая жена которого, Маргарита говорила, что Генрих всегда пожалеет женщину, если она несчастна. Придворные знатоки насчитали у него 57 любовниц. С Марго, несмотря на 28 лет официального супружества, близости не было, возможно, из-за физической неприязни принцессы к грубоватому мужлану, каким она, утонченная, видела своего мужа. Ведь в отличие от своего двора, он был равнодушен к одежде и даже неопрятен, отличался отсутствием вкуса. Генрих, в свою очередь, уже при разводе говорил о неспособности Маргариты иметь детей, что тоже было похоже на правду. После свадьбы у обоих сразу же появились сторонние связи. Но Генриху пришлось 6 лет ждать ответа папы на свою просьбу о разводе. И лишь получив его, в 1600 г. король женился на племяннице тосканского герцога – Марии Медичи, принесшей ему 4-х детей. Но "гулять" Генрих продолжал, не допуская, однако, своих фавориток к политике. Последней его пассии был 14 лет. Двор любвеобильного Генриха напоминал, по мнению современников, бордель. Ко всем своим многочисленным детям король относился хорошо, а наследника хотел воспитать свободным от предрассудков.

Самыми опасными врагами себя и Франции Генрих считал Габсбургов – испанских и австрийских, которые не только активно поддерживали французских католиков во время войн, но и после того, как Генрих стал королем. Они не забыли ему гугенотского прошлого. Бороться с Габсбургами Генрих решил в союзе с протестантскими странами. Но в самом начале его внешнеполитических интриг король был убит фанатиком-католиком, Жаном Равальяком в 1610 г. В истории этого покушения до сих пор много неясного. Предполагается заговор, но расследование было быстро свернуто и осталось непонятным, почему в момент покушения на узкой парижской улице охрана не сумела воспрепятствовать убийце, когда он вскочил в остановившуюся карету короля. Неясно, случайно ли улицу вдруг перед королевской каретой перегородила повозка с товарами. Неясно, кто стоял за Равальяком. Известно лишь, что он из бедных, но был грамотным. Однако в монастырь его не взяли, и он был обозлен на весь белый свет. О возможном покушении короля, кстати, предупреждали. Но покушения бывали и раньше, и Генрих предупреждение воспринял философски¹⁶². Если о гибели Генриха lll не жалели, то о Генрихе lV скорбили, ведь он – объединитель страны. Впервые после Карла Великого его тоже прозвали Великим.

ФРАНЦИЯ ПРИ ЛЮДОВИКЕ Хlll (1610-1643). Генриху Бурбону наследовал его 9-летний сын Людовик. Регентшей при нем была мать, Мария Медичи. Но королеву-мать больше занимал выбор фаворитов, чем государственные дела. Сюлли был вынужден уйти в отставку, казна расхищалась. Потребность в деньгах привела к созыву Генеральных штатов в 1614 г. Но сословия не пришли ни к какому соглашению и собрание было распущено. Более Генеральные штаты не созывались вплоть до французской революции, до 1789 г.

В 1624 г. к власти был привлечен умный, энергичный и целеустремленный кардинал Ришелье, который поначалу стал членом Государственного совета, затем первым министром. И будучи таковым, почти неограниченно правил страной. Повзрослевший и ставший самостоятельным король Людовик был настолько умен, что не вмешивался в дела своего первого министра, которому вполне доверял бремя государственных забот.

Нельзя не отметить, что с легкой руки историков и романистов ХlХ в. Людовика считают чуть ли не марионеткой в руках коварного кардинала. Но документы свидетельствуют, что король был человеком серьезным, с твердой волей, развитым чувством долга. Ум и таланты людей он понимал и ценил. После 1630 г. король оказывал Ришелье неизменную поддержку в самых трудных обстоятельствах. Они были связаны взаимным уважением и преданностью. Но в Людовике не было живости и широты ума отца и самовластья сменившего его Людовика ХlV. Он не любил выдвигаться на первый план, в то время, как Ришелье тратил огромные деньги на представительный образ жизни.

При Ришелье окончательно оформился французский абсолютизм – королевская власть вышла и из под дворянского контроля. Под его руководством было завершено построение политической системы, позволившей королевской власти удержаться во Франции еще 150 лет.

Арман Жан дю Плесси, кардинал и герцог Ришелье (1585-1642), происходил из дворянской семьи, связанной, как это часто бывало в те времена, с крупной буржуазией. Мать – Сюзанна де Ла Порт – дочь знаменитого парижского адвоката, получившего дворянское звание. Отец, Франсуа дю Плесси, предки которого известны с ХIV в., происходил из родовитого дворянства Пуату, служил будущему Генриху III Валуа. Именно он сообщил в Польше Генриху о смерти Карла IХ. В награду за это дю Плесси стал прево Королевского дома, а затем – прево Франции, верховным судьей, министром юстиции и начальником секретной службы Генриха III. Он был рядом с королем в день его убийства, затем служил Генриху IV Бурбону и стал капитаном королевских телохранителей. Умер в 1590 г., оставив 5 несовершеннолетних детей (из трех сыновей Арман – младший). Король назначил матери небольшую пенсию за заслуги отца.

