МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. М.В.ЛОМОНОСОВА

ОБЩЕСТВО «ЗНАНИЕ» РОССИИ

ОСНОВЫ ПОЛИТОЛОГИИ

Курс лекций под редакцией профессора В.П.Пугачева

МОСКВА 1992

ББК 67.6 О 72

О 72 Основы политологии. Курс лекций под редак­цией профессора В.П.Пугачева. М.: О-во "Знание" России 1992. — 256 с.

10 000 экз.

В книге рассматриваются наиболее важные проблемы со­временной политической науки, ее специфика и познаватель­ные средства. На базе широкого использования зарубежной и отечественной литературы анализируются такие категории, как власть, государство, партии, группы интересов, политиче­ские элиты, лидерство и культура. Дается характеристика по­нятий: демократия, тоталитаризм и авторитаризм. Исследуют­ся пути модернизации российского общества.

0201000000 ББК 67.6

ISBN 5-254-00448-7 © Московский государственный университет

им. М.В.Ломоносова, 1992. © Общество "Знание" России, 1992.

Предисловие

Переход России и других посткоммунистических стран к рынку и демок­ратии ставит перед их народами задачу овладения основами современной пол­итической культуры, решительного отказа от обветшавших идеологических стереотипов, ибо без глубоких изменений в сознании людей невозможны ни­какие общественные перемены.

Более полувека российские граждане не имели возможности не только жить по законам цивилизованного демократического государства, но даже оз­накомиться с достижениями мировой политической науки и культуры. В их сознание с раннего детства и до конца жизни систематически внедрялась уто­пическая, отрицающая общечеловеческие ценности идеология. Тотальная иде­ологическая обработка, на деле порабощавшая личность, но благовидно назы­вавшаяся системой политического просвещения, в действительности же не имела ничего общего с политическим образованием и наукой и лишь компро­метировала политические знания в глазах населения.

Неожиданно быстрый крах тоталитаризма и его ценностей привел к об­разованию в сознании многих людей и всего российского общества своеобраз­ного политико-культурного вакуума, который в последние годы усиленно за­полнялся разрушающим основы цивилизованности и порядка своеобразным "идейным мусором" — совокупностью анархистских (идеи безграничного су­веренитета), радикально-националистических или же просто антисоциальных, примитивно-эгоистических взглядов и требований. Сама политика стала рас­сматриваться многими как "грязное дело", область безнравственного деляче­ства, борьбы за частные эгоистические интересы.

А между тем такие представления весьма далеки от действительности. Политика неразрывно связана с самыми глубокими основами человеческого существования. Как отмечали еще древние (Аристотель), она коренится в са­мой природе человека как существа, " обреченного" жить в коллективе, об­ществе и взаимодействовать с другими людьми. Помочь людям строить свои коллективные взаимоотношения на принципах рациональности и гуманизма и призваны политическая наука и политическое образование.

Политическое просвещение существует в любом современном демократи­ческом обществе. История политической социализации и политического обра­зования неразрывно связана с историей демократии, а также с процессом мо­дернизации общества. Автократические сословные государства доиндустри-альной стадии развития общества не нуждались в политическом образовании народа. Их нормальное функционирование предполагало полное отстранение подавляющего большинства населения от политики. Для социального обще­ния простому люду, да в общем-то и знати, высшим слоям общества, было вполне достаточно усвоить традиции и нормы своего сословия. Элементарные правила взаимоотношения подданных с государством усваивались людьми преимущественно стихийно. Лояльность граждан по отношению к государству

поддерживали обычай, страх перед властью, а также церковь. Специальные институты для политического образования граждан не требовались.

Однако индустриализация и урбанизация общества, усложнение его ор­ганизации, развитие коммуникационных сметем, повышение социальной мо­бильности населения и другие факторы сделали недостаточными традицион­ные, ограниченные по своему влиянию на граждан семейные, общественно-со­словные и церковные формы политической социализации, привели к их ос­лаблению или даже разрушению. В ходе общественного развития постепенно повышалась значимость государственного регулирования ряда экономических и социальных процессов, заметно расширялся круг политических интересов граждан. Примерно со времен Великой французской революции 1789 г., про­возгласившей равноправие всех граждан и признание народа источником вла­сти, у государств, вступивших на путь демократического развития, четко обозначилась потребность в политической ориентации населения, обучении его цивилизованным нормам взаимоотношений в вопросах, затрагивающих интересы всего общества и требующих обязательных для всех решений. Под влиянием этих факторов резко повысилась общественная значимость полити­ческих знаний и в конце XIX — начале XX веков во многих странах оконча­тельно сформировались специализированные институты политического обра­зования ,

В современных демократических государствах деятельность таких инсти­тутов базируется на признании основных гуманистических ценностей и преж­де всего свободы и достоинства каждой личности, ее естественных, неотчуж­даемых прав. Политическое образование помогает „гражданину правильно осознать существующий общественный и политический строй, свое место и роль в государстве, права и обязанности. Его главная цель — научить челове­ка адекватно ориентироваться в сложной социально-политической обстанов­ке, представлять и защищать свои интересы, уважая интересы и права других людей, коллективно решать общие проблемы. Оно направлено также на фор­мирование у граждан уважения к демократическому порядку и обеспечиваю­щим его государственным и общественным институтам, ибо без твердого пол­итического порядка свобода отдельной личности не может быть реальной.

В современных концепциях политического образования в основном пре­одолена точка зрения, сводящая его задачи главным образом лишь к распро­странению среди граждан "этики долга", формированию у них пиетета к госу­дарству и его законам, готовности выполнять гражданские обязанности. Та­кой, учитывающий в первую очередь лишь потребности государства подход вплоть до 60-х годов нынешнего века преобладал в континентальной Европе, и особенно в Германии, в то время как в США уже многие десятилетия доми­нирует прагматическая личностная ориентация политического образования, предполагающая обучение граждан решать свои жизненные проблемы в циви­лизованном сотрудничестве с другими людьми, идти на компромиссы для от­носительно безболезненного урегулирования различного рода конфликтов. Се­годня системы политического образования в демократических странах пыта­ются синтезировать европейскую и америкакскук традиции, гармонично учи­тывать jai;.^ocbi как отдельной личности, гак и всего государства.

Демократическое политическое образование призвано придать политике человеческое измерение, г~ерживать проявление в политических действиях эгоцентрической м:т:1зации, нетерпимости и зм^иональной неуравновешен­ности, а также идеологического иррационализма, лередко выступающего под флагом борьбы за тотальнук: рационализацию общества. Одна из его первей­ших задач чырабо^ча у граждан устойчивого иммунитета или, по крайней

мере, взвешенного, критического отношения к различного рода идеологиям, трактуемым в духе официального марксизма.

На нынешнем этапе развития человеческой цивилизации полностью иск­лючить влияние идеологии на политику, конечно же, нельзя. Идеология, как сознание преимущественно теоретического происхождения, выражающее групповые интересы и коллективные ценности, имеет право на существова­ние. Она выполняет определенные социальные функции. Это прежде всего ар­тикуляция (четкая формулировка), обоснование и защита коллективных ин­тересов и ценностей, групповая интеграция, а также мотивация соответствую­щей деятельности. Пока существуют устойчивые общности людей, обладаю­щие высокозначимыми специфическими групповыми интересами и культура­ми, будут существовать и оказывать влияние на людей отражающие коллек­тивные потребности и ценности идеологические концепции и взгляды. Для цивилизованного демократического общества важно удерживать идеологии в безсшасных рамках, не допускать подчинения им государственной политики, превращения одной из них в обязательное для всех мировоззрение.

Идеологии как специфической форме сознания присуще одностороннее, тенденциозное, преимущественно эмоциональное отражение действительно­сти, нетерпимость и глухота к идейным и политическим оппонентам, претен­зия на универсальность защищаемых ею ценностей. "Вопрос стоит только так, — писал В.И.Ленин, — буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет" .

Гуманистической альтернативой идеологии как "частичному", группово­му сознанию выступают общечеловеческие ценностные ориентации. Конечно, и они базируются на определенных идейно-нравственных концепциях. К ним можно отнести прежде всего христианскую этику, либерализм, ряд эманеипа-торских идей социалистических учений и др. Однако в отличие от свойствен­ных идеологии представлений групповых интересов в форме всеобщих импе­ративных требований и деиндивидуализации личности в пользу коллектива (класса, нации и т.п.), общечеловеческие ценностные ориентации исходят из духовно-нравственного плюрализма, свободы выбора, идеалов и мировоззре­ния, признания человека, его жизни, свободы и достоинства высшей ценно­стью, "мерой всех вещей".

В странах с недавним тоталитарным прошлым, охваченных острым эко­номическим и социальным кризисом, опасности разрушительного воздействия идеологий весьма велики. Отсутствие у населения демократической культу­ры, устойчивых ориентации на общечеловеческие ценности, посттоталитарная массовая ментальность, дополняемые полунищенским существованием боль­шинства населения, острыми социальными и национальными конфликтами, могут привести и уже приводят многих людей в объятия идеологий с новой, и прежде всего националистической и религиозно-экстремистской окраской, господство которых может быть не менее разрушительно, чем воздействие официального марксизма. В таких государствах задача ограничения идеологи­ческого влияния особенно актуальна. Помочь же ее решить, предохранить об­щество от идеологического максимализма и фанатизма в значительной мере способно базирующееся да общечеловеческих ценностях политическое образе вание.

Первостепенная значимость демократического политического образова­ния для посттоталитарных государств, и прежде всего России, определяется

¹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 6,. С. 39—40.

также их переходным состоянием. Как отмечает Г.Берманн, потребность в политическом просвещении значительно повышается "там, где политическая система основательно изменяется и где политические инстанции и обществен­ные группы стремятся к этому, или же там, где такие инстанции или группы заинтересованы в сдерживании политических перемен" .

В бывших тоталитарно-социалистических странах радикальность обще­ственных изменений особенно велика. Переход от командной экономики к рыночному хозяйству и от тоталитарной политической системы к демократи­ческому правовому государству требует коренных изменений в политической культуре населения, формирования массового менталитета, адекватного ры­ночной экономике и плюралистической демократии. Демократическое пол­итическое образование способно в значительной мере ускорить этот процесс. В нашем обществе оно могло бы выполнять ряд конструктивных функций, и прежде всего помогать людям вырабатывать рационалистический и демокра­тический менталитет, усваивать ценности и нормы демократической полити­ческой культуры, формировать такие качества, как политическая толерант­ность (терпимость), готовность к компромиссу и партнерству, стремление к консенсусу, умение цивилизованно и институциализированно (в рамках зако­на и с помощью демократических институтов) выражать и защищать свои ин­тересы, предотвращать или же относительно безболезненно разрешать соци­альные конфликты.

Развитие демократического политического сознания населения способст­вовало бы также укреплению у людей чувства гражданского долга, ответст­венности перед обществом и государством, ограничивало бы влияние полити­ческого радикализма и экстремизма. Политические знания и культура нужны сегодня любому человеку, независимо от его профессиональной принадлежно­сти, поскольку, живя в обществе, он неизбежно должен взаимодействовать с другими людьми и государством. Без обладания такими знаниями человек ри­скует стать разменной картой в политической игре, превратиться в объект ма­нипулирования, эксплуатации и порабощения со стороны более активных в политическом отношении сил.

Массовая политическая грамотность граждан необходима и обществу, ибо она предохраняет его от деспотизма и тирании, от антигуманных и эконо­мически неэффективных форм государственной и общественной организа­ции. Поэтому не только отдельный человек, но и все общество прямо заин­тересованы в сознательном,, культивировании политической культуры как искусства совместного цивилизованного проживания людей в едином госу­дарстве.

Деидеологизированное, основанное на общечеловеческих ценностях пол­итическое образование способствует превращению человека из подданного властей в сознательного и'полноправного Гражданина своего государства, а затем и в (по выражению древнегреческих стоиков) Гражданина мира, что яв­ляется одним из важнейших показателей цивилизованности личности. И если часть граждан государств с развитыми механизмами рыночного саморегулиро­вания, вековыми, прочно укоренившимися в сознании масс демократически­ми традициями и надежными демократическими институтами могут позво­лить себе некоторую аполитичность, то в посттоталитарном обществе массо­вое отстранение от политики, равно как и широкая идеологическая политиза­ция населения чреваты самыми тяжелыми последствиями.

¹ Handbuch Politikwissenschaft. Reinbek bei Hamburg, 1987. S. 403.

6

. ♦

Опыт ряда стран свидетельствует о важной позитивной роли политиче­ского образования в переходе от тоталитаризма к современному рыночному демократическому обществу. Весьма поучителен в этом отношении опыт ФРГ. После завершения Второй мировой войны союзники принудили местную немецкую администрацию ввести в школах Западной Германии изучение норм и основ демократического государственного устройства. Сегодня в этой стране существует поддерживаемая государством разветвленная система политиче­ского образования во главе с Федеральным центром. Политические знания распространяют не только образовательные учреждения (школы, университе­ты и т.п.) и средства массовой информации, но и получающие государствен­ные субсидии фонды политического просвещения, существующие формально при политических партиях, но фактически почти независимые от них. И хотя современное политическое образование в ФРГ, как и в других демократиче­ских странах мира, достаточно плюралистично как с точки зрения своего со­держания, так и форм организации, политико-просветительских институтов, в целом оно базируется на фундаментальных ценностях демократической культуры, и прежде всего идеях свободы, социальной справедливости и мира, уважения прав человека и законов государства.

Очевидно, что нашему сегодняшнему остроконфликтному обществу осо­бенно близки все эти ценности. Поэтому забота о развитии политической нау­ки и формировании новой, деидеологизированной системы демократического политического образования должна стать общим делом государства и научно-педагогической общественности.

Предлагаемый читателю курс лекций по политологии ориентирован на практические потребности российского общества в формировании современ­ной политической культуры. Он разработан с учетом учебных программ и по­собий по политологии и политической социологии ведущих университетов США, ФРГ, Великобритании и Франции. Использован опыт преподавания политической науки в МГУ и других вузах страны.

В книге делается попытка комплексного осмысления фундаментальных положений политологии и новых российских и мировых политических реаль­ностей. Она является одним из первых в стране учебных пособий по полити­ческой науке и, конечно же, не претендует на "классическую завершенность" построения лекций и бесспорность выводов. Ее цель — помочь преподавате­лям, студентам, политическим активистам и всем интересующимся ознако­миться с основами современной политической науки и культуры.

Курс лекций подготовлен коллективом автрров кафедры политической социологии Центра социально-гуманитарного образования МГУ им. М.В.Ло­моносова: ПУГАЧЕВ В.П. (отв. ред.) — предисловие, лекции 1,6,8,9,16,17; БЕЛОВ Г.А. — лекция 5; КУПРЯШИН Г.Л. — лекции 19,7 (в соавторстве с Малышевой Н.С.); ЛЕБЕДЕВА Т.П. — лекция 2; ЛУЧИНОВА СМ. — лекция 20; МАЛЫШЕВА Н.С. — лекция 7 (в соавторстве с Купряшиным Г.Л.); МАР­ЧЕНКО Г.И. — лекции 10,11,12,15; СОЛОВЬЕВ А.И. — лекции 3,4,13,14,18.

Лекция 1.

_{ПОЛИТОЛОГИЯ КАК НАУКА}

ВОПРОСЫ:

1. Возникновение политической науки.

2. Предмет политологии.

3. Методы политологии.

4. Природа политологических знаний и функции политологии.

1. Политическая наука занимает одно из видных мест в современном об-ществознании. Ее весьма высокая значимость определяется первостепенной ролью политики в жизни общества. На протяжении всей истории цивилиза­ции политика, и прежде всего государство, оказывали важное воздействие на судьбы стран и народов, а во многом и на повседневную жизнь человека. Что же представляет собой наука об этой сфере общества? Когда и как она воз­никла?

Попытки осмысления политики делались уже в глубокой древности и продолжаются на протяжении всего периода существования государства. Ис­торически первой формой познания политики была ее релмгозмо-мифологи-ческая трактовка. Судя по сохранившимся источникам, во II—I тысячелетиях до Р.Х. у всех древних народов господствуют представления о божественном происхождении власти и общественно-политического порядка.

Примерно с середины первого тысячелетия усиливается процесс рацио­нализации политических взглядов, появляются первые политические катего­рии и дефиниции, а затем и политические концепции, носящие философско-эткческую форму. Тем самым закладывается начало собственно теоретиче­ских исследований политики. Этот процесс связан прежде всего с творчеством Конфуция, Платона и Аристотеля. Для них характерно понимание политиче­ской науки как науки о высшем благе человека и государства, о наилучшем государственном устройстве. Ее объектами, как считал Аристотель, являются прекрасное и справедливое, которые достижимы лишь в разумно устроенном государстве. Среди всех других наук и искусств политическая наука занимает особое место, поскольку она имеет высшую цель — "придать гражданам изве­стного рода хорошие качества и сделать их людьми, поступающими прекрас­но" . Иными словами, политическая наука призвана научить людей красиво и

Политические учения: история и современность. М., С. 140.

8

справедливо совместно проживать в обществе, взаимодействовать в едином государстве.

Аристотель во многом заложил основы политологии как отдельной само­стоятельной дисциплины. Поэтому иногда его называют отцом этой науки. Однако этот выдающийся мыслитель Античности еще не выделяет предмет политологии в ее современном понимании, не проводит дифференциацию между нею, этикой и философией. Это удается сделать лишь в XVI веке Н.Макиавелли. Он окончательно освободил политическую науку от религиоз­но-этической формы, уподобил политические процессы естественным, природ­ным фактам, поставил в центр политических исследований проблему государ­ственной власти, а также подчинил политическую мысль решению реальных, практических задач. Тем самым был сделан первый крупный шаг в создании современной политической науки. И все же было бы неправильно считать Ма­киавелли родоначальником политологии. Возникновение этой науки — дли­тельный процесс, имеющий определенные стадии.

Как отмечает К.Дойч, каждая общественная наука, в том числе и полит­ология, проходит как бы три ступени развития: философскую, эмпирическую и стадию рефлексии, ревизии эмпирического состояния. Применительно к политологии первый, преимущественно философский период ее развития длился примерно со времен Аристотеля до Гражданской войны в Америке 1861-1865 годов. Крайними историческими вехами второй, эмпирической сту­пени выступают Гражданская война в Америке и Вторая мировая война. Третья стадия развития политической науки началась после Второй мировой войны и продолжается до наших дней. Она отличается научной рефлексией, критическим переосмыслением всего арсенала накопленных эмпирических и теоретических знаний и их дальнейшим углублением.

И хотя вышеприведенная конкретная периодизация ступеней развития политической науки, на наш взгляд, несколько страдает американоцентриз-мом, в целом идеи К.Дойча о длительном, многоступенчатом характере раз­вития политической науки представляются плодотворными. На базе их ис­пользования применительно к истории политической мысли можно сделать вывод, что политическая наука в своей начальной, философско-этической форме возникает в результате рационализации и концептуализации политиче­ских взглядов во времена Конфуция, Платона и Аристотеля и проходит в сво­ем развитии ряд этапов. Современный облик политология приобретает во вто­рой половине XIX в. в связи с появлением и широким распространением би­хевиористских, эмпирических методов исследования и общим прогрессом соц­иологических знаний.

Примерно в этот же период происходит становление политической на­уки как самостоятельной, независимой академической дисциплины. В 1857 г. в Колумбийском колледже США Фрэнсисом Либером создается ка­федра "История и политическая наука". В 1880 г. в этом же колледже ор­ганизуется первая школа политической науки. В 1903 г. создана Амери­канская ассоциация политических наук, насчитывающая сегодня свыше 16 тысяч членов.

Параллельно идет процесс превращения политологии в самостоятельную научную и учебную дисциплину в Европе. Здесь на протяжении многих веков политическая наука развивалась главным образом в дисциплинарных рамках философии и теории государства и права, юридических наук, преобладал инс­титуциональный подход к политике. Важнейший вклад в становление совре­менной политологии внесли такие европейские ученые, как М.Вебер, Р.Ми-хельс, Г.Моска, В.Парето, А.Зигфрид, А.Токвиль, К.Маркс, Ф.Энгельс и др.

2 - 4178 Q

В России в конце XIX — начале XX веков политическая наука развива­лась достаточно интенсивно. Заметный вклад в мировую политическую мысль внесли М.М.Ковалевский, Б.Н.Чичерин, П.И.Новгородцев, М.Острогорский и ряд других исследователей, а также марксистские теоретики: В.И.Ленин, Г.В.Плеханов и др.

В начале XX века процесс выделения политологии в самостоятельную академическую дисциплину в основном завершился. Активизации и интенси­фикации политических исследований способствовало создание в 1949 г. под эгидой ЮНЕСКО Международной ассоциации политической науки, которая продолжает свою плодотворную деятельность в наши дни.

Такова краткая история возникновения и развития политологии. В СССР этой науке явно не повезло. Вплоть до второй половины 80-х годов на полит­ологии лежало идеологическое табу. Она трактовалась как лженаука, буржу­азная наука и т.п. Робкие попытки создания "марксистско-ленинской полити­ческой науки" и активизации политической мысли не имели успеха. Отдель­ные политические исследования осуществлялись в организационных рамках исторического материализма, научного коммунизма, истории КПСС, теории государства и права и некоторых других идеологизированных дисциплин. Од­нако их подлинно научные, эвристические возможности были крайне ограни­чены догмами официального марксизма и общим положением обществознания как служанки власти.

Отношение к политологии начало меняться лишь в период перестройки и демократизации общества. В 1990 г. Государственным комитетом по науке и технике СССР была официально признана номенклатура научных работни­ков под общим названием "Политические науки". Политология стала препо­даваться в вузах и некоторых других учебных заведениях, начала превра­щаться в моду. В последние годы происходит так сказать "политологический ренессанс", который, однако, таит в себе опасность значительной компромета­ции этой науки вследствие широчайшего наплыва дилетантизма и непрофес­сионализма, слабого знакомства политологов с достижениями мировой науки, попытками приручить политологию, сделать ее внешне респектабельной слу­жанкой новой власти. И все же, несмотря на трудности, политическая наука постепенно занимает подобающее ей место в системе обществознания, оказы­вает все более заметное влияние на реальные политические процессы, строи­тельство демократической государственности. Что же изучает политология?

2. В политологии, как и в подавляющем большинстве других наук, воп­рос о ее предмете трактуется далеко не однозначно, на этот счет имеются раз­личные точки зрения. Первая группа определений исходит из того, что по­литология в собственном, узком смысле представляет собой лишь одну из на­ук о политике. Ее предмет не охватывает всю политическую проблематику, которая изучается не только политической наукой (политологией), но и таки­ми важнейшими политическими дисциплинами, как политическая социология и политическая антропология, а также другими, относительно периферийны­ми политическими науками: политической философией, политической геогра­фией, политической психологией, политической биологией и т.п.

В рамках этого подхода особое внимание уделяется соотношению полит­ологии и политической социологии как центральных политических дисцип­лин, предметы которых достаточно близки. При этом политическая социоло­гия обычно рассматривается как дочерняя по отношению к социологии и по­литологии наука, охватывающая их общие, пересекающиеся области. Она изучает взаимоотношения между обществом и государством, между социаль-

10

t '

ным строем и политическими институтами, не анализируя эти институты как таковые. Политология же традиционно занимается преимущественно инсти­туционным аспектом политики, и прежде всего устройством и деятельностью государства, всего механизма политической власти . Эти две науки могут иметь общий объект исследования, но при его изучении отличаются познава­тельными интересами и методом анализа, отражают его специфические аспек­ты.

Изложенные выше взгляды на предмет политологии имеют достаточно широкое распространение. Думается, что у них есть как свои сильные, так и слабые стороны. Достоинством этой точки зрения является дифференцирован­ный подход к политическим наукам, способствующая углублению познава­тельного процесса ориентация на использование различных методов анализа политических объектов, на выделение разнообразных специфических отрас­лей политических знаний. В то же время существенная слабость отмеченной выше позиции проявляется в недостаточном учете целостности политической сферы, взаимосвязи разнообразных политических явлений.

Дробление политических исследований на отдельные отрасли, отсутствие обобщающей политической науки не позволяют в полной мере отразить един­ство политики, ее системные качества, создают неудобства при реальных на­учных исследованиях политических явлений и академическом изучении пол­итической теории. Оставаясь в рамках отдельных дисциплин данной класси­фикации политических наук, практически невозможно получить целостные представления о важнейших политических институтах, например, о партиях. Подходя к этому объекту с точки зрения узко трактуемой политологии, мы изучим главным образом лишь его институциональный аспект, организацион­ные партийные структуры. В то же время останутся за рамками исследования социальный состав этих организаций и их сторонников, влияние на деятель­ность партий экономических интересов и структур, социокультурной среды и традиций. Изучение всего этого будет уже задачей не политологии, а полити­ческой социологии (в данном случае социологии политических партий). Стро­го придерживаясь такого рода дисциплинарных границ, мы сможем получить лишь фрагментарные знания. В силу всего этого трактовка политологии как одной из политических дисциплин и ограничение ее предмета преимущест­венно институциональным аспектом политики представляются не целесооб­разным.

Вторая группа авторов фактически отождествляет политологию и пол­итическую социологию как наиболее общие науки о политике. "Политиче­скую науку, — пишет М. Гравитц, — можно определить как изучение того, как люди используют институты, регулирущие их совместную жизнь, и изу­чение идей, приводящих в движение людей, независимо от того, созданы эти идеи ими самими или получены от предшествующих поколений. Можно ска­зать, что в предмете политической науки тесно переплетены идеи, институты и люди" . Эту же точку зрения, рассматривающую политологию и политиче­скую социологию как синонимы, разделяют М.Диверже и ряд других извест­ных политологов. М.Хэттих, фактически отождествляя предметы этих наук, видит специфику политологии главным образом лишь в практической направ­ленности, применяемости ее выводов . Некоторые авторы отождествляют с

Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. М., 1972. С. 204.

2

Пэнто Р., Гравитц М. Методы социальных наук. M._v-i970. С. 190.

о

Н attic h M. Grundbegriffe der Politikwissenschart. Darmstadt, 1980. S. 5—6.

11

политической наукой лишь политическую социологию, понимаемую в широ­ком значении. "Политическая социология в широком смысле слова, — пишет О.Берг-Шлоссер, — занимается всеми общественными феноменами, рассмат­риваемыми как политически существенные. В объективной области это преж­де всего структуры общества в их различных формах и факторы, воздейству­ющие на эти структуры. В субъективной области она исследует становящиеся политически важными социальные теории и образцы поведения. В узком смысле объект политической социологии — исследование конкретных пол­итически важных групп и процессов" .

Отождествление политологии и политической социологии и их трактов­ка как по своей сути одной, общей науки о политике позволяют отразить в политических исследованиях целостность политической сферы и тем самым избежать фрагментации политических знаний. В то же время в этом случае утрачивается дифференцированный подход к политике или же, по меньшей мере, не достаточно учитывается множественность политических дисциплин, и в частности специфика социологического анализа политики. К тому же при отожествлении политической социологии с политической наукой возникает вопрос об отношении к ней несоциологических политических дисциплин, та­ких, например, как политическая философия, политическая психология, пол­итическая география, политическая астрология и др.

Представляется, что избежать отмеченных выше и некоторых других не­достатков первых двух точек зрения на предмет политологии и ее соотноше­ние с другими политическими науками позволяет третья точка зрения по это­му вопросу. Она рассматривает политологию как общую, интеграционную науку о политике во всех ее проявлениях, включаю*щую в качестве состав­ных частей политическую социологию, политическую философию, теорию го­сударства и права, политическую географию и все другие политические дис­циплины. Как отмечает Дж.Сартори, необходимо отказаться от "скверной привычки превращать политическую науку в единственном числе во множест­венные политические науки" . В этой связи уместно провести аналогию с фи­лософией, которая, будучи единой наукой, в то же время включает экономи­ческую философию, политическую философию, философию морали, истории и т.п.

Свидетельством широкого мирового признания такой позиции является употребление термина "политическая наука" в единственном числе в названии всемирной организации политологов — "Международная ассоциация полити­ческой науки". Международный коллоквиум политологов, состоявшийся в Париже в 1948 г. под эгидой ЮНЕСКО, также принял решение использовать термин "политическая наука" в единственном числе. И все же до сих пор пол­ного согласия в вопросе о трактовке политологии не достигнуто. Очень во многом это объясняется различными национальными традициями в использо­вании политических терминов, непропорциональностью развития отдельных политических дисциплин в Европе и Америке, плюрализмом научных школ и направлений политической мысли.

Несмотря на отмеченные выше расхождения в трактовке предмета по­литологии, большинство ученых согласны в том, что политическая наука в своей основе едина и в то же время внутренне дифференцирована — ив этом смысле применительно к частным отраслям политических знаний правомерно

¹ Politische Soziologie. Heidelberg* 1980. S. 66.

2

Sartori G. I compiti della scienza politica oggi in Italia // II Milino. 1970. № 208. P. 205.

12

говорить о целом ряде политических наук как теориях среднего и нижнего уровней, выступающих специфическими отраслями единой политической нау­ки.

