Противопоставление обеих лингвистик в отношении их методов и принципов

Противопоставление между диахроническим и синхроническим проявляется всюду.

Прежде всего (мы начинаем с явления наиболее очевидного) они не одинаковы по своему значению. Вполне ясно, что синхронический аспект важнее диахронического, так как для говорящей массы только он — подлинная и единственная реальность. Это же верно и для лингвиста; если он примет диахроническую перспективу, то увидит отнюдь не язык, а только ряд видоизменяющих его явлений. Часто утверждают, что нет ничего более важного, чем познать генезис данного состояния; это в некотором смысле верно: условия, создавшие данное состояние, проясняют нам его истинную природу и оберегают нас от некоторых иллюзий, но этим доказывается только, что диахрония не является самоцелью. О ней можно сказать, что было сказано о журнализме: она может привести ко всему, но только под условием выхода из нее.

Методы обоих аспектов тоже различны в двояком отношении.

а) Синхрония знает только одну перспективу, перспективу говорящих субъектов, и весь ее метод сводится к собиранию от них фактов; чтобы убедиться, в какой мере то или другое языковое явление реально, необходимо выяснить, в какой мере оно существует в сознании говорящих. Напротив, диахроническая лингвистика должна различать две перспективы: одну проспективную, следующую за течением времени, и другую ретроспективную, направленную вспять; таким образом, метод ее раздваивается, о чем будет идти речь в пятой части этого труда.

384

б) Второе различие вытекает из разницы в объеме той области, на которую распространяются та и другая дисциплины. Синхроническое изучение не ставит своим объектом всего совпадающего по времени, но только совокупность фактов, относящихся к каждому языку; в меру необходимости подразделение дойдет и до диалектов и до поддиалектов. В сущности термин синхроническое не вполне точен; его следовало бы заменить, правда, несколько длинным термином идиосинхроническое. Наоборот, диахроническая лингвистика не только не требует, но и отвергает подобную специализацию, рассматриваемые ею элементы не принадлежат обязательно к одному языку (ср. индоевр. *esti, греч. esti, нем. ist, фр. est, рус. есть). Различие отдельных наречий создается именно сменой диахронических фактов и их пространственным умножением. Для оправдания сближения двух форм достаточно, если между ними есть историческая связь, какой бы косвенной она ни была.

Эти противопоставления не самые яркие и не самые глубокие: из коренной антиномии между фактом эволютивным и фактом статическим следует, что решительно все понятия, относящиеся к тому или другому в одинаковой мере, не сводимы друг к другу. Любое из этих понятий может служить доказательством этого. Так, синхронический «феномен» ничего общего не имеет с диахроническим; первый есть отношение между существующими одновременно элементами, второй — смена во времени одного элемента другим, т. е. событие...

Синхронический закон и закон диахронический

Мы привыкли слышать о законах в лингвистике, но действительно ли факты языка управляются законами и какого рода могут быть эти законы? Поскольку язык есть социальный Институт, можно a priori сказать, что он регулируется нормами, аналогичными тем, которые действуют в коллективах. Как известно, всякий социальный закон обладает двумя основными признаками: он императивен, и он общ; он навязывается, и он простирается на все случаи, разумеется, в определенных границах времени и места.

Отвечают ли такому определению законы языка? Чтобы выяснить это, надо прежде всего согласно с только что высказанным еще лишний раз разделить сферы синхронического и диахронического. Перед нами две раздельные проблемы, которые смешивать нельзя; говорить о лингвистическом законе вообще равносильно желанию схватить призрак.

Синхронический закон — общий закон, но не императивный; попросту отображая существующий порядок вещей, он только констатирует некое состояние; он закон постольку же, поскольку законом может быть названо утверждение, например, что в данном

385

фруктовом саду деревья посажены косыми рядами. И отображаемый им порядок вещей не гарантирован от перемены именно потому, что не императивен. Казалось бы, можно возразить, что в функционировании речи синхронический закон обязателен в том смысле, что он навязан индивидам принуждением коллективного обычая; это верно, но мы ведь не разумеем слово «императивный» в смысле обязательности по отношению к говорящим; отсутствие императивности значит, что в языке нет никакой силы, гарантирующей сохранение регулярности, установившейся в каком-либо пункте. Так, нет ничего более регулярного, чем синхронический закон, управляющий латинским ударением (в точности сравнимый с законом греческого ударения); между тем эти правила ударения не устояли перед факторами изменения и уступили место новому закону, действующему во французском языке. Таким образом, если и можно говорить о законе в синхронии, то только в смысле распорядка, принципа регулярности.

Диахрония предполагает, напротив того, динамический фактор, производящий определенный результат, выполняющий определенное дело. Но этого императивного характера недостаточно для применения понятия закона к фактам эволюции языка; можно говорить о законе лишь тогда, когда целая совокупность явлений подчиняется единому правилу, а диахронические события, хотя и обнаруживают некоторые видимости общности, всегда в действительности носят характер случайный и частный.

Резюмируем: синхронические факты, каковы бы они ни были, представляют определенную регулярность, но не носят никакого императивного характера; напротив, диахронические факты обладают императивностью по отношению к языку, но не имеют характера общности.

Короче говоря (к чему мы и хотели прийти), ни те ни другие не управляются законами в вышеопределенном смысле, а если уже, невзирая ни на что, угодно говорить о лингвистических законах, то термин этот будет покрывать совершенно различные значения, смотря по тому, относится ли он к явлениям синхронического или диахронического порядка.