5. Техника ухода за телом.

5. Техника ухода за телом. Чистка, умывание, намыливание. Это возникло почти вчера. Мыло изобрели не древние греки и римляне (они не пользовались им), а галлы. Вся Центральная и Южная Америка мылась с помощью панамского дерева «бразила», откуда и название государства. Уход за ртом — техника кашля и сплевывания. Многие люди не умеют делать этого, поэтому их надо учить.

6. Техника насыщения.

6. Техника насыщения. Еда. Отсутствие и использование ножа. Питье: из родника, кувшинов, залпом и т. д.

7. Техника воспроизводства.

7. Техника воспроизводства. Нет ничего более техничного, чем сексуальные положения.

Таким образом, каждое общество обладает специфической системой техник. Чем они совершеннее, тем выше его культура. В свою очередь, необходимость проявления техник тела вызвана стремлением как можно лучше приспособиться к данным условиям, климату, ландшафту и т. д.

Носов Н. А. Виртуальная цивилизация¹

Компьютеры и культура

Широкое распространение компьютеров дает основание киберфутуристам говорить о том, что наступает эпоха киберкультуры.

Использование компьютеров, действительно, может привести к возникновению киберкультуры, но совсем не потому, что компьютеров станет много. Есть много, например, телефонных аппаратов, но никто не говорит о телефонной культуре. Дело здесь не в количестве и широте применения, а в том, сможет ли найти киберкультура ту человеческую потребность, которую она будет удовлетворять. Причем такую потребность, в удовлетворении которой, во-первых, нуждается достаточно большая часть человечества, а во-вторых, которая не может быть удовлетворена никакими другими средствами также легко, как компьютерами.

¹ Носов Я. А. Виртуальная цивилизация: Труды лаборатории виртуалистики. Вып. 1. Виртуальные реальности в психологии и психопрактике / под ред. Н. А. Носова и О. И. Генисаретского. М.: Институт человека РАН, 1995. С. 105—117.

348

У киберкультуры в ее современном виде есть шанс повторить историю фотокультуры. Когда фотоаппарат стал достаточно доступен, появилась эйфория по тому поводу, что фотография приобщит широкие массы населения к искусству, поскольку создание фотографии требует от человека навыков композиции, чувства цвета и проч. А чем все кончилось? Промышленность штампует полностью автоматизированные камеры, также полностью автоматизированы процессы проявления и печатания фотографии. От человека с художественной точки зрения вообще ничего не требуется, и фотографирование свелось к удовлетворению потребностей памяти. А искусство фотографии как было, так и осталось, привилегией узкой группы профессионалов.

Но совсем другая судьба была у таких нововведений, как, скажем, печатный станок или часы. Теперь все читают и пишут, все регулируют свою жизнь по часам. Письменность и точное время действительно стали элементами массовой культуры, а способности читать и контролировать свое внутреннее время в единицах астрономического времени (секунда, минута, час и т. д.) стали «естественными» психическими способностями человека. Чтобы стать элементом массовой культуры, компьютеры должны совершить нечто аналогичное. То, к чему сейчас апеллируют идеологи киберкультуры — киберсекс, киберискусство, киберреальность и т. п., — строится в основном на рекламном эпатировании населения. Все это говорит о том, что киберкультура еще не нашла свое собственное психологическое содержание.

Но все-таки есть возможность возникновения нового культурного феномена, который можно было бы назвать «киберкультура». Эта возможность может реализоваться, если произойдет синтез трех пока независимых друг от друга сфер культуры: философии виртуальности, виртуальной психологии, виртуальной компьютерной технологии, или, другими словами, произойдет сопряжение психологической и компьютерной реальностей на некой фундаментальной, т. е. философски осмысленной, основе.

Виртуальная философия

Специфика виртуального менталитета заключается в том, что он работает с внутренней структурой событий, не сводя механизмы функционирования событий к нижележащим пластам реальности, как это принято в современной философской и научной культуре. Особенность виртуального подхода заключается в непонижении статуса реальности события в сравнении со статусом реальности объяснительного механизма.

В настоящее время начинает активно использоваться основательно забытый нередукционистский способ мышления, предло-

349

женный еще в IV веке Св. Василием Великим (Носов, 1994). Блестящим примером применения такого способа мышления является анализ известным французским философом Жаном Бодрийаром войны в Персидском заливе, вскрывающим, правда, негативные стороны виртуальности, но от этого виртуальные реальности не становятся менее значимыми. Он пишет: «В наши дни виртуальное решительно берет верх над актуальным; наш удел — довольствоваться такой предельной виртуальностью, которая в противовес аристотелевской лишь устрашает перспективой перехода к действию. Мы пребываем уже не в логике перехода возможного в действительное, но в гиперреалистической логике запугивания себя самой возможностью реального... Подобно тому, как экран психики превращает все болезни в симптомы (уже больше не осталось органических заболеваний, причины которых не обнаруживались бы где-то в другом месте и не раскрывались бы путем толкования болезни в психической плоскости, так что болезнь становится неподвластной никакому реалистическому медицинскому воздействию), — так же и война, превратившись в информацию, перестает быть реальной войной и становится войной виртуальной; подобно тому, как все, проходящее через психику, служит поводом для бесконечных туманных рассуждений, — так же все, что пропускается через информацию, становится предметом нескончаемой спекуляции, т. е. тотальной неопределенностью. Нам остается лишь считывать с наших экранов симптомы военных эффектов и разговоров по поводу войны» (Бодрийар, 1994, с. 33).