Арман с 9 лет учился в привилегированном Наваррском коллеже в Париже. Говорили там только на латыни, изучали итальянский и испанский, богословие, философию, искусства, сочинение стихов. Затем он поступил в военную академию. Но через 2 года, из-за отказа старшего брата от фамильной должности епископа на родине отца, в Люсоне, Арман вернулся в Наваррский коллеж и стал заниматься теологией, затем продолжил ее изучать в Сорбонне на богословском факультете. В 1606 г. он стал аббатом и магистром канонического права, а затем, по распоряжению Генриха IV – епископом Люсона. Тогда ему был всего 21 год, а епископом можно было становиться лишь с 23 лет. Для утверждения в должности Арман соврал папе, прибавив себе 2 года, потом, после рукоположения, покаялся и вынудил папу отпустить ему этот грех. Тогда же он защитил в Париже диссертацию на степень доктора богословия и также получил разрешение проповедовать в дворцовых храмах. В провинции Пуату епископ – барон Люсонский – считался вторым человеком после губернатора, и Ришелье пришлось заниматься не только церковными делами. Здесь в доме, купленном за свои деньги, он основал духовную семинарию, пригласив преподавать известнейших профессоров. Тогда же он написал "Основы вероположения католической церкви" и "Наставления христианина", ставшие известными в стране.

В 1614 г. был в числе делегатов на Генеральных штатах, замечен королевой-матерью, подольстился ее уму (которого не было) и стал ее личным секретарем. Благодаря ее покровительству, в 1622 г. был возведен Людовиком Хlll в кардиналы, а в 1624 г, как отмечалось, вошел в Государственный совет. Он долго был бесконечно благодарен королеве за поддержку и протекцию, но, в конце концов, был вынужден отстранить ее от политики и сослать в Кельн, где королева и умерла, всеми забытая, в один год с самим кардиналом. В дальнейшем, в сотрудничестве с королем, Ришелье становится оплотом и, отчасти, даже теоретиком абсолютизма.

Следует заметить, что тот образ Ришелье, холодного и расчетливого интригана, мрачного и лицемерного деспота, который сложился под влиянием "Трех мушкетеров" Александра Дюма, ученые теперь считают необъективным. Ведь этот образ сложился под влиянием отношения к нему аристократии, не любившей кардинала за оттеснения ее от управления страной. Но внимательное изучение многочисленных документов, частично ранее неизвестных, позволяет увидеть в Ришелье искуснейшего дипломата своего времени, умелого и разностороннего администратора, носителя идеи французского национального единства и создателя величия Франции на международной арене. Кардинал сумел прибрать к рукам весь государственный аппарат страны. Все ответственные лица были одновременно его помощниками и лично ему преданными. Французский историк середины ХХ в. Озе отмечал: "Трудно этому поверить… и кажется странным, что этот государственный кардинал находил время интересоваться сукнами, полотнами, шелками, пряностями, маслами и красителями, солью, квасцами, шафраном, ковким и хрупким железом". Он, несмотря на слабое здоровье, много работал. Ложась в 11 часов ночи, через 3 или 4 часа вставал и работал, обычно диктуя секретарю, чья постель была в его же спальне; поработав 3 часа, затем "досыпал" до 7 или 8 часов. Но Ришелье унаследовал свойственные его роду психические отклонения: резкий переход к меланхолии и депрессии, которые сменялись взрывами крика, переходившими в вой с пеной у рта, ржание с беготней вокруг стола, мучительными головными болями и бессонницей. Хотя нередко, усилием воли кардиналу удавалось подавлять приступы. Но людей, близко знавших его, раздражала необходимость подчиняться такому человеку.

Любивший светскую, публичную жизнь, кардинал отличался не только изысканными манерами, но и находчивостью. Известна сцена, когда он чуть не столкнулся с королем около узкой двери. Людовик якобы сказал: "проходите вперед, и так говорят, что Вы – первый в стране". Ришелье не растерялся, схватил подсвечник и произнес: "Да сир, я иду впереди, чтобы освещать Вам дорогу". Один из первых в Европе, он начал осуществлять государственное руководство культурой. Писал, что образованность – "украшение любого государства, но не всякого следует обучать, ибо если бы все жители имели образование, то вместо послушания они бы испытывали гордость и тщеславие, во вред торговле, земледелию. Это бы опустошало армию, которой благотворно скорее суровое невежество, нежели мягкость книжного чтения. В итоге в стране число сеющих сомнения превысило бы число способных их развеять".