Итак, определяемая в самой общей форме политология представляет со­бой науку о политике и ее взаимоотношении с человеком и обществом. Та­кая дефиниция политологии была бы в известной мере тавтологичной без рас­крытия сути политики как ее предмета (так как здесь одно политическое яв­ление определяется через другое, тоже политическое явление). Охарактеризо­вать содержание политики в общей форме можно с помощью разных спосо­бов. Один из них — перечисление важнейших составных частей предмета пол­итической науки. К ним относятся политическое сознание и культура; пол­итические институты, и прежде всего государство и партии; субъекты пол­итики: личность, заинтересованные группы, элиты и лидеры и др.; внутриго­сударственные и международные политические отношения; политический процесс как динамическая характеристика политики.

Возможно выделение и других параметров предмета политической нау­ки. Так, О.Штаммер предлагает четыре его главных измерения: 1) норматив­ные идеи (программы, декларации, инструкции, правовые и другие нормы); 2) отношения власти и политического господства; 3) субъективные установки; 4) институты . Перечисление содержания предмета политологии не может быть исчерпывающим и зависит от исследовательского подхода, степени дета­лизации политических явлений, а также от научных методов.

3. Разнообразные методы, применяемые политической наукой, позволя­ют глубоко и всесторонне познать ее предмет, во многом характеризуют уро­вень ее развития и эвристические возможности. Какие же методы использует политическая наука?

В принципе это могут быть любые методы, применяемые наукой. Однако на деле не все приемы и способы исследования имеют для политологии одина­ковую значимость. Наиболее важные и часто используемые ею методы можно подразделить на три группы.

Первая из них — общие методы исследования политических объектов. (Иногда их называют подходами). Они отличаются непосредственной направ­ленностью на изучаемый объект и либо дают его специфическую интерпрета­цию (например, системный или деятельностный методы), либо ориентируют на особый подход к нему (сравнительный и исторический методы). Каковы же важнейшие методы этой группы?

Прежде всего это социологический подход. Он предполагает выяснение зависимости политики от общества, социальной обусловленности политиче­ских явлений, в том числе влияния на политическую систему экономических отношений, социальной структуры, идеологии и культуры. В своих крайних, жестко детерминистских формах социологический подход широко представ­лен в марксистских трактовках политики как надстройки над экономическим базисом, как отношений между классами, нациями и государствами (Ленин). Этот метод ярко выражен и в теории заинтересованных групп А.Бентли, рас­сматривающей политику как сферу соперничества многообразных обществен­ных групп, преследующих собственные интересы. Социологический метод по праву занимает одно из центральных мест в политической науке, во многом определяет специфику политической социологии. Одним из его наиболее ши-

¹ Politische Sozoologe, S.12.

13

роко применяемых более частных проявлений является культурологический подход, ориентирующий на выявление зависимости политических процессов от политической культуры.

На протяжении всего периода своего существования политическая наука во многом базируется на нормативном или нормативно-ценностном подходе. Он предполагает выяснение значения политических явлений для общества и личности, их оценку с точки зрения общего блага, справедливости, свободы, уважения человеческого достоинства и т.п. Этот подход ориентирует на раз­работку идеала политического устройства и путей его практического вопло­щения. Он требует исходить из должного или желаемого, из этических ценно­стей и норм и в соответствии с ними строить политические институты и пове­дение. Нормативный подход подвергается критике за идеализацию политиче­ской действительности, оторванность от реальности, умозрительность многих построенных на его основе политических конструкций. Его определенная сла­бость проявляется в релятивности, относительности ценностных суждений, их зависимости от мировоззрения, социального положения и индивидуальных особенностей людей. И все же, несмотря на определенную ограниченность, этот подход необходим для политической науки, поскольку он, в сочетании с антропологическим и другими методами, придает политике этическое, челове­ческое измерение, вносит в нее нравственное начало.

В отличие от нормативного подхода функциональный метод требует изучения зависимостей между политическими явлениями, проявляющихся в опыте, например, взаимосвязей между уровнем экономического развития и политическим строем, между степенью урбанизации населения и его полити­ческой активностью, между количеством партий и избирательной системой и т.п. Этот метод предполагает абстрагирование от этической оценки политики и основывается на позитивистской ориентации исследователя. Одним из пер­вых функциональный метод в политологии широко использовал Макиавелли, провозгласивший отказ от религиозных догм и этических ценностей при изу­чении политики, необходимость анализа реальной жизни во всей ее противо­речивости.

Специфическим развитием и качественным обогащением функционалист-ских установок выступает бихевиористский метод, претендующий на макси­мальную научность в политических исследованиях по сравнению с другими методами. Бихевиоризм требует применения к политике методов, используе­мых в естественных науках и конкретной социологии. Его суть заключается в изучении политики посредством конкретного исследования многообразного (вербального и практического, осознанного и подсознательного) поведения от­дельных личностей и групп. Этот метод требует эксплицитности, т.е. ясности выражения и четкости определения исследовательской процедуры, и верифи­кации, проверяемости знаний опытом.

Свое детальное обоснование применительно к политологии бихевиоризм получил в вышедшей в 1880 г. книге Вудро Вильсона и с тех пор он занял, пожалуй, ведущее место в политической науке, особенно в США. Конституи­рующими началами этого метода выступают следующие парадигмы: 1) пол­итика имеет личностное измерение. Коллективные, групповые действия лю­дей так или иначе восходят к поведению конкретных личностей, являющихся главным объектом политического исследования; 2) доминирующими мотива­ми политического поведения являются психологические мотивы, которые, конечно, могут быть социально обусловлены, но могут иметь и специфиче­скую индивидуальную природу; 3) в политологии могут использоваться дости­жения других наук, в том числе естественных, поскольку модели (образцы)

14

поведения людей часто сходны в различных ситуациях и различных видах де­ятельности, например поведение служащего промышленной корпорации и го­сударственного чиновника; 4) политические явления измеряются количест­венно, что открывает перед политологией широкие возможности в использо­вании математических и других методов, статистических данных, результатов анкетных и других опросов, компьютерной техники. Широкое использование бихевиористского подхода произвело настоящую революцию в политологии.

К функционалистски, позитивистски ориентированным методам примы­кает структурно-функциональный анализ. Он предполагает рассмотрение политики как некоторой целостности, системы, обладающей сложной струк­турой, каждый элемент которой имеет определенное назначение и выполняет специфические функции (роли), направленные на удовлетворение соответству­ющих потребностей системы и ее экспектаций (ожиданий). Деятельность эле­ментов системы как бы запрограммирована общей структурной организацией, непосредственно занимаемыми ими позициями и выполняемыми ролями. Структурно-функциональный метод широко использовался К.Марксом, Т.Парсонсом и многими другими социологами и политологами. Он выступает в качестве одного из принципов системного анализа.

Системный подход к политике впервые был детально разработан в 50-х — 60-х годах нынешнего века Т.Парсонсом и, особенно, Д.Истоном. Суть этого метода состоит в рассмотрении политики как целостного, сложно организо­ванного, саморегулирующегося механизма, находящегося в непрерывном вза­имодействии с окружающей средой через "вход" и "выход" системы. Полити­ческой системе принадлежит верховная власть в обществе. Она стремится к самосохранению и выполняет в обществе (по Истону) две важнейшие функ­ции: 1) распределение ценностей и ресурсов; 2) обеспечение принятия боль­шинством граждан распределительных решений в качестве обязательных. (Бо­лее подробно системный метод в политологии будет освещен в лекции 15.) За сравнительно ограниченный срок системный подход к политике показал свою конструктивность и представлен в разнообразных теориях политических систем.

Институциональный метод наряду с нормативным вплоть до начала XX века был господствующим в политической науке. Он ориентирует на изучение институтов, с помощью которых осуществляется политическая деятельность, т.е. государства, партий, других организаций и объединений, права, прави­тельственных программ и других регуляторов политической деятельности.

Антропологический подход во многом противоположен социологическо­му методу. Он требует изучения обусловленности политики не социальными факторами, а природой человека как родового существа, имеющего инвариан­тный набор основополагающих потребностей (в пище, одежде, жилище, без­опасности, свободном существовании, духовном развитии и др.). Он исходит по меньшей мере из трех важнейших принципов: 1) постоянства, инвариант­ности фундаментальных родовых качеств человека как существа биологиче­ского, социального и разумного (духовного), изначально обладающего свобо­дой; 2) универсальности человека, единства человеческого рода, независимо от этнических, расовых, социальных, географических и иных различий, рав­ноправия всех людей; 3) неотъемлемости естественных, основополагающих прав человека, их приоритета по отношению к принципам устройства, зако­нам и деятельности государства. Применительно к исследованию реальных политических действий антропологический подход требует не ограничиваться изучением влияния социальной среды или разумной, рациональной мотива-

15

ции, но выявлять и иррациональные, инстинктивные, биологические и другие мотивы поведения, обусловленные человеческой природой.

Психологический подход сходен с антропологическим методом в требо­вании исходить в политических исследованиях из человека. Однако, в отли­чие от антропологизма, он имеет в виду не человека вообще, не человека как представителя рода, а конкретного индивидуума, что предполагает учет его родовых качеств, социального окружения и особенностей индивидуального развития. Этот метод ориентирует на изучение субъективных механизмов политического поведения, индивидуальных качеств, черт характера, бессозна­тельных психических процессов, а также типичных механизмов психологиче­ских мотиваций. Этот подход зарождается в глубокой древности. Так, еще Конфуций рекомендовал правителям учитывать в своем поведении психологи­ческую реакцию подданных для обеспечения их доверия и послушания. За­метный вклад в разработку психологии властвования внес Макиавелли, осо­бенно в своей работе "Государь".

Современный психологический подход многовариантен. Одно из цент­ральных мест в нем занимает психоанализ, основы которого разработал З.Фрейд. Психоанализ ставит в центр исследований бессознательные психиче­ские процессы и мотивации. Он исходит из того, что острые аффективные пе­реживания человека не исчезают из психики, а вытесняются в сферу бессоз­нательного и продолжают оказывать активное воздействие на политическое поведение. На основе психоанализа возможно объяснение различных типов политического поведения, и в частности авторитарного типа личности, стре­мящегося с помощью приобретения власти к преодолению чувства собствен­ной неполноценности, различного рода комплексов, внутреннего напряжения. Психологический подход не претендует на исключительность и позволя­ет выявить один из важнейших аспектов политической жизни. Его специфи­ческим развитием выступает социально-психологический метод, ориентирую­щий на изучение зависимости политического поведения индивидов от их включения в социальные группы, а также на исследование психологических характеристик групп (наций, классов, малых групц, толпы и т.п.).

Деятельностный метод дает динамическую картину политики. Он пред­полагает ее рассмотрение как специфического вида живой и овеществленной деятельности, как циклического процесса, имеющего определенные стадии (этапы). Это определение целей деятельности, принятие решений; организа­ция масс и мобилизация ресурсов на их осуществление; регулирование дея­тельности; учет и контроль за реализацией целей; анализ полученных резуль­татов и постановка новых целей и задач. Деятельностный подход служит ме­тодологической базой теории политических решений. Рассмотренная под этим углом зрения политика выступает как процесс подготовки, принятия и реали­зации обязательных для всего общества решений. С использованием деятель-ностного подхода связана и трактовка политики как специфической формы управления обществом.

Своеобразным развитием и конкретизацией деятельностного подхода яв­ляется критическо-диалектический метод. Он ориентирует на критический анализ политики, выявление противоречий как источника ее самодвижения, социально-политических изменений. Критическо-диалектический метод широ­ко используется в марксистском анализе политики, в неомарксизме (И.Хабер-мас, Т.В.Адорно и др.), в лево-либеральной и социал-демократической мысли, да и в целом ряде других идейно-политических течений. Плодотворность это­го метода признается по существу всеми сторонниками плюралистической де­мократии и плюралистической организации общества в целом, ибо плюрали-

16

стическая теория основывается на принципе противоречий, конкурентного со­перничества многообразных идей, ценностных ориентации, политических, экономических и культурных институтов, индивидов и социальных групп. Критическо-диалектический метод является ведущим в такой важной полит­ологической и социологической дисциплине, как конфликтология.

Сравнительный метод широко распространен в современной политоло­гии. Он использовался уже в Античном мире Платоном, Аристотелем и дру­гими мыслителями. Этот метод предполагает сопоставление однотипных пол­итических явлений, например политических систем, партий, электоральных систем, различных способов реализации одних и тех же политических функ­ций и т.д. с целью выявления их общих черт и специфики, нахождения наи­более эффективных форм политической организации или оптимальных путей решения задач.

Применение сравнительного метода расширяет кругозор исследователя, способствует плодотворному использованию опыта других стран и народов. Оно особенно актуально для современной российской политологии в условиях радикальных политических реформ и появления реальных возможностей строить демократическое государство, учась у других, творчески используя мировой опыт. Преимущественное использование в политической науке срав­нительного метода служит основанием для выделения в ней специальной от­расли знаний — сравнительной политологии.

Субстанциональный (онтологический) подход требует выявления и исс­ледования той первоосновы, которая составляет специфическую качествен­ную определенность политики. Такой первоосновой обычно считают власть, отношения господства и подчинения в их многообразных проявлениях или же деление общества на друзей и врагов (К.Шмидт). Среди огромного количества дефиниций политики явно доминируют ее характеристики через власть и гос­подство.

Исторический метод издавна используется в политологии и других об­щественных науках. Он требует изучения политических явлений в их после­довательном временном развитии, выявления связи прошлого, настоящего и будущего. Этот метод достаточно хорошо известен и вряд ли нуждается в спе­циальных комментариях.

Использование всех названных и некоторых других методов первой (в нашей классификации) группы позволяет дать разнообразные, всесторонние характеристики политической реальности. Однако арсенал познавательных средств политологии не исчерпывается общими методами исследования пол­итических объектов. Он включает и вторую группу методов, которые отно­сятся не к исследованию политических объектов, а непосредственно к органи­зации и процедуре познавательного процесса. Их иногда называют общелоги­ческими методами. Учитывая тот факт, что эти познавательные средства не дают специфической картины политики и принадлежат не только политоло­гии, а науке в целом, можно ограничиться их кратким перечислением. В дан­ную группу методов входят анализ и синтез, индукция и дедукция, абстраги­рование и восхождение от абстрактного к конкретному, сочетание историче­ского и логического анализа, мысленный эксперимент, моделирование, мате­матические, кибернетические, прогностические и другие подобные методы.

Третью группу познавательных средств политологии составляют методы эмпирических исследований, получения первичной информации о политиче­ских фактах. Эти методы, так же, как и предыдущие, прямо не отражают специфики политологии и в основном заимствованы ею из конкретной соц­иологии, кибернетики и некоторых других наук. К ним относятся: использо-

3 - 4178

17

вание статистики, прежде всего электоральной; анализ документов; анкетный опрос; лабораторные эксперименты; теория игр, особенно плодотворная при принятии решений; наблюдение, осуществляемое исследователем, являющим­ся непосредственным участником реальных политических событий, или же наблюдение поведения людей, находящихся в условиях экспериментальной ситуации и другие .

4. Весь разнообразный методологический и методический арсенал совре­менной политической науки подчинен одной цели — получению достоверного знания, объективных сведений о политических процессах и их развитии. Ка­кую же природу имеет политологическое знание, является ли оно объектив­ной, независимой от человека и его сознания истиной или же имеет норма­тивный характер — устанавливает разрешения и запреты, обосновывает пол­итические идеалы, дает оценку политическому строю, институтам, нормам и событиям, определяет образцы должного поведения людей?

Традиционно, вплоть до конца XIX века в политической науке преобла­дал нормативный подход и нормативные знания. Главные усилия были сосре­доточены на поиске идеального политического устройства, обеспечивающего максимальное общественное благо или же наилучшую реализацию изначально присущих человеку естественных прав. И поэтому различные политические теории можно было оценивать не столько как истинные или ложные, сколько как хорошие или плохие, социально полезные или вредные, гуманные или не­гуманные, прогрессивные или реакционные.

Нормативные знания и сегодня остаются важной составной частью пол­итической науки. Исходя из общечеловеческих ценностей, эта наука дает оценку политическому строю, ведет поиск наилучших,» наиболее эффективных политических институтов, методов управления, способов разрешения соци­альных конфликтов и т.д. Нормативные теории и суждения, в конечном счете отражая те или иные социально-политические закономерности, все же не но­сят характер объективной истины. Их истинность, если здесь вообще приме­нимо это понятие, конвенциальна, т.е. зависит от признания людьми. Так на­пример, суждение "Демократия — наилучшая форма государства" не является объективной истиной, т.е. его нельзя проверить, верифицировать. Кроме то­го, для некоторых народов может быть наиболее приемлем иной тип государ­ства, скажем, просвещенная монархия или теократическая республика.

Зависимость части политических знаний от их признания людьми не оз­начает их абсолютной релятивности, так как в конечном счете само сознание людей, принятие или непринятие ими тех или иных политических теорий и идей во многом детерминированы уровнем материально-технического, эконо­мического, политического и социально-культурного развития. Применительно к демократии это проявляется в растущей тяге к ней народов мира по мере повышения степени их цивилизованности. Однако в целом истинность норма­тивных политических суждений, по крайней мере по своей форме, конвенци­альна. Это, ъ частности, означает, что насильно навязанные народу даже в об­щем-то прогрессивные концепции, ценности и порядки не будут для него пол­итической истиной, ибо в сфере нормативных знаний ее необходимым услови­ем является свободный выбор человека, ее субъективное признание.

Если одна часть политологических знаний носит нормативный характер и не может рассматриваться как объективная, не конвенциальная истина, то

Достаточно подробная характеристика этой группы методов содержится в книге Е.Вятра "Социология политических отношений". М.: Прогресс, 1979. С. 106—136.

18

их вторая, основополагающая часть адекватно отражает реальные политиче­ские процессы и явления и не зависит от сознания людей. Она опирается на эмпирические данные и подлежит верификации, что означает возможность других исследователей, используя те же самые процедуры, получить тот же результат. Научные политические знания обладают способностью объяснить и предсказать определенные события. К объективной политической истине-от­носятся конкретные описания политических фактов: результатов выборов, опросов общественного мнения, реальных событий и т.д., а также проявляю­щиеся как тенденции политические закономерности, например, устойчивые связи между избирательным законом и количеством партий в государстве или же сформулированный Р.Михельсом "железный закон олигархий".

Специфика политологического знания предопределяет роль и функции этой науки в обществе. Адекватное отражение политической реальности, рас­крытие присущих ей объективных связей и закономерностей позволяют по­литологии выполнять функцию познания (объяснения и прогнозирования) политических явлений или же гносеологическую функцию. О ней уже гово­рилось выше.

Политология не ограничивается адекватным отражением и творческим конструированием действительности, но и дает оценку политическому строю, институтам, поведению и событиям. В этом выражается ее аксеологическая, оценочная функция. В странах "реального социализма" эта функция полити­ческой науки подменялась классовым подходом. Тем самым политология ли­шалась единых критериев оценки. Под предлогом буржуазной тенденциозно­сти политической науки на Западе отрицались ее основополагающие идеи и оправдывалось подчинение политической мысли в собственных странах власть имущему слою. Сегодня признание международным сообществом лежащих в основе политики общечеловеческих гуманистических ценностей, ее человече­ского измерения расширяет аксеологические возможности политической нау­ки и ее активное гуманистическое влияние на мировые политические процес­сы.

В демократических государствах политология выполняет функцию пол­итической социализации, формирования гражданственности, демократичен ской политической культуры населения. Суть этой функции охарактеризова­на во введении.

Усвоение политических знаний гражданами позволяет политологии вы­полнять мотивационно-регулятивную функцию, т.е. оказывать непосредст­венное влияние на их политическое поведение. Применение политологиче­ских знаний и рекомендаций в практической деятельности по руководству людьми — путь к гуманистической рационализации всего политического строя. Степень научной мотивации политических действий является, пожа­луй, важнейшим показателем уровня развития политической культуры.

Политология выполняет функцию рационализации политической жиз­ни: политических институтов и отношений, политико-управленческих реше­ний, поведения и т.д. Эта наука выступает теоретической основой политического строительства, политических реформ и реорганизаций. Она обосновывает необхо­димость создания одних и ликвидации других политических институтов, разра­батывает оптимальные модели управления государством, технологию относи­тельно безболезненного разрешения социально-политических конфликтов.

Конечно, даже в наиболее передовых демократических странах реальная политическая жизнь, в том числе управление обществом, далеко не во всем и не всегда строятся по рецептам политологии, которая не в состоянии отра­зить все богатство и динамизм политических событий. Практическая полити-

19

_г

_L

ка требует не только научных знаний, но и искусства политического руковод­ства, основанного на организаторских способностях, умении управлять, пол­итическом опыте, чутье и интуиции. Реальная политика во многом иррацио­нальна, является процессом и результатом борьбы за власть, соперничества различных интересов и амбиций, поиска компромиссов и консенсуса. Поэтому детально обоснованная Д.Кембеллом задача построения этой сферы на базе научной логики, рациональной модели управления обществом, принятия и осуществления политических решений, оптимальных для всех граждан — до сих пор далека от своего выполнения. И все же в ходе развития человечества влияние политологии на политические и социальные процессы заметно возра­стает, обогащается ее содержание и парадигмы.

20

Лекция 2.

ИСТОРИЯ

ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ: ЗАПАДНАЯ ТРАДИЦИЯ

ВОПРОСЫ:

1. Философско-этическая концепция; политическая мысль Древней Греции и Древнего Рима.

2. Религиозная концепция: политическая мысль средних веков.

3. Гражданская концепция: политическая мысль раннего этапа Нового времени.

4. Социальная концепция: политическая мысль Нового времени.

В данной лекции рассматривается наследие наиболее выдающихся мыс­лителей Запада, занимавшихся проблемой взаимоотношений личности, обще­ства и государства. Особый интерес к политической мысли западной традиции объясняется ее богатым содержанием и силой анализа, относительной гармо­нией между теорией и практикой политики, характерной для развитых де­мократических западных стран, а также стремлением России изучать и ис­пользовать опыт Запада в процессе модернизации собственной политической системы.

1. Мыслители Древней Греции и Древнего Рима трактовали государство философски: государство — высочайшее воплощение разума. Но разум для философов этого времени не средство, не "раб страстей", а цель в самом себе. Озабоченные проблемой "лучшей жизни" людей, мыслители этого периода пытаются разрешить ее с помощью создания модели государства, олицетворя­ющего разум. Подобно тому как основной формой древнегреческой государст­венности являлся полис, город-государство, так и основной формой политиче­ской мысли Платона и Аристотеля, выдающихся философов Древней Греции, являлся идеал совершенной автаркии, независимой общины, имеющей все не­обходимое для жизни своих граждан и отчужденной от остального мира.

Политическое учение Платона не столь удачно, как философское, хотя и в этой области знания он оставил некоторые замечательные идеи. Согласно Платону, идеальное государство необходимо прежде всего для того, чтобы спасти бессмертную душу человека. Как философ и моралист, он восстает

21

против ничтожной и жалкой земной жизни. В диалоге "Государство" Платон, одним из первых, обращается к характеристике политических форм. Он опи­ сывает несовершенные политические формы: тимократию, олигархию и де­ мократию, называя последнюю главной бедой политики. Для Платона демок­ ратия — это власть масс, посредственности, которая неминуемо приведет к тирании большинства. В демократии, по его мнению, происходит общая пор­ ча нравов, изгоняется всякое благоразумие, водворяются наглость, своеволие, бесстыдство. Кроме того, он предупреждает, что демократия обычно кратко- временна, толпа очень скоро уступает свою власть единоличному тирану и уничтожает, таким образом, народную власть. >

Несовершенным формам государства Платон противопоставляет идеаль­ное государство — справедливое правление избранных мудрецов. Согласно Платону, власть должна принадлежать философам, так как истинное знание и добродетель доступны только этим "редким людям". Власть философов-пра­вителей должна быть абсолютной и безусловной. В политическом идеале Пла­тона личность, общество и государство растворены в полисе. Уверенный в том, что рядовому индивиду не присуще истинное знание, Платон стремится подчинить его государству. Он вводит строгую иерархию сословий: философы-правители (высший класс), стражи и воины и, наконец, ремесленники и кре­стьяне, занимающиеся физическим трудом, а также строго контролируемую систему образования и воспитания: свободное искание истины прекращается. У подданных нет ничего своего: ни семьи, ни собственности — все общее. Вы­сшие классы, хотя правление находится у них, также "не воспользуются ни­чем из представляемых государством благ" (Государство, С. 419). Мы лепим государство, продолжал Платон, "не так, чтобы лишь кое-кто в нем был сча­стлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом" (Государство, С. 420). В политическом учении Платона, безусловно, нетрудно увидеть истоки тота­литаризма. О тоталитарных тенденциях в учении Платона писали известные современные философы, такие как Б.Рассел, К.Поппер и другие. Но за этими существенными недостатками нельзя не усмотреть разумных основ граждан­ственности, высокого морального духа.

С именем Аристотеля связано зарождение политической науки как от­дельной дисциплины. Он анализирует и совершенствует понятия, которыми должна оперировать политическая мысль. Согласно Аристотелю, политиче­ская наука занимается государством, полисом. Он утверждает, что государст­во — естественное образование. Человек, будучи "политическим животным", несет в себе инстинктивное стремление к "совместному сожительству": разви­тие общества идет от семьи к общине (селению), а от него к государству (го­роду-полису). Однако логически первично государство, ибо оно представляет энтелехию (целеустремленность, целенаправленность как движущая сила, ак­тивное начало, превращающее возможность в действительность) общества. Аристотель отмечает, что "государство, по своей природе, предшествует инди­виду", что природа государства стоит впереди природы семьи и индивида: "необходимо, чтобы целое предшествовало части" (Политика, 1,1,12,1253а 16). Государство существует, по его мнению, ради "лучшей жизни" своих граждан. Только внутри этого общества-государства люди смогут процветать, ибо оно — воплощение справедливости и правя, выражение общего интереса граждан. Греческий философ не выделяет государство из общества. В его уче­нии, как и в учении Платона, имеют место тоталитарные тенденции: человек — часть государства, личные интересы подчинены общественному благу. Гражданин, в оценке Аристотеля, — это безликая частица единой политиче­ской общности. Граждан он называл свободными людьми, но свободу понимал

22

только как противоположность рабству: граждане — не рабы, ими никто не владеет. Граждане занимаются только военными, законосовещательными и судебными делами. Сельскохозяйственное и промышленное производство — удел рабов. Граждане могут иметь частную собственность, но пользоваться ею следует сообща: владельцу собственности должна быть присуща такая добро­детель, как щедрость. Глубокого неравенства Аристотель боялся, ибо оно бы­ло, по его мнению, причиной возмущений и переворотов.

Формы государственного устройства Аристотель делит по двум основа­ниям: количество правящих и цель (моральная значимость) правления. В ре­зультате получается три "правильных" формы правления (монархия, аристок­ратия, полития), при которых правители имеют в виду общую пользу, и три "неправильных" (тирания, олигархия и демократия), где имеется в виду толь­ко личное благо правителей. В "Политике" Аристотель называет политию на­илучшей из "правильных" форм, хотя монархия представляется ему "перво­начальной и самой божественной", но в настоящее время, по его мнению, не имеющей шансов на успех. Форму государственного устройства Аристотель связывает с их "принципами": "принципом аристократии служит добродетель, олигархии — богатство, демократии — свобода" (Политика, VI, 1294а). Пол­ития должна объединять три этих элемента, почему и должна считаться по­длинной аристократией — правлением наилучших, объединяя интересы зажи­точных и неимущих.

Учения Платона и Аристотеля оказали заметное влияние на политиче­ские воззрения Цицерона, знаменитого римского оратора, государственного деятеля и мыслителя. Государство в трактовке Цицерона предстает не только как выражение общего интереса всех его свободных членов, что было харак­терно и для древнегреческих концепций, но также и как согласованное право­вое общение. В отличие от Платона и Аристотеля, для которых естественное право (истинный закон) и государство были неотделимы, Цицерон утвержда­ет, что естественное право (истинный закон) возникло "раньше, чем какой бы то ни было писаный закон, вернее раньше, чем какое-либо государство вооб­ще было основано" (О законах, 11,19). Само государство является по своей сущности воплощением того, что по природе есть справедливость и право. Та­ким образом, Цицерон стоял у истоков понимания идеи "правового государст­ва". Различая три простые формы правления: царскую власть, власть оптима-тов (аристократию) и народную власть (демократию), он подчеркивал, что "благоволением своим нас привлекают к себе цари, мудростью — оптиматы, свободой — народы" (О государстве, I,XXXV,5). Перечисленные достоинства, по мнению Цицерона, должны быть представлены в смешанной форме госу­дарства, которую он считал наиболее разумной.