Виртуальная философия уже получила достаточно широкое распространение в самых разных сферах современной культуры: искусстве (Барышева, 1993; Курьерова, Носов, 1994), особенно в области компьютерных и экранных искусств (см., напр., специальный выпуск журнала «Искусство кино» 1995, № 2; подготовлен к выпуску специальный номер журнала «Декоративное искусство»), психотерапии (Энрайт, 1994, см. раздел «Доступ к внутреннему знанию: виртуальное пространство»; Tart, 1990), эргономике (Демирчоглян, 1995) и многих других. Здесь мы указываем часть лишь тех источников, в которых авторы употребляют термин «виртуальность», но виртуальная парадигма распространена значительно шире. Исторические корни этой парадигмы в Западной Европе прослежены с XI века в книге Т. Мальдонадо (Maldonado, 1994).

Виртуальная психология и психотехника

Суть разработок в области компьютерных виртуальных реальностей заключается в том, что с помощью компьютера можно создать реалистический трехмерный объект, имеющий «собственное», т. е. программированное на очень высоком психологическом уров-

350

не, поведение (для пользователя поведение, например, виртуального человека неотличимо от поведения реального человека). Причем виртуальный объект и пользователь могут обмениваться сенсорной информацией, в принципе, любого типа (зрительной, слуховой, тактильной и даже ощущениями от внутренних органов). Другими словами, с помощью компьютера можно создать иллюзию, воспринимаемую и ощущаемую (переживаемую) как абсолютно достоверную.

Но если компьютерные виртуальные разработки дают возможность человеку воспринимать виртуальные объекты как реальные, то дополнение компьютерных разработок разработками в области психологических виртуальных реальностей дает возможность глубокого проникновения в психику человека, такому, которое в другое время обеспечивается различного рода психотехническими, эзотерическими, духовными и т. п. практиками, поскольку психологические виртуальные реальности есть не что иное, как более высокие (или глубокие) пласты человеческой психики. Это означает, что объединение компьютерных и психологических виртуальных реальностей приведет к тому, что человек будет не только воспринимать и взаимодействовать с виртуальными объектами как реальными, но и будет верить в их объективное существование, так же как верит верующий человек в те реалии, которые предлагает ему его вероисповедание.

С точки зрения виртуальной психологии смысл и суть воздействия на человека заключается в активации самообраза, т. е. ощущений, порождаемых психическим образом. В этом плане несущественно, каким способом человеку предлагается образ: с помощью традиционных видов искусства или с помощью экранных технологий.

Важно не то, каким способом человек получил тот или иной образ, а то, как этот образ начинает функционировать в психике и какие ощущения порождать в самообразе. Самообраз — это своего рода психическое табло, на котором отражаются психические события, а не те события, которые происходят вне психики человека. Если образ не порождает никаких ощущений в самообразе, то и тот объект, который породил этот образ, никак человеком не переживается. Так мы воспринимаем обыденную обстановку вокруг нас: дома, улицы, людей и т. д. Но иногда образ порождает ощущения в самообразе: бывает, что вдруг видишь неземную красоту обыкновенного цветка или заходящего солнца, или картины на выставке, или проходящего мимо человека. Это означает, что в самообразе возникли ощущения от образа, и эти ощущения называются виртуальными. Задача виртуальной психотерапии заключается в обеспечении такой подачи образа, чтобы он вызвал виртуальные

351

переживания. Сам образ может быть достаточно простым: бытовая сцена, натюрморт и т. п.

Смысл компьютерных технологий в области психотерапии с виртуальной точки зрения заключается не в том, что они предоставляют психотерапевту возможность создания новых сред, куда могут помещаться пациенты, а в том, что они позволяют формализировать и технологизировать некоторые способы порождения виртуальных образов в человеке и тем самым дают возможность работать с образами второго порядка, т. е. с более высокими или глубокими, если хотите, психическими реальностями. . На основании вышеприведенных теоретических рассуждений в лаборатории виртуалистики Института человека РАН были разработаны методики и создан компьютерный стенд, позволяющий моделировать и изучать психологические виртуальные реальности. В одной из методик, под названием «самолет», удалось активизировать самообраз полета, и у испытуемых, не имеющих опыта полета на самолете в качестве военного летчика, возникали ощущения полета, управления самолетом, переживаемые как натуральные состояния: огромного неба, полета в небе, крена самолета, перевернутого положения самолета, падения самолета и самого себя в нем в случае неправильного управления самолетом и т. д. О натуральности переживаний, конечно, не по всему спектру переживаний настоящего летчика, поскольку моделировался лишь фрагмент полета, говорит и тот факт, что описания своих переживаний испытуемые делали во многом в тех же самых словах, что и настоящие летчики, описывая свои переживания реальных полетов.

Таким образом, в эксперименте удалось подтвердить теоретические представления о виртуальной структуре психики: наличие самообраза как экрана отражения «деятельности» образа. Такая модель позволяет в единой парадигме рассматривать компьютерные, психологические, а также и другие реальности: политические, художественные и т. д.

Экспериментальное доказательство виртуальной модели психики дает основание для разработки психотерапии нового типа, суть которой заключается в «разблокировке» самообраза человека, что дает ему возможность пережить реальные, «настоящие» переживания, почувствовать реальность жизни, от которой некоторые люди ушли, замкнувшись на внутреннем мире. Виртуальная психотерапия позволяет вывести человека из его замкнутого внутреннего мира, опираясь на этот же мир, а не на внешний, от которого эти люди старательно, хотя и нерефлексивно, отстраиваются. Эти же процедуры можно рассматривать и как раскрытие резервных и творческих потенций человека, что также имеет психотерапевтический эффект.

352

Точки роста виртуальной цивилизации

Хочу указать на уже существующие материальные плацдармы виртуальной цивилизации, которые, по всей видимости, станут «точками роста» новой культуры. Это не только тренажеры и игровые компьютеры, но и структуры, охватывающие большие социальные ниши. Прежде всего это, конечно, сеть Интернет, которая уже присутствует и в России, более того, становится необходимым элементом приобщения к мировой культуре. Без подключения к сети Интернет человек просто оказывается информационно «обесточенным». Интернет как глобальная компьютерная сеть сейчас насчитывает более 40 миллионов пользователей; к 2000 году число пользователей возрастет до 500 миллионов. Интернет сам по себе представляет собой беспрецендентное явление, но примечательное с виртуальной точки зрения: будучи анархичной по структуре и не имея собственно руководящих структур, обладает очень высокой степенью самоорганизации. Но здесь не место описывать Интернет хотя бы потому, что один из специалистов по Интернету не уложился и в 600 страниц, давая только поверхностное описание этой сети (Крол, 1995). О значении Интернета для России можно узнать по материалам конференции НАТО, проведенной в подмосковном Голицине в 1994 году (Proceeding.., 1994). Интернет создает, по мнению одного из разработчиков сетевого проекта «Smart Connection» Э. Гроува, «виртуальное сообщество людей», превращая тем самым современную культуру в новый тип культуры — «глобальную деревню», когда нет границ для коммуникации (Морозов, 1995).

Но сама коммуникация претерпевает принципиальные изменения в сравнении с современными ее формами, и дело не только в уничтожении границ — меняется сам тип существования человека, иронически, но испуганно названный «диванным образом жизни». Дело в том, что в Канаде на телевидении реализована информационная система Videoway, охватывающая 67% семей, т. е. всех абонентов кабельного телевидения. Видеовей — это интерактивное телевидение. С помощью системы Видеовей можно «все»: узнать любую информацию, вплоть до собственного гороскопа, получить любую консультацию, вплоть до того, какое вино лучше подать к данному вашему обеду, заключить деловую сделку, посетить магазин и сделать покупки, самому стать оператором спортивного матча, не говоря уже о пользовании учебными и игровыми программами. Такая система, конечно, «захватывает» человека — уже сейчас каждый ее пользователь тратит 13 часов в неделю на коммуникацию с Видеовей (Клеман, 1995). И это еще только начало.

Следующим этапом, уже начавшим реализовываться, является создание компьютерных «виртуальных цивилизаций». В Японии

353

создан виртуальный город Хэбитэт (Кондзуми, 1995). Любой владелец компьютера может стать жителем этого города — «аватаром». При приобретении гражданства человеку предлагается выбрать себе внешний вид из 1100 вариантов, подобрать себе одежду. Город Хэбитэт существует уже четыре года и его численность достигает 10 тысяч человек. «В системе используется новейшая компьютерная графика, усиливающая реализм виртуальной среды. Когда жители виртуального города выходят из своих виртуальных домов, они встречают других аватаров, которые прогуливаются по улицам, в жилой части, в парке, в лесу, в лабиринте. Жители могут общаться друг с другом, печатая послания на клавиатуре. Аватар получает зарплату размером в 200 официально принятых денежных единиц, но есть также возможность брать деньги взаймы в ссудных кассах или выиграть в азартные игры» (Кондзуми, 1995, с. 9). В городе Хэбитэт жители живут «полноценной» личной и общественной жизнью: вступают в браки, развлекаются, общаются, делают покупки, выбирают правительство и т. д.

Таким образом, можно утверждать, что новая — виртуальная — цивилизация с ее киберкультурой и виртуальной психологией начинает «разъедать» и заменять собою нынешний новоевропейский тип культуры.

Литература

Барышева В. Е. Мобильные элементы и динамическая форма в пространстве жилого интерьера / Автореф. ...канд. искусствоведения. М., 1993.

Бодрийар Ж. Войны в заливе не было // Художественный журнал. 1994. № 3.

Важатов И. Тотальная иллюзия реального пространства // Независимая газета. 1995. 9 ноября.

Демирчоглян Г. Г. Эргономические и физиологические особенности работы человека в условиях виртуальной реальности (состояние и перспективы): Технологии виртуальной реальности. Состояние и тенденции развития. СПб., 1995.

Клеман Э. Канадские телезрители рискуют окончательно перейти к диванному образу жизни // Сегодня. 1995. 10 августа.

Кондзуми С. Город Хэбитэт // Сегодня. 1995. 17 августа.

Крол Э. Все об Internet. Киев: BHV, 1995.

Морозов А. «Хитроумное соединение» Эндрю Гроува // Независимая газета. 1994. 9 ноября.

Носов Н. А. Психологические виртуальные реальности. М.: Институт человека, 1994.

Носов Н. А. Три степени виртуала // Поиск. 1994. 15—21 октября.

354

Носов Н. А. Нужно ли современному человеку общаться с ангелами? // Деловой мир. 1995. 17 июня.

Носов Н. А. Киберкультура есть, но ее нет // Независимая газета. 1995. 17 августа.

Носов Н. А. Психология ангелов. М.: ИТАР-ТАСС, 1995.

Носов Н. А., Курьерова Г. Г. Виртуальные смыслы неосмысленных вещей // Художественный журнал. 1994. № 5.

Энрайт Дж. Гештальт, ведущий к пробуждению. СПб., 1994.

Maldonado T. Reale e virtuale. Milano: Saggi/Feltrinelli, 1994.

Proceedings of the NATO Advanced Networking Workshop. Golitsyno, Moscow Region, September, 29/October, 1, 1994.

Tart С. Т. Multiple personality, altered states and virtual relity: The world simulation process approach // Dissociation. 1990. № 3.

Эко У. От Интернета к Гутенбергу: текст и гипертекст¹

У Платона в конце диалога «Федр» есть такой пример: Гермес, предполагаемый изобретатель письменности, демонстрирует фараону Таммузу изобретение, которое позволит людям помнить то, что иначе пропадет в забвении. Фараон не рад и говорит: «Хитроумный Тот! Память — дивный дар, ее надо постоянно поддерживать. Из-за твоего изобретения у людей испортится память. Они будут вспоминать не благодаря внутреннему усилию, а благодаря внешней поддержке».

Согласимся с этим фараоном. Письмо, как всякая новая техническая поддержка, ослабляет силу человека. Так, автомобиль вредит способности ходить. Письмо опасно, потому что ослабляет силу ума, предлагая людям окаменевшую душу, карикатуру на ум, минеральную память. Платон, конечно, иронизирует. Он приводит аргумент против письма, но вкладывает его в уста Сократа, который ничего не писал. Именно поскольку он не публиковался, Сократ потерпел поражение — в академическом плане.

В наше время никто из-за письма не волнуется по двум простым причинам. Во-первых, мы знаем, что книга — это не способ присвоить чужой ум, наоборот, книги — машины для провоцирования собственных новых мыслей, и только благодаря изобретению письма есть возможность сберечь такой шедевр спонтанной памяти, как «В поисках утраченного времени» Пруста. Во-вторых, если когда-то память тренировали, чтобы держать в ней факты, то после изобретения письма ее стали тренировать, чтобы держать в ней книги. Книги закаляют память, а не убаюкивают ее. Фараон выра-

¹ Отрывки из публичной лекции Умберто Эко на экономическом факультете МГУ 20 мая 1998 (www.philosophy.ru).

355

зил исконный страх — страх, что новая техника отменит или разрушит нечто хорошее, плодоносное, самоценное и духовное. Фараон будто бы показал сначала на письмена, а затем на идеальный символ человеческой памяти и сказал: «Это (то есть письмена) убьет то (то есть память)». В «Соборе Парижской Богоматери» Гюго Клод Фролло показывает сначала на книгу (книги только начали печатать в то время), потом на свой собор и говорит: «Это убьет то».

Действие романа развивается в XV веке — только изобрели печать. До того рукописи предназначались для малочисленной элиты. Работа по обучению масс содержанию Библии, житиям Христа и святых, моральным принципам и даже истории своего собственного народа, а также географии, природоведению, то есть природе отдаленных стран и свойствам трав и камней, — эта работа отводилась фрескам и статуям Собора. Средневековый собор был как бы постоянной неизменной телепрограммой, которая давала народу все необходимое как для повседневной, так и для загробной жизни. Книги же отвлекали от базовых ценностей, поощряли излишнюю информированность, вольное толкование Писания и нездоровое любопытство.

Согласно книге Маршалла Маклюэна «Галактика Гутенберга» (1962) после изобретения печати преобладал линейный способ мышления, но с конца 60-х ему на смену пришло более глобальное восприятие — гиперцепция — через образы телевидения и другие электронные средства. И если не Маклюэн, то его читатели как бы тыкали пальцем в Манхэттенскую дискотеку, потом в печатную книгу со словами: «Это убьет то». Средства массовой информации довольно скоро установили, что наша цивилизация становится image-oriented, ориентированной на зрительный образ, что ведет к упадку грамотности.

Добавлю, что средства массовой информации подняли на щит этот упадок словесности как раз тогда, когда на мировую сцену вышли компьютеры. Безусловно, компьютер — орудие для производства и переработки образов, и так же безусловно, что инструкция нам дается в образе неизбежной иконки. Но так же известно, что старые компьютеры рождались как орудие письменности. По экрану ползли слова и строки, и пользователь должен был читать. Новое поколение детей из-за компьютера научилось читать с дикой скоростью, и сейчас тинэйджер читает быстрее, чем профессор университета — вернее, профессор читает медленнее, чем тинэйджер. Тинэйджеры, если они хоть что-то на своем компьютере программируют, должны знать логические процедуры и алгоритмы и должны печатать слова и цифры, причем очень быстро. В этом смысле компьютер возвращает людей в гуттенбергову галактику, и те, кто пасутся ночами в Интернете и болтают в чатах, — они работают словами. Если телеэкран — это окно в мир, явленный

356

358

ну», мечтая об идеальном читателе, мучимом «не-сонницей». Макс Запрота в пятидесятые годы опубликовал роман, в котором страницы можно было перемешивать, чтобы получались разные сюжеты. Джанни Баллестрини заложил в свое время в один из самых первых компьютеров серию строф, и компьютер выдавал множество стихотворений. Рэймон Кено изобрел компьютерный алгоритм, благодаря которому стало возможным получить бесконечное количество стихов с бесконечным количеством вариантов строк. Многие современные музыканты делают аналогичные опыты с музыкой.

Проблема изменения природы текста распадается на две проблемы. В одном случае это идея физической передвижки текста. Текст, способный к передвижке, дает впечатление полной свободы, но это только впечатление, иллюзия свободы. Единственная машина, способная порождать действительно бесконечное количество текстов, была порождена тысячелетия назад, и это — алфавит. Конечным числом букв порождаются миллиарды текстов. Текст — стимул, который в качестве материала дает нам не буквы, не слова, а заранее заготовленные последовательности слов либо целые страницы, но полной свободы нам не дает. Мы можем только передвигать конечное количество заготовок в рамках текста. Но я как читатель имею полную свободу наслаждаться традиционным детективом, используя не только печальную предназначенную концовку. Я беру роман, в котором он и она умерли, и я волен или оплакивать их кончину, или придумать себе концовку, в которой они поженились и жили долго и счастливо. Таким образом, мне как читателю лучше иметь завершенный текст, который я могу переиначивать в течение долгих лет, нежели текст-конструктор, с которым я могу проводить только определенные манипуляции.

Я хочу закончить панегириком тому конечному и предельному миру, который открывают нам книги. Вы читаете «Войну и мир» и мечтаете только об одном: чтобы Наташа отвергла этого дурака Анатоля и вышла за князя Андрея и чтобы он не умер и они жили долго и счастливо. Переписывайте эту историю за компьютером, сколько вам угодно. Создавайте бесчисленное множество собственных «Войн и миров». Пусть Пьер Безухов убьет Наполеона или пусть Наполеон победит Кутузова. Но в этой книге нам делать нечего. Увы, нам придется принять закон Локка: признайте неотвратимость судьбы.

Гипертекстуальный роман дает нам свободу и творчество, и будем надеяться, что эти уроки творчества займут место в школе будущего. Но написанный роман «Война и мир» подводит нас не к бесконечным возможностям свободы, а к суровому закону неминуемости. Чтобы быть свободными, мы должны пройти урок жизни и смерти, и только одни книги способны передать нам это знание.

359

Льюис Ричард Д. Деловые культуры¹

Выявление национальных особенностей сродни хождению по минному полю неточных предположений и неожиданных исключений. Можно встретить вспыльчивых финнов, медлительных итальянцев, осмотрительных американцев и харизматичных японцев. Тем не менее существует и некая национальная норма. Например, итальянцы, как правило, более словоохотливы, чем финны. Разговорчивые финны и молчаливые итальянцы выделяются на общем фоне соотечественников. С точки зрения конкретной национальной черты таких необычных индивидов можно рассматривать как отклонение от нормы.

В этой книге, цель которой — провести ряд содержательных сравнений между различными культурами, мне пришлось пойти на некоторые обобщения относительно национальных особенностей того или иного народа. Такие обобщения влекут за собой опасность однобокого, стереотипного подхода в той мере, в какой речь идет о типичных итальянце, немце и американце... Разумеется, американцы сильно отличаются друг от друга и нельзя найти двух одинаковых итальянцев. Тем не менее 30 лет жизни за границей и тесного общения с людьми самых разных национальностей убедили меня в том, что жители многих стран придерживаются определенных взглядов на жизнь и представлений об окружающей действительности, что непременно проявляется в их поведении.

Правда, культура как выражение специфического мировоззрения не является сугубо национальным явлением. В некоторых странах региональные особенности столь сильны, что отодвигают национальные черты на второй план. Кроме испанского паспорта, баски и жители Андалузии имеют мало общего; деловым людям Милана гораздо легче общаться с австрийцами и французами, чем с сицилийцами. В США, стране с множеством субкультур, расовые и языковые различия привели к образованию трех основных категорий населения: черных, латиноамериканцев и англоговорящих белых.

В некоторых случаях города отличаются столь сильной культурной индивидуальностью, что она выходит за пределы региональных особенностей. Так, жители Лондона — это не просто южные британцы, парижане — больше, чем северные французы, по акценту и стилю жизни ливерпульцы сильно отличаются от окружающих северян. А Гонконг даже после слияния остается особым анклавом в составе Китая.

¹ Льюис Ричард Д. Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию / пер. с англ. М.: Дело, 1999. Из главы «Разные языки — разные миры». С. 21—47.

360

Культурные сообщества могут выходить за границы отдельных государств и наций и выделяться, и не только по географическому признаку. Мусульмане и христиане — группы культур, то же можно сказать об инженерах и бухгалтерах. Выпускники университетов Оксфорда, Кембриджа, Иеля и Гарварда считают, что отличаются друг от друга как культурные сообщества. В той или иной мере жизнь многих из нас определяется корпоративной культурой. Она особенно сильна в Японии. В других странах, таких как Италия, Испания и Китай, более важной считается семейная культура. Исходный элемент культуры — индивид с присущей ему личной культурой. В таких странах, как Великобритания, США, Франция и Австралия, к личным взглядам относятся с большим уважением.

Быть может, самым общим критерием культурного деления людей является не национальное, религиозное, корпоративное и профессиональное, а тендерное — по признаку пола. Вполне возможно, что по своему мировоззрению итальянка окажется ближе к женщине-немке, чем к итальянцу-мужчине.

Мы условно разбиваем культуры мира на три типа.

• Моноактивные — культуры, в которых принято планировать свою жизнь, составлять расписания, организовывать деятельность в определенной последовательности, заниматься только одним делом в данный момент. Немцы и швейцарцы принадлежат к этой группе.

• Полиактивные — подвижные, общительные народы, привыкшие делать много дел сразу, планирующие очередность дел не по расписанию, а по степени относительной привлекательности, значимости того или иного мероприятия в данный момент. Сюда относятся такие народы, как итальянцы, латиноамериканцы и арабы.

• Реактивные — культуры, придающие наибольшее значение вежливости и уважению, предпочитающие молча и спокойно слушать собеседника, осторожно реагируя на предложения другой стороны. Представители этой категории — китайцы, японцы и финны.

Далее мы показываем, что для каждой из этих групп характерен особый стиль сбора информации. Моноактивные культуры опираются прежде всего на формализованные информационные системы, полиактивные — на впечатления от личных встреч и данные, получаемые во время беседы. Реактивные культуры используют комбинацию этих стилей.

Сравнение национальных культур часто начинается с выявления различий в социальном поведении. Приветствуя друг друга, японцы не пожимают руки; они кланяются и не имеют привычки сморкаться в общественных местах. Бразильцы всегда образуют неуправляемые очереди на автобус, предпочитают коричневую обувь черной и приезжают на вечеринки с опозданием часа на два.

361

367

озабоченность правдолюбием, искренностью, добротой и учтивостью автоматически исключает такие формы юмора, как сарказм сатиру, гиперболу и пародию, а также делает неуместными шутки на тему религии, секса и бесправных меньшинств. Мрачный или черный юмор там совершенно невозможен.

«Так что же остается?» — спросите вы. Восточный юмор, как мы его понимаем, построен на изощренных, вежливых и косвенных замечаниях и упреках. Они порой обращены в адрес слушателя, высказаны ловко, но всегда в дружеской манере, которая оставляет место для достойного ответа и не роняет чужого достоинства. Даже грубые и любящие непристойности корейцы всегда заботятся о том, чтобы не задеть достоинство или ранг слушателя. Китайцы известны своими афоризмами и поговорками, у них с индусами тонкий вкус на всевозможные сравнения и притчи, которые стали для них неистощимым источником юмора. Мы редко оцениваем эти шутки по достоинству, тогда как они совмещают в себе и глубокий смысл, и нравственный закон, и предсказание будущего. Мы способны уловить изюминку большинства конфуцианских афоризмов, индийских и малайзийских сказок, но никак не можем понять японский юмор. Правда, он недоступен и китайцу.

Существует ли в юморе «национальный стиль»? Прежде чем однозначно ответить на этот вопрос, следует обратить внимание на существование интернационального юмора, т. е. определенных видов юмора и шуток, присущих всем культурам. Именно таков, например, фарс — вид юмора, давно известный европейским, американским, африканским и азиатским народам. Особенно в ходу он на японском телевидении. Кажется, всеобщим пристрастием стало созерцание насилия, которое на международном уровне, возможно, служит своего рода компенсацией за то, что насилие не всегда позволяется. Существует также немало анекдотов, которые пересказывают во многих странах, такие, например, как спор о том, кому первым прыгать с самолета, или шутки на тему о слонах, ресторанах, игре в гольф.

Мулен Л. Повседневная жизнь монахов¹

Что такое повседневная жизнь монахов? Ежедневные действия, повторяемые в хронологическом порядке, лишенные всякой новизны, оригинальности и воображения? Или под «повседневностью» следует понимать возвратные ритмы, которые вписываются в определенное время человека?

¹ Адаптировано по: Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы: X—XV вв. М., 2002.

368

Повседневная жизнь монаха не есть повседневная в банальном смысле этого слова, в смысле монотонности. Нет, это драматичная жизнь в изначальном понимании этого слова, то есть активно переживаемая в различных и постоянно меняющихся ритмах, в которых заключены также и другие ритмы, как внешние, так и внутренние. В целом вопреки расхожему мнению нет ничего более далекого от пресловутого образа жизни типа «метро — работа — сон», чем монашеская жизнь.

Долгий день монаха

Колокол отметил полночь. В звучащих молитвами сумерках люди спешат к хорам, бесшумно ступая по полу. Начинается долгий день монаха. Час за часом он будет протекать в ритме утрени и заутренних служб, первого, третьего, шестого и девятого канонических часов, вечерни и повечерия.

После повечерия зимой один монах должен был совершать обход помещений с горящим фонарем в руках, чтобы его узнавали. Ему предстояло последовательно проверить все постройки, приемную, хоры, кладовую, трапезную, лазарет и закрыть входные ворота во избежание поджога и проникновения воров, а также чтобы никуда не выходили братья...

Помимо желания умерщвлять свою плоть, существуют и иные причины, которые, несомненно, влияют на режим дня монахов. В Средние века люди просыпались с восходом солнца и даже еще раньше. Тому, кто хотел вести правильную жизнь, надлежало вставать очень рано, в тот час, когда все остальные еще спят. Кроме того, монахи всегда испытывали особое расположение к ночным часам и первой заре — предрассветным сумеркам. Св. Бернар восхваляет часы бодрствования в прохладе и тишине, когда чистая и свободная молитва легко возносится к Небу, когда дух светел, а в мире царит совершенный покой.

У картезианцев продолжительность сна колеблется от 6 часов 20 минут в период летнего солнцестояния до 9 часов в конце сентября. По прошествии сентября она сокращается до 6 часов 45 минут, чтобы снова увеличиться до 7 часов 45 минут в конце октября, и вновь укорачивается до 6 часов 20 минут со 2 ноября.

Другая особенность монашеской жизни, способная поразить наших современников, — это время трапезы: вкушать пищу дозволяется не раньше полудня. А некоторые варианты распорядка дня монахов-бенедиктинцев X века предусматривали одно-единственное вкушение пищи в течение суток: зимой — в 3 часа дня, а Великим постом — в 6 часов вечера. Нетрудно представить себе, какое это испытание для людей, которые с двух часов ночи были на ногах. Становится понятным, почему французские слова «diner» — «обе-

369

370

рии-матюрены, или на муле, как кармелиты, значило проявлять большее смирение.

Что же касается игр, то в монастырях они были запрещены даже в моменты отдыха. Не дозволялось играть даже в шахматы или в трик-трак. Разрешались (у тамплиеров) лишь игра в классы (разновидность настольной игры с фишками) и некоторые другие подобные игры. Но, разумеется, никаких ставок. Игра в кости расценивалась в Клюни как преступление, влекущее за собой отлучение от церкви.

Сборники обычаев требуют наиболее полного молчания в храме, в трапезной, в спальне, во внутренних монастырских галереях. После повечерия наступает тишина, которая еще и в наши дни остается одним из самых трогательных моментов дня в монастыре. Даже такие действия, как стрижка волос, кровопускание, омовение, выпечка просфор, должны совершаться в совершенной тишине, словно в комнате нет ни одного брата, как гласит устав Учителя. Текст аббатства Бек подчеркивает, что тишина должна быть такой, чтобы нельзя было даже услышать поскрипывания пера переписчика.

Совместная жизнь предполагает словесное общение. И чтобы не нарушать безмолвия обители, использовали либо деревянную дощечку, покрытую воском (ее монахи носили на поясе), либо язык жестов.

Три сборника обычаев — Бернара из Клюни, Ульриха и Вильгельма из Гирсау (все относятся к XI веку) — сообщают нам о таком языке. Эти маленькие словарики достаточно забавны прежде всего потому, что из них видно, какие предметы или блюда были наиболее употребительны и какие персонажи наиболее известны, а кроме того, еще и потому, что символика этих жестов столь наивна и бесхитростна, что вызывает невольную улыбку.

В Клюни насчитывалось 35 жестов для описания пищи, 37 — для людей, 22 — для одежды, 20 — для богослужения и т. д. Хотите пару примеров? Вот обозначение молока: монах кладет мизинец в рот, как делают дети. Простой хлеб: большим пальцем руки рисуют круг, прижав к этому пальцу два других. Пирог: на ладони изображают крест, ибо пирог делят на части. Есть и знаки, позволяющие распознать, из чего этот хлеб — ржаной, пшеничный или из овса; то же самое по поводу вина: с травами ли оно, с пряностями или с медом, белое или красное. Одним и тем же жестом обозначаются форель и женщина: провести пальцем от одной брови к другой. Этот жест напоминает собой головную повязку женщины.

Язык жестов не был единым во всех монашеских орденах. Так, жесты Клюни столь же непонятны для гранмонтанцев, как для нас чуждый иностранный язык. В Клюни говорили «горчица», прижимая первую фалангу мизинца к большому пальцу, а гранмонтанцы

371

сжимали пальцами нос и приподнимали их; другие же монахи помешивали пальцами одной руки в другой руке, собранной в горсть, что обозначало соус, приготовляемый поваром.

Пища, посты и воздержание

С течением веков в разных орденах и разных регионах меню претерпевает сильные изменения. Нужно также иметь в виду, что братия могла делать в этой области лишь свои первые шаги. Пионеры кулинарии довольствовались малым, своего рода поварской начальной подготовкой, осваивая достижения предшественников, и останавливались на этом. Кроме того, в разных монастырях меню зависит от праздников и времен года. Но, несмотря на такое разнообразие, любой монастырский режим питания задуман как система отказа, поста и воздержания.

В период нормандского завоевания Англии (1066) один из приоров Вестминстерского аббатства убедил братию отказаться от мяса и довольствоваться рыбой; однако хронист отмечает, что сей благочестивый порыв поддерживался исключительно изысканностью рыбных блюд. Одно из таких яств из мелко нарубленной сельди и хлебного мякиша носило название «Karpie», в котором слышится английское слово pie, обозначающее «пирог».

Подобного рода сообщения не оставляют ни малейшего повода усомниться в утонченности монастырской «гастрономии». Тем более когда в сборнике обычаев встречаешь рекомендацию, что пиво следует подавать не слишком теплым летом и не слишком холодным зимой, а соль в солонке надо сменить, если она отсырела. Подобная скрупулезность — верный признак хорошей кухни.

По монастырским понятиям главным блюдом называется порция яиц (5—6 штук), вареный сыр, рыба, лук и прочее, предназначенное для одного монаха и подаваемое на одной тарелке. Паек (французское слово pitance, от латинского «pietas», «милосердие», «благочестие», поскольку эту еду зачастую предоставляли монахам светские ревнители благочестия) представлял собой дополнительную порцию, предназначавшуюся для двоих. Например, фунт [Европейский фунт равен примерно 453,5 г. (Прим. ред.)] сыра, если это сырой сыр, или полфунта вареного и от 4 до 30 яиц. Паек не благословляется аббатом, как всякая прочая пища.

Микстум (mixtum), вкушаемый после утрени или вечери, состоит из хлеба и вина (или пива): четверть или фунт хлеба, пинта вина. Микстум предназначается для чтеца, работников на кухне, детей, больных, стариков, а также монахов, которые перенесли кровопускание.

Везде и всюду заботились об использовании излишков, будь то мука, мед, виноград, яблоки или молоко. Поэтому монахи вынуж-

372

374

40 метров в длину и 20 в ширину, высота от пола до потолка — 16 метров. В Сен-Пьере в Генте трапезная была 58 на 12 метров. Когда позволяло место, трапезная располагалась в центре монастыря, чтобы иметь хорошее освещение.

Зимой в трапезной расставляли подсвечники, а на сиденья клали маленькие подушечки и такие же — под ноги. Во время трапезы трапезничий как хороший хозяин обходил столы, дабы убедиться, что ни один монах не нуждается ни в чем, и достаточно ли хлеба. Все имущество трапезной — скатерти, салфетки, ложки (ножи не упоминаются, так как у каждого монаха имелся личный нож, висевший на поясе; то же самое касается и вилок, которые появятся только в XVI веке) — должны лежать в отдельном ларе, чтобы облегчить процесс накрывания на стол.

Да, трапезная предназначена для приема пищи, но она не имеет ничего общего с современными столовыми. Некоторые из них, как, например, бенедиктинская трапезная в Сен-Мартен-де-Шан в Париже, становились позже музеем или библиотекой национальной школы искусств и ремесел.

Старинные монашеские уставы чаще всего категорически запрещали пить вино, но другие законодатели были более снисходительны и позволяли употреблять вино на отдельные праздники. С появлением Устава св. Бенедикта, распространившегося по всему Западу, вино окончательно сделалось разрешенным и рассматривалось как элемент ежедневного рациона питания. Вину придавалось настолько большое значение, что сусло освящают.

Если верить историку Кастельно, в IX веке потребление вина составляло 1132 литра в год на монаха (а по моим подсчетам, даже больше). В конце XIV века монахи бенедиктинского аббатства Сен-Пьер-де-Без получали по литру вина в праздники и примерно по пол-литра — в будние дни. Правда, вино в монастырях всегда разбавляли водой.

Одежда делает монаха

Проблемы одежды, белья, обуви, перчаток на протяжении столетий занимали умы монахов, как, впрочем, и военных, ибо костюм как таковой всегда имеет богатый символический смысл. Одежда — знак принадлежности к определенной группе, свидетельство единства во времени и пространстве. Монашеская одежда — свидетельство того, чем является человек внутри себя. Ношение монашеской одежды представляет собой торжественный акт, ибо он подтверждает желание монаха изменить свою жизнь и отныне исповедовать целомудрие и смирение.

В облачении монаха заключена невероятная священная сила. Считалось, что человек, поцеловавший полу рясы странствующего монаха, обретал отпущение грехов на пять лет, чего можно было

375

бы добиться, только неукоснительно соблюдая сорокадневные посты в течение этого срока. Недаром некоторые миряне желали быть погребенными в монашеской рясе.

В Средние века, столь богатые символикой, общество имело четкую структуру: социальные классы, братства, ремесленные цехи и корпорации, четко разграниченные между собой, поэтому понятно, что монахи тоже стремились подчеркнуть свою принадлежность к определенному ордену. Главную роль здесь играла одежда — исключительная «собственность» каждого монашеского ордена. Отсюда и бесконечные споры, возобновлявшиеся от века к веку, уточнявшие замысел и воплощение. Все становилось предметом дискуссии: цвет одежды, ее покрой, длина туники, размеры капюшона, пояс, обувь...

Однако по одному вопросу разногласий не возникало (по крайней мере, вначале): имеется в виду требование бедности и простоты. Какой бы ни была ткань: пенька, овечья шерсть, козья или верблюжья, лен (лен, скорее, предназначался для белого духовенства в воспоминание о плате Св. Вероники) — все равно эта одежда описывалась как грубая, жесткая, колючая. Монашеское облачение походило на платье крестьян и пастухов, так одевались картезианцы, францисканцы, авелланиты.

То же самое требование бедности приводило к тому, что монахи без всякого стеснения, а скорее даже с гордостью, носили изношенную, латаную одежду (за исключением тамплиеров — монахов-воинов).

В одежде соблюдалась тщательная регламентация. Как и в армии, малейшие детали одежды монахов были важны и имели свой собственный смысл. Цвет одежды был близок к естественному цвету ткани. Опытный глаз мог сразу же различить тот или иной важный знак: кожаный пояс у доминиканцев, веревку вместо пояса у бриктинцев и францисканцев, пояс изо льна или оленьей кожи у бенедиктинцев Бурсфельда и т. д. Надлежало определить не только длину, но и форму. Например, в конце XV века босоногие минориты носили квадратный капюшон, но придавали ему остроконечный вид наподобие капуччо св. Франциска.

Одежда столь точно характеризовала монаха, что зачастую он получал от нее свое название. Францисканцы носили пояс из веревки, их стали называть «кордельерами» — «веревочниками» от французского слова «corde» — «веревка»; валломброзанцам их серая «униформа» дала название «серых монахов»; «бежевые братья» — братья милосердия в своих бежевых одеждах, а форма их скапулиров повлекла за собой прозвище «брусочки», намекая на соответствующий геральдический элемент; кармелитов за их смешное примитивное манто прозвали братьями-сороками; скапулир из мешковины кающихся братьев объяснял, почему их величают

376

«мешками»; сервитов Пресвятой Девы за их одеяния прозвали «белоризцами»...

Были и другие отличительные признаки: одни монахи путешествовали только пешком, другим разрешалось ездить верхом, однако, как у госпитальеров Сент-Антуана из Вьеннуа, при условии, что на шее лошади будет привязан колокольчик.

Первые монахи-бенедиктинцы были одеты в коричневое, вернее сказать, в рыжее; затем цвет их облачений стал черным — цветом покаяния, траура и смирения. Но это также и цвет чистоты, ибо на нем сразу заметны пятна! Лишь только в германских и англо-саксонских землях, где, вероятно, испытывали трудности с тканями черного цвета, продолжали носить каштановые оттенки. Но все же черные одежды предпочитали многие: гранмонтанцы, сервиты, монахи Фонтевро, конгрегации Тирона (первоначально имевшие одеяния пепельно-серого цвета), августинцы, кармелиты. Цистерцианцы же, напротив, назывались «белыми монахами», поскольку их одежда шилась из неокрашенной шерсти (скорее все-таки серой, поскольку именно такой цвет чаще всего изображен на миниатюрах). Один автор описывает этих монахов как «стаю чаек, сияющих снежной белизной».

Босиком ходили еремиты, первые францисканцы, кармелиты и доминиканцы, иезуаты, авелланиты, камальдолийцы, монахи конгрегации Флор и другие.

Монахи аббатства Бек снимали обувь в монастыре с начала октября до Пасхи. Кармелиты, называемые босоногими, ходили в холщовых туфлях на веревочной подошве. «Мешки», или иезуаты (походившие достаточное время босиком), апостольские бедняки, оливетанцы носили деревянные сандалии, а трапписты — сабо. Бернардинцы ходили «на босу ногу», то есть без чулок, но в цок-колли — башмаках на деревянной подошве, позаимствованных у местных крестьян. Отсюда их прозвище — zoccolanti.

Во всех орденах старую обувь раздавали бедным. Это происходило в определенный день, часто на Пасху. Так же поступали и с одеждой. У бригиттинов после смерти монаха его носильные вещи раздавались неимущим. Некоторые удивляются такой щедрости в условиях постоянной бедности и нехватки. Но не нужно забывать, что, поступая таким образом, монахи творили милостыню — и одеждой, и пищей, и приютом путников. К тому же их одежда и обувь в общем-то мало стоили, если принять во внимание дешевый труд в монастыре и многочисленность монахов. Кроме того, монахи носили свою одежду и днем, и ночью часто на протяжении целого года, и довольно заманчиво было сменить ее на новую.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие...3