Возможно, слабое здоровье и образ жизни церковного иерарха наложили на кардинала печать мизантропа. Но, если не людей, то кошек он очень любил. Для истории сохранились даже имена более десятка из них. Умер он весьма богатым человеком, с состоянием, насчитывавшим 20 млн. ливров, что эквивалентно 15 т золота и превышало годовой доход государственной казны. Когда кардинал умер, папа Урбан Vlll сказал: "Если существует Бог, Ришелье за все заплатит. Если Бога нет, ему повезло".

Ришелье цепко держал в своих изнеженных руках нити государственного управления, не брезгуя интригами. Это сказалось и на семейных делах короля. При дворе, после смерти Генриха lV, женщины стали играть весьма активную роль. Супруга Людовика Хlll, дочь Филиппа IV Испанского Анна Австрийская, прибывшая в Париж в 14 лет и почитавшаяся как самая красивая женщина в Европе, создала "дамский двор", влиявший на карьеры мужей. Анна была, естественно, проводницей испанских интересов при французском дворе. Но Ришелье сумел добиться того, чтобы все члены штата королевы – выходцы из третьего сословия – оказались под его покровительством и следили за махинациями "дамского двора". В итоге, после назначения Ришелье в 1624 г. в Государственный совет отношения между королевой и королем стали портиться, ибо кардинал старался помешать происпанской деятельности и тайным интригам Анны. Сумел кардинал пресечь и влияние на Анну посла Англии при дворе герцога Бекингема, который стал откровенно ухаживать за королевой. После нескольких тайных встреч с Анной герцог был вынужден покинуть Францию. Когда же он попытался вернуться, во главе войска, с поддержкой гугенотов в 1628 г., то был убит человеком из его свиты в Портсмуте. Эту акцию связывали с деятельностью Ришелье, что и послужило основой интриги "Трех мушкетеров" Дюма.

Естественно, деятельность Ришелье порождала много недовольных, особенно в аристократической среде. В 1626 г. Ришелье раскрыл заговор знати против себя и получил полномочия от короля для борьбы с мятежными аристократами, среди которых были и принцы крови – "Дети Франции". В 1630 г. он, угрожая в очередной раз отставкой, добился удаления из королевского совета королевы-матери и остался до конца жизни полным хозяином положения в стране. С того же времени он фактически изолировал и Анну Австрийскую, окружив ее придворными дамами – своими шпионками. В 1636 г. брат короля Гастон Орлеанский организовал очередной заговор против кардинала. Он дважды уводил его гулять по саду, где прятались убийцы, но оба раза так и не решился подать им сигнал. Умер Ришелье от воспаления легких, сказав перед смертью своему духовнику: "У меня не было других врагов, кроме врагов государства".

Основы своей политики Ришелье изложил в книге "Государственные максимы, или Политическое завещание". Книга была опубликована уже после его смерти, и многие историки оспаривают авторство кардинала. Но едва ли это верно, ибо книга отражает мысли Ришелье, его принципы, которые он в той или иной степени воплотил в своей политической деятельности. О цели своей политики он писал: "Первой моей целью было величие короля, второй моей целью было могущество королевства". Если первой чести этой фразы кардинал, возможно, и не всегда следовал, то могущество абсолютистской власти он действительно стремился утвердить всеми способами¹⁶³.

В своей политике Ришелье, в первую очередь, отражал интересы дворянства. Но, укрепляя монархию и страну, он был вынужден развивать промышленность и торговлю, то есть создавать условия для роста буржуазии, к которой он относился с дворянской спесью, понимая, однако, что без ее финансов и ее деятельности сильную страну не создать.

Сильная Франция была не самоцелью. Кардинал продолжил политику Генриха lV: готовил страну к войне с Габсбургами. Для этого было необходимо сломить своеволие знати и самостоятельность гугенотов. Не щадил он и саму церковь, подчинив ее государственным интересам. Он добивался разрушения замков тех, кто не проявлял лояльности властям, в 1628 г. запретил дуэли, подчеркивая, что дворяне должны проливать свою кровь только за короля в борьбе с его врагами, а не в бессмысленных убийствах.

Решение проблемы гугенотов диктовалось тем, что при малолетнем Людовике Хlll они вновь активизировались и стали отделяться от центральной власти. В 1628 г. королевская армия во главе с самим первым министром осадила центр гугенотского сопротивления – крепость Ла-Рошель. Чтобы не допустить помощь с моря, кардинал приказал отделить от него город дамбой, а с суши окружить рвом. И после упорного сопротивления, не выдержав полной блокады, крепость капитулировала. За 13 месяцев осады, которая стоила 40 тыс. ливров, из 28 тыс. ларошельцев в живых осталось лишь около 5 тыс. В результате поражения гугеноты лишились своих крепостей, упразднена была их администрация, суды, уничтожена их политическая организация. Однако религиозной свободы кардинал не тронул, поступив в духе совета Рабле, призывавшего никогда не доводить врага до крайности, ибо отчаяние придает силы. Гугенотам сохранили их религиозный культ особым Эдиктом милости в 1629 г. Разумность этой политики подтвердилась противоположной линией следующего короля Франции, Людовика ХlV, отменившего этот эдикт. Из-за гонений из Франции эмигрировали десятки тысяч гугенотов, что нанесло огромный ущерб торговле, государственному аппарату, флоту и армии, свободным профессиям, обострило отношения с протестантскими странами Европы. Ришелье же, благодаря веротерпимости, получил свободу рук во внутренней политике.

Ришелье провел и реформу государственного управления, приспособив власть к нуждам абсолютизма. Были созданы подобия министерств. Государственные секретари со своим аппаратом ведали отдельными отраслями: финансами, промышленностью, торговлей и т.п. Для усиления центральной власти Ришелье ввел институт интендантов – особых чиновников, назначавшихся из центра в провинции. Государственный совет, состоявший из аристократов, потерял в итоге свое значение.

Чтобы увеличить доходы казны, Ришелье продолжал политику Сюлли. Он покровительствовал торговле и промышленности. В "Политическом завещании" читаем: "Финансы – это нервы государства. Нуждающийся государь не может предпринимать никаких славных действий, ибо нужда порождает к нему презрение и государство оказывается подверженным нападению врагов и завистников его величия… Золото и серебро – это тираны мира…, но их владычество бывает подчас настолько разумным, что ему следует подчиниться… Лучшим способом сберечь королевские деньги я счел бы упорядочение аппетитов французов; но поскольку ограничить алчность наших необузданных умов невозможно, остается лишь сдерживать ее".

Готовясь к войне с Габсбургами, Ришелье организовывал создание запасов, укреплял армию. В 1635 г. он основал в Париже военную школу для молодых дворян, в которую, с 14-15 лет, принимали только французов из бедных дворянских семей, причем исключительно католиков. Казна брала их на полное содержание. Число учащихся не превышало 20. Школа эта не пережила кардинала. Он пытался создать и систему образования дворянства, но не успел. Однако сумел привлечь массу мелких дворян на службу королю.

Долгое время он дипломатически и финансово поддерживал антигабсбургскую коалицию, сложившуюся в войне, начавшейся еще в 1618 г. (подробнее о ней – далее). И лишь когда союзники потерпели поражение, Франция в 1635 г. сама вступила в войну, названную впоследствии Тридцатилетней. Но, хотя страна и была к ней неплохо подготовлена, первые годы она терпела поражения и в 1636 г. под угрозой оказался даже Париж. Причины этих поражений – в недостатке военного опыта. Но уже к 1640 г. положение изменилось и войну Франция, уже после смерти кардинала и короля, закончила победоносно.

Активная внешняя политика Ришелье требовала больших расходов. Сильно выросла не только армия, разросся и чиновничий аппарат. Это, естественно, привело к увеличению налогов, что вызывало многочисленные восстания. Против увеличения тех или иных налогов и введения новых выступали и крестьяне, и горожане, иногда даже зажиточные. Многие из восстаний были весьма организованными, что относится не только к городским, но и крестьянским выступлениям. Иногда во главе восставших оказывались дворяне, чаще из-за личных обид на администрацию. Восстания оказались столь многочисленными, что власти нередко шли на уступки, отменяя введенный или увеличенный налог в тех местах, где это вызывало наибольшее недовольство. Но при первой же возможности с зачинщиками расправлялись жестоко, в духе времени. Восстания, проходившие во время Тридцатилетней войны, Ришелье, первым в Европе, пытался объяснить происками внешних врагов.

В целом, Ришелье оставил Францию в сложном экономическом положении, принеся страну в жертву амбициозной внешней политике. Кардинал также игнорировал объективно происходивший процесс создания гражданского общества. Он создавал величие абсолютистской Франции только на основе государственной власти и не видел необходимости гармоничного сосуществования государства и нарождавшегося общественного движения. В итоге созданная система оказалась непрочной, хотя и просуществовала около 150 лет, пока не пала под нажимом французской буржуазии.

КУЛЬТУРА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХVl - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХVll в. В целом, ХVl-ХVll вв. проходили под знаком развития культуры в условиях объединения страны и усиления ее единства. Но сказались потрясшие Францию гражданские войны второй половины ХVl в., когда оптимизм эпохи Рабле сменился разочарованием и скепсисом.

В 50-70-е годы еще творил поэт Пьер де Ронсар (1524-1585), с юности – монах, но не живший в монастыре. В своих лирических стихотворениях он воспевал человека, его чувства, в одах и экспромтах – прославлял короля. В "Наставлении" юному Генриху ll:

"Законы новые пуская в оборот,

Подумайте сперва, чтобы потом народ

Не вздумал действовать наперекор декретам.

Ребячества нельзя позволить в этом".

Но более известен:

"Ну что же вы?

Приблизьте щечку смело…"

В общем, и теперь его знают во Франции также, как в России – А.Пушкина. При Генрихе ll Ронсар был придворным поэтом.

Но ухудшение внутреннего положения в стране с конца 70-х годов привело к затуханию гуманистической лирики и развитию публицистической литературы (вспомним гугенотских монархомахов). Наиболее известным мыслителем и писателем того времени стал Мишель де Монтень (1533-1592), выходец из богатой провинциальной бюрократии. Его взгляды оказали огромное влияние на развитие европейской философии вплоть до ХVlll в. И в последующие столетия он также не был забыт¹⁶⁴.

Огромный отпечаток на мировоззрение и творчество Монтеня, которого многие называют великим скептиком, наложили обстоятельства его жизни, причем уже с самого детства. Он родился в замке Монтень на Юго-западе Франции, вблизи Бордо. По отцовской линии он происходил из богатой купеческой семьи, получившей дворянство в ХV в. Тогда же прадед Мишеля приобрел названный замок. Отец его, Пьер Эйкем (старая фамилия, которую носила семья до приобретения дворянства и замка) – был человеком незаурядным. Любил книги, писал стихи и прозу на латыни. Участвовал в итальянских войнах, узнал и полюбил итальянскую гуманистическую культуру. Поэтому он решил дать сыну гуманистическое воспитание: вместо взятой в дом, по обычаю, кормилицы Мишеля отдают в бедную крестьянскую семью, "чтобы приучить к простому и бедному образу жизни". В 2 года мальчика вернули домой и стали воспитывать весьма своеобразно, по гуманистическому методу. Чтобы научить в совершенстве латыни, в дом взяли учителя-немца, не знавшего французского языка, но свободно владевшего латинским. Другие обращались к мальчику также только на латыни и он усвоил язык древних римлян как родной "Без книг, без грамматики и каких-либо правил, без розог и слез я постиг латынь…", – писал Монтень, отметивший также, что у него был "самый лучший и снисходительный отец". С 6 лет он учился в лучшем тогда коллеже в Бордо, который, благодаря отличному знанию латыни, окончил уже в 13 лет. С 21 года служил в магистратуре Бордо, бывал с поручениями при дворах Генриха ll и Карла lХ. Но вскоре после смерти отца, в возрасте 37 лет, отказался от должности, поселился в своем замке и решил остаток жизни посвятить музам – начал писать свои знаменитые "Опыты".

На этот уход от активной деятельности повлияла, очевидно, тогдашняя политическая обстановка – гугенотские войны. Но спустя 11 лет Монтень получил королевское распоряжение стать мэром Бордо. Будучи им, старался мирить католиков и гугенотов, дружил с Генрихом Наваррским, которого даже принимал у себя в замке, хотя и принадлежал к лагерю католиков. Был посредником в переговорах между Генрихом lll, Генрихом Бурбоном и Генрихом Гизом. Знал многих видных гугеногов, в частности, Франсуа Отмана. Но в 1585 г. окончательно вернулся в замок и закончил написание "Опытов". Хотя изолироваться от происходившего в стране, естественно, не мог. В связи с подготовкой "Опытов" к изданию оказался в Париже в 1588 г., в "день баррикад, когда Генрих lll бежал к Бурбону. Во время одной из поездок едва не был заколот участниками какой-то из противоборствующих группировок. Монтень приветствовал Генриха Бурбона в качестве короля. В свою очередь, Генрих lV, очень ценивший ум Монтеня, звал его в Париж на государственные должности. Монтень, однако, неизменно отвечал отказом и, скоре, заболев, умер, не дожив до 60 лет.

Мировоззрение Монтеня сложилось, как отмечалось, во многом под влиянием гражданских войн. Но нельзя забывать, что ХVl в. во Франции начался с торжества гуманизма. Переводится много греческих классиков. Их произведения, особенно "Жизнеописания знаменитых людей" Плутарха сыграли большую роль в воспитании Монтеня. Он воспринял и идеи своего крупного современника – историка, юриста и политика Жана Бодена, защищавшего сильную, централизованную, но терпимую и уважающую права подданных монархическую власть. То есть Боден выражал идеи умеренного крыла католиков, стремившихся к компромиссу и умиротворению страны.

Во взглядах Монтеня сплелись, с одной стороны, идеи гуманизма о безграничных возможностях человека, его разума. С другой – Монтень видел жестокость войн, жестокость людей, что не соответствовало идеям гуманистов, их вере в человека, в его изначальную доброту и порядочность. Это привело к известному скептицизму философа. Он – не возвышенный идеалист, как многие приверженцы гуманизма, а реалист, лучше их понимавший жизнь.

Главное и единственное произведение Монтеня – 3 книги наблюдений над собой и жизнью, которые он назвал "Опыты". Он задумал ее как автохарактеристику, предназначенную для узкого круга родственников. Но получилась книга, обобщившая передовые взгляды эпохи и ставшая мастерским и оригинальным произведением французской и мировой литературы. Это, наверное, понял и сам Монтень, иначе бы не занялся ее публикацией и переизданием (ведь личные записи не издают массовым тиражом). Он даже предлагал ее для воспитания королей, начиная от Генриха lll.

"Содержание моей книги – я сам", – писал Монтень. Он изучает себя, сравнивает с окружающими, оценивает происходящие события, приводит многочисленные высказывания античных авторов¹⁶⁵. Форма "Опытов" необычна. Нет строгой хронологии и последовательности в изложении. "Мои мысли, – писал Монтень, – следуют одна за другой, иногда, правда, не в затылок друг другу, а на некотором расстоянии… И если кто теряет нить моих мыслей, так это нерадивый читатель, но вовсе не я…". Автор как бы свободно перескакивает с одной темы на другую, но постепенно перед нами представляет четкий облик эпохи, обрисованный талантливо и со здоровым юмором. Он изобрел особый литературный жанр – эссе (опыт), который широко с тех пор используется в литературе как форма литературно-публицистического очерка.

Сразу же после издания "Опыты" приобрели большую популярность. Ими зачитывался Бэкон, их знал Шекспир. О влиянии идей Монтеня на французских просветителей ХVlll в. писал Вольтер: "Провинциальный дворянин времен Генриха lll являлся ученым среди невежд своего века, философом среди фанатиков… Он всегда будет любим". Дидро писал, что "Опыты" будут читать до тех пор, пока существуют люди, любящие истину, силу и простоту". В годы французской революции бюсты Монтеня были повсюду. Монтеня читали Пушкин, Герцен, Лев Толстой поместил "Опыты" в свой "Круг чтения". Уже 400 лет "Опыты", вместив в себя важнейшие проблемы эпохи, служат читателям неиссякаемым источником для серьезных размышлений и живого наслаждения от общения с умным человеком.

Одно из основных положений философии Монтеня – человек должен пользоваться всеми физическими и духовными наслаждениями, даруемыми природой. В призыве повиноваться велениям природы он – продолжатель традиций Возрождения. "Отличительный признак мудрости, – замечал Монтень, – это неизменно радостное восприятие жизни…". Он писал: "В чем повинен половой акт – столь естественный, и насущный и оправданный, что все не решаются говорить о нем без краски стыда на лице? Мы не боимся произносить: убить, ограбить, предать – но это слово застревает у нас на зубах. Нельзя ли отсюда вывести, что чем меньше мы упоминаем его в наших речах, тем больше останавливаются на нем наши мысли".

Самым лучшим государственным устройством и лучшими законами для всякой страны Монтень считает те, к которым в данной стране привыкли. Он приводит стихи своего современника, государственного деятеля и мастера эпиграмм Гюи дю Фор Пибрака:

"Уклад своей страны обязан ты любить:

Чти короля, когда он у кормила,

Республику, когда в народе сила,

Раз выпало тебе под ними жить.

Во многих местах "Опытов" Монтень проводит мысль о необходимости подчиняться власти, что было особо актуально во время гражданских войн. Вместе с тем, он весьма нелестно отзывается о Генрихе lll, намекает на его трусость и неспособность управлять государством, противопоставляет ему Генриха Бурбона, что было в то время большой смелостью со стороны автора.

Сословной ограниченностью, характерной для французских дворян, Монтень не отличается. Впрочем, нельзя забывать, что он ведь – не из родовитых, потомственных дворян. Он пишет, что купцы, сельские судьи, ремесленники нисколько не уступают дворянам ни в доблести, ни в знании военного дела. Очень доброжелательно отзывается Монтень и о крестьянах.

Весьма показательны высказывания философа о королях: "монарх – всего-навсего человек. И если он плох от рождения, то даже власть над всем миром не сделает его лучше". Или: "души императоров и сапожников скроены на один и тот же манер". Это изречение стало в годы французской революции эпиграфом радикальной "Газеты санкюлотов". Еще: "Государи столь же непостоянны в своих желаниях, как и мы, но у них больше возможностей". Монтень рационально анализирует монархии.

Крайне отрицательно автор относится к войнам. "Меня возмущают не те дикари, которые жарят и едят своих покойников, а те, которые мучают и преследуют живых людей". "Что же касается войн, – продолжал Монтень в другом месте, – которые принято считать самым выдающимся и достославным человеческим деянием, то я хотел бы знать, должны ли они служить доказательством некоего превосходства человека, или, наоборот, показателем нашей глупости и несовершенства? Животные не губят свой собственный род". Столь резкая отповедь войне вызывалась отрицанием Монтенем гражданских войн. Он сумел вскрыть их подлинную сущность, высмеивал фанатизм их участников: "Решительные дамы нашего времени…, будучи верны своим заблуждениям, заявляют, что они предпочли бы обременить свою совесть целым десяткам насладившимися ими мужчин, чем одной мессой" [о гугенотах]. Монтень отмечал, что "среди раздирающих Францию усобиц каждый хлопочет только о своем деле и при этом даже лучшие лицемерят и лгут. Среди участников распри лишь немногие могут похвалиться тем, что знают доводы одной и другой стороны. Если отобрать из армий тех, кто идет в бой только из религиозного рвения, а также движимых желанием защитить законы своей страны или послужить своему государю, то едва ли можно набрать лишь роту солдат". За зверства Варфоломеевской ночи он назвал Екатерину Медичи и Карла lХ "чудовищами в образе людей".

Понять, что вера в этих войнах – лишь прикрытие, помогло скептическое отношение Монтеня к религии вообще. Он писал, что "во время общественных бедствий люди, потрясенные своими невзгодами, отдаются во власть суеверий". "Если чудеса и существуют, то только потому, что мы недостаточно знаем природу, а не потому, что это ей свойственно". "Наша религия, созданная исключительно для искоренения пороков, на деле их прикрывает, питает и возбуждает" (Эту фразу приводили Вольтер и Руссо). Он замечал: "Для христиан натолкнуться на вещь невероятную – повод к вере". "Признаем чистосердечно, что бессмертие нам обещают только Бог и религия; ни природа, ни наш разум не говорят нам об этом". Недаром, когда папские цензоры одолели "Опыты", они внесли их в Индекс запрещенных книг (правда, произошло это спустя почти 100 лет, 1676 г.). Но атеистом Монтень не был. Бог для него – создатель всего сущего, но тесно связан с природой. Это – пантеизм. О широте взглядов автора свидетельствует и утверждение о том, что человек чужой нам культуры ничуть не хуже нас¹⁶⁶. Такое отрицание ксенофобии Монтень высказал, пожалуй, первым из европейских мыслителей.

Много внимания Монтень уделял воспитанию и обучению. Цель его педагогической программы – воспитание здоровых, честных, простых, близких к природе людей. Многие его педагогические принципы были затем восприняты Бэконом, Локком, Руссо, некоторые сохранили значение и до наших дней. Лев Толстой писал: "Монтень первый ясно выразил мысль о свободе воспитания". Он выступал против физических наказаний, подчеркивал, как и Эразм, что нельзя наказывать, будучи в гневе, ибо тогда воспитатель теряет контроль над собой.

В обучении Монтень, прежде всего, видел способ развития личности, а не только поглощение знаний. Он писал: "Мы постоянно спрашиваем, знает ли он латынь или греческий?… Но стал ли он от этого умнее?" "Пусть наш юноша научится не только отвечать уроки, сколько претворять их в жизнь. Самое главное в обучении – привить вкус и любовь к науке; иначе мы воспитаем просто ослов, нагруженных книжной премудростью… Для того, чтобы наши знания были действительно благом, недостаточно их держать при себе, надо ими проникнуться". При этом Монтень замечает, чтобы обучить другого, требуется больше ума, чем чтобы научиться самому. В другом месте он пишет: "Если хочешь излечиться от невежества, надо в нем признаться". Касаясь методики, Монтень писал: "Надо сначала давать говорить ученикам, потом – учителю". Он также заметил: "У кого скупая мысль, тот приукрашивает ее напыщенными словами". Но заметил, что "в конце ли, в начале ли речи, полезное изречение или меткое словцо всегда уместно. И даже если оно не подходит к изложению, оно все же хорошо само по себе".

Большое значение Монтень придавал науке. Но отмечал, что знания – обоюдоострое оружие, которое только обременяет и может поранить своего хозяина, если рука, которая держит его, слаба и плохо умеет им пользоваться. Он порицает схоластов, их книжные знания: "Они знают Галена [античного врача], но не знают больного". О них же: "Наука, не проникающая в душу, остается на кончике языка". "Наука, – заключает Монтень, – это поистине очень важное и полезное дело, и те, кто презирают ее, в достаточной мере обнаруживают свою глупость". Но, в отличие от многих гуманистов, он отмечает, что наука сама по себе "не может сделать нас мудрыми и счастливыми. Кто не постиг науку добра, тому и всякая другая наука не впрок".

Высоко ставит Монтень историю, приводит высказывание Цицерона: "Найдется ли такой человек, на кого бы не произвела впечатления древность, засвидетельствованная и удостоверенная столькими славнейшими памятниками". Но главное в ее изучении – развитие мышления: "Пусть воспитатель преподаст юноше не столько знания исторических фактов, сколько умение судить о них".

"Опыты" полны и иных ценных наблюдений и обобщений. Приведу лишь некоторые из них:

• Порядочный человек – всегда разносторонний.

• Не нужда, а скорее изобилие порождает в нас жадность.

• Кто ведет под уздцы свою лошадь, тому и идти пешком – одно удовольствие.

• Кому не случается сказать глупость? Беда, когда ее высказывают обдуманно.

• Каждому живется хорошо или плохо в зависимости оттого, что он сам об этом думает.

• Общее мнение всегда отстает от людей, идущих впереди.

• Подлинная свобода состоит в том, чтобы иметь власть над собой.

• Желание отличаться от всех остальных не принятым или необычным покроем одежды говорит о мелочности души.

• Трусость – мать жестокости.

• Мы осуждает все, что нам кажется странным и непонятным.

• Лучше всего себя ведет та женщина, о поведении которой ничего не знают и не слышат.

• Важнее всего в любви – выбирать мгновения.

• Любовь – это всегда стремление к тому, что убегает.

И так далее.

После завершения гражданских войн, в конце ХVl – начале ХVll в. начался новый подъем французской культуры. Оформилось новое литературное направление – классицизм. Наиболее видным его представителем был Франсуа де Малерб (1555-1628). Как и творчество Ронсара, произведения Малерба оказали большое влияние на французскую литературу.

На развитии культуры сказалось укрепление абсолютизма. В живописи насаждался помпезный стиль, короля изображают мифическим полубогом. В литературе особым расположением двора пользовался любимец Ришелье поэт Шаплен. В 1634 г. по инициативе Ришелье была основана Французская академия. В ней группировались деятели культуры, послушные абсолютизму. Через нее власти пристально следили за развитием культуры в стране, пресекали оппозицию, силой искусства критиковавшую абсолютизм. Так Французская академия стала оплотом консерватизма.

В первой половине ХVll в. проходила деятельность одного из крупнейших философов рубежа нового времени – Рене Декарта (1596-1650)¹⁶⁷. Он родился в дворянской семье на западе Франции, в Турени. В 8 лет был отдан в иезуитскую коллегию. Учеба в ней не удовлетворила юношу. Как он впоследствии писал, именно пребывание в коллегии вызвало у него отвращение к официальной, схоластической науке и желание изучать природу и жизнь непосредственно. Он несколько лет жил в Париже, служил в иностранных армиях, путешествовал по Европе. В 1629 г. уехал в протестантскую Голландию, где не было гнетущего контроля католической церкви. Там он целиком отдается разработке новой науки, в противовес господствовавшей схоластике. В Голландии выходят 2 основных его труда "Рассуждения о методе" (1637) и "Начала философии" (1644). В 1649 г. и протестантская церковь усмотрела в деятельности Декарта вред для себя. Философ уезжает в Швецию, где спустя год умирает.

Декарт был основателем рационалистического метода познания в философии. Суть этого метода в том, что источником знания признается разум¹⁶⁸. Путем логических операций, то есть размышлений и строгих, математических доказательств изучается какое-либо явление и происходит проникновение в его суть, то есть, познается истина.

Этот метод противоположен схоластике, опиравшейся на авторитеты, подчинявшей разум вере. Поэтому распространение рационалистического метода расчищало путь для дальнейшего развития естествознания. Этот метод познания получил впоследствии наименование дедуктивного (от общего к частному). Он противоположен другому методу познания – индуктивному (от частного, опытного знания, к общему, теоретическому обобщению, к общей теории), развивавшемуся Френсисом Бэконом.

По мировоззрению Декарт – дуалист, он признавал существование Бога, но одновременно – существование материи, изучение которой позволяют познавать природу. Все изменения природы, подчеркивал философ, и порождаются движением материи.

Такой Франция вошла в новое время.