Политическая мысль Древней Греции и Древнего Рима имела определен­ные недостатки. Идея "мойры", неумолимой судьбы, требующей смирения, пронизывала всю политическую мысль этого периода. Ее рационализм был очень ограниченным и присущ только небольшой элите античного общества. Христианство, которое пришло на смену этому периоду, успешно превращало утонченные идеалы философов в легкоусваиваемые догматы. Оно смогло смягчить пессимизм людей с помощью трансцендентальных надежд.

2. Аврелий Августин (354—430) и Фома Аквинский (1226—1274) — ос­новные создатели христианской политической теории. В их учениях христи­анская убежденность, даже фанатизм, сочетались с реализмом и умеренно­стью. Так, Аврелий Августин, в отличие от Платона и Аристотеля, соединил свою концепцию "лучшей жизни" (счастье от Бога) с возможностями и спо-

23

собностями человека, с реалистическим гуманизмом: человек не ненавидит человека из-за его порока, отмечал он, не любит порок из-за человека, но не­навидит порок и любит человека.

В христианском политическом учении государство рассматривается как некая часть универсального порядка, создателем и правителем которого явля­ется Бог. Цель государства — сохранение порядка и гражданского мира. Со­гласно Аквинату, власть имеет божественный характер, но оттеняя человече­ский аспект в приобретении и пользовании властью, он утверждает, что как и приобретение, так и пользование властью могут оказаться противными боже­ственной воле. Идеальной формой правления Аквинат, вслед за Аристотелем и Цицероном, считал смешанную из трех "чистых" форм, при которой монарх олицетворяет единство, аристократия — преобладание надлежащих заслуг, а подданные (народ), также вовлекаемые в дела управления, служат гарантией социального мира и согласия. Власть монарха, по мнению Аквината, должна быть ограничена законами. Кроме того, он упоминает о "воле народа", с кото­рой необходимо считаться. Поскольку власть по своей сущности всегда оста­ется божественной, Аквинат считал смертным грехом возмущение и выступ­ление против власти государства, как таковой. Но в случае нестерпимой тира­нии считал правомерным даже тираноубийство.

И Августин, и Аквинат стремились обосновать верховенство церкви над светской властью. Особенно резко противопоставлял церковь и государство Августин. Своим утверждением о том, что "град земной", т.е. государствен­ность, связан с царством дьявола, он положил начало многим средневековым ересям. Но в то же время он обсуждал идею обновления "града земного" в русле христианской добродетели: все формы правления должны уважать Бога и человека.

С окончанием средневекового периода религиозная концепция политики перестает быть господствующей. Христианство преобразило западную тради­цию в интеллектуальном и социальном смыслах. Но ему не удалось удержать политику в подчиненном положении как светский придаток религии.

3. Теоретиков политики начала Нового времени меньше интересует про­блема "лучшей жизни", зависимости человека от внешних сил. Их внимание переключается с цели государства на его происхождение и основания. Пол­итическая мысль освобождается от прежних уз философии и религии — ра­зум рассматривается как инструмент, делается сильный акцент на светском характере законов. Систему взглядов на государство, общество, личность ран­него этапа Нового времени можно назвать гражданской концепцией. Ее от­правной точкой был индивид-гражданин. Основное внимание сосредоточилось на вопросах происхождения и основаниях государства. Само оно рассматри­валось как уникальная независимая организация, необходимая для защиты и безопасности людей.

Анализ гражданской концепции политики и государства правомерно на­чать с Ренессанса. Этот культурный феномен означал возвращение к земной жизни и судьбе человека. В области политики основное открытие Ренессанса: человек, а не бог — центр Вселенной — выразил Никколо Макиавелли (1469—1527). Репутацией теоретика политики он обязан, во-первых, своему новому "научному методу", во-вторых, доктрине моральной целесообразно­сти, благодаря которой возник термин "макиавеллизм", и, в-третьих, теории политического республиканизма, которая оказала большое влияние на анг­лийскую и американскую политическую мысль XVII и XVIII веков.

Свой новый метод Макиавелли определяет как извлечение из истории и опыта принципов и правил для успешного политического поведения. Его ме-

24

тод основан на прагматическом и утилитарном подходе к политике: политиче­ская наука должна постигать истинное положение вещей вместо того, чтобы рассматривать воображаемые ситуации. Используя свой метод, Макиавелли смог дать реалистическую оценку политики с точки зрения власти и управле­ния, а также достаточно адекватную оценку характера государя.

Как известно, именем Макиавелли названа политика, основанная на культе грубой силы, пренебрежении нормами морали ("макиавеллизм"). Ма­киавелли не проповедовал политическую безнравственность и насилие. Для него утверждение "цель оправдывает средства" не абсолютно, он принимал во внимание законность любой цели. Единственная цель, которая, согласно Ма­киавелли, оправдывает безнравственные средства, — это создание и сохране­ние государства. К сожалению, этим положением Макиавелли /но уже имея в виду и другие цели/ руководствовались в своей деятельности многие полити­ческие силы, в том числе лидеры Французской революции 1789 г. и больше­вики.

У Макиавелли нет достаточно однозначного решения проблемы форм правления. Единовластие, по его мнению, необходимо при создании и рефор­мировании государств, а республиканское правление является лучшим для поддержания государственной власти. Республиканской моделью для него бы­ла Римская республика, которую он называл "смешанной" реформой государ­ства. В ней сочетались демократические, аристократические и монархические элементы власти, отчего "республика стала прочной и совершенной" (Рассуж­дения о первой декаде Тита Ливия, 1,2). Идеи Макиавелли о смешанной фор­ме, безусловно, отражали расстановку социально-политических сил в Италии XVI века, где развернулась борьба между монархией, аристократией и наро­дом. Он полагал, что сначала должна установиться единоличная власть "ново­го Государя", которая объединит, преобразует и возвысит Италию, а затем — смешанная форма, умеренная республика. Тем самым Макиавелли как бы предугадывал развитие государственности от централизованной монархии к республиканизму.

Дальнейшее развитие гражданской трактовки политики продолжал заме­чательный английский мыслитель Томас Гоббс (1588—1679). Он создал свою политическую теорию отчасти для того, чтобы оправдать реставрацию монар­хии после смерти Кромвеля. Гоббс полагал, что монархия — самая лучшая форма власти, но в то же время он отрицал теорию божественного происхож­дения королевской власти. Более того, он утверждал, что источник королев­ской власти — общественный договор, считая необходимыми некоторые огра­ничения власти короля. В "Левиафане" Гоббс описывает хаос естественного догосударственного существования людей, жизнь без красоты, мира, промыш­ленности, культуры. В этом обществе был только конфликт, "война всех про­тив всех". Но, согласно Гоббсу, люди, будучи разумными, осознали безнадеж­ность своего существования и нашли выход из хаоса — общественный дого­вор. Они согласились передать все свои естественные права монарху и подчи­ниться в обмен на закон. Единственная функция монарха заключалась в том, чтобы охранять закон. До тех пор, пока монарх выполнял ее, подданные бы­ли обязаны подчиняться ему. Если королю не удавалось сохранить мир, люди могли выступить против него. Совершенно очевидно, что Гоббс по современ­ным меркам больше консерватор, чем либерал, ибо даже либеральную идею об общественном договоре он интерпретировал таким образом, что выводы оказались консервативными: свобода, к тому же ограниченная, возможна лишь в том случае, если люди передают распоряжение ею монарху.

25

Политическая теория выдающегося английского философа Джона Локка (1632—1704) — это еще одно мудрое и убедительное изложение гражданской концепции политики. Учение Локка было, пожалуй, самым реалистичным и влиятельным из всех других учений этого периода. Если Гоббс своим учением пытался оправдать реставрацию династии Стюартов, то Локк во "Втором трактате о государстве" дает философское обоснование "Славной революции" и установлению ограниченной монархии. Локка правомерно называют родона­чальником либерализма. Он впервые четко разделил такие понятия, как "лич­ность", "общество", "государство", поставив личность выше общества и госу­дарства. Согласно Локку, человек от рождения обладает естественными, неот­чуждаемыми правами. Такими правами он считал права на "жизнь, свободу и собственность". Следует подчеркнуть, что у Локка,был особый взгляд на част­ную собственность как естественное право человека. Высокий статус частной собственности он объяснял двумя положениями. Во-первых, накопление част­ной собственности позволяло человеку обеспечить себя и свою семью всем не­обходимым для жизни. А имея все необходимое, человек мог больше внима­ния уделять собственному развитию. Для Локка частная собственность — не абсолютная ценность, а средство достижения свободного общества. Люди дол­жны быть свободны в накоплении собственности, но в то же время человек "имеет право обратить своим трудом в собственность столько, сколько он мо­жет употребить на какие-нибудь нужды своей жизни..." . Во-вторых, облада­ние собственностью влияет на формирование индивидуальности.

Подобно Гоббсу, Локк полагал, что государству предшествует естествен­ное состояние. Но в отличие от Гоббса, оно представлялось Локку довольно упорядоченным и благополучным. Хотя время от времени люди могли причи­нить ущерб друг другу, отстаивая свои, как им казалось, справедливые требо­вания. Механизма, способного обеспечить справедливое пользование своими естественными правами, не было. Будучи разумными, писал Локк, люди при­шли к выводу о необходимости иметь орган, который бы вершил правосудие. Это привело их к заключению общественного договора, т.е. учреждению гражданского общества. И Гоббс, и Локк подчеркивали, что король не имеет отношения к общественному договору, которое заключало общество. Но если Гоббс утверждал, что в результате этого власть короля не может быть ограни­чена обществом, и ставил короля над личностью и государством, то Локк де­лал совершенно противоположный вывод: государство подчиняется обществу, которое, в свою очередь, подчиняется личности. Так как государство и обще­ство — это не одно и то же, то падение государственной власти не означает конца общества. Общество может создать новую государственную власть, если настоящая его не удовлетворяет. Согласно Локку, государство действует только в целях защиты прав личности. Оно не должно быть могущественнее личности ибо личности создают общество, а общество создает государство. Локк выступал за разделение законодательной и исполнительной властей. На­иболее значимой он считал законодательную власть, которая определяла пол­итику государства. Исполнительная же власть призвана выполнять решения парламента.

Один из двух основных вкладов, благодаря которым французский про­светитель Шарль Луи Монтескье (1689—1755) известен в истории политиче­ской мысли, — это разработка им проблемы совокупности факторов, опреде-

¹ Локк Д. Соч. в 3-х т., М., 1988. Т. 3. С. 269.

26

ляющих "дух законов", или "образ правления" в замечательной работе "Дух законов". "Многие вещи, — отмечал он, —■ управляют людьми: климат, рели­гия, законы, принципы правления, примеры прошлого, нравы, обычаи; как результат всего этого образуется общий дух народа" . С помощью своей веры в социальный и исторический детерминизм Монтескье предугадал основные тенденции развития политической мысли будущего.

Теория разделения властей — второе достижение Монтескье. Совершен­но очевидно, что эта теория происходит от старой идеи "смешанного правле­ния", которую вначале разрабатывали Аристотель и Цицерон, а затем Акви-нат и Локк. Впервые эта идея нашла свое законодательное воплощение в Анг­лии в период правления Кромвеля. Анализируя британскую политическую си­стему, где в результате стихийного развития был создан механизм разделения властей, Монтескье теоретически осмыслил его. Политической властью, отме­чал он, всегда злоупотребляют. Злоупотребления властью, согласно Монте­скье, вытекают из природы человека: "...Известно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом направлении, пока не достигнет положенного ему предела" . Верховен­ство права может быть обеспечено лишь разделением властей на законода­тельную, исполнительную и судебную с тем, чтобы различные власти могли взаимно сдерживать друг друга.

Развитие гражданской концепции политики сопровождалось процессом создания современных европейских государств. Осмысливая этот процесс, мыслители сосредоточили главное внимание на проблеме государственной власти. В период создания Соединенных Штатов Америки в Европе уже были сильно заметны недостатки унитарного независимого государства. В связи с этим "отцы" американской конституции соединили политическую теорию и практику. Их республика была создана сразу как государство с ограниченной властью.

"Отцы-основатели" Соединенных Штатов ушли далеко вперед в разработ­ке проблем политического равенства и демократии по сравнению с их предше­ственниками. Наиболее выдающимся из теоретиков республиканизма был Джеймс Мэдисон (1751 —1836). Он придерживался мнения о том, что народ — единственный источник политической власти и выборы — характерная черта республиканского правления. Но у Мэдисона вызывала тревогу фрак­ция большинства, ибо она, как он отмечал, находясь у власти, будет, безус­ловно, подавлять интересы меньшинства. Поэтому самое главное — "лишить большинство, имеющее общую страсть и интерес, способности действовать со­гласованно и приводить в исполнение тиранические замыслы" и гарантиро­вать свободу меньшинству. Избавить от пагубных последствий фракции боль­шинства может, по мнению Мэдисона, только республика, которую от демок­ратии в ее ортодоксальном понимании (прямая демократия) отличает, во-пер­вых, делегирование полномочий государственного управления в республике небольшому числу граждан, избираемых остальными гражданами; "во-вто­рых, большее число граждан и большая территория страны, на которую про­стирается республика" . Убедительное обоснование Мэдисоном представитель­ной формы власти — один из основных вкладов политической науки в искус-

jc Монтескье Ш. Избр. произв., М., 1955, с. 412.

² Там же, с. 289.

³ The Complete Madison. His Basic. Writings. N.Y., 1953. P. 54. Там же, с.55. _v "

27

ство либерального правления. Одна представительная форма, по мнению Мэ­дисона, не в состоянии эффективно противостоять злу фракции большинства. При данной системе представители могут действовать на благо общества, а могут и предать интересы народа. Поэтому для разумного выбора блюстите­лей общественного блага необходима республика с большой территорией и большим числом граждан, т.е. режим социального плюрализма.

Авторитет Меэдисона до сих пор огромен и в связи с реализацией им принципа "разделения властей" Монтескье. Но Мэдисон творчески подошел к теории разделения властей французского просветителя. Как известно, в тео­рии Монтескье нет равновесия властей, ибо он подчеркивал верховенство за­конодательной власти. Мэдисон изобрел такую систему сдержек и противове­сов, согласно которой, каждая из трех властей является относительно рав­ной. Этот механизм сдержек и противовесов до сих пор действует в политиче­ской системе США.

4. Социальная концепция политики, которая приходит на смену граж­данской, — это реакция на достаточную зрелость суверенного государства. В социальной концепций меняются акценты: во-первых, отправной точкой яв­ляется уже не индивид, а группы: нация, класс, человечество; индивидуумы рассматриваются как продукты своей группы или ассоциации. Во-вторых, в выяснении характера государства внимание переключается с закона, как ин­теллектуального принципа исследования ("естественный закон", "права", "до­говор") на историю: государство рассматривается с точки зрения развития. В-третьих, определенное внимание уделяется экономическим проблемам, к ко­торым в Новое время становится причастным государство.

Анализ социальной концепции политики и государства разумно начать с рассмотрения политического учения французского просветителя Жан Жака Руссо (1712—1778), которое является радикальным выражением граждан­ской концепции и в то же время ее первой критикой. В политической теории Руссо, прежде всего, следует обратить внимание на два существенных поло­жения. Во-первых, Руссо, в отличие от других теоретиков естественного пра­ва, рассматривает ассоциацию, возникающую посредством заключения обще­ственного договора, как "моральное и совокупное тело", "общественный чело­век", который приобретает "свое единство, общую идентичность, жизнь и во­лю" в результате отчуждения этих прав членами-создателями. Это тело, та­ким образом, имеет свою собственную волю, которую нельзя идентифициро­вать с эмпирической волей отдельного индивида. Передавая в общее достоя­ние свою личность, "каждый член превращается в нераздельную часть цело­го"¹.

Второе значительное положение в учении Руссо, проливающее дополни­тельный свет на проблему общей воли, заключается в том, что создание "мо­рального и совокупного тела" государства является одновременно трансфор­мацией "естественных" индивидуумов в "моральных" граждан, обладающих не только законными правами и обязанностями, но и соответствующими мо­ральными понятиями и чувствами. Таким образом, в одном смысле, индиви­дуумы создают государство, а в другом (более важном), индивидуумы сами являются продуктами государства: их мораль, их человеческое бытие сопре­дельны с их гражданством. Поэтому для Руссо вполне логично было утверж­дать, что тех, кто сопротивляется общей воле, все общество должно заставить

¹ Руссо Ж. Трактаты. М., 1969. С. 161.

28

подчиниться ей. Как известно, этот вывод Руссо, но уже без акцента на мо­раль, реализовали на практике лидеры Французской революции и большеви­ки в России.

Для эффективного действия общей воли, кроме готовности индивидуу­мов к идентификации с обществом, Руссо считал необходимыми также три внешних условия. Во-первых, он настаивал на социальном равенстве. Не под­держивая идею ликвидации частной собственности, Руссо в то же время про­тестовал против неравного распределения собственности среди членов обще­ства. Во-вторых, он настаивал на фундаментальном политическом единстве: "Важно... дабы получить выражение именно общей воли, чтобы в Государстве не было ни одного частичного сообщества и чтобы каждый гражданин выска­зывал только свое собственное мнение... Если же имеются частичные сообще­ства, то следует увеличить их число и тем предупредить неравенство между ними" . И, наконец, в-третьих, так как воля неотчуждаема, то она не может быть представлена; представительная власть — это рабство. Руссо поддержи­вал прямую форму демократии.

Политическая мысль английского консерватора Эдмунда Берка (1729— 1797) не имела ничего общего с классической грандиозностью Руссо, тем не менее она содержала в себе огромную долю мудрости. Берк резко критически относился к идее естественных прав. Для него государство и общество — ре­зультаты естественной эволюции, а не изобретение человека. Основная цель государства — охранять порядок и закон. Он настойчиво защищал представи­тельную форму власти, считал, что парламент — истинная форма власти в Англии, и его деятельность не должна контролироваться народом. Это инсти­тут, с помощью которого, по его мнению, меньшинство управляет большинст­вом в благожелательной форме. Законодатели избираются, чтобы осуществ­лять политику для избирателей, но они не должны быть "посланцами", кото­рые действуют только по инструкции своих избирателей.

Берк считал, что институты любого государства — продукты мудрости людей, накопленной столетиями. В связи с этим он утверждает, что нельзя приступать к реформе государства с его свержения, "реформатор должен по­дойти к недостаткам государства, как к ранам отца, с благочестивым благого­вением и трепетной заботливостью. Движимые этим мудрым предрассудком, мы с ужасом видим, как скорые на руку дети в разных странах готовы разру­бить своего старого родителя на куски и положить его в котел волшебников в надежде, что своими сорными травами и дикими заклинаниями они смогут возродить отцовское тело и обновить его жизнь" . Берк смотрел на цивилиза­цию, как на хрупкую вещь, которую можно было бы легко разрушить, если бы она не была защищена от человеческого безумия органической целостно­стью общества и приматом сложившихся структур и ценностей над индивиду­умами.

Известно, что консервативное политическое учение Берка появилось в результате исследования им Французской революции 1789 г., ярым против­ником которой он был.

Другой противник и исследователь Французской революции создал со­вершенно иную, либеральную политическую теорию. Им был замечательный французский мыслитель Алексис Токвиль (1805—1858). Исходная посылка рассуждений Токвиля в книге "Демократия в Америке" — утверждение, что

¹ Там же, с. 171.

² Burke E.Reflections on the Revolution in France. N.Y., 1955. P. 109—110.

29

демократические идеи ("равенство") неуклонно пробивают себе дорогу во мно­гих странах. Но его беспокоила проблема вероятного конфликта между пол­итическим равенством и политической свободой в демократическом обществе. Для эгалитарного общества, утверждал Токвиль, характерна тенденция пре­вращать корпоративные структуры аристократического общества в массу раз­общенных, изолированных друг от друга людей. В результате политическим последствием демократического индивидуализма может быть не равенство в свободе демократического республиканизма, а равенство в рабстве демократи­ческого деспотизма. По мнению Токвиля, демократии присущи два нежела­тельных последствия: "демократия не дает народу самого искусного прави­тельства" и политическая тирания большинства. Он объяснял это тем, что буржуазный индивидуализм приводит к такому негативному факту, как отказ граждан от участия в общественной жизни. "В демократические времена част­ная жизнь так деятельна, так неспокойна, так переполнена стремлениями и трудами, что у каждого человека почти не остается ни энергии, ни досуга для политической жизни" . Политическая апатия, утверждал Токвиль, означает начало процесса политической централизации и социального подчинения.

Подобно Мэдисону, Токвиль считал, что представительная власть во многом корректирует отрицательные тенденции демократии. Вместе с тем, он полагал, что одной представительной формы власти недостаточно для проти­востояния отрицательным последствиям демократии. И все же, благодаря своим уникальным преимуществам, демократия в состоянии нейтрализовать их. Токвиль выделял два основных преимущества демократии над другими формами правления: она способствует благополучию наибольшего числа граж­дан, обеспечивает политические свободы или широкое участие масс в полити­ческой жизни. В интересах предотвращения деспотизма люди, утверждает Токвиль, должны сознательно культивировать искусство добровольной пол­итики и социальной кооперации, создавать свободные учреждения местного самоуправления, а также добровольные политические и гражданские ассоциа­ции. С их помощью, полагал он, люди могут непосредственно участвовать в управлении обществом, генерировать политическую культуру и гражданский дух.

В середине XIX века развитие демократии в Западной Европе сопровож­далось ростом промышленного капитализма. Стало очевидным, что людьми управляют экономические силы, как когда-то управляло государство. Капита­лизм, который поддерживали либералы, так как он способствовал расшире­нию свободы и достижению равенства, стал подозрительным вследствие своей способности эксплуатировать людей. Постепенно левые силы общества зада­лись вопросом, почему бы государству не регулировать экономику, если оно демократично? Либеральная мысль стала больше ориентироваться на социаль­ные проблемы. Этому также способствовало внедрение утилитаризма в демок­ратическую теорию. Как известно, утилитаристы разрушили тот пьедестал, на который поместили закон ранние либералы, заявляя, что закон — не полу­святой, которому люди должны поклоняться и никогда его не менять. Соглас­но Бентаму, родоначальнику утилитаризма, закон — это инструмент, с по­мощью которого общество может изменить свои социальные условия в целях достижения счастья.

Токвиль А. О демократии в Америке. М., 1897. С. 199. 2

Там же, с.545.

30

Либеральные идеи Нового времени достаточно полно сконцентрированы в политическом учении Джона Стюарта Милля (1806—1873), английского утилитариста и поборника равноправия. Он преуспел в объединении индиви­дуалистических ценностей, которые проповедовали его предшественники, с реалиями середины XIX века. Поддерживая идею "суверенитета индивидуу­ма", он также отводил позитивную роль государству и надеялся на кончину индивидуалистического гражданского общества. Заявляя, что индивидуум в современном обществе потерян в толпе и миром правит общественное мнение, Милль, подобно Токвилю, искал путь преодоления тирании большинства. Чтобы избавиться от большинства, подавляющего меньшинство, Милль в своей работе "Размышления о представительном правлении" предлагает систе­му пропорционального представительства, а чтобы избавиться от подавления невеждами образованных людей — систему подачи голоса образованными ин­дивидуумами в нескольких избирательных округах. Все остальные должны иметь один голос. По существу он уравновешивал два обстоятельства: широ­кое участие, с одной стороны, влияние интеллектуальной и моральной эли­ты, с другой. Эта концепция Милля была поставлена под сомнение в ре­зультате роста партийных организаций в последней четверти XIX века.

Милля преследовала идея защиты индивидуальной свободы. Будучи ути­литаристом, он подчеркивал, что счастье — принципиальная цель общества. В отличие от ранних утилитаристов, которые отводили свободе большое, но не главное место, Милль заявлял, что основной вклад в счастье — это совер­шенная личность, основной потребностью которой является свобода: свобода — часть счастья, она необходима для поиска новых форм счастья.

Социальный характер политических воззрений Милля наиболее заметен в его рассуждениях о целях государства. Милль, в'отличие от таких мыслите­лей, как Локк, Монтескье, Мэдисон, не был удовлетворен пассивной "защит­ной" ролью государства в обществе. Добродетель государства, отмечал он, за­ключается в стремлении сделать своих подданных добрыми и просвещенны­ми. Государство должно, с одной стороны, способствовать всеобщему мен­тальному развитию общества, а с другой, оно должно "организовать" уже су­ществующее моральное и интеллектуальное богатство. Эту позитивную роль, указывает Милль, лучше всех может выполнить представительная система, потому что, во-первых, она основана на индивидуальном эгоизме и, во-вто­рых, она в состоянии заручиться поддержкой своих граждан. Очевидно, пи­шет Милль, что единственное правление, которое может полностью удовлет­ворить все острые потребности социального государства — это правление, в котором участвуют все люди; что любое участие, даже малейшая обществен­ная функция, полезно; что участие должно быть увеличено настолько, на­сколько позволяет общество.

Известны симпатии Милля к социализму. Капитализм он отвергал, пото­му что рабочие не имели доступа к управлению, а также потому, что деление общества на собственников и наемников не способствовало политической де­мократии. Будущее он представлял как общество кооперативов-производите­лей, сохраняющее частную собственность, но без ее вредных качеств. Под влиянием идей Милля либеральные демократы начали движение влево, в ре­зультате чего многие из них отдали предпочтение социализму, а не капита­лизму.

В XX веке существенный вклад в политическую мысль был сделан Мак­сом Вебером (1864—1920), замечательным немецким политическим экономи­стом и теоретиком-социологом. Чтобы понять историю модернизации, писал Вебер, надо рассматривать направление сложных и взаимосвязанных измене-

\ 31

ний от "традиционных" образований к "рациональным" во всех сферах соци­альной жизни. Он выделяет в политической сфере три типа легитимного гос­подства, то есть такого господства, которое признано со стороны управляе­мых индивидов. Первый тип господства он называет легальным — так он предпочитает называть правовое государство, в котором подчиняются не лич­ности, а законам. Другой тип легитимного господства — традиционное — ос­новано на вере не только в законность, но даже в священность издревле суще­ствующих порядков и властей. Чистейшим типом такого господства является патриархальное господство (греч. charisma — божественный дар), которое представляет собой прямую протитвоположность традиционному, так как опирается не на обычаи и привычки, а на неч^г/о необычное — силу дара ха-ризматика.

Вебер обратил внимание на усиливающуюся бюрократизацию обществен­ной жизни в правовых государствах XX века, что, по его мнению, могло при­вести к возможному конфликту между бюрократией и демократией. Он од­ним из первых отметил парадокс демократизации: результатом вовлечения масс в социально-политическую жизнь является возникновение большого ко­личества организаций, которые затем становятся деструктивными для демок­ратического политического функционирования. Чтобы избежать тирании бю­рократов, Вебер предлагает теорию плебисцитарной демократии, согласно ко­торой харизматический лидер, избранный плебисцитарным путем /прямое го­лосование всего народа/, должен дополнить недостаточную легитимирующую силу парламентарной демократии. Именно харизматический лидер, по мне­нию Вебера, во многом может решить вопрос взаимоотношения личности, об­щества и государства в XX веке.

Проблема примирения государства и общества, как ее обозначили выда­ющиеся мыслители XIX века, остается актуальной и сегодня, на исходе XX века. Современные западные теоретики политики, среди которых много заме­чательных имен, вносят свой позитивный вклад в ее решение.

32

Лекция 3.

ОСНОВНЫЕ ПАРАДИГМЫ

_{политологии}

ВОПРОСЫ:

1. Природа парадигматического мышления. Теологическая и натурали­ стическая парадигмы.

2. Социальная и рационально-критическая парадигмы.

1. Сложность и многогранность политики как объекта человеческого по­знания отображается в столь же многообразном по характеру политическом знании. Используя разносторонние методы описания политических явлений, тысячи ученых на протяжении столетий пытались постичь "специфическую логику специфического объекта" (Маркс). И с высот сегодняшнего дня можно увидеть, как в процессе становления и развития политической науки в ней выкристаллизовались определенные теоретические подходы, обладавшие чет­ко сформировавшейся способностью к целостному, системному описанию пол­итики и ее важнейших сторон.

В 20-х годах нынешнего столетия американский историк науки и фило­софии Т.Кун ввел в научный оборот понятие "парадигмы", чтобы выявить специфику такого рода теоретических построений в обществоведении з це­лом. С его точки зрения парадигма — это термин, означающей своеобразную логическую модель постановки и решения познавательной проблемы. Иначе говоря, парадигма как бы задает направленность исследованию политики, в русле которой ученый, опираясь на те или иные принципы и критерии пони­мания ,ge природы и строения, отбирает реальные факты, производит соответ­ствующие обобщения, делает прогнозы на будущее.

Как и многие другие отрасли о.бществознания политология допускает со­существование различных концептуальных подходов к исследованию полити­ческой жизни, выступая таким образом как мультипарадигматическая наука. Вместе с тем в политологии существуют парадигмы, которые специфически истолковывая сущность и природу политики, ее источники и границы функ­ционирования, задают начало целым классам соответствующих теоретических подходов. Такие теоретические концепты обладают характером основополага­ющих парадигм, имеющих для политического знания поистине фундаменталь­ное значение. В основании различий парадигм данного типа лежат попытки объяснить политику через сверхъестественное начало, природные, обществен-

33

ные и собственно политические, точнее — внутриполитические факторы. По; тому чисто условно эти парадигматические подходы можно именовать теол< гическими, натуралистическими, социальными и рационально-критическим!' Каково же их содержание?

Теологическая парадигма. Как известно, на ранних этапах существовг ния общества человек еще не умел подмечать устойчивые внутренние и внеи. ние связи политики, а, следовательно, и не мог создать рациональную картр ну политической реальности. Это предопределило неизбежность сверхъестесп венной интерпретации и мира, и политической власти. Конечно, такое в знг чительной степени мифологическое объяснение природы политики, строго гс воря, трудно назвать концептуально-теоретическим. И все же эта донаучна, форма интерпретации политических явлений обладает несомненным и стол необходимым для парадигматического мышления принципиальным начало! их целостного объяснения.

Причем, если до средних веков по существу господствовала идея сверхъ естественного объяснения власти, исключавшая значение человеческого нача ла и видевшая источник власти в Боге, то, начиная с трудов Фомы Аквинско го, постепенно утвердилась иная интерпретация теологической парадигмы Аквинский исходил из того, что существуют три элемента власти: принцип способ и осуществление. И если первый исходит от Бога, то второй и трети] элементы производны от человеческого права и исходят от народа. Таким об разом, божественное право дает власть не одному человеку, а множеству лю дей. Потому, например, восстание народа против тирана, не заботящегося < благе подданных, не носит мятежного характера.

Иными словами, и власть, и субъект власти определялись не исключи тельным божественным правом, а сверхъестественным проявлением Божест венной воли наряду с волей Человека. Власть выступала как некая комбина ция невидимого, провиденциального управления и человеческих усилий; бо жественный промысел и интересы и воля человеческого сообщества образова ли пространство политики и власти. Таким образом, в доктрине провиденци ального божественного права сознание и воля человека стали впервые исполь зоваться для объяснения природы политической власти.

Конечно, удельный вес или авторитет человеческого права не играл ре шающей роли в объяснении перепитий политической жизни. Могущество вла­сти исходило от Бога, а роль и назначение человека состояли лишь в необхо­димости по возможности точно и полно отображать в своем поведении пред­начертания всевышнего. Признание властных полномочий Божества означало также внутреннюю ограниченность, несвободу властных притязаний людей, которые вынуждены ограничивать свои интересы соображениями высшей и не­пререкаемой воли. Не правда ли легко узнаваемая картина взаимоотношений го­сударства и гражданина? Действительно, тоталитарные режимы весьма точно скопировали логику политических взаимоотношений людей и власти, предло­женных средневековым философом. Более того, в деспотиях XX века предельно обнажилась и другая черта провиденциалистской конструкции власти. Ведь лю­дям в массе своей было отказано в способностях понять высшие предначертания Божества. Власть потому несла в себе какую-то вечную необъяснимость, загад­ку, таинство, разгадать которую по плечу было лишь избранным посредникам между народом и Богом. Тоталитарные же режимы, как известно, в принципе не могли функционировать без утверждения строгой иерархичности своих полити­ческих и идеологических систем, без признания высших авторитетов, которым "доверено" истолковывать и нести в народ недоступные для непосвященных, великие идеи национал-социализма, коммунизма, чучхе и т.д.

34

Понятно, что в современных условиях данные теоретические подходы к пониманию политической власти сохраняют значение разве что для теологов и философов-богословов. По крайней мере сегодня божественные, мистиче­ские основания политики, по мнению большинства ученых, не способны вскрыть подлинные черты и свойства этого общественного явления. Куда бо­лее популярны методологические подходы других, в том числе натуралисти­ческих парадигм в политологии.

Суть натуралистической парадигмы отображает попытки объяснить при­роду политики исходя из доминирующего значения внесоциальных факторов, имеющих не приобретенный, а врожденный и по сути неизменный для чело­века и общества характер. Так, неизменным по отношению к обществу и пол­итике в целом выступает их природная оболочка, географическая среда (как известно, классическая натурофилософия всегда рассматривала общество как специфическую часть среды); по отношению же к человеку свойствами неиз­менности, врожденности обладают его физиологические, инстинктивные, ре­флекторные грани и качества. Поэтому и наиболее существенными ответвле­ниями в натуралистическом способе объяснения природы политики можно считать геополитику, биополитику и широкий круг психологизаторских кон­цепций.

В целом идеи о влиянии географической среды на политику и общество высказывали еще Гиппократ, Платон, Аристотель и другие ученые. Но, види­мо, основателем доктрины, объясняющей природу политики воздействием географических факторов, можно считать французского мыслителя Ж.Бодена (XVI в.). Так, в одном из своих трудов он писал: "Народы умеренных обла­стей более сильны и менее хитры, чем народы Юга; они более умны и менее сильны, чем народы Севера и более подходят для управления государством. Поэтому великие армии пришли с севера, тогда как оккультизм, философия, математика и прочие созерцательные науки пришли от южных народов. Пол­итические науки, законы, юриспруденция, искусство красноречия и спора взяли свое начало у срединных народов, и у них же возникли все великие им­перии, империи ассирийцев, мидийцев, персов, нарфян, греков, римлян, кельтов". Сформулированная Боденом теория влияния климата на политиче­ское поведение людей утвердила воззрения на фатальную связь общества со средой, развитые впоследствии Ш.Монтескье, Г.Маккиндером и другими мыс­лителями.

Решающее значение могло придаваться, к примеру, морской стихии или Хэртленду — "сердцу Земли", включающему степные районы России, Запад­ного Китая, Монголии, Афганистана, Ирана и Белджистана (Г. Маккиндер), трем элементам "почвы", характеризующим "положение страны, пространст­во и границы" (Ратцель) или же определенным тенденциям в развитии геогра­фической среды, в частности, идущему с Востока на Северо-Запад "иссуше­нию Земли" (Э.Хантигтон). Тем не менее, суть оставалась прежней: политиче­ские процессы неизменно оказывались зависимой величиной от географиче­ской среды в целом или ее отдельных компонентов. Как это формулировал английский теоретик А.Тойнби, все стимулы к развитию "цивилизаций" (т.е. всех, в том числе и политических культурно-исторических единиц, на кото­рые с его точки зрения распадается существование человечества) растут стро­го пропорционально врождебности среды. Потому-то и политическое искусст­во коренится в борении с этими силами и является специфическим ответом на "вызовы" среды.

Следует, правда, отметить, что однозначность геодетерминизма в ряде теорий значительно смягчалась. Например, представители так называемой

35

школы ''человеческой географии" (Ж.Брюн) утверждали, что география явля­ет собой лишь канву человеческой деятельности, предоставляя человеку воз­можность "вышивать по ней свой рисунок". Идеи этого географического по-ссибилизма (possibilite (Фр.) — возможность) значительно оживили и усилили теоретическую аргументацию данной парадигмы, позволяя более гибко и реа­листично объяснять влияние природной среды на политические процессы.

Сегодня учет геополитических факторов — неотъемлемая составная часть формирования политического курса любого государства. История предо­ставила убедительные факты того, как захват территорий или войны за выход к морю, стремление небольших по размеру стран к нейтралитету или очевид­ная патриархальность режимов в государствах с преобладаю'щим крестьян­ским населением иллюстрировали не просто влияние, а доминирующее влия­ние природных факторов на содержание политики и политических процессов. Тем не менее, в общеконцептуальном плане влияние природной среды, опре­деляющее политику, оспаривается даже сторонниками натуралистического подхода, в том числе биополктиками, предлагающими свою модель объясне­ния политики.

Теоретические подходы биополитики своими корнями уходят в доктри­ну итальянских ученых XIX-в. Ц.Ламброзо и М.Нордау о биологической при­роде господствующего класса, биологизаторские тенденции в позитивистской философии, в учение Д.Армстронга о тождестве психического и физиологиче­ского, в американский натурализм. Современная же биополитика являет со­бой сознательно сконструированную теорию, базирующуюся на синтезе физи­ологии, генетики, биологии поведения, экологии и эволюционистской филосо­фии. Если, к примеру, Э.Дюркгейм считал, что биологизация культурных норм, связывающих субъектов политики, приводит к аномии, а впоследствии и к разрушению политической жизни, то сторонники биополитических подхо­дов придерживаются прямо противоположных позиций. С их точки зрения примат инстинктивных, генетических, врожденных свойств и качеств людей только и может служить достаточным основанием для функционирования политической сферы.

Вообще вся методология биополитики строится на признании наличия общих для человека и животных начал и понятий. Для доказательства этого широко используется принцип антропоморфоза, т.е. приписывание животным свойств, которыми они не обладают или обладают только частично, а также трансляция этих качеств на область человеческого поведения. Считается, на­пример, что людей и животных роднит генетическая приспособляемость к внешней среде, альтруизм (способность уменьшить индивидуальную приспо­собляемость в пользу родственной особи), способность к взаимодействию, аг­рессивность и т.д. И хотя сторонники биополитических подходов далеки от признания схожести всех биологических признаков животного и человека, все же физиологическая предопределенность политического поведения людей и политики в целом ни на минуту не ставится ими под сомнение. Более того, некоторые ученые не только считают, что "развитие человеческой природы приводит к политическим изменениям", но и полагают будто те или иные ста­дии политического развития (например, анархия, олигархия, демократия и др.) непосредственно соответствуют стадиям индивидуального равития .

Надо отметить, что для отечественного обществоведа восприятие подо­бных теоретических установок, уяснение их рациональных начал крайне за-

Political psychology: Contemporary problems a. issues. — S.F.: L.: Jossey-Bass, 1986. P. 44.

36

труднительно. Марксизм, долгие десятилетия царивший в духовной жизни страны и задававший направленность не только специализированного, но и обыденного мышления, по существу отрицал какое-либо влияние биологиче­ских свойств и качеств людей на область политики. Маркс и его последовате­ли полагали, что биологическое начало может оказывать какое-то влияние на политические процессы только в "снятом", преобразованном на социальном уровне движения виде. Поэтому роль пола, возраста, темперамента человека не только не изучалась, но и не осознавалась как политически значимая. Па­радоксально, но в стране, где лидеры-геронтократы (Брежнев, Черненко) на­несли обществу небывалый ущерб; в стране, где были приняты специальные законы, чтобы хоть как-то застраховать руководящие должности от засилья престарелых бюрократов, сама проблема влияния возраста на политические процессы просто не существовала. Показательно также, что в нашем обще­стве буквально в последнее время начали исследоваться особенности полити­ческого поведения женщин. В то же время в западных странах политология феминизма (В.Рудал, Е.Михан, А.Руш и др.) являет собой традиционно авто­ритетную и неотъемлемую составную часть политической науки.

Как бы то ни было, но и в силу марксистских традиций, и по причине теоретической неосведомленности специалистов биополитическая парадигма с большим трудом демонстрирует свои установки нашему общественному созна­нию» Признание биологических основ политической жизни все еще не утрати­ло своего шокирующего эффекта.

Правда, отнюдь не все приверженцы биополитических подходов катего­ричны в признании односторонней зависимости политической жизни от физи­ологических врожденных свойств человека. Так, немецкий ученый П.Майер выдвинул концепцию двухуровневой модели человеческого поведения. По его мнению, аффекты и генетические качества человека регулируют его поведе­ние только на низшем уровне; на высшем же уровне его активность направля­ется разумом, символами и социокультурными нормами. Ведущим является высший уровень и соответствующие ему регулятивы. В то же время стремле­ние упорядочить социальную и политическую деятельность человека на ни­зшем уровне за счет норм высшего уровня не может привести ни к какому ус­пеху. Власть и другие политические ценности воспринимаются здесь как яв­ления "космического" порядка, способные либо потрясти, либо укрепить че­ловеческое сообщество, но не способные вызвать к себе осознанное отноше­ние. В принципе движение идет снизу вверх и свойства, детерминируемые би­ологическими факторами, переходят в социокультурную форму. Но может — в качестве исключения — встречаться и обратный порядок в формировании свойств политических субъектов.

Одним словом, теория Майера представляет собой определенную попыт­ку рационализировать биополитическую парадигму, приблизить ее теоретиче­ские подходы к более распространенным воззрениям на природу политическо­го поведения. Но, с другой стороны, относя "политическое поведение" к пове­дению, связанному с распределением ресурсов внутри группы, эта теория на­ходит дополнительные аргументы для того, чтобы рассматривать "политику" и "биологию" как две внутренне родственные сферы, как две схожие системы с аналогичными механизмами саморегуляции.

Как мы видим, основным объектом внимания биополитиков является политическое поведение, цель которого они усматривают в сохранении гене­тического материала у человека. А это, в свою очередь, возможно только при доминирующем положении врожденных стимулов и физиологических процес­сов. Таким образом, биополитики как бы вносят существенную поправку в

37

формулу бихевиоризма. Универсальная, объясняющая природу социальной и политической активности людей формула биополитики приобрела закончен­ную форму в триаде австрийского этолога К.Лоренца: "стимул — организм — реакция". Логично, что при таком подходе Основной акцент делается на изу­чении политических чувств человека (например, чувстве "политического здо­ровья", которое испытывает подчиненный вблизи своего вождя, или чувстве "обреченности" лидера, лишенного ожидаемой им массовой поддержки). В си­лу такого подхода и источник политических изменений (в частности, конф­ликтов, революций и проч.) видится ими в механизмах "передачи настрое­ний" от одного политического субъекта к другому.

Теоретическая дискуссия, ведущаяся биополитиками в политологии (П.Корнинг, Х.Флор, К.Мастере, П.Майер, Г.Шуберт и др.) еще далека от за­вершения. Вместе с тем спор о приоритетах не должен затмевать многие ра­циональные выводы и положения, сформулированные в рамках данной пара­дигмы и для сторонников иных теоретических подходов.

На несколько ином теоретическом языке доминирование натуралистиче­ских факторов при объяснении природы политики выражено в психологиза-торском течении в политологии. Впервые эти специфические модели объясне­ния социальных политических явлений сложились в XVIII— XIX веках на фоне кризисных событий, имевших место в европейской общественной мыс­ли. С одной стороны, эти подходы явились острой реакцией на ряд социоло­гических теорий (прежде всего О.Кона), отрицавших право психологии на собственное существование, а с другой — представляли попытку альтернатив­ного учению Маркса объяснения развития социальных систем.

С общей точки зрения этих поначалу весьма разнообразных учений, у истоков которых стояли такие ученые, как Г.Тард,. Г.Лебон, Л.Гумпилович, А.Дильтей, Э.Дюркгейм и другие, подлинным источником и фактором, объяс­няющим социальное и политическое развитие, являлись психологические свойства людей. Как, например, писал Г.Тард, все общественные движения можно однозначно свести "к первичным психологическим элементам, возни­кающим под влиянием примера и в результате подражания" . Если оставить за скобками различные теоретические нюансы, специфические особенности различных школ и направлений этого типа, то следует признать, что и сегодня, как и на заре появления этих теорий, их альфой и омегой яв­ляется редуцирование, т.е. сведение всех политических явлений к действию (или преобладающему влиянию) психологических качеств человека. При­чем, как правило, в качестве таких психологических свойств выступают либо психологические качества индивида, либо малой группы. Как, например, пи­сал американский ученый Г.Самнер, "собственная группа представляется че­ловеку центром всего и все остальное шкалируется и оценивается по отноше­нию к ней" .

Таким образом, приверженцами данной парадигмы политическое бытие в основном исследуется через поведенческие механизмы (бихевиоральные нау­ки), изучение микрофакторов политической мобилизации и адаптации, ком­поненты внутренней структуры индивида, иррациональные мотивы человече­ской активности и т.д. Видимо, ощущаемая и самими сторонниками данного подхода неспособность этой методологии выстроить макромодель политиче­ского развития породила и стремление распространить психологизаторские

Тард Г. Законы подражания, СПб, 1892. 2

Цит. по: В.Овчаренко, А.Грицанов. Социальный психологизм, Минск, 1990. С. 67.

38

интерпретации на иной уровень политической теории. Так, в XX в. (особенно с 60-х годов) получили распространение попытки психологизаторской интерп­ретации политической истории. Таким образом, к традиционному спектру проблем и аргументов добавились интерпретации политической жизни через изучение скрытых мотивов поведения широких социальных слоев, например, причин войны и мира, межгрупповых фантазий, господствующих в обще­ственном мнении, массовых психологических предпосылок терроризма и госу­дарственных репрессий, факторов, способствующих или нарушающих соуча­стие людей в политической жизни и т.д.

Очевидная, и в то же время спорная, односторонность объясняющих политику факторов и приоритетов отнюдь не свидетельствует о невысокой по­пулярности натуралистической парадигмы. Более того, последнее десятилетие показало устойчивый интерес ученых, принадлежащих к различным теорети­ческим и идеологическим течениям, к биометодологии. В то же время, как уже говорилось, творческая полемика парадигматических подходов отнюдь не закончена. И иные концептуальные оценки природы политики уверенно про­тивостоят выше описанным принципам. В чем же содержание оппонирующих натуралистической парадигме подходов?

2. Социальная парадигма объединяет группу весьма разнородных тео­рий, сходных в своем стремлении объяснить природу и происхождение пол­итики через созидающую роль той или иной сферы общественной жизни или же приобретенные (социокультурные) свойства субъекта социального дейст­вия. Иными словами, этот класс парадигм оперирует социальными, но внеш­ними по отношению к политике величинами.

Например, широко известно теоретическое положение марксизма, объяс­няющее происхождение и природу политики детерминирующим влиянием экономических отношений. При таком парадигматическом подходе политиче­ская надстройка целиком и полностью подчинена действию господствующих в сфере материального производства тенденций, выступая при этом как средст­во реализации классовых целей и сознательно формируемое явление. Такой экономокреатический подход все роли и функции индивида по сути сводит к социально-классовому представительству, уничтожая тем самым субъектив­ность и индивидуальность человека как носителя политических отношений.

Наряду с такими интерпретациями политики довольно широко распрост­ранены и попытки представить в качестве порождающей ее причины право. Именно право расценивается целым рядом зарубежных ученых (Р.Моор, Лж.Гудмен, Г.Макдональд и др.) как системообразующая сфера общества, обеспечивающая равновесие институтов, предотвращающая все — в том числе и политические — конфликты, балансирующая активность элиты и электора­та, обеспечивающая необходимый контроль за деятельностью представителей граждан. С их точки зрения право, а не политика должно формировать и об­щую властную волю общества, которой должны руководствоваться как госу­дарство, так и индивиды. Одним из решающих аргументов такого рода явля­ются ссылки на конституцию, как основную форму высшего права "связую­щую государственную власть своими установлениями" .

Особенно сильна привязанность к подобного рода аргументам у предста­вителей классического западного консерватизма, усматривающих в Конститу­ции наличие высших, чуть ли ни божественных начал, обусловливающих со-

Федосеев А.А. Современная американская буржуазная политология, Л., 1989. С. 114.

39

держание всех политических процессов. Идейным сторонником такого подхо­да можно назвать и немецкого философа К.Шмитта, а также сторонников де-цизиональной (decision — решение) теории, полагавших, будто право и лежа­щее в его основе волевое решение выступают важнейшим источником всех политических взаимодействий.

К разновидностям социальной парадигмы можно было бы отнести и тео­ретические попытки объяснить происхождение и содержание политики куль­турными и религиозными величинами (М.Вебер) или же этико-нормативными факторами, т.е. характерным для начального этапа развития политической мысли растворением политики в сфере морали (Аристотель). Об этих и анало­гичных им теориях частично уже говорилось или будет говориться в лекци­ях, посвященных историческим аспектам развития политико-правовой мысли. Мы бы хотели чуть более подробно остановиться на характеристике культуро­логического подхода, ставящего содержание политических процессов в зави­симость от свойств человека, приобретенных им в процессе социальной эво­люции.

Настаивая на том, что целостность и единство политики с обществом всецело определяется целостностью самого человека, приверженцы данного подхода (М.Шелер, Ф.Баос, Э.Канетти и др.) рассматривают содержание пол­итических процессов под ценностно-нормативным углом зрения. В результате этого политика предстает как продукт смыслополагающей деятельности лю­дей, а главным ее назначением признается осуществление человекотворческой функции.

Рассмотрение личности в качестве источника и ядра политической жиз­ни делает акцент на признании неизменности природы человека, на наличии в его структуре некоего инварианта, не изменяющегося с течением времени. Данные свойства человека — величина, не зависимая от общества и социаль­но-групповой среды. На эти свойства, в конце концов определяющие его соци­альный (и политический) статус, не вправе посягать ни класс, ни народ, ни государство. Человек может быть понят только из самого себя, а его социаль­ные (в том числе и политические) действия определяются его социокультур­ными характеристиками.

То есть, выделяя неизменность субстанциональных свойств человека, сторонники данного подхода в то же время подчеркивают и индивидуальную неповторимость каждой личности, служащую источником и показателем культуры. Культура индивидуализирована и недетерминируема. И развитие политики происходит через приращение индивидуальной оснащенности, опы­та и культуры человека. Поэтому, кстати, и в таком объяснении политики — точно так же, как и в теологической парадигме — обязательно признается не­кая интрига, загадка, таинство политического действа, только таинство, иду­щее не от воли всевышнего, а от реального, земного человека.

Такой подход к интерпретации отношений общества и личности придает политике ряд сущностных, атрибутивных свойств. И прежде всего политика рассматривается здесь не как сфера реализации экономических и социальных интересов, межгрупповых конфликтов и проч., а как область самовоплоще­ния, самоосуществления человека. Но поскольку человек суверенно выбирает конкретные цели и средства их достижения, не имея при этом гарантий реа­лизации намеченного, то и политика приобретает свойство рисковости, внут­ренней альтернативности. Учитывая же, что через индивидуальные, культур­ные свойства человека в политику проникает влияние разнообразнейших ис­торических, социальных и иных тенденций, факторов, отношений, то и сама политика может интерпретироваться не иначе, как многофакторное явление

40

(т.е. даже в конечном счете не сводимое к влиянию, например, экономики, права и др.). Влиять же на содержание политических процессов могут только те общественные явления, которые отобразились в социокультурных ориента-циях людей.

Принципиально важные черты политики вытекают и из понимания "культурологами" совместного взаимодействия людей в политической сфере. Исходя из того, что действовать в политике можно по преимуществу парци-ально (т.е. "здесь и теперь", не дожидаясь окончательного и всестороннего ре­шения вопроса), а руководствоваться при этом следует только своими реаль­ными потребностями, то и общий интерес, который выкристаллизовывается при взаимодействии людей, должен быть суммарным, сбалансированным ито­гом всех индивидуальных интересов. Причем, интересом реальным, а не гипо­тетическим (как, например, идея коммунизма), ощутимым всеми сторонами этой политической конвенции. Такая постановка вопроса однозначно отверга­ет саму возможность какой-то группы людей или политической организации понимать — в отличие от других граждан — скрытое, не явное содержание человеческих потребностей.

Признается также, что путь к политическому влиянию лежит только че­рез выражение человеком своих, а опять-таки не иллюзорных или заимство­ванных интересов. Любая ориентация на не "свои" цели и интересы или же стремление "войти" в чье-то положение (а наша бюрократия, как известно, любит сослаться на "объективные трудности", "временные издержки" и проч.) не только создает возможности для манипулирования личностью, но и лиша­ет ее возможности осуществить в политике свое человеческое предназна­чение.

Конвенциональный характер общеполитического интереса диктует так­же и преобладание консенсуса как главного метода достижения целей и ре­зультатов. Политика не требует принятия абсолютно лучших решений. Люди всегда имеют возможность скорректировать, усовершенствовать, просто изме­нить свой выбор. Желания же незамедлительно, без учета интересов других людей добиться обратимости решения, конфликтность и раздор разрушают политическое пространство, призванное полноценно реализовать человече­скую сущность.

Как видно из сказанного, культурологическая парадигма, подчас весьма тонко характеризует природу политики. Возвышение осознанных, культурно закрепленных мотиваций и форм поведения человека, рассмотрение политики как внутренне альтернативной, многовариантной в своем развитии стороны общественной жизни делает ее весьма привлекательной по сравнению хотя бы с "экономотворящими" картинами политической жизни. Конечно, и эта тео­ретическая модель не лишена противоречий: трудно, к примеру, наблюдая за современным политическим процессом, придти к выводу, что побудительным мотивом политического участия хоть сколько-нибудь значительной части граждан является тяга к самовыражению и творчеству; или же, что лично­сти, сформировавшиеся при различных режимах правления, обладают одними и теми же основными политическими свойствами. Поэтому, как нам кажется, более приземленную и реалистическую интерпретацию природы политики предлагают, условно говоря, рационально-критические парадигмы.

Сущность этого класса парадигм состоит в стремлении объяснить приро­ду политического взаимодействия людей не внешними по отношению к пол­итике факторами (неважно какими — внеземными, природными или общесо­циальными), а ее внутренними причинами, свойствами, элементами. В целом, наиболее ярко логика, по которой политика возникает и развивается, подчи-

4178

41

няясь своим внутренним законам и механизмам, присутствует у Гегеля. Прав­да, у него форма существования такой внутренне мотивированной активности весьма мистифицирована, ибо политика является для него определенной ста­дией "развертывания мирового духа". Вместе с тем, попытка отыскать внут­ренние источники природы политики является очень плодотворной.

Популярность этой идеи подтверждается хотя бы исключительным мно­гообразием теоретических подходов, развертывающих ее содержание. В зави­симости от выбранного аспекта, компонента, стороны политики складывают­ся самые разноликие теоретические подходы, интерпретирующие сущность данной стороны человеческой жизнедеятельности. Так, с точки зрения при­знания ведущей роли политических субъектов можно говорить об элитарных и эгалитарных концепциях; делая упор на целостности и взаимодополняемо­сти элементов политики, ее исследователи выдвигают системные, структурно-функциональные, кибернетические и иные парадигматические подходы; ак­центируя внимание на способе формирования и воспроизводства политики, ученые предлагают деятельностные, функциональные, ценностные и другие концепции. Мы же коротко ознакомимся с теориями, ставящими во главу уг­ла внутренние источники существования и развития политики, а именно — с парадигмами конфликта и консенсуса.

Идея внутренней противоречивости, конфликтности политической жиз­ни получила признание с XIX века. Зиммель, Маркс, Козер, Бентли, Болдинг и другие теоретики расходились разве что в понимании происхождения, роли отдельных конфликтов, методах их урегулирования, но отнюдь не в призна­нии их центрального₅ концептуализирующего для политической жизни значе­ния. Виднейший современный представитель этого теоретического подхода немецкий ученый Р.Дарендорф в известной степени сконцентрировал — а так­же и интерпретировал применительно к современным политическим реалиям — представления о месте конфликта в политической жизни общества.

Дарендорф считает, что конфликт отражает глубинную сущность обще­ственной эволюции, и его наличие можно заметить во всех областях жизни. Немецким ученым выделялось 15 видов различных конфликтов: от семейных ссор до противоречий в области межгосударственных отношений. При этом полагалось, что ни один из видов конфликтов не может носить антагонисти­ческого характера. Те непримиримые противоречия между классами, о кото­рых писал Маркс, относились Дарендорфом к политическому контексту XIX века. Нынешнее же столетие не создает ситуаций, где бы собственность вы­ступала в качестве основания непримиримого противоборства. Да и вообще знамением нашего времени он считал постепенный переход от групповых к индивидуальным ценностям. Особое же внимание Дарендорф уделял регули­рованию и организации конфликтов. Поэтому здоровье и социальной, и пол­итической систем он усматривал в непременном признании и выявлении кон­фликтов (ибо неучтенный и непроявленный конфликт создает внутреннюю не­стабильность), а также в их сознательном урегулировании и разрешении. Причем такое регулирование конфликтов, которое могло бы вести к интегра­ции общества и обеспечению человеческой свободы, должно, по его мнению, основываться на выявлении воли большинства населения (которая, кстати, вполне допускает и формы своей принудительной реализации) и уважении политических прав меньшинств.

Таким образом, в теории Дарендорфа конфликт не только имеет консти­туирующее для социальной и политической жи^ни значение, но и его наличие не рассматривается как угроза стабильности конкретным обществам и режи­мам правления. Основной же акцент делается на организационные средства

42

урегулирования "конфликтных линий", пронизывающих общество, политику, власть,

В противоположность этим установкам в политической мысли сложи­лось теоретическое направление, сделавшее научным методом интерпретации политики консенсус. Правда, наличие конфликтов и противоречий в полити­ческой жизни отнюдь не отвергалось при таком подходе. Дюркгейм, Вебер, Дьюи, Парсонс и другие видные представители этой парадигмы исходили из признания вторичности роли конфликта для понимания сущности социальной и политической жизнедеятельности. Социальные и политические конфликты, говоря иначе, имеют подчиненное значение по сравнению с теми ценностями, которые разделяют большинство населения и по которым в обществе достиг­нут полный консенсус, Единство идеалов, основных социокультурных ориен­тиров населения позволяет осознанно регулировать отношения между людь­ми, разрешать конфликты, поддерживать стабильность и функциональность форм правления. Революции, острое политическое противоборство, таким об­разом, рассматриваются как аномалии политической жизни, выходящие за пределы норм и принципов организации общества. Поэтому для своего орга­ничного существования политика должна препятствовать конфликтам и кри­зисам, поддерживать состояние "социальной солидарности" (Дюркгейм), ока­зывать постоянное "педагогическое" воздействие на граждан общества (Дьюи).

Как видно из сказанного, отношение к конфликтам у сторонников дан­ных воззрений было весьма отрицательным. (К слову сказать такая позиция сближала приверженцев консенсуса с адептами конфликтной теории, усмат­ривавших причины противоречий в субъективных ориентациях субъектов). Признание же верховенства культурных норм и ценностей в политической и социальной жизни выражало глубокую уверенность в возможностях человека разумного осознанно распоряжаться и своими, и общественными ресурсами. Гуманизм и — так скомпрометированный нашей пропагандой — историче­ский оптимизм, уверенность в возможности человека воспрепятствовать раз­рушению власти и общества нашли в парадигме консенсуса основательное те­оретическое обоснование. Важно при этом подчеркнуть, что сам пафос кон­сенсусной доктрины резко восставал против насилия, революционизма, не­естественности в социальной и политической активности человека.

Формируясь с конца XIX века, консенсусная парадигма вместе с тем не имела преимущественного влияния перед теорией конфликта. Но 70- —80-е го­ды, принеся значительное усложнение общественных и политических связей, массовое распространение идеалов социального государства и продемонстри­ровав значительное возвышение статуса индивида, дали толчок теоретическо­му сближению и даже синтезу конфликтной и консенсусной парадигм. И хотя никто из "прародителей" этого направления не отрицал роли и значимости конфликтов, все же главный акцент делался или на их вторичности (Э.Шилс), или на ведущей роли "интегрированной политической культуры", пронизанной едиными фундаментальными ценностями (Э.Талое), или на "уме­ренном конфликте, существующем в рамках консенсуса" (Л.Дивайн) и т.д. Теоретическая потребность в возвышении политической значимости консен-сусных начал и оснований политики прежде всего основывалась на понима­нии преодолении Западом раскола общества на противоборствующие классы, а также резком возвышении социальной роли средних слоев. Таким образом, в последние десятилетия наметилось повышение теоретического авторитета консенсусной интерпретации природы политической жизни.

Вместе с тем следует признать, что единство ценностных, социокультур­ных ориентиров политического поведения широких социальных слоев отра-

43

жает реалии лишь отдельных высокоразвитых западных государств. В пол­итической жизни весьма значительной группы стран столкновение политиче­ских идей, программ, эмоций и установок несет в себе противоборство фунда­ментальных ценностей и ориентиров, предпочитающих, порой, полярно раз­личные направления в эволюции политики и политических процессов. Поэто­му для других стран и режимов подобная установка имеет нормативное, а не универсальное значение. А потому и предпочтительность конфликтного объ­яснения природы политики имеет больше оснований.

* * *

Кратко рассмотренные нами парадигмы с логической точки зрения ис­черпывают по сути все наиболее существенные подходы к описанию природы и сущности политической жизни. С другой стороны, свойственные для любой схемы упрощения и огрубления теоретического материала, конечно же, не да­ют возможности полно и точно охарактеризовать содержание любых более ча­стных подходов или же избежать противоречивости в их объяснении. Напри­мер, марксистская доктрина может быть отнесена как к социальным парадиг­мам (учитывая ее акцент на детерминирующей роли экономики), так и к ра­ционально-критическим (в силу отношения к классовым конфликтам, как к движущей силе истории).

Вместе с тем, выделение основных парадигм дает возможность объяс­нить связь политологических теорий с более общими научными и социально-философскими исследованиями, увидеть то, как меняются представления о политической картине мира в контексте достигнутых обществом представле­ний о законах общественного развития, критериях зрелости общества, смысле человеческого существования. Очевидно, например, что аргументы сверхъ­естественного объяснения жизни и мира так же как и доводы биополитиче­ских учений в современных условиях обладают меньшей убедительностью по сравнению с рациональными или социокультурными концепциями, делающи­ми акцент на творческой, созидательной деятельности человека как субъекта власти.

Видя особенности основных парадигматических подходов, можно и бо­лее полно представить себе специфику познавательных методов (особенно тех, что возникают на пересечении различных, в том числе естественных и обще­ственных наук), приемов собирания разрозненных суждений о различных сто­ронах политической жизни — одним словом, более глубоко проникнуть во внутреннюю логику построения политической теории. А как говорил уже зна­комый нам Т.Кун, построение теории — это прежде всего конструирование парадигмы.

В последующих лекциях мы увидим, как основополагающие парадигмы, различным образом реконструируя политическую реальность, создают глубо­кий и емкий образ этой сложной и многогранной стороны жизни современно­го человека.

44

Лекция 4.

ПОЛИТИКА КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ЯВЛЕНИЕ

ВОПРОСЫ:

1. Происхождение и природа политики,

2. Взаимоотношения политики с другими сферами общественной жиз­ ни.

I. Рассмотренные ранее методы, подходы и парадигмы политической тео­рии наглядно демонстрируют сложность и многогранность политики. Понятно поэтому, что дать глубокое и одновременно целостное описание этого явления можно только с учетом всех наиболее важных и существенных теоретических приемов, которые выработало человечество. Вместе с тем, многовековой опыт политического развития, достигнутый характер и уровень критического ос­мысления социальных процессов и, наконец, элементарное здравомыслие да­ют возможность выявить наиболее принципиальные и сущностные черты пол­итики как явления общественной жизни.

Наиболее предпочтительная, как нам кажется, логика описания полити­ки связана с ее пониманием как явления, порожденного активностью пресле­дующего свои цели человека. С этой точки зрения можно, видимо, утверж­дать, что политика конституировалась как относительно самостоятельная сфера общества в связи с возникшими на определенном витке развития соц­иума потребностями людей. Думается, что постепенное усложнение механиз­мов материального производства, нарастание социальной мобильности, куль­турный прогресс человечества и другие причины способствовали усилению со­циальной, этнической и религиозной дифференциации общества. Как следст­вие этих объективных процессов в многообразных человеческих и межгруппо­вых контактах выявился своеобразный блок интересов людей, характеризую­щийся повышенной конфликтностью и даже непримиримостью. В то же вре­мя механизмы обмена и распределения продуктов производства, догматы и идеа­лы религиозной веры, сложившиеся нравы, обычаи, традиции и другие регуля­торы человеческих отношений оказались неспособными к эффективному регули­рованию возникших противоречий. Таким образом, в обществе возникла настоя­тельная потребность в образовании социальной силы, способной к выполнению двоякой задачи: реализации человеческих интересов и такому урегулированию отношений людей, которое сохранило бы целостность общества.

45

Такая потребность была реализована в процессе становления специфиче­ских общественных институтов, оказавшихся способными за счет использова­ния средств принуждения обеспечить необходимые общеобязательные формы социального поведения всех слоев населения. Наличие же механизмов пуб­личной власти, свидетельствующих о возникновении государства /независимо от того, явилось ли оно на свет в интересах экономически господствующего класса, как утверждает марксизм, или же в форме надгруппового объедине­ния, выполняющего функции арбитра, "ночного сторожа", на чем настаивают сторонники "договорных" теорий/, выводило социальную власть на качествен­но новый уровень регулирования межгрупповых отношений.

Доступность или же удаленность граждан и групп от рычагов государст­венно-властного регулирования радикально меняла их социальные возможно­сти для удовлетворения своих нужд и запросов, создавая; таким образом, со­вершенно иное измерение их роли и статуса. В свою очередь, необходимость вступать в опосредованные государством отношения с другими слоями, клас­сами, группами или же с самими центрами власти предполагала определен­ную селекцию (т.е. отбор властно значимых интересов) и оформленность груп­повых притязаний. А это вело к возникновению нового вида социальных ассо­циаций людей.

Итак, необходимость урегулирования человеческих взаимоотношений, повлекшая образование публичных органов государственной власти, а также социальных ассоциаций, где люди группировались в целях защиты тех или иных интересов, и породила политический уровень общественных отноше­ний. С появлением же политики общество стало отходить от такой социаль­ной организации, где его целостность и интеграция граждан осуществлялись на основе локальных родственных связей людей, без четко выделенных функ­ций управляющих и управляемых. Причем, долгое время социальная роль го­сударственных институтов считалась достаточным основанием, чтобы именно за государством признавалась роль ядра политической жизни. В то же время опыт революций, и особенно тоталитарных режимов в XX в., выявил перво­степенное значение власти как таковой, ибо, как оказалось, и в рамках госу­дарственно организованного общества прерогатива публичного принуждения может принадлежать и партиям, и лидерам, и отдельным органам государст­ва. Как писал М.Вебер, "ассоциация может быть названа политической по­стольку, поскольку принудительное введение ее порядка осуществляется по­стоянно на данной территории путем применения или угрозы применения фи­зической силы со стороны административного аппарата".

Для понимания сущности политической жизни принципиально важно подчеркнуть, что интересы, заставляющие человека переступить грань, разде­ляющую политическое и неполитическое бытие, носят не индивидуальный, а надперсональный характер, имеющий определенное значение для той или иной части населения. Независимо от своего конкретного содержания (будь это потребности в изменении материальных условий, участие в управлении, распределении ценностей и т.д.), эти интересы должны неминуемо затраги­вать положение иных общественных групп, что, собственно, и предполагает вовлечение в межгрупповые отношения людей "третьей силы" — государства. Поэтому там, где классы, нации, конфессиональные общности или другие об­щественные группы, реализуя свои интересы, вызывают изменения в социаль­ных возможностях других слоев населения, там и вовлекается государствен­ная власть, там и коренятся импульсы политических отношений.

Таким образом, политика представляет собой одну из разновидностей межгрупповых отношений. Но при этом важно помнить, что "социальный за-

46

каз" на государственное посредничество поступает, как правило, тогда, когда группы исчерпывают ресурсы внегосударственного регулирования (например, экономического самоуправления, человеческой кооперации, воздействия мо­ральных норм и т.д.). В силу этого политическая деятельность является для общественных групп не всегда обязательной и, порой, даже экстравагантной формой социального поведения, что кстати, свидетельствует и о том, что пол­итический уровень межгрупповых отношений отнюдь не обязателен для лю­бой социальной системы. Поэтому, строго говоря, пусть и в исключительно отдаленной перспективе, но вполне реальна и внеполитическая организация человеческого существования.

Как уже говорилось, политический характер общественных отношений предполагает, что группы и общности должны избирательно оценивать свои властно значимые интересы. Иначе говоря, содержание политических интере­сов выкристаллизовывается только в процессе специфической рефлексии, осу­ществляемой как группой в целом (на уровне политических программ, целей, идеологий), так и каждым ее представителем в отдельности (путем осознания своей принадлежности к данной группе, т.е. осуществления политической са­моидентификации). Сущность же политического осознания социальных по­требностей состоит в понимании групповой специфики интересов, сопоставле­нии последних с запросами других групповых субъектов, а также уяснении средств и степени государственного вмешательства в процесс согласования и реализации притязаний этих общностей. Иными словами, политическое осоз­нание интересов суть вычленение в них такого содержания, которое не может быть реализовано без вмешательства государственной власти. Поэтому пол­итическое сознание как бы готовит, оформляет социальные потребности групп для участия в диалоге с другими субъектами и институтами власти.'

Необходимость такой осознанной подготовки субъектов политической жизни носит принципиальный характер. Всем памятно, например, марксово различение "класса в себе" и "класса, для себя", отражающее разные стадии познания им своих исторических интересов. Известный американский полит­олог Р.Даль также различает "политические" и "неполитические" страты, чтобы подчеркнуть различные уровни взаимодействия субъектов с института­ми власти. Общности, не способные подняться до понимания своих политиче­ски значимых интересов, превращаются либо в заложников своих собствен­ных элит, либо в объект манипулирования и средство достижения интересов других политических субъектов. Показательна в этом смысле политическая история СССР, где тоталитарная бюрократия, беззастенчиво спекулируя на лозунгах "борьбы за дело рабочего класса", всячески препятствовала просве­щению этой группы населения и использовала ее социальный имидж для удовлетворения своих корпоративных запросов.

В содержательном отношении политическое осознание интересов выра­жается в выработке целей и средств использования государственной власти /или давления на власть/, норм взаимоотношений с союзниками и оппонента­ми или, коротко говоря, — в формировании политической воли, направлен­ной на реализацию социальных потребностей группы.

Понятно, что на данной фазе формирования политического взаимодейст­вия возникает серьезная опасность, связанная с тем, что в самой оценке инте­ресов заложена возможность произвола субъекта. Завышение или занижение им своих социальных возможностей, ошибки в формировании сложной воли, неверная оценка возможностей оппонентов и целый ряд других причин могут серьезно исказить политический облик человеческих потребностей. Если же ошибочность в оценке групповых, интересов исходит от государства, то это

47

неизбежно отражается либо в произвольном выборе объектов политического регулирования, либо в использовании неадекватных средств и методов управ­ления и власти. И чем значительнее расхождение между подлинным содержа­нием потребностей и их политической оценкой, тем выше искусственность политического регулирования, тем больше идеализации политических целей.

Более того, если подняться до обобщения, можно сказать, что от харак­тера осознания политически значимых интересов непосредственно зависят границы политической сферы. И хотя очертания политической сферы не яв­ляются результатом абсолютного "вербального произвола" (М.Хеттих), все же, как мы видим, политика обладает органической возможностью сознатель­но увеличивать или сужать число объектов государственно-властного регули­рования. Одним из приемов такого искусственного изменения политических границ может быть подмена политических критериев оценки интересов ины­ми соображениями. Например, А.Смит и И.Бентам полагали, что основная политическая проблема состоит в сознательном ограничении политики срав­нительно небольшой сферой социальной жизни, регулируемой морально-нрав­ственными воззрениями и нормами. Но очевидно, что при таком подходе пол­итика превратилась бы в область голого морализаторства, не способного к то­му уровню регулирования межгрупповых отношений, который может предло­жить государственная власть.

Таким образом, именно от качества и характера политического осозна­ния интересов зависит свойство политики "проникать" в другие области обще­ственной жизни (т.н. свойство инклюзивности) или же, напротив, "уступать место" иным социальным регуляторам человеческих отношений. Поэтому каждое по преимуществу демократическое общество вынуждено решать про­блему предотвращения искусственной привнесенности политики в обществен­ную жизнь, купирования неоправданного вмешательства государства в ту сфе­ру человеческих отношений, что именуется гражданским обществом, стре­мится не допустить, чтобы политическая воля доминировала над интересом и здравым смыслом.

Сознательная природа политического взаимодействия групп и объектив­ная потребность в выработке сложной воли предполагают и наличие специфи­ческого субъекта политики, связанного с осуществлением этих функций, а именно — политической элиты. С функциональной точки зрения элита пред­ставляет собой страту управляющих, регулирующую общественные процессы за счет профессиональной деятельности. Подчеркивая исключительную роль элиты в формировании политического курса, организации взаимоотношений групп, связей человека и государства, ряд теоретиков определяет политику как область "искусства" управления и руководства обществом. Но для адек­ватного понимания природы политики важно учитывать, что, несмотря на всю важность осуществляемых элитой функций, ее деятельность не исчерпы­вает все необходимые для этой сферы роли. В противоположность сторонни­кам элитаристских концепций, теории "представительной системы" и других концепций, настаивающих на уникальности правящих групп, следует подчер­кнуть и органическую необходимость для политической сферы и функций электората.

Наличие таких групп населения, одни из которых осуществляют специа­лизированные функции по управлению обществом и руководству политиче­ским поведением населения (элиты, лидеры), а другие воздействуют на фор­мирование этих элитарных кругов и содержание проводимого ими курса или же являются только объектом применения власти (электорат, массы), харак­теризует политику как форму соучастия и взаимодействия управляющих и

48

управляемых. Будучи по своей природе технологически необходимой сторо­ной политической жизни, отношения управляющих и управляемых при оп­ределенных режимах правления перерастают в отношения властвующих и подвластных.

Следует отметить и то, что политика является не только областью со­знательных, но и стихийных действий, не только рациональных, но также и иррациональных .поступков и форм политического поведения. Соотношение же между этими составляющими политической "материи" зависит от множе­ства условий, от действия массы переменных факторов и причин. Кстати, многие мыслители полагали, что в политической жизни России бессознатель­ное, иррациональное начало играет весьма существенную роль. Как писал Н.Бердяев, "... в русской государственности скрыто темное иррациональное начало, и оно опрокидывает все теории политического рационализма, оно не поддается никаким рациональным объяснениям. Действие этого иррациональ­ного начала создает непредвиденное и неожиданное в нашей политике..."

Итак, резюмируя сказанное, можно отметить, что политическая сфера жизни общества возникает по преимуществу в связи с реализацией таких ин­тересов групп, которые затрагивают общественное положение социальных и национальных общностей и потому требуют вмешательства государственных и иных институтов публичной власти, применяющих в целях урегулирования сдответствующих противоречий и сохранения при этом целостности общества, средства принуждения и социального насилия. Поэтому политику можно бы­ло бы определить как область в основном целенаправленных отношений между группами по поводу использования институтов публичной власти в интересах реализации их общественно значимых запросов и потребностей. Многие теоретики выражают по сути такой же подход к пониманию природы политической жизни. Можно вспомнить Ленина, считавшего политику обла­стью "отношений между миллионами" и видевшего ее суть в "устройстве го­сударственной власти." Известный американский политолог Р.Доуз также от­носит политику к сфере деятельности, связанной с "отношениями между классами, нациями и другими социальными группами, ядром которых явля­ется проблема завоевания, удержания и использования государственной вла­сти".

Исходя из краткой характеристики природы политики можно также оп­ределить и ее основные структурные звенья. Это прежде всего:

политические отношения, выражающие устойчивый характер взаимо­связей общественных групп между собой и с институтами власти. В содержа­тельном смысле они характеризуют многообразные взаимодействия элиты и электората, элиты и контрэлиты, лидеров и групп поддоржки, социальных и национальных общностей, разнообразных групп интересов и политических институтов. Но самым важным показателем для политической жизни являет­ся характер политических отношений, показывающий что доминирует в сфе­ре государственной власти: непримиримая борьба за политическое господство или осознанная кооперация усилий всех слоев с целью более оптимального использования материальной силы государственного принуждения, граждан­ский мир или война, кризисность или стабильность;

политическое сознание, выражающее принципиальную зависимость пол­итической жизни от осознанного отношения людей к своим властно значи­мым интересам. С точки зрения зависимости от этого элемента вся политика

¹ Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 54.

7 - 4178

49

представляет собой не что иное, как непрерывное воплощение и институали-зацию политических воззрений и идеалов, целей и программ, норм и устано­вок в поведении людей, органов власти и самоуправления, механизмах рекру­тирования элит и т.д., и т.п. Таким образом, политическое сознание опосре­дует все основные и наиболее существенные властные взаимозависимости субъектов и носителей политических отношений, определяя силу и эффектив­ность властного регулирования;

политическая организация, характеризующая роль институтов публич­ной власти как центров управления и регулирования общественными процес­сами. Совокупность органов законодательной, исполнительной и судебной властей, партийные и общественно-политические институты, группы давления и другие звенья, представляющие политические интересы различных слоев и общества в целом, составляют организационный остов политики. Политиче­ская организация концентрирует властное волеизъявление населения вплоть до принятия и осуществления управленческих решений, задавая таким обра­зом определенную направленность всему политическому процессу.

Наличие и взаимодействие этих структурных элементов придает полити­ке внутреннюю целостность, наделяя ее одновременно постоянным источни­ком саморазвития и самодвижения. Более того, целостность строения полити­ки позволяет ей выполнять и определенные функции в развитии всей обще­ственной системы.

В политической теории существуют различные взгляды на функции пол­итики. Парсонс, например, относит к ним определение коллективных целей общественного развития, мобилизацию и принятие решений, сохранение ста­бильности социума и распределение ресурсов; Р.Дебре видит главную функ­цию политики в сохранении целостности и стабильности общества; Д.Истон — в авторитарном приписывании ценностей различным предметам и явлениям. Если суммировать не только опыт теоретического анализа политики, но и опыт практического развития политической жизни, то можно было бы выде­лить следующие, важнейшие на наш взгляд, функции:

• выражение властно значимых интересов всех групп и слоев общества. В этом смысле политика предоставляет людям дополнительные возможности для удовлетворения своих потребностей и изменения социального статуса. Любое сужение возможностей граждан заявить свои притязания государству, публично обнародовать нужды, затрагивающие интересы других слоев населе­ ния, разрушает нормальные отношения между народом и властью, создает пред­ посылки для превращения политики в зону административного беспредела;

• востребуя интересы граждан и обнажая тем самым конфликты, сопро­ вождающие процесс достижения целей, политика призвана рационализиро­ вать возникающие противоречия, пустить их в русло цивилизованного диало­ га граждан и государства. Недаром Платон определял политику как "искусст­ во жить вместе";

— обратной стороной рационализации конфликтов является функция управления и руководства политическими и общественными процессами в ин­ тересах тех или иных слоев населения или всего социума в целом, предпола­ гая при этом использование средств принуждения и социального насилия;

— регулирование и управление политическими и социальными процесса­ ми в конечном счете предполагают интеграцию различных слоев населения за счет подчинения их интересов интересам целого. Таким образом, политика призвана обеспечивать целостность общественной системы, стабильность и об­ щественный порядок даже при изменении режимов правления;

50

— политика представляет собой специфическую среду социализации личности, включения ее в сложный мир социальных отношений. В политиче­ ской сфере доминирующим мотивом социальной активности личности стано­ вится не приспособление к среде, а потребность в ее изменении и совершенст­ вовании. Таким образом, через политику человек способен обрести социаль­ ные качества, необходимые ему для удовлетворения жизненных потребно­ стей, реалистического восприятия современного мира. По этим причинам пол­ итика выполняет своеобразную человекотворческую функцию, позволяя лично­ сти конституировать себя как самостоятельное социально активное существо;

— способствуя реализации групповых интересов и индивидуальных це­ лей граждан, политика должна обеспечивать преемственность и инновацион- ность социального развития как общества в целом, так и самого человека. В этом смысле выбранный обществом политический курс должен не только предвидеть относительно удаленные последствия предпринимаемых действий, но и постоянно проверяться практическим опытом, здравым смыслом, норма­ ми нравственности. Понятно, что речь в данном случае идет только о важней­ ших функциях политики. Причем, политика может обладать не только явны­ ми, отчетливо выраженными функциями, но также и функциями латентными (скрытыми), о чем предупреждал еще американский ученый Р.Мертон. Как и в живом организме, в том или ином конкретном обществе определенные фун­ кции политики могут носить неразвитый характер. Например, неумение пред­ видеть результаты государственного вмешательства в те или иные сферы об­ щества может превратить политику лишь в форму постоянно запаздывающей реакции на происходящие события, целиком и полностью лишенную возмож­ ности управлять социальными процессами. Все это говорит о том, что по ха­ рактеру осуществления (или — неосуществления) основных функций можно судить о зрелости и развитости политической жизни в конкретных обществах и государствах.

2. Понимание природы политики неизбежно предполагает и осознание ее внешних связей с другими сферами общественной жизни. Испытывая влияние экономики, морали, права, художественной культуры, а равным образом и сама оказывая воздействие на эти области человеческой жизнедеятельности, политика обретает определенные черты и свойства, которые более полно рас­крывают ее структуру и сущность.

Как известно, в политической мысли далеко не сразу удалось развести политику с другими сферами общественной жизни. Со времен Древней Гре­ции вплоть до Нового Времени господствовали взгляды, интерпретировавшие политику как всеобъемлющую универсальную форму человеческой активно­сти, включавшую в себя все формы взаимоотношений человека и социума и, тем самым, обеспечивавшую целостность общественного организма. Только разделение политики с гражданским обществом, связанное с именами Макиа­велли, Локка, Гоббса и ряда других мыслителей, положило начало более точ­ному, специализированному пониманию связей политики с другими областя­ми жизни.

Благодаря этим и другим, более поздним теоретическим разработкам (в частности, свою лепту внес и марксизм, относившийся к политике как к од­ной из областей публичной жизни человека), политика предстала как одна из областей человеческой жизнедеятельности, обладавшая не только своими внутренними особенностями, но и выполнявшая определенные функции и по­тому неразрывно связанная с другими сферами общественной жизни.

51

С общесоциальной точки зрения взаимоотношения политики с другими областями общественной жизни носят двоякий характер. Прежде всего, эти отношения обнажают причинно-следственные связи, устанавливающиеся между ними, т.е. характеризуют детерминированность политических процес­сов экономическими, идеологическими, культурными или другими фактора­ми внешней среды, а также и обратное влияние политики на другие обще­ственные сферы.

В самом общем плане можно сказать, что впервые идею об обусловлен­ности государственной власти имущественным и социальным положением граждан выдвинул еще Аристотель. На протяжении столетий эти идеи разви­вали и другие ученые, например А.Смит, настаивавший на соответствии пол­итических отношений экономическому строю. Но довести эту мысль до своего логического завершения довелось Марксу и его сподвижникам. Как уже гово­рилось, именно ему принадлежало положение, согласно которому политиче­ская надстройка генетически зависит от содержания экономических отноше­ний. Как писал Маркс, "способ производства материальной жизни обусловли­вает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще". Но стремясь материалистически объяснить идеальные мотивы участия людей в политической жизни и ограничив их по сути лишь экономическими причина­ми, Маркс оставил в стороне не только влияние других общественных сфер (духовной, религиозной, правовой и др.), но и сильно упростил представления об индивидуальных, социокультурных механизмах политического участия.

В настоящее время различные теоретические школы, признавая влияние экономики на политические процессы, все же не расценивают его как изна­чально порождающее политическую сферу. Например, сторонники так назы­ваемого девеломенталистского (developpement — развитие) подхода, констати­руя взаимовлияние политики и экономики, полагают, что слабо развитая эко­номика предполагает неизбежную централизацию власти, усиление авторитар­ных тенденций, а экономический рост способствует установлению плюрали­стической демократии. Так, Б.Рассет, скомбинировав ряд социально-экономи­ческих (доход на душу населения, уровень грамотности, охват школьным обу­чением, распространением средств массовой информации и др.) и политиче­ских (государственные расходы на управление, характер избирательной систе­мы и др.) показателей, выделил пять типов государств, соответствующих пя­ти типам социально-экономического развития общества: традиционные, при­митивные общества; традиционные цивилизации; переходные общества; обще­ства промышленных революций и общества высокого массового потребле­ния"².

Конечно, взаимосвязь и взаимовлияние политики и других сфер обще­ственной жизни пытаются объяснить не только экономическими причинами. В этих целях могут использоваться аргументы иррационального толка или же различного рода рациональные соображения (в частности, понимание пред­почтительности сотрудничества и выгод кооперации для достижения целей или, как считает Р.Даль, признание наличия единиц ценностных и культур­ных оснований человеческой деятельности) и т.д.

Наряду с признанием внешней зависимости политики от тех или иных сфер в политической науке распространены идеи, утверждающие автоном­ность, самодетерминированность и, если угодно, неподвластность политики

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13. С. 7. 2

См. Шварценберг Р. Политическая социология, М., 1992, ч. II, гл. 1, раздел II, § 1.

52

воздействию иных областей общественной жизни. Например, длительное вре­мя в теории преобладали воззрения, резко разделявшие политику и мораль. Возникнув как бы в противовес первоначально господствовавшим идеям о "нравственно должном" развитии политики и ее подчинении канонам морали., эти теории настаивали на принципиальной несоединимости "грязной", заме­шанной на эгоизме правителей политики, и "чистой" морали. Взгляды о само­стоятельном развитии политики разделяли также и приверженцы ряда элита-ристских учений, и сторонники информационно-кибернетического подхода, и представители других научных школ.

Помимо причинно-следственных взаимозависимостей, отношения между общественными сферами отражают и их функциональные связи, которые мо­гут проявляться, к примеру, через соотношение политических и неполитиче­ских методов регулирования социальных процессов. Иными словами, отноше­ния между политикой, экономикой, моралью и другими сферами обществен­ной жизни в известной степени можно рассматривать через соотношение тех средств, которые общество "выбирает" для обеспечения своей целостности и повышения управляемости социальными процессами на том или ином этапе своего развития. В этом смысле приоритетом могут обладать как одни, так и другие средства социального регулирования. Как уже говорилось, в тотали­тарных режимах возвышение властной роли центра политического руководст­ва означало и то, что политические методы управления девальвировали зна­чение и экономических, и моральных, и правовых средств регулирования об­щества. В угоду идеологическим соображениям правящие круги пренебрегали и нравственными нормами, и соображениями экономической целесообразно­сти, и правом. Бесцеремонное вмешательство не только в личную жизнь граждан, но и во внутренние дела суверенных государств, поддержка антина­родных режимов в Африке и Латинской Америке — все это свидетельствова­ло о полной невостребованности режимом ненасильственных, неполитических методов управления, а следовательно, и о "поглощении" политикой всех иных сфер общественной жизни.

Так, в отношениях политики с экономикой нужно отметить значительную детерминирующую роль последней в формировании политической власти. Хотя с Другой стороны, было бы явным преувеличением считать, что экономика всегда определяет политическую область жизни. Сущностные источники политики того или иного слоя, группы, нации чаще всего невозможно однозначно свести к эко­номическим детерминантам. Но, в свою очередь, и политика не может рассмат­риваться как прародительница экономики. Хотя, будучи формой властно-госу­дарственного принуждения, политика сохраняет регулирующие способности по отношению к экономике в тех случаях, когда та или иная хозяйственная пробле­ма приобретает значительный социальный масштаб и начинает затрагивать инте­ресы всего общества. При этом характер такого влияния может быть трояким: либо позитивным, либо негативным, либо нейтральным.

Например, сегодня в России без помощи правительства (т.е. позитивного политического влияния) в принципе невозможно установить режим хозяйст­венной конкуренции, утверждение рыночных отношений, развитие предпри­нимательства, т.е. всего того, что составляет суть экономической реформы. В то же время оппозиционные силы также пытаются использовать материаль­ную силу государства, но не для поощрения, а воспрепятствования этим тен­денциям, для возврата к идеалам "плановой экономики". И от того, удастся ли исполнительной власти отстоять курс на реформы или же она не устоит перед натиском политических оппонентов и будет зависеть характер полити­ческого воздействия на экономику.

53

Потребности современного общественного развития, необходимость ре­шения таких задач, как демонополизация и демилитаризация экономики, со­вершенствование макроуправления, проведение активной социальной полити­ки, борьба с коррупцией и др. однозначно требуют увеличения роли государ­ства как центра экономического регулирования. Показательно, к примеру, что либеральные, да и консервативные идеологи Запада под влиянием объек­тивных социальных процессов, востребующих регулятивные способности го­сударства, по сути отказались от непримиримой позиции по отношению к вмешательству его органов в экономические процессы.

С другой стороны, важно видеть и то, что особенности социальной мо­бильности населения, связанные, в частности, с широким развитием предпри­нимательства, мелкого и семейного бизнеса, хозяйственной инициативы граж­дан и вообще — со всем тем, что усиливает самоорганизацию экономических процессов, препятствует глубокому проникновению государства в область хо­зяйственно-экономического регулирования.

Но это общие соображения. Для того же, чтобы разобраться в причинных и функциональных отношениях этих сфер общественной жизни в конкретных странах и ситуациях, следует помнить, что политика и экономика связаны не не­посредственно, а опосредованно — через социальные отношения. Экономика, предопределяя материальные основания жизнедеятельности людей, обусловлива­ет тем самым и характер социальной дифференциации общества. В зависимости же от экономического содержания своих социальных интересов различные груп­пы могут обращаться к политическим формам их удовлетворения, побуждая тот или иной характер деятельности государства и других институтов власти.

Та или иная форма реакции государства на социальные запросы групп заставляет политику как бы концентрировать, завершать требования эконо­мической жизни, превращать их в содержание принимаемых органами власти решений. Но зададут ли эти интересы новое направление в государственной политике или заставят власти радикально модернизировать свой курс (т.е. обусловят как бы возникновение новой политики, новой линии в реализации государством своих полномочий), либо же общество предпочтет использовать неполитические регуляторы для обеспечения воспроизводства тех или иных групп, их вертикального восхождения или, напротив, будет препятствовать достижению целей определенных страт и сословий, — все это будет зависеть от конкретно-исторической ситуации. А, следовательно, и характер отноше­ний между экономикой и политикой тоже будет весьма различным.

Глубоки и многоообразны и отношения политики с моралью. Их органи­ческая связь вызвана тем, что осознание человеком своих политических инте­ресов неизбежно связано с его нравственным выбором. Говоря иначе, опреде­ление целей и средств борьбы за власть неизбежно подвержено нравственным коллизиям между сущим и должным, допустимым и запретным, общечелове­ческим и групповым. Как и политика, мораль способна усиливать групповую сплоченность людей, увеличивать их приверженность коллективно поставлен­ным целям. В то же время мораль содержит и требования над группового ха­рактера, определяемые общечеловеческими представлениями о добре и зле, допустимом и запретном для человека как такового. В этом смысле мораль привносит в понимание политического интереса и в мотивы человеческого поведения надгрупповые и надситуативные ориентиры и идеалы. Но по­скольку в политике действуют люди с разными правами и функциями, а стало быть и с разной степенью ответственности за свои поступки, то они могут совершенно различно толковать моральные заповеди и нормы, руководство­ваться эгоистическими ценностями, а не коллективно-моральными соображениями.

54

Переосмысление же моральных требований с позиций специфических статусов и ролей граждан создают нравственные противоречия, неизбежно отображающиеся в политике. Например, нормы т.н. "ускользающего поведе­ния" (т.е. требующие от человека постоянного перемещения главных жизнен­ных ценностей из общественной сферы в область личной жизни) или идеалы ригоризма (т.е. поведения, постоянно ориентированного на идеи долга, ответ­ственности человека перед обществом и государством), манихейской (упро­щенно рассматривающей жизнь как противостояние каких-либо двух полюсов и начал) или плюралистической (допускающей свободный переход человека от одной системы ценностей к другой) морали, воплотившись в поведении широких социальных слоев, могут обусловить полярно различное содержание политических процессов

Уместно вспомнить, что в нашей стране на протяжении многих десяти­летий политическую карту мира в обществе задавала этатизированная этика, оправдывавшая безграничные права государства на любое социальное экспери­ментирование, насилие над личностью, непримиримое отношение к инакомыс­лию. Лояльность государству и лидеру в те годы полностью вытеснила обще­человеческие ориентиры морали из повседневных взаимоотношений власти и гражданина. Доносительство, предательство друзей и близких почитались не только как морально допустимые, но и как образцовые формы политического поведения.

Таким образом, мы видим, что и политика способна задать морали те или иные границы реального проявления, и мораль может видоизменить уста­новки политического поведения и политические позиции граждан.

Мораль воздействует на политику двояко: с одной стороны, как бы "сверху", через изменение политических идеологий, корректировку управлен­ческих решений и т.д., осуществляемых путем введения ограничений на опре­деленные формы и методы достижения и использования власти. С другой сто­роны, мораль влияет на содержание политики "снизу", за счет изменения гос­подствующих ценностных ориентиров массового сознания. Поэтому, как счи­тает Р.Доуз, государство, которое имеет монополию на использование силы, может ею эффективно пользоваться только в том случае, если обеспечит свою легитимность, т.е. нравственные чувства народа совпадут с нормами офици­альной властной морали.

В настоящее время общим направлением влияния политической этики на процессы завоевания и использования власти является упрочение в со­знании лидеров и масс идей консенсуса, компромисса и их превосходства перед всеми формами конфронтации и конфликта. Опыт демократического развития наглядно показал, что выдержанное в этих моральных требовани­ях политическое поведение является более эффективным. Причем, особен­но это касается деятельности лидеров и элит, т.е. всех представителей граждан в структурах власти. При этом компромисс должен обеспечивать всем сторонам и субъектам политических отношений возможность сохра­нить свое лицо, увидеть правду в позициях политических оппонентов. До­бровольность и осознанность компромисса должны постепенно изжить пол­итические чувства и стереотипы, расценивающие любое соглашение с оппо­нентом как "предательство", "трусость", "беспринципность" и проч. Логи­ка компромисса неизбежно вытеснит из политических отношений или, по крайней мере, сведет к минимуму использование насильственных средств, а одновременно и подорвет привлекательность бездумной и фанатичной жертвенности как предпочтительной модели индивидуального политиче­ского поведения.

55

Нельзя не сказать несколько слов и о взаимоотношениях политики с правом. Правовая, юридическая сфера закрепляет в действующем законода­тельстве основные принципы политического господства. Вместе с тем, право­вые нормы "снимают" групповую заостренность политических требований, ибо вынуждены ориентироваться не только на сторонников данной политиче­ской линии, но и на всех граждан государства, предъявляя им общеобязатель­ные требования независимо от партийных пристрастий и антипатий. Значение правовой регламентации социального, в том числе и политического поведения граждан особо возрастает на границах допустимого и недопустимого индивиду­ального поведения человека. Таким образом, право определяет границы и воз­можности деятельности как оппозиции, так и правящих структур. Поэтому под­чинение ему властвующих кругов выступает одной из серьезных предпосылок как легитимизации политического режима, так и обеспечения его стабильности.

Конечно, в конкретных политических системах отношения между пол­итикой и правом достаточно противоречиво и неоднозначно. Не только в то­талитарных или авторитарных, но в определенной степени и в демократиче­ских странах политическая лояльность нередко становится выше закона; а за­кон, в свою очередь, может очень слабо коррелироваться с правом. В отечест­венной политической истории хорошо видно, как партийно-государственная номенклатура не только не подчинялась закону, но и активно использовала его для борьбы с политическими оппонентами. Политические противники ста­линского, брежневского и иже с ними режимов чаще всего объявлялись уго­ловными преступниками, испытывая на себе всю мощь репрессивного аппара­та государства. Но и это еще не самое страшное, если вспомнить о том, что устанавливаемые в обществе законы практически никак не опирались на нор­мы права и общечеловеческой морали. Иными словами, право было безглас­ной служанкой политики, областью жизни никак не регламентировавшей вла­стный беспредел тоталитарной бюрократии.

Не имея возможности специально рассмотреть взаимоотношения полити­ки с такими сферами общественной жизни, как духовная культура, религия, экология и т.д., следует отметить, что они являются — каждая по-своему — источниками влияния и формирования политической жизни /способствуя проникновению новых ценностей, сказываясь на позициях лидеров и элит, из­менении партийных пристрастий граждан, формулировке целей и задач/. В определенных условиях политическая роль и значение тех или иных областей человеческой жизни может либо возрастать, либо падать, либо обретать нейт­ральную, рутинную динамику. К примеру, в период глубинных реформации общественной и политической системы роль правовых механизмов может быть весьма незначительной, в то время как моральные представления вовле­каемых в круговорот событий масс зачастую являются единственным стиму­лом их политического поведения. В периоды же стабильного развития пол­итического процесса, напротив, повышается значение конституционно-юриди­ческих требований, возрастает стимулирующее влияние общечеловеческих норм морали, а также общекультурных норм и традиций.

Все сферы общественной жизни не только активно влияют на политику, но и выступают объектами сознательного политического руководства и управ­ления. Тем самым их развитию и функционированию задается определенная направленность, способствующая сохранению целостности всей общественной и политической системы. Степень политического воздействия может быть раз­ной. Но выполняя свои внешние функции, политика обретает сегодня новые черты и свойства, гарантирующие ее существование и развитие в исторически обозримом будущем.

56

Лекция 5.

_ВЛАСТЬ

ВОПРОСЫ:

1. Понятие и концепции власти.

2. Основания власти.

3. Легитимность власти.

1. Во все времена развития политической мысли считалась аксиоматич­ной неразрывность политики и власти. Понимание незаменимости власти в развитии и функционировании общества является исходным для всех совре­менных социальных и политических теорий. Общество потому и является об­ществом, что совокупность людей объединена взаимодействием, обменом и властью. Именно властью определяются границы территории, государства, обеспечивается реализация общих интересов.

Согласно марксистско-ленинско-сталинской традиции власть трактова­лась как господство одних над другими, как подчинение организованной силе. Акцент делался на классовом господстве-подчинении. И современная полити­ческая власть виделась исключительно сквозь призму понятий диктатуры пролетариата и диктатуры буржуазии. Такой подход во многом отражал ре­альные отношения в обществе с устойчивыми классовыми размежеваниями. Однако абсолютизировалась зависимость власти от классовых отношений. Ос­тавался открытым вопрос о единице измерения власти, ее оснований.

Позитивистко-социологический подход в определении власти сформули­рован М.Вебером. Согласно его концепции в основе определения власти ле­жит признание ассиметричности отношений между субъектами, существую­щая в связи с этим возможность одного субъекта влиять или воздействовать на другого. Если конституируется факт способности одного субъекта (А) вли­ять на других (В и С) и добиваться поставленных целей, несмотря на сопро­тивление (со стороны В и С), то можно утверждать, что субъект (А) имеет власть (над В и С). Власть определяется также как способность менять отно­шения людей добиваться цели (Б.Рассел). Концентрированным выражением власти являются отношения господства-подчинения. Они свойственны обще­ствам, в которых не развиты интересы и культура принятия решений, удов­летворяющих интересы большинства и не подавляющих интересы меньшинст­ва.

Политическая власть всегда носит общественный характер, проявляется через функционирование специальных структур, предполагает использование

8 - 4178 57

силы принуждения, нравственное влияние, опору на традиции и чувства и специальные группы людей. Такая интерпретация власти ориентирована на возможность разнообразия проявлений способности субъекта власти влиять на ее объект. В ней учитывается тенденция уменьшения меры и пространства применения принуждения, силы, подавления, возрастания роли добровольно­го согласия с законной властью.

В современных концепциях власти главным является вопрос об источни­ках или основаниях власти, поиск модели воспроизводства и концентрация власти. Системный подход ориентирован на поиски тайны власти в обще­ственных структурах и функциях как выражении системы. Основа властеот-ношений видится в противоречии, или несимметричности функций, возмож­ностей гражданского общества и государства. Истоки потребности во власти скрыты в противоречиях между запросами, интересами, ожиданиями и нево­левыми возможностями. Сторонники системного анализа власти акцентируют внимание на роли и статусе индивида. Соответственно, власть определяется как производная от статуса способность субъекта действовать, ставить усло­вия.

Бихевиористское направление выражает тенденцию к диффузии, плюра­лизации власти. В рамках этого направления различаются ролевые (реляцио-нистские), поведенческие концепции, теория обмена ресурсов и другие кон­цепции. Для них характерен взгляд на власть "снизу". Властеотношения трактуются как результат ассиметричности взаимосвязей, интеракции воли одного в отношении другого. Суть проблемы видится в контроле одного над другим.

Для одних исследователей глубинные истоки власти коренятся в не всег­да осознанной двойственности человека, его потребности в автономии и невоз­можности жить вне социальной среды. Для других исследователей исходным началом в понимании власти является уже не отношение, не межперсональ­ные конструкции, а воля к власти как естественное свойство человека, выра­жение его агрессивности и стремления к большему и лучшему (Лассуэл). По­требность в автономии питает независимость и эгоизм. Власть же воплощает необходимую человеку среду, его желание выжить. Люди жаждут быть в ус­лужении, их желание — присоединение к воле кого-либо — одно из проявле­ний власти.

Бихевиористы не углубляются дальше естественности и проверяемости воли к власти. Власть проявляется в силе, способностях, используемых как средство реализации воли. Широка палитра как проявлений власти (столкно­вение позиций в достижении карьеры, при принятии решений, или завоева­нии престижа и т.д.), так и уровней мотивации стремления к власти — от осознанного до неосознанного. Бихевиористов заботят не столько дилеммы че­ловеческого поведения, сколько возможность его наблюдения, возможности повторяемости экспериментов, обоснования ресурсов власти. Бихевиористы стремятся довести идею природы власти до разработки инструментария иссле­дования, изучения процессов на основе эмпиричности проверяемых актов.

Подход к власти как характеристике индивида ценен акцентированием внимания на самом человеке — первоисточнике власти. Главным в исследова­нии становится мотивация волеизъявления. В системных же теориях, напро­тив, любое явление видится сквозь призму отведенной ему функции. Со­временные концепции власти перспективны своим критическим отношени­ем к теориям особой роли государства в упорядочении отношений между людьми, а также марксистско-ленинскому пониманию власти как воли класса. Ролевые и поведенческие интерпретации власти противостоят ми-

58

фам об особом назначении политики быть концентрированным выражением экономики, высших интересов и отвечают реалиям гражданского общества и государства.

Обращение ко всем вариантам определения и моделей власти — важный залог всесторонней разработки теории власти и политики. По сравнению с ха­рактеристикой власти на макроуровне системные, ролевые и поведенческие подходы выглядят скромнее, но они более фундаментальны. Пестрое собрание разных позиций относительно власти иногда интерпретируют как свидетель­ство эклектики, беспомощного эмпиризма. Однако существующие определе­ния соперничают друг с другом, в одном случае взаимоотрицая или крити­куя, в другом — взаимодополняя. Реляционистские и системные концепции мягко противостоят друг другу, одновременно оппонируя поведенческим под­ходам. В целом же отсутствие единой теории является положительным фак­тором. Выражая простейшие элементы власти и ее проявления, разнообраз­ные концепции власти обнаруживают общие эалементы и связи. Отсутствие единой, общепринятой всеми дефиниции — своеобразная гарантия свободы исследований и моделирования.

Есть, однако, общая слабость у всех современных западных теорий вла­сти. Они тяготеют к формализованности. Исследуется преимущественно то, что может быть количественно измерено, а именно непосредственные осно­вания власти, их объем, экстенсивность и интенсивность. При этом ценно­сти, предпочтения, господствующие в обществе, как бы оказываются вне поля зрения.

И ролевые, и поведенческие концепции противостоят тоталитаристским мифологизированным конструкциям о высшем национальном интересе, геге­монии класса или нации по отношению к личности. Они отстаивают ценности индивидуальной человеческой воли, обосновывают возможности индивида противостоять воле вождя и даже всей системы. Ни одно определение власти не работает как универсальное, базовое. За плюрализмом дефиниций стоит множество подходов к проблеме власти.

2. Основания или источники власти разнообразны как многообразна об­щественная жизнь, структура общественных отношений. Под основаниями власти понимаются средства, которые используются для воздействия на объ­екты власти с целью достижения поставленных задач. Ресурсы власти — это потенциальные основания власти, то есть средства, которые могут быть ис­пользованы, но еще не используются или используются недостаточно. Полное и всестороннее изучение всех возможных и фактически используемых основа­ний властвования дает представление о потенциале власти. Учет оснований властвования и ресурсов сопротивления властной воле дает возможность под­считать силу власти.

Выделение оснований или ресурсов власти позволяет уточнить и само понятие власти. "А" имеет власть над "В" в той мере, в какой "А" принимает участие в решениях относительно использования способов воздействия на "В".

Ресурсы власти могут классифицироваться по разным критериям. Пер­вый критерий — это характер или тип носителя власти. В зависимости от властных структур выделяются: власть законодательная, судебная, власть ап­парата и лидеров массовых движений, власть государственная и партийная и т.д. Основания власти существенно различаются у центральных и региональных органов, у партийных и государственных структур. Во всех случаях ресурсы политической власти носят нормативный характер: любой единичный акт носи­теля власти опирается на имеющиеся принцип, традицию, закон и т.д.

59

Носители политической власти обладают уникальной системой ресурсов: специальным аппаратом, большой группой людей, занятых правотворчеством и правоприменением. Аппарат государственного властвования — это особая система, в которой могут действовать свои неписаные правила и нравы. Их характер зависит от того, в каком русле развивается общество в целом: в де­мократическом, авторитарном или тоталитарном. При больших полномочиях носитель власти неизбежно использует и широкий арсенал ресурсов. Нетвер­дая, неуверенная в себе власть теряет уважение, ее политический рейтинг па­дает. В наши дни, как и в недалеком прошлом, действует принцип "чтоб там речей не тратить попустому, где нужно власть употребить".

Основанием типологизации ресурсов власти является также антрополо­гический принцип, его психоаналитическая конкретизация. Достоинством ти­пологизации на основании человеческого фактора является поиск основных (типовых) мотивов поведения объекта и субъекта, выявление человеческого компонента в процессе властвования, то есть того исходного, что вызывает желаемое поведение. Выделяются типы властвования на основе страха, убеж­дения, интереса. Грани, отделяющие одно основание от другого, относитель­ны. Страх — результат не только, а то и не столько принуждения, он возни­кает также под влиянием убеждения. Убеждение формируется в основном в результате внушения и интереса. Страх в скрытой форме влияет на убежде­ние. Мощным дополнительным ресурсом являются чувства. Национальные и религиозные чувства, гнет и ненависть, зависть и восторг. Чувства не высту­пают отдельным, самостоятельным ресурсом. Но они — всегда мощный до­полнительный фактор воздействия. Так, интерес может формироваться в ре­зультате рационального расчета политика по принципу "что я могу обещать, гарантировать?" или избирателя "что это мне дает?" Интерес может подкреп­ляться негодованием, завистью, эмоциональными чувствами.

Каждый из основных типов ресурсов в свою очередь является предметом специального анализа. В результате могут выделяться конкретные разновид­ности ресурсов власти. Есть ресурсы власти, для которых непригодна данная типология. Таким ресурсом является язык. В зависимости от того, насколько он рационален, передает прагматические цели или вдохновляет, опирается на стереотипы или мифы, язык становится надежным средством внушения и страха, появления интереса и квазиинтереса. Язык — мощный ресурс власти в переходные периоды, в дни избирательных кампаний.

Типологизация ресурсов, расщепление их на составляющие имеет позна­вательное, теоретическое и практическое значение. Для каждого типа ресур­сов характерен свой набор форм и средств воздействия, свой механизм ис­пользования. Главное в убеждении — это превращение установки во внутрен­ний императив для исполнителя. Ресурс внушения и убеждения зависит от работы средств массовой информации (СМИ), определяется духовным состоя­нием общества, переживаемой стадией развития: подъемом-упадком. Обычно гот, кто владеет СМИ, обладает и ресурсом убеждения. Ресурс типа интереса определяется экономическим потенциалом, возможностями передвижения в иерархической структуре, привлекательностью ожидаемого статуса, налого­вой и эгалитаристской политикой и т.д. Ресурс принуждения силен возмож­ностью вызвать страх за жизнь₅ здоровье, имущество, благосостояние. Глав­ный результат насилия в том, что человек вынужден вести себя не так, как он хотел бы, будь на то егс золя. Принуждение может быть физическим, на­правленным на повреждение тела, психологическим, направленным на по­вреждение психической конституции человека, моральным, направленным

60

на достижение желаемого поведения вопреки внутренним моральным уста­новкам.

Каждый тип ресурсов имеет свои условия реализации и предел эффек­тивности, свои наиболее удобные объекты и время Действия. Для убеждения, как позитивного, так и негативного, наиболее предрасположена молодежь. Позитивное убеждение проявляется в поддержке проводимой политики, нега­тивное — в неприятии ее. Но выделение двух типов убеждения условно. Не­гативное отношение к одному курсу политики может оказаться стороной, мо­ментом положительного отношения к другому курсу. Оппозиционные силы опираются на недовольных, с неудовлетворенными желаниями, рассчитывая найти у них поддержку и понимание своей политики. Убеждение формирует­ся аргументом и страхом, красотой и умом, происхождением и личными ка­чествами носителя власти.

Опора на интерес отдельного человека или всей группы характерна для большинства субъектов власти. Прежде всего интересом руководствуется и объект воздействия. В развитом гражданском обществе обращение к интересу является основным содержанием властеотношений. Известный американский политолог Д.Истон определил политику как отношения рационального изби­рателя и рационального политика. Политическая жизнь, особенно в ходе предвыборных кампаний и во время выборов, выглядит как рынок власти.

В результате анализа использования ресурсов типа поощрения и интере­са в западной политологии развита теория обмена и рынка ресурсов власти. Использование поощрения наиболее распространено в условиях, когда классо­вые антагонизмы ушли в прошлое и основным в обществе является средний класс. Принуждение наиболее распространено в странах со слабыми демокра­тическими традициями и институтами.

В обществах с развивающейся экономикой и сильным индивидуализмом отчетливо просматривается соревнование двух основных ресурсов власти: ма­териального интереса и его символа — денег, с одной стороны, и принужде­ния и страха — с другой.

В XX веке развивались противоречивые тенденции в использовании вла­сти. По количеству жертв, последствиям разрушений, по мощи и разнообра­зию средств насилия современная эпоха несопоставима с другими. В западной социологии и политологии пишут о наступлении века сверхнасилия (массовые убийства из-за бесконечности международных конфликтов, рост преступно­сти). Культ насилия наряду с культом потребительства становится основным пороком современного общества. Одновременно в массовом сознании происхо­дит революционный сдвиг в понимании пределов использования власти. Пада­ет эффективность военных арсеналов, огромной армии как средства величия государства, завоевания позиций в мире. Основой законопослушания стано­вится не страх наказания, а привычка к порядку, высокий уровень развития культуры, материальное благосостояние большинства.

Западные политологи различают в принуждении использование силы и насилие. Использование силы — это принуждение, ориентация на страх, пре­дусмотренные и допускаемые законом, суть институциализированное принуж­дение.

Использование силы, принуждения стороной, которой такое право не предоставлено законом, называют насилием, или агрессией. Если иметь в ви­ду общественные последствия неконституционного принуждения, то акты на­силия нерациональны. Действия, нарушающие ,'шкоы, разделяются в массовом сознании на объяснимые и даже побуждающие к. сочувствию и акции, вызы­вающие осуждение. Как правило, осуждению подвергается антигуманная пол-

61

итика, отрыв государственной политики от интересов низов, игнорирование требований широких масс. Н.Бердяев, обличая большевиков за их безбожие и антирелигиозные гонения, считал тем не менее, что вина за это лежит на хри­стианах вообще и церкви в особенности. "Много ли христиане сделали для осуществления христианской правды в социальной жизни, пытались ли осу­ществить братство людей без той или иной ненависти и насилия, в которых они обличают коммунистов? Грехи христиан, грехи исторических церквей очень велики и грехи эти влекут за собой справедливую кару". Однако объяс­нить насилие все же не значит оправдать его. В любой ситуации действие, разрушающее конституционный порядок, деструктивно, противоречит совре­менным представлениям о демократии.

Ресурсы власти типа страха и убеждения могут являться источником ил­люзий, искаженных восприятий и неадекватных оценок. Подсознательный страх становится убеждением, рождает мазохистскую радость, потребность в угнетении. Возникают парадоксы тоталитаризма. С одной стороны, любое подчинение причиняет подчиняемому ущерб. Против эксплуататоров возника­ют чувства возмущения и ненависти. Однако, естественна также тенденция подавить это чувство или даже заменить его чувством слепого восхищения. Как считал Э.Фромм, у этого восхищения две субъективные функции, веду­щие к упрочению власти. Во-первых, устранить болезненное и опасное чувст­во ненависти, а во-вторых, смягчить чувство унижения. Если властитель умен, удивителен, смел и прекрасен, то нечего стыдиться подчинения ему. В результате при угнетающей власти неизбежно возрастание либо ненависти к ней, либо иррациональной сверхоценки и восхищения. Такие превращения Фромм называет бегством от свободы. Цена такого бегства — автоматизи­рованный конформизм. Индивид перестает быть самим собой* он полно­стью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хо­тят его видеть.

Опыт показывает, что убежденность может оказаться формой глубокого самообмана, основой жестокости во имя якобы великих целей.

Было бы упрощением считать, что убежденность — это всегда желаемый ресурс власти, в то время как страх — это исключительно негативный ресурс. Вопрос в том, о какой убежденности идет речь. Если убежденность агрессив­на, оправдывает насилие, распространение страха, то она может быть разру­шительной и гибельной как для объекта властвования, так и для носителей убеждения.

Редукционистский подход к ресурсам власти привлекает своей аналитич­ностью, способностью разложить базу властвования на элементарные части. Но выделение составных частей, элементарных клеточек ресурсов власти — только первый этап анализа. Другой, более сложный его этап, предполагает выявление реальных сплавов (убеждения и страха, интереса и убеждения, страха и интереса и т.д.), конкретно-исторической физиологии формирования реальной власти в конкретном обществе. В целом же любое общественное формирование и функционирование власти обычно основывается на использо­вании всех ресурсов власти.

3. Термин легитимность, легитимизм возник в начале XIX века и выра­жал стремление восстановить во Франции власть короля, как единственно за­конную, в отличие от власти узурпатора. Тогда же легитимизм приобрел и другой смысл — признание данной государственной власти и определенной территории государства на международном уровне.

62

Требование легитимности власти возникло как реакция против насильст­венной смены власти и насильственной перекройки государственных границ. Но потребность в легитимности формировалась задолго до французской рево­люции, в эпоху монархий, сословий. Она выражала осознание предпочтитель­ности общепризнанного порядка над захватом власти силой, завоеванием, произволом, нарушением общепризнанных норм.

Характерной чертой средневековых учений о власти было обоснование феодальной иерархии и правомерности господства церкви, превращение ее догматов в политические аксиомы, приравнивание библейских текстов к зако­нам. Идея законопослушания красной нитью проходит через богословские учения средневековья. Крупнейший представитель средневековой мысли Ф.Аквинский призывает граждан к повиновению государственной власти. Од­новременно обосновывалось право народа на восстание и даже цареубийство. Так, согласно учению английского богослова и юриста И.Солсберийского (XII в.) убийство тирана считалось вполне правомерным. Ф.Аквинский писал о власти, которая приобретена и используется в нарушение божественной воли. Узурпатору или недостойному правителю подданные имеют право не повино­ваться. Более того, народ имеет право на восстание, если правитель злоупот­ребляет властью.

В наши дни — легитимность обязательный признак цивилизованной вла­сти, признания гражданским обществом и мировым содружеством ее право­мерности.

Легитимная власть основана на признании права носителей власти пред­писывать нормы поведения другим индивидам. Но легитимность вовсе не оз­начает, что абсолютно все граждане принимают данную власть. В любом об­ществе есть правонарушители, уголовники, анархисты. Легитимность не озна­чает также поддержки всеми проводимого политического курса. В обществе всегда есть критики правящей группы, несогласное меньшинство. Легитим­ность означает, что принимаемые законы и указы выполняются основной час­тью общества. Такое возможно при согласии с данной властью и при развитой культуре законопослушания.

Легитимность — социокультурная характеристика власти. Это значит, что она может оцениваться, даже измеряться, но не поддается полной форма­лизации. Типологизация легитимности производится по типам культур. Осо­бенность легитимности состоит в том, что она является результатом эволю­ции общества. Поэтому однозначную оценку легитимности можно дать только в обществе с устойчивыми нормами поведения. В обществе, переживающем модернизацию, измерение и оценка легитимности могут быть результатом до­вольно сложных процедур исследования и многосторонних наблюдений. При­менительно к России, а также к большинству государств, которые возникли в результате развала СССР, легитимность является лишь частично реальностью, но еще больше проблемой.

Что является первичным критерием легитимности? В ответе на этот воп­рос сталкиваются два взгляда. Согласно либерально-демократической позиции легитимной- следует признавать только такую власть, которая сформирована в результате демократических процедур. Власть, установленная в результате насилия, не признается законной. Согласно прагматической позиции (ее обос­новывают сторонники политического реализма) главное не только в выборно­сти власти, но в ее способности овладеть сложной ситуацией в обществе, под­держивать в обществе стабильность.

Если в результате революции, переворота устанавливается в конечном счете порядок, стабильность, то такую власть, считают сторонники политиче-

63

ского реализма, следует признать. Именно так поступали США, признав СССР через 15 лет после Октябрьской революции, а также признав социали­стические государства стран Восточной Европы, хотя и называли их сателли­тами СССР. Политический реализм обосновывался принципом невмешательст­ва во внутренние дела другой страны. В 50—80-е годы принцип легитимно­сти, если бы его основой были исключительно требования демократии, усу­губил бы противостояние, усиливал бы напряженность и недоверие и в ус­ловиях опасности ядерной войны мог бы привести мир на грань взаймо-уничтожения.

Подход к проблеме легитимности власти с позиций политического реа­лизма наиболее четко проявляется во внешней политике государств, но дейст­вует также внутри общества, где функционирует недемократическая власть. Результативность новой власти формирует у одних страх, у других — смире­ние, конформизм, у третьих — дух авантюризма, а в конечном счете — при­знание власти и подчинение ей.

С разрушением коммунистических тоталитарных систем, с преодолением былого противостояния двух систем, ослаблением военно-диктаторских режи­мов и уменьшением их числа, принцип легитимности переживает демократи­ческий ренессанс. Вместе с тем подход к легитимности с позиций политиче­ского реализма сохраняет свое значение.

Сегодня преобладает точка зрения, что основой легитимности является убеждение в правомерности данного строя. Заключение о наличии убеждения можно сделать прежде всего на основе свободного выражения гражданами своей воли. Устойчивость системы в конкретной стране также может рассмат­риваться как признак легитимности власти. Власть становится легитимной благодаря достижению ею устойчивости, определенности, установлению по­рядка. И наоборот, власть, сформировавшаяся демократическим путем, но не способная предотвратить гражданскую и межнациональную войны, противо­стояние центра и мест, "парада" суверенитетов, не является легитимной.

В обществе, переживающем переходное состояние, смену властей, леги­тимность существует скорее как проблема, в сформировавшемся обществе *&-как естественное качество политических отношений.

Исторически первым типом легитимности власти была власть, основан­ная на праве наследования престола. Такая легитимность соответствовала нормам традиционного общества. Опора в основном на традицию определяет ограниченность царской власти. Акции царя, которые противоречат народ­ным представлениям о царе, могли выполняться только с опорой на силу при­нуждения. Так, например, Иван Грозный для своих непопулярных в народе кровожадных дел создал опричнину. В традиционном обществе М.Вебер выде­ляет два типа легитимности: патриархальная, основанная на прямых, одно­сторонних связях, являющихся основой патернализма, и сословная, базирую­щаяся на относительной автономности и безусловном подчинении кодексу че­сти (присяга, слово, обычай, т.д.).

С переходом к индустриальному обществу традиционный тип господства подменяется или подкрепляется специальными институтами, аппаратом, бю­рократией.

В обществе, переживающем бурные стадии модернизации, но не освоив­шем демократические типы управления, распространен харизматический тип властвования. Открытие этого типа легитимности принадлежит М.Веберу. Особенность харизматического типа властвования М.Вебер видел в том, что лидер обладает максимальной легитимностью. Харизма в ее развитой форме — это по сути сверхчеловек, выделяющийся из массы особыми качествами. 06-

64

разы харизмы Вебер видел в Будде, Христе, Магомете, а также Соломоне и Перикле, Александре и Цезаре, Наполеоне и Ликурге. В XX веке сформиро­валась целая плеяда лидеров, обладающих качествами харизмы. Элементы ха­ризмы были у Ленина и Мао Цзедуна, Гитлера и де Голля, Сталина и Тито, Троцкого и Рузвельта, Черчиля и Неру. В какой-то мере они свойственны Горбачеву и Ельцину.

Харизматический тип личности уже не является традиционным, но раз­вивается в обществах, где нет свободы и прав человека, где дух конституцио­нализма не стал еще основой жизни.

Если традиция есть привычка к обычному, то харизма есть тяга к нео­бычному, тайному, ранее не признаваемому. Принцип харизмы: "Я говорю вам..." Аффективный тип социального действия — база такого господства. Харизматический принцип легитимности, в отличие от формально-рациональ­ного, авторитарен. По существу авторитет харизмы основан на силе дара.

Разновидностью харизматического типа легитимности является вождист-ски-плебисцитарная легитимность, характерная для авторитарных и тотали­тарных режимов. В их основе лежит опора на власть лидера, партии, армии. Нельзя категорически утверждать, что этому типу легитимности чужда де­мократия.

Здесь формально признается право большинства, некоторые демократи­ческие принципы могут распространяться на партию. В основе вождистско-плебисцитарной легитимности лежит устойчивая поддержка утвердившегося режима подавляющим большинством, признание народности единственной партии, особенно вождя. Нередко поддержка власти подкрепляется горячими симпатиями и любовью к "отцу" нации или народов. В такой период легитим­ность исключает какую-либо критику верхов, тем более оппозицию. Вождист-ски-плебисцитарная легитимность возникает и постоянно подпитывается представлениями об особом назначении режима и о необходимости мобилиза­ции усилий народа на прорыв в экономическом и социальном развитии. Проч­ность режима в конечном счете зависит от того, удается ли ему оправдывать свое назначение.

В конституционном обществе развит либерально-демократический или конституционалистский тип легитимности, основанный на свободном волеизъ­явлении граждан, выборности всех центральных органов власти народом, конституционной ограниченности сферы деятельности государства, равнопра­вии всех политических сил, действующих в рамках закона. Конституционали­стская легитимность — результат долгой социоэкономической и социокуль­турной эволюции западных обществ, превращения гуманистических принци­пов, и прежде всего свободы человека, в основополагающую черту образа жизни народа.

В практике развития государств, возникших на развалинах СССР, воз­можно проявление этнической легитимности, то есть формирование властных структур, политической и бюрократической элиты по национальному призна­ку. Этническая легитимность развивается при высокой активности лиц корен­ной национальности, манипуляции идеей национального государства, несоп­ротивлении лиц некоренной национальности, становлении этнократии. Мож­но предположить, что этническая легитимность не имеет исторической перс­пективы, ибо ведущей тенденцией мирового развития является установление конституционного типа легитимности...

В политологии выделяются три уровня легитимности власти: идеологи­ческий, структурный, персоналистский. Идеологический уровень легитима­ции основан на соответствии власти устоявшемуся типу социализации, про-

9 - 4178 ₆5

цессу становления и эволюции человека как члена данного общества, его ин­теграции в данную систему. Благодаря социализации в обществе существует порядок, принимаемый большинством. В основе общей социализации лежит господствующее представление о справедливости. Если основой социализации являются такие ценности, как равенство, коллективизм, то в обществе может преобладать человек экстерналистского типа. У него развиты притязания к правительству в обеспечении всем максимального жизненного уровня. Если же основой социализации является свобода, индивидуализм, ориентация на собственные силы, то в обществе преобладает тип человека-интерналиста, ко­торый ожидает от власти лишь гарантий индивидуальной свободы и обще­ственного порядка и не терпит вмешательства в свои дела. Чистых экстерна-листов и интерналистов немного. Однако выделение этих двух типов социали­зации помогает лучше понять истоки различий и колебаний легитимности власти в разные эпохи, в разных обществах. Наша страна тому пример. Если в обществе не будет увеличиваться число людей интерналистского типа, то сохранится почва политической нестабильности, выдвижения чрезмерных требований к правительству относительно цен и зарплаты. Тем самым будет оправдываться вмешательство правительства в те вопросы, которые в других обществах решаются рынком.

Идеологический уровень легитимации проявляется также в мере дове­рия масс знаниям, профессионализму управляющих. Такой вид легитимности нуждается в подтверждении успехами. Невыполняемость обещаний ослабляет доверие к власти.

Разновидностью идеологической легитимности является идентификация объекта власти с ее субъектом. Такой вид легитимности характерен для тота­литарного общества и достигается при интенсивной пропаганде. Так, в СССР идентификации объекта с субъектом власти служили лозунги: "Народ и пар­тия едины", "Дела партии — дела народные", "Решения съезда — выполним".

Идеологический уровень легитимности зависит от внешних и внутрен­них факторов. Народы, воспитанные в духе особой роли своего государства в международных делах, ревностно относятся к повышению или снижению на­ционального престижа. Так, современная Пятая французская республика до­билась широкого признания в среде левой интеллигенции потому, что упор, делавшийся де Голлем на роль Франции как одной из главных независимых стран и на превосходство французского языка и французской культуры, при­шелся по душе образованным слоям населения.

Лидеру и всей правящей элите многое прощается, если проводимая пол­итика в целом соответствует менталитету народа. И наоборот, лидер, разру­шающий сложившийся менталитет, очень многим рискует. Если власть броса­ет вызов прочно устоявшимся представлениям, выдвигает непривычные ло­зунги, то ее шансы на успех резко снижаются.

В целом легитимность власти находится в прямой зависимости от эффек­тивности. Поэтому перед любым правительством стоит проблема достижения высоких результатов в своей деятельности.

Структурная легитимность характерна для устойчивых обществ, где за­веденный порядок формирования властных структур стал привычным. Люди признают власть потому, что она сформирована на основе существующих пра­вил. Стержнем такой легитимности является убежденность в правомочности существующей политической системы. Доверие к системе автоматически не распространяется на лица, избранные законным образом.

Персонализированная (личная) легитимность заключается в одобрении данного властвующего лица. Причины персонализированной легитимности

66

различны. Лидер идентифицируется с идеалом, личным выбором. Персонали­зированная легитимность близка к харизматическому типу и может перерасти в него. Однако между персонализированной и харизматической легитимно­стью больше различий, чем сходства. Хотя лидеру с персонализированной ле­гитимностью доверяют, питают к нему симпатию, но в целом в отношении к нему все же господствует рациональный подход, расчет. Харизма же рождает любовь, восторг, поклонение, готовность к полному подчинению. Персонали­зированная легитимность подкрепляется идеологической и структурной леги­тимностью. Харизма же может противопоставлять себя стереотипам и особен­но структурам.

В соответствии с реальным значением идеологической и структурной ле­гитимности, ролью личности политических лидеров формируется политика легитимации данной власти. Среди средств легитимации могут быть выделены технократические, социотехнические, идеологические, психологические. Тех­нократические средства сводятся к научному и техническому обеспечению политического курса (в законах, инфраструктуре, налоговой системе и т.д.), социотехнические — к поиску наиболее безболезненных путей решения задач. Например, в условиях модернизации для власти актуальна проблема умень­шения безработицы. Одно дело — массовая безработица, совсем другое — структурная. Последняя сводит к минимуму социальную напряженность, от­крывает перед человеком перспективу переквалификации, перемены места ра­боты и жительства.

Для легитимности власти большое значение имеет пропаганда ценно­стей, на которых зиждется проводимая политика. Пропагандой является вся­кая информация, направленная на формирование убеждения. Правительствен­ная пропаганда служит функциональной социализации, т.е. признанию масса­ми правительственной политики. У правящей группы есть соблазн ограничи­вать информацию о своей деятельности и ее результатах. Политика ограниче­ния информации сводится к частному блокированию тех ее источников, кото­рые идут из враждебных правительству центров. Культивирование ограничен­ной информации, тем более абсолютное блокирование другой, "ненужной" ин­формации влечет как прямые, непосредственные, так и опосредованные, дале­ко идущие последствия. Непосредственные результаты — предотвращение или уменьшение поводов для волнений в массах, сомнений, оппозиции, аль­тернативы. Опосредованный результат — привычка масс только к одной пра­вительственной информации.

Примером результативного использования ограниченной информации яв­ляется сталинская пропаганда. Сталинский режим держался не только на страхе. Активно использовалась монополия на информацию. Привычка к од­ностороннему и тенденциозному политическому видению всех внутренних и международных процессов привела к тому, что для духовного раскрепощения общества потребовалась смена поколений.

В процессе легитимации большую роль играют качества политической элиты. История учит, что прочность власти, результативность проводимой политики зависят от интеллектуального потенциала и энергии элиты, от ее способности воспользоваться всеми благоприятствующими для себя фактора­ми, от умения нейтрализовать неблагоприятные. Легитимность не стоит на месте. Только постоянное воспроизводство легитимности делает власть проч­ной и надежной.

67

Лекция 6.

ЧЕЛОВЕК И ВЛАСТЬ. ПРАВА И СВОБОДЫ ЛИЧНОСТИ

ВОПРОСЫ:

1. Личность как первичный субъект и объект политики.

2. Концепция прав человека: история и современность.

3. Важнейшие права и свободы личности и их роль в гуманизации пол­ итики.

Анализ места человека в политической жизни открывав *■ крупный раз­дел политической науки, посвященный субъектам политики. Обычно под субъектами понимаются индивиды и социальные группы (слои), а также орга­низации, принимающие непосредственное более *;ли veu.ee сознательное уча­стие в политической деятельности, хотя степень такой сознательности может быть различной. Так, известный американский политолог Г.Алмонд в зависи­мости от осознанности участия в политике различает три группы ее субъек­тов: 1) субъекты парохиальные, движимые заботой о реализации своих непос­редственных, местных, повседневных интересов и не осознающие политиче­ские последствия своего участия, своей политической роли; 2) субъекты-под­данные, понимающие свою политическую роль и назначение, но не видящие возможности выйти за их пределы, самостоятельно воздействовать на полити­ческую жизнь; 3) субъекты-партиципанты (участники), ясно осознающие свои цели и пути их реализации и использующие для этого институциональные ме­ханизмы (партии, движения и т.п.) .

Классификация субъектов политики достаточно разнообразна. Пожалуй, наиболее широко распространено их деление на два основных уровня: 1) со­циальный, включающий индивидов и различные социальные слои (в том чис­ле профессиональные, этнические, демографические и др.). Сюда относятся личность, профессиональная группа, нация, класс, элита и т.д.; 2) институци­ональный, охватывающий государство, партии, профсоюзы, политические движения, институциализировавшиеся группы интересов и т.д. Иногда выде­ляется и третий, "функциональный" уровень, включающий социальные инс­титуты, предназначенные для выполнения преимущественно неполитических

¹ Almond G. and Powell G. Comparative Politics. Boston, 1966. P. 58—59.

68

задач, хотя в действительности оказывающие заметное, а порою и весьма су­щественное влияние на политику: церковь, университеты, корпорации, спор­тивные ассоциации и т.п.

В англоязычной политологии вместо термина "субъект политики" упот­ребляется понятие "политический актер" или "актор". Это связано прежде всего с тем, что слово субъект (subject) в английском языке традиционно оз­начает "подданный". Однако имеющиеся в мировой политической науке тер­минологические расхождения не меняют сути дела. Анализ субъектов полити­ки занимает в ней одно из центральных мест.

1. Первичным субъектом политики является личность (индивид). Как отмечали еще древние (Протагор), "человек есть мера всех вещей". Это пол­ностью применимо и к политике. Именно личность, ее интересы, ценностные ориентации и цели выступают "мерой политики", движущим началом полити­ческой активности наций, классов, партий и т.д. Проблема личности имеет в политической науке по меньшей мере три главных аспекта: 1) личность как индивидуальные психо-физиологические (эмоциональные, интеллектуальные и др.) особенности человека, его специфические привычки, ценностные ориен­тации, стиль поведения и т.п. При анализе личности под этим углом зрения основное внимание обычно уделяется политическим лидерам, от индивидуаль­ных особенностей которых часто зависит большая политика; 2) личность как представитель группы: статусной, профессиональной, социально-этнической, классовой, элиты, масс и т.п., а также как исполнитель определенной пол­итической роли: избирателя, члена партии, парламентария, министра. Такой подход к личности как бы растворяет ее в более крупных социальных образо­ваниях или же предписанных ей ролях и не позволяет отразить автономию и активность индивида как специфического субъекта политики; 3) личность как относительно самостоятельный, активный участник политической и обще­ственной жизни, обладающий разумом и свободой воли, не только общечело­веческими, но и уникальными в своем роде чертами, т.е. как целостность, не сводимая к ее отдельным социальным (профессиональным, классовым, нацио­нальным и т.п.) характеристикам и имеющая политический статус граждани­на или подданного государства. Именно в этом своем аспекте человек обычно взаимодействует с властью, выполняет определенные политические обязанно­сти и выступает субъектом и объектом воздействия политики. О таком пони­мании личности и пойдет речь в настоящей лекции.

Место человека в политической жизни издавна является предметом горячих споров, которые не утихли и в наши дни. Уже в древности появ­ляются учения, по-разному оценивающие отношение личности к политике и государству. Наиболее влиятельные из них — учения Конфуция, Платона и Аристотеля. Первый из этих мыслителей детально разработал патерналист­скую концепцию государства, господствовавшую в мировой политической мысли на протяжении многих веков, а на Востоке — почти двух тысячеле­тий.

Патерналистский взгляд на политику и личность исходит из неравенства политического статуса людей, трактовки государства как одной большой пат­риархальной семьи, в которой вся полнота власти принадлежит правителю-от­цу. Остальные же граждане делятся на старших — аристократию и чиновни­чество и младших — простой люд. Младшие должны безропотно подчиняться старшим, которые, и прежде всего монарх, в свою очередь призваны забо­титься о благе народа.

69

В патерналистской концепции власти рядовому человеку уделяется роль простого исполнителя царской воли, освещаемой божественным происхожде­нием или церковным благословлением монарха. Индивид выступает здесь не сознательным или полусознательным субъектом политики, не гражданином, обладающим неотчуждаемыми правами, а главным образом лишь парохи-альным, т.е. политически бессознательным участником политики. И лишь высшие слои общества поднимаются до полусознательного, подданнического участия.

В современном мире патерналистские взгляды на соотношение индивида и власти в основном преодолены, хотя многие из отмеченных выше идей и се­годня достаточно широко распространены в развививающихся странах с пре­имущественно крестьянским населением, в авторитарных и тоталитарных го­сударствах, представляющих вождя-диктатора как отца нации, защитника простого человека, а в какой-то степени и в демократических государствах, где часть населения все еще воспринимает президента или премьера как главу единой большой семьи, а себя — как маленького человека, покорного испол­нителя указаний властей.

Не менее существенное влияние на последующую, в том числе современ­ную, политическую мысль оказали учения Платона и Аристотеля. В полити­ческой концепции Платона разработана тоталитарная трактовка личности. В своих проектах идеального государства он исходит из безусловного верховен­ства целого (государства) над частью (индивидом). Государство, руководимое мудрым царем или аристократией — небольшой группой наиболее разумных и благородных людей, призвано утверждать единомыслие и коллективизм, регламентировать всю жизнедеятельность человека, следить за правильностью его мыслей и верований. В своей земной жизни человек подобен кукле, мари­онетке, управляемой божественными законами. При таком понимании лично­сти вопрос о ее автономии и политическом творчестве заведомо исключается и человек выступает лишь объектом власти.

Взгляды Платона на роль индивида в политике оказали определенное влияние и на мировоззрение крупнейшего мыслителя античности — Аристо­теля, хотя в целом в вопросе о соотношении личности и власти его творчест­во отмечено целым рядом новых, конструктивных идей. Прежде всего к ним относится антропологическая трактовка власти (и политики), обоснование ее производности от природы человека. Аристотель считает индивида существом политическим по своей природе в силу его естественной предопределенности жить в обществе, коллективе. Человек не может существовать без общения с другими людьми. Исторически первыми формами такого общения являются семья и селение. На их базе на определенной стадии общественного развития возникает государство. Оно есть высшая форма общения людей. В отличие от семьи, предполагающей отношения неравных: подчинение детей и всех млад­ших отцу, рабов — своему господину, государство основывается на взаимо­действии свободных и равных граждан. В нем реализуется высшая цель при­роды человека — индивид становится органической частью живого и целост­ного политического организма. И в этом смысле государство имеет первенство перед личностью. Догосударственные формы человеческого общежития и апо­литичность индивида — признак низкого уровня развития человеческой при­роды, характерного для варваров и рабов.

Хотя Аристотель и выступает за приоритет государства в отношениях с гражданином, но, в отличие от Платона, он — противник огосударствления общества, обобществления имущества, жен и детей. По его мнению, тоталь­ная унификация всех граждан, чрезмерное единство государства ведут к

70

его распаду. Индивиду и семье необходима определенная автономия. В целом же Аристотель, как и его предшественники, еще не отделяет личность и об­щество от государства. Гражданин выступает у него не только субъектом-пар-тиципантом власти, но и ее объектом во всех своих жизненных проявлениях.

Взгляды Аристотеля на гражданина как на активный органический эле­мент государственного целого, непосредственно участвующий в политической жизни, законодательной и судебной деятельности государства и полностью подчиняющийся его решениям, характерны для античного понимания демок­ратии. Эта демократия, считая свободных граждан непосредственными участ­никами властных решений, в то же время никак не защищала личность от произвола, санкционированного волей большинства.

Признание тотальности, неограниченности государственной власти по от­ношению к индивиду, подданным было характерно не только для демокра­тии, но в еще большей мере для монархических и других авторитарных пол­итических режимов. Индивидуалистической и гуманистической реакцией на политическую беззащитность личности в отношениях с государством явился либерализм. Он впервые в истории социально-политической мысли отделил индивида от общества и государства, провозгласил политическое равенство всех граждан, наделил личность фундаментальными, незыблемыми правами, утвердил ее в качестве главного элемента политической системы, а также ог­раничил сферу действий и полномочий государства по отношению к личности как объекту властвования.

Индивид выступает в либерализме источником власти. Государство же — результат соглашения, договора свободных людей. Оно подконтрольно и под­отчетно народу и призвано выполнять лишь те функции, которыми его наде­ляют граждане. Это прежде всего задачи обеспечения безопасности и свободы граждан, охраны их естественных, священных прав, поддержания обществен­ного порядка и социального мира.

Провозглашая верховенство личности во взаимоотношениях с властью, либерализм вместе с тем суживает сферу политики и тем самым ограничивает диапазон политической активности граждан. В классической либеральной те­ории личность выступает скорее первичным источником и высшим контроле­ром власти, чем ее повседневным сознательным участником. Главной сферой самореализации личности, проявления ее творческой активности, инициативы и предприимчивости выступает гражданское общество.

Скорректированные и обогащенные другими теориями и идеями либе­ральные взгляды на взаимоотношения человека и власти принадлежат к осно­вополагающим ценностям современной политической культуры Запада. Жизнь показала, что пренебрежение такими либеральными принципами пол­итического устройства, как свобода личности, приоритет прав человека над правами государства, разделение властей, законность, уважение частной соб­ственности и т.д. чревато гипертрофированным ростом аппарата власти, чрез­мерной идеологизацией и политизацией общества, установлением всеобъем­лющего партийно-государственного контроля над обществом и личностью^" превращением человека в винтик огромной государственной машины, при­званный безропотно выполнять команды сверху. Так и случилось в тоталитар­ных государствах, и прежде всего в СССР.

Тоталитарная модель взаимоотношения личности и власти исходит из безусловного приоритета целого над частью, полного подчинения человека го­сударству, растворения индивидуального "Я" в безликом коллективном "Мы" — в партии, классе, нации. Тоталитаризм лишает человека всякой свободы вы­бора, делает полностью беззащитным перед всепроникающей властью. Если

71

одним полюсом тоталитарного видения личности является "человек-винтик", то другим, верхним полюсом, выступает всезнающий и всемогущий вождь, наделенный чертами языческого божества.

Тоталитаризм, идеологизируя и политизируя все общество, беспредельно расширяет сферу взаимоотношений индивида и власти и в то же время внут­ренне деполитизирует личность, превращает ее в человека-функцию, лишен­ного всякой свободы политического выбора. В конечном счете он заводит страну в исторический тупик, поскольку разрушает главный источник силы государства и общественного богатства — свободную личность, человека-творца.

В современной политической мысли широко распространены теории и взгляды, стремящиеся органично сочетать традиционные ценности либерализ­ма и некоторые коллективистские идеи. В первую очередь к ним относятся христианская концепция политики, а также социал-демократическая идеоло­гия. Современное христианское политическое учение претендует на золотую середину между индивидуализмом либерализма и коллективизмом тоталита­ризма. В своих взглядах на место личности в государстве оно исходит из трех основополагающих принципов: уникальной ценности каждого человека вследствие его духовности, солидарности и субсидарности.

Первый из этих принципов трактуется как основа гуманистического от­ношения к человеку, уважения каждой личности государством и обществом. Второй принцип — солидарности — нередко рассматривают как социально-политическое кредо христианского учения и даже называют это учение соли-даризмом. Солидарность предполагает заботу каждого гражданина о других людях, обществе и государстве/Третий важнейший принцип христианского учения — субсидарность — предполагает помощь со стороны государства сво­им гражданам и главным образом тем, кто сам не может обеспечить себя: не­совершеннолетним, инвалидам, престарелым, безработным и т.п. Оказывая по возможности достаточную помощь всем нуждающимся, государство не долж­но за них делать то, что они могут делать сами, то есть не порождать соци­альное иждивенчество, а стремиться помочь людям стать способными само­стоятельно проявить и обеспечить себя.

Христианская социально-политическая концепция, а также социалисти­ческие идеи способствовали теоретическому обоснованию необходимости от­каза от традиционных для раннего либерализма представлений о роли госу­дарства как "ночного сторожа" и о преимущественно неполитическом харак­тере основной жизненной среды личности. Оказалось, что невмешательства государства в область социально-экономических отношений явно недостаточ­но для обеспечения большинству граждан свободы и нормальных условий су­ществования, так как это сдерживает развитие некоторых отраслей экономи­ки, обесценивает для низших слоев общества политические и гражданские свободы, делает их практически трудноосуществимыми. Оно способствует уг­лублению имущественного неравенства и обострению социально-классовых конфликтов, подрывает социальную стабильность либеральной демократии. Учет всего этого привел политическую мысль к существенному смещению ак­центов с либеральных идей ограничения государственной власти для обеспече­ния индивидуальной свободы к христианской концепции использования госу­дарства в интересах достижения всеобщего блага, сглаживания социальных контрастов, поддержки слабых и обездоленных. (К этим идеям восходит тео­рия "государства всеобщего благоденствия").

В современных демократических государствах человек и власть взаимо­действуют не только в собственно политической сфере — области государст­венного устройства, формирования органов власти, но и в вопросах распреде-

72

> ч

ления доходов, обеспечения социальной справедливости. Социальная полити­ка превратилась в одно из центральных направлений деятельности государст­ва. Наиболее прохладно относятся к ней неоконсерваторы и, особенно, либер-таристы, выступающие за максимальную разгрузку государства, его отказ от социальных функций, возврат к рыночному саморегулированию не только в экономике, но и всюду, где оно возможно. Наиболее последовательные сто­ронники расширения и демократизации сферы взаимоотношений человека и государства — социал-демократы, христианские демократы, левые либералы и коммунисты.

Некоторые различия в подходах к взаимоотношению человека и власти в индустриально развитых демократических государствах мира никак не ста­вят под сомнение признание ими, равно как и международным сообществом в целом (ООН), статуса личности, любого человека как источника власти, пер­вичного и главного субъекта политики. Гарантировать такой статус личности, обеспечить реальное или потенциальное превращение каждого гражданина в сознательного и свободного субъекта (субъекта-партиципанта) политики и всей общественной жизни призваны права человека.

2, Права личности занимают одно из центральных мест в политической и юридической науках. Они представляют собой принципы, нормы взаимоот­ношений между людьми и государством, обеспечивающие индивиду возмож­ность действовать по своему усмотрению (эту часть прав обычно называют свободами) или получать определенные блага (это собственно права).

Современное понимание прав человека восходит к идеям естественного права, которые возникли в далекой древности. Так, еще софисты (Ликофрон, Антифон, Алкидам) в V—IV вв. до Р.Х. утверждали, что все люди равны от рождения и имеют одинаковые, обусловленные природой естественные права. Само же государство и его законы Ликофрон трактовал как результат обще­ственного договора. Идею договорного происхождения государственной вла­сти и равенства всех людей перед небом отстаивал в V веке до Р.Х. китайский философ Мо Цзы. Значительный вклад в концепцию естественных прав внес Аристотель. Он защищает права, присущие человеку от рождения, и прежде всего его право на частную собственность. Это право коренится в самой при­роде человека и основывается на его изначальной любви к самому себе.

Аристотель высказал ряд идей, близких к современной концепции прав человека. Так, он не только признает права гражданина государства, но и раз­личает естественное и условное, позитивное право, а также считает, что есте­ственное право должно служить образцом для права условного, которое, в свою очередь, более изменчиво и является результатом деятельности властей и соглашений между людьми. Эта идея верховенства естественного права над законами государства получила свое развитие в современных теориях прав че­ловека, в том числе и в концепции правового государства.

Однако в период феодализма воцарилось принципиально иное понимание прав личности. Идея равенства от рождения естественных прав всех людей или хотя бы правового равенства всех свободных граждан была отвергнута и сами права трактовались как привилегии, дарованные монархом подданным. Каждое из сословий имело специфические права, которые сокращались по ме­ре снижения по лестнице общественной иерархии. Лишь в XVII в. произошло возрождение, либеральное переосмысление и развитие концепции естествен­ного права.

Современное понимание прав человека по существу ведет свое начало от либерализма. Его виднейшие представители: Локк, Гроций, Монтескье,

10 - 4178 73

Джефферсон, Смит, Вентам, Милль и другие обосновали понимание фунда­ментальных прав человека на жизнь, безопасность, свободу, собственность, сопротивление угнетению и некоторых других как естественных, неотъемле­мых (неотчуждаемых) и священных норм человеческого поведения, сущест­вующих независимо от государства и охраняемых им. При этом естествен­ность прав рассматривается как их присущность человеку от рождения; не­отъемлемость — как их имманентность индивиду как живому существу, без наличия которых создается угроза утраты им специфических человеческих качеств, делающих индивида подлинным социальным субъектом, членом об­щества; священность — как их высочайшее уважение и почитаемость вследст­вие высшего ценностного статуса или даже божественного происхождения, дарования человеку Богом.

Политологи различной мировоззренческой ориентации по-разному оце­нивают конечный источник прав человека. Одни видят его в естественной че­ловеческой природе, конституирующих человеческий род основополагающих потребностях: в поддержании жизни, безопасности, свободе от насилия и со­циально неоправданных ограничений, уважении человеческого достоинства и т.д. Другие же возводят наиболее высокие из человеческих прав к душе и Бо­гу. "Свобода человеческой личности, — писал Н.Бердяев, — не может быть дана обществом и не может по своему истоку и признаку зависеть от него — она принадлежит человеку как духовному существу... Неотъемлемые права человека, устанавливающие границы власти общества над человеком, опреде­ляются не природой, а духом. Это духовные права, а не естественные права, природа никаких прав не устанавливает" .

Впервые либеральная концепция прав человека нашла свое систематизи­рованное юридическое выражение в 1776 г. в Вирджинской Декларации, по­ложенной в основу Билля о правах конституции США 1789 г. В этом же, 1789 г. основополагающие права: свобода личности, право на собственность, безопасность и сопротивление угнетению были конституционно закреплены во французской Декларации прав человека и гражданина. Эти выдающиеся пол­итико-правовые акты не утратили своей актуальности и сегодня, хотя, конеч­но же, нынешние представления о правах личности гораздо богаче.

В современной политической мысли представлено несколько подходов к правам человека. Это прежде всего естественно-исторический, юридическо-позитивистский, а также марксистский подходы. Первый из них, наследуя либеральную традицию, считает, что фундаментальные права личности имеют внегосударственное и внеюридическое происхождение. Государство может ли­бо уважать и гарантировать их, либо нарушать и подавлять, но отнять у чело­века присущие ему от рождения основополагающие права оно не может. Хотя конкретное содержание и объем прав изменяются и расширяются по мере раз­вития общества, сами фундаментальные права остаются неизменными, отра­жая постоянство основополагающих качеств человеческого рода. Как базовые моральные принципы права человека существуют независимо от социально-классовой структуры и конкретных этапов развития общества, от законода­тельных норм. Имея для человечества высший ценностный статус, они высту­пают внешним критерием, универсальной мерой оценки любого политическо­го и общественного строя.

Юридический позитивизм отрицает всякое внегосударственное проис­хождение прав человека. Он исходит из рациональной самоценности права,

¹ Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 254—255.

74

его независимости от экономических и социальных предпосылок. Источником и гарантом права считается государство. Право и закон не имеют существен­ных различий. Права личности не выделяются из общей системы права и не имеют верховенства по отношению к правам государства. Сами права граждан изменяются в зависимости от государственной целесообразности и возможно­стей государства.

Прагматическую установку юридического позитивизма по отношению к правам личности разделяет марксизм. Он также подчиняет права государст­венной целесообразности, но в отличие от юридического позитивизма исходит не из их рациональной самоценности, а из социально-экономической, и прежде всего классовой детерминации права. Оно понимается как возведенная в закон воля господствующего класса. При этом сама постановка вопроса о правах индивида становится излишней вследствие трактовки личности как со­вокупности общественных отношений. Кроме того, марксизм, и особенно ле­нинизм и сталинизм, отрицают общечеловеческую природу права, подменяют общечеловеческие ценности моралью, основанной на классовой, партийной целесообразности. Это учение исходит из заведомой непротиворечивости, гар­моничности отношений личности и общества в коммунистической формации, из отмирания государства и права, а значит и ненужности института прав че­ловека.

Несмотря на несовместимость марксистского учения с естественно-исто­рической трактовкой прав человека, в законодательства тоталитарно-социали­стических государств обычно входят разделы о правах, свободах и обязанно­стях личности. Это делается главным образом для демократического камуф­ляжа, хотя и отражает реальную деятельность политической системы по рас­пределению монополизированных государством основных жизненных ресур­сов, а также эгалитарные принципы коммунистической идеологии, обосновы­вающие возможность каждого получать свою пайку из общего государствен­ного котла. Сами права понимаются не как неотъемлемые, основополагающие нормы жизнедеятельности людей, а как предоставляемые и дозируемые пар­тией и государством блага. Такое понимание прав личности отражает необхо­димую для тоталитарного строя всеохватывающую зависимость человека от государства. Оно сродни феодальной трактовке прав как милости, дара вла­стей. В целом же в странах "реального социализма" института прав человека в его современном понимании, т.е. основанного на признании автономии и свобо­ды личности, верховенстве прав человека над правами государства, независимых институтах контроля за соблюдением прав человека, не существовало.

3. Сегодня в мировой политической мысли явно преобладает естествен­но-историческое понимание прав человека. Сам этот термин "права человека" употребляется как в широком, так и в узком смыслах. В узком значении это только те права, которые не предоставляются, а лишь охраняются и гаранти­руются государством, действуют независимо от их конституционно-правового закрепления и государственных границ. К ним относятся равенство всех лю­дей перед законом, право на жизнь и телесную неприкосновенность, уважение человеческого достоинства, свобода от произвольного, незаконного ареста или задержания, свобода веры и совести, право родителей на воспитание детей, право на сопротивление угнетателям и др. В широком значении права челове­ка включают весь обширнейший комплекс прав и свобод личности, их различ­ные виды.

Современная типология прав человека достаточно разнообразна. Наибо­лее общей их классификацией является деление всех прав на негативные и

75

позитивные. Такое различение прав основано на фиксации в них негативного и позитивного аспектов свободы. Как известно, в негативном значении свобо­да понимается как отсутствие принуждения, ограничений по отношению к личности, в позитивном — как свобода выбора, а главное, способность чело­века к достижению своих целей, проявлению способностей и индивидуально­му развитию в целом. В соответствии с таким различением свободы негатив­ные права определяют обязанности государства и других людей воздерживать­ся от тех или иных действий по отношению к индивиду. Они предохраняют личность от нежелательных, нарушающих ее свободу вмешательств и ограниче­ний. Эти права считаются основополагающими, абсолютными. Их осуществление не зависит от ресурсов государства, уровня социально-экономического развития страны. Негативные права — основа индивидуальной свободы.

Типичным примером юридической фиксации этой группы прав и в целом негативного подхода к правам человека является Билль о правах конституции США. Так, его первая статья /поправка/ гласит: "Конгресс не должен изда­вать законов, устанавливающих какую-либо религию или запрещающих ее свободное исповедание, ограничивающих свободу слова или печати или право народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями о пре­кращении злоупотреблений". Термин "не должен" содержится почти во всех статьях (кроме одной) этого документа. Практически все содержание Билля о правах направлено на ограждение личности от различного рода несправедли­вых и нежелательных посягательств со стороны правительства.

В отличие от негативных прав, позитивные права фиксируют обязанно­сти государства, лиц и организаций предоставлять гражданину те или иные блага, осуществлять определенные действия. Это, например, право на соци­альное вспомоществование, образование, охрану здоровья, достойный жиз­ненный уровень и т.п. Реализовать эти права гораздо труднее, чем права нега­тивные, т.к. ничего не делать гораздо легче, чем что-то делать или предостав­лять каждому гражданину. Осуществление позитивных прав невозможно без наличия у государства достаточных ресурсов. Их конкретное наполнение пря­мо зависит от богатства страны и демократичности ее политической системы. В случае ограниченности ресурсов позитивные права могут гарантировать гражданам лишь "равенство в нищете", как это и имело место в подавляю­щем большинстве государств тоталитарного социализма.

Более конкретной классификацией прав и свобод личности по сравнению с их делением на негативные и позитивные является их подразделение в соот­ветствии со сферами реализации на гражданские (личные), политические, экономические, социальные и культурные.

Гражданские права (не путать с правами граждан, включающими весь комплекс прав подданных государства) — это естественные, основополагаю­щие, неотъемлемые права человека, имеющие в основном характер негатив­ного права. Они производны от естественного права на жизнь и свободу, кото­рым от рождения обладает каждый человек, и призваны гарантировать инди­видуальную автономию и свободу, защитить личность от произвола со сторо­ны государства и других людей. Эти права обеспечивают идентификацию лич­ности, позволяют человеку быть самим собой в отношениях с другими людь­ми и с государством, К гражданским правам обычно относят право на жизнь, свободу и личную неприкосновенность, права на защиту чести и доброго име­ни, на справедливый, независимый и публичный суд, предполагающий защи­ту обвиняемого, на тайну переписки и телефонных разговоров, свободу пере­движений и выбора места жительства, в том числе право покидать любое го­сударство, включая собственное, и возвращаться в свою страну и др.

76

В конституциях многих государств гражданские права объединяют в од­ну группу с правами политическими. Основанием для этого служит преиму­щественно негативный характер тех и других, а также направленность обоих видов этих прав на обеспечение свободы личности в ее индивидуальных и об­щественных проявлениях.

Политические права определяют возможности активного участия граж­дан в управлении государством и в общественной жизни. К ним относятся из­бирательные права, свобода союзов и ассоциаций, демонстраций и собраний, право на информацию, свобода слова, мнений, в том числе свобода печати, радио и телевидения, свобода совести и некоторые другие.

В СССР и других тоталитарных государствах длительное время господст­вовал разрешительный подход к реализации политических прав, который по существу сводил их на нет, создавал для властей широкие возможности отка­зать гражданам в попытках их практического использования. Для того, чтобы эти права были реальными, их предоставление должно носить преимущест­венно регистрационный характер, т.е. условием их использования должно быть не предварительное разрешение властей, а лишь уведомление граждана­ми соответствующих органов и учет их предписаний по обеспечению законно­сти и общественного порядка.

К гражданским и политическим правам непосредственно примыкают права экономические, связанные с обеспечением свободного распоряжения индивидами предметами потребления и основными факторами хозяйственной деятельности: собственностью и трудом, а также с проявлением предпри­имчивости и инициативы. Вплоть до середины XX века важнейшие из этих прав — на частную собственность, предпринимательство и свободное распоряжение рабочей силой — обычно рассматривали как фундаменталь­ные, основополагающие права личности и объединяли их с правами граж­данскими. В современных конституционных и других юридических доку­ментах эти права чаще называют экономическими и выделяют в относи­тельно самостоятельную группу, однопорядковую с правами граждански­ми, политическими и т.д.

Особое место среди экономических прав занимает право на частную соб­ственность. В странах Запада, да и у нас до Октября 1917 г., это право тради­ционно рассматривалось как одно из первейших, основополагающих прав че­ловека, без которого невозможно гражданское общество и индивидуальная свобода. В государствах тоталитарного социализма это право вообще отрица­лось, трактовалось как свидетельство классово ограниченного, буржуазного подхода к правам человека.

Однако опыт длительного существования всех без исключения стран коммунистической ориентации убедительно показал, что запрет частной соб­ственности противоестественен и в конечном счете подрывает мотивацию до­бросовестного инициативного труда, порождает массовое социальное ижди­венчество и безответственность, ведет к тоталитарной дегуманизации обще­ства и к разрушению самой человеческой личности. Человек, лишенный не контролируемой государством среды обитания, средств производства, прояв­ления предприимчивости, попадает в тотальную зависимость от власти, лиша­ется всякой свободы и индивидуальности.

Кроме того, отсутствие права собственности обрекает большинство граж­дан на бедность и нищету, поскольку без законодательного признания и фак­тического осуществления этого права невозможна современная рыночная эко­номика. Именно частная собственность является тем мельчайшим кирпичи­ком, из которого складывается все сложное здание современного хозяйствен-

77

ного механизма, в том числе и различные виды групповой собственности: коо­перативной, акционерной и т.д.

В то же время опыт истории свидетельствует о необходимости ограниче­ния права частной собственности, впрочем, как и почти любого другого пра­ва. Потребности экономического развития, рост демократического движения народных масс привели к существенным изменениям в самой трактовке част­ной собственности, к ее социализации, постановке под контроль демократиче­ского государства. Сегодня мало кто настаивает на абсолютном характере ча­стной собственности. Отошел на задний план, хотя в целом и сохранился, принцип неприкосновенности собственности. В законодательствах Германии, Франции, Италии и целого ряда других государств устанавливаются допусти­мые пределы частной собственности, говорится об ее использовании в интере­сах общества. Введение такого рода ограничений никак не означает отрица­ния фундаментального характера права частной собственности. Для посттота­литарных стран, в том числе для России, практическое осуществление этого права имеет поистине ключевое значение для выхода из кризиса.

Право на частную собственность исторически подразумевало и свободу предпринимательства, а также право на свободный труд (выбор вида деятель­ности, распоряжение рабочей силой, безопасные условия труда, гарантирован­ные минимальные размеры его оплаты и т.д.). В различных толкованиях пра­ва на труд отчетливо проявляется водораздел между так называемыми пер­вым и вторым поколениями прав человека. Понимаемое как возможность свободно распоряжаться рабочей силой, использовать ее самостоятельно или по трудовому договору, право на труд входит в первое поколение прав чело­века. Рассмотренное же более широко — как обязанность государства предо­ставлять каждому работу, выплачивать пособие в случае временной безрабо­тицы и т.п., оно относится ко второму поколению прав.

Первое поколение прав включает права гражданские, политические и трактуемые в духе либеральных свобод экономические права. Они носят ха­рактер преимущественно негативного права. На протяжении почти двух веков конституции демократических государств Запада ограничивались правами первого поколения. Жизнь показала недостаточность такого подхода для со­здания каждому человеку достойных условий существования, возможностей равноправного участия в делах государства и общества. В XX веке под влия­нием рабочего движения, социал-демократов и коммунистов, а также социа­листических государств и некоторых других политических сил в международ­ном сообществе был поставлен вопрос об углублении понимания экономиче­ских прав, а также о социальных и культурных правах граждан. Их нередко называют социально-экономическими и рассматривают как второе поколение прав человека. В 1948 г. важнейшие из них: право на труд, социальное обес­печение, отдых, образование, достойный уровень жизни и др. были включены во Всеобщую декларацию прав человека, принятую Генеральной Ассамблеей ООН. В наши дни существует необходимая материальная база реализации этой группы прав. За последние тридцать лет валовой продукт, созданный че­ловечеством, вырос с 1,7 триллиона долларов до примерно 15 триллионов. Это приблизительно соответствует всему богатству, произведенному на Земле за последние две тысячи лет.

Социальные, культурные, а также понимаемые в позитивном значении некоторые экономические права определяют обязанности государства обеспе­чить каждому нуждающемуся минимум средств существования, социальной обеспеченности, необходимый для поддержания человеческого достоинства, нормального удовлетворения первичных потребностей и духовного развития.

78

62,

КИНЭЬОЙПА И КИНЭШЗСГХОЭ 'XBIfBbBH XI4HH9aX03BdH 'ХИЯЭЭЬИХЭИНВ1М -Ал OHHHIftfOII ВН ИИНЭШОНХО Х1ЧНЙ'О(1ВНА!С'ЖЭ1М KHH3OdX0OU КИХНВйВЛ КВНШЭНЖВа

— вяэао1гэь aBdn эинэйонгдоэ вахоэйтдооэ олояобии олээа хвдвхтэвиг д

'ИЯИХИ1ГОИ ИЭНШЭНЯ И IiaHH9dxAHa

ионяиэээйпз 'HKBtfodBH tfBH яолнэ!ми(1эпоне хнни и xraHdBxnifBxox х1чнч1ГэхидАл KHHainedaiotfadn 'вюгшо ojoaBdtfe эяихиьчш я Baxoa^cdox 'KHxnaeBd олончзгв -ипоэ и олояээьиюонояе oaoaodotfe мэияоггэА wrawntfoxgoaH хижА1гэ ихэоньизг aedn эинэ^оигдоэ HBdxo xi4H4iratfxo xBHiMBd g 'woirah a adHi« и xeaxodBi/Aooj хш я ихэоньигг чхэоннэ!п BBHaoxdaa кэxэв!D'жdэaxA вмэаоггэь aedn эинэжвяА винэ(1эиеи олонээьэяо1гэь ээ 'инихшгоп ионИгойвнА'Сжэш и иэннэ(1хХна нишиэнжвя хшвпАхэия ихэоньи1Г aedu эинэн1гопвн aoHxadHHOH эох -влод eairog эоа и aimatfcHifgoo KHtfojaQ ^-ии!пвеи1гияи11 ионээкэяохгэь иэоа и нвх хинчи-э^хо нвн шеитвпАл и qxooHaHOoadaodn 'KHxnaeBd 4HaaodA

OHHaaxotfadoonaH nodoxoH KHHaraad чнэиэхо 'BhBtfBC KBHOHaifniMOH -Ш1пмэч,доээа — внэяоггэь a^du BOHairniMOH олэоя кийеешлзэй KRwoahHXHBdu

'HHXHBdBJ (вdэфэoNxв KBHHaaxoaedH и эинэни aoHHaaxoaingo эояо 'иийв^офни я nAxoob¹ '4HaaodA Hi4H4iraxBaoeBdgo HiqwHtfoxgoaH) -OHaoxAtf '(вхмэхоиэ квида^Аэ и ояхоч^ахв^онояве эияоэьихв^яом -эй¹ ) эияээhиlCиdo^ '"dto" и ИМЭ 'BtfAo 'иийиеоппо исшиэиявеэн эиьи1гвн 'иэховгга эияээьихиггоп '(ихэоннэахэдоэ и axoi/ado хиаоэнвниф эиьи1гвн) кэхвэонхо мин }i 'иихнв^д хмнч1гви!поо эяэзгшлюя pjiqirali эжнвх ⁴(H4xooH4ifBad hitbxo ино идохь олох kit'd' •шиiIвdвIfяэb' шAaиDвdя а шэъ. 'aairog эн KoxoiBtaBdaadn вяэаон-эь BaBdn HxoBirgo иохе а нвh'жвdл хинчиай" -хо и HxoBira aoнвлdo 'tiHir хгчнхэонжхго'С ихооннэахохэахо иoнxэdянoя кинэгг -atfadno еэд •кинэ1гахоэ'тАэо oлoяээhиiявdц хи Kir!tf эинэьвне ээгпиэнжва хээки ихооньи!Г иэхооннвскдо и aBdn aHHarnAdBH ве ихэоннэяхэхэяхо до oodnog

эн онычдо ихооннвекдо Btfod олоявх ве чхэоннэахохэахо оя Htaowon иондэьэп¹ м чxвлэgиdп OHHawadaaoao и a4aodotfe waoao о кочхиходве '(khitbxjj) иэхэй¹ чхвагахипэоа '('йИ и do№aяg 'BirBwaxBaj 'кшг -Bxji 'кинопу) K04XHtfAdx ихэоннвекдо до и кэхигёоаол axodвй'Aooл х1чнч1гэСхо хкийАхихоноя д "чхэонниаон квяэниоа и ихэвгга иoннэaxэdвй'Aэoл Iчнвлdo a XBd -одхча вн иинваоэохгол я эиховьА кохиэонхо нвй'жвdл иэхооннвБкдо хишиэнжва я xBHBdxo xIчdoxoяэн д "tf-x и i4dAx4irAx ияинхкмвп 'АШэйо шА'тшвж

'AtfOdHdH 4XKHBdXO0 'iMKHKBOHHtradU ]Л1ИЯ0ИЭПИ1ГОи КОЧХКНИЬКОН 'ИЛО1ГВН

чхвяиьвы-пА 'пиц- xилAdi2' ntfogoao и BaBdn чхвжваА 'мнояве чхвйонгдоэ хи^охя онычдо axodвй'Aooл xияoэhиxвdяoIмэb' нв'Cжвdл ихэоннвекдо д •оахэч1гэхвй'он -ояве а чоизтвьшхгяа и 40HifBaaHAeBdb'on 'эж оньэноя 'ино woiran а кхох 'иниоа Hoaodnw godoxg oil 4xoirna чэишзнимонА эн ихьон нвй'жвdл ихооннвевдо axodBtf -Aooj хнн№нв8 хкипАхихоноя д •иэйонг итекхэоннвекдо э хчнвввяо OHai4deBd -эн ино иггээ 'aBhAiro wox а чшии- oi4XOOH4irBad кохкяонвхо вяэяохгэь вавйц

•ихоонь.и1Г BaBdn эпича ai4HHadxowooBd хэкн

-ifonoiz¹ оннэахоэТпАэ и xaAdneHirBxa» иг^охоя 'вяэяоыэь HBdn joitbxbh кохэвянх -BgBdeBd онаихяв (аЭЗО) snodag я AexoahHHtfAdxoo и ихооновноеэд он кинв!тэя -оэ xвяIмвd я KHxairnxKoatf aHHtfairoon g •tf'x и HOtfodBH BeBdn 'яхэнигпчнэот хгчн -ч1ГвАояэо эж И1ги Х1чнч1гвноипвн BaBdn 'dawndnBH 'oHBdn эоняихяэ1пгоя и хэАя -xoahiAo оявнЬ'о 'вявйи олончхгеАй'ияиЬ'ни dэxявdвx хкоон вяэао1гэь BaBdjj

•3^Adtf эгIdoxoяэн и eaxoabdoax олояоэьинхэх и олоннэахоэжоЬ¹ -Ах Atfogoao 'мкхоонн-ah шчг^АхчхгАя я nAxootf 'anHBaoeBdgo вн oaBdn хснвьонгяа hhq *вяэяо1гэь anxnacBd эоняохА!/ чxвяodиxнвdвл гчнвяеийн bhbcIu awHdAi^ifAji •1/"х и K4aodoG'B AHBdxo 'Afado cяAпIШBжAdяo cиAнxкиduoлвIfg 'эптигтиж 'эинэь -энээдо эончюзипоэ вн BaBdu oxg "nxooHHahinniBe иончшшпоэ и инеиж KHaodA олониохоой¹ Аяэаотгэь мэннэьэнээдо э ннвекаэ вав<1ы 8гштеви!ш)Э woxe

ствует прямая зависимость между уважением прав человека в отдельном го­сударстве и его внешней политикой. Развязывание войн, грубое нарушение международного права обычно связаны с попранием правительством прав соб­ственного народа, своих собственных граждан. Так было и в нацистской Гер­мании, и в СССР, и в Ираке, и в целом ряде других государств, развязавших агрессивные войны или предпринявших грубые захватнические акции. Учи­тывая все это, страны-участницы СБСЕ рассматривают соблюдение прав чело­века не как сугубо внутреннее дело каждой отдельной страны, а как предмет их общей озабоченности и коллективной ответственности. Причем, как отме­чалось на Московском совещании (1991 г.) этих государств, по своему ценно­стному статусу права человека, демократия в целом стоят выше принципа не­вмешательства во внутренние дела.

Уважение прав личности способствует укреплению доверия между наро­дами, создает благоприятную атмосферу для разносторонних человеческих контактов и сотрудничества, вносит в международные отношения нравствен­ное начало. Без общей гуманистической правовой базы невозможно всесто­роннее сближение народов, их интеграция. Обеспечение прав каждому чело­веку, независимо от государственных, национальных, расовых и других раз­личий, путь к космической разумности и нравственности человечества. На протяжении всей человеческой истории разум и нравственность характеризо­вали в большей степени отдельных людей, чем человечество в целом. Об этом убедительно свидетельствуют, например, многочисленные разрушительные войны, бездумное, варварское обращение с природой и т.д. Уважение прав каждого представителя человеческого рода может послужить исходным прин­ципом построения земной цивилизации на началах рациональности и гума­низма. Оно позволяет личности быть сознательным и свободным творцом своей собственной общественной и личной жизни, полноправным субъектом внутренней и международной политики, безболезненно и конструктивно раз­решать конфликты, вытекающие из неизбежного несовпадения интересов, мнений и ценностных ориентации людей.

Такое несовпадение, равно как и мотивация разнообразных политиче­ских действий в целом, очень во многом определяются социальной структу­рой общества.

80

#

Лекция 7.

СОЦИАЛЬНЫЕ ГРУППЫ КАК СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИКИ

ВОПРОСЫ:

1. Социальная стратификация и политика.

2. Система социального представительства.

1. Изменения в политической жизни и в политическом процессе осуще­ствляются в результате взаимодействия и сложного переплетения интересов социальных групп (классов, этнических, профессиональных и др.)- Поэтому вне их деятельности понять политическую жизнь общества практически не­возможно.

Еще Аристотель и Платон связывали социальную стратификацию с опре­деленными системами политической власти. Аристотель считал, что законное правительство как ограничение власти политической элиты скорее всего мож­но найти в тех обществах, где есть многочисленный средний класс, в то время как города-государства с многочисленными низшими слоями и малочисленны­ми средними и высшими скорее всего будут управляться диктаторами на ос­нове массовой поддержки, или олигархиями. Платон в "Республике" рассмат­ривал условия для идеального общества и утверждал, что семья является основной причиной социального неравенства, то есть любой человек заин­тересован обеспечить привилегии для близких ему членов семьи. Через на­следство происходит институционализация неравенства. Поэтому единст­венный путь создания идеального общества — отдать детей на воспитание государства.

Но наибольшее влияние на политическую науку оказал подход М.Вебера к социальной структуре общества. Ведущую роль в концепции М.Вебера игра­ют факторы, определяющие неравенство в распределении основных социаль­ных ресурсов: богатство, социальный престиж, власть. Он выделяет три ас­пекта социальной стратификации и, соответственно, три источника политиче­ской власти. Первый аспект стратификации связан с понятием класс, отража­ющим экономические различия между людьми. Причем, в отличие от К.Мар­кса, М.Вебер считал, что классовая принадлежность определяется не только контролем над средствами производства, но и экономическими различиями, не вытекающими из отношений собственности, например, профессиональными и квалификационными.

11 - 4178

81

Второй аспект стратификации, согласно концепции М.Вебера, представ­лен понятием статуса, который зависит от уважения и престижа, получаемых индивидом в данном сообществе. Статус может характеризовать объективные возможности индивида добиться жизненного успеха, например,, возможность получать высокий доход не всегда определяется собственностью: инженер, врач, адвокат могут иметь больше возможностей, чем мелкий бизнесмен. Одновременно статус характеризует субъективную оценку социального по­ложения, т.е. важное значение имеет самоидентификация и сопоставление своего социального положения с социальным положением другие групп и индивидов,

Если К.Маркс считал стратификацию результатом дефицита экономиче­ских ресурсов, то М.Вебер отмечал, что почет и престиж дефицитны сами по себе: количество товаров может возрастать, и каждый повысит собственное благополучие, но престиж всегда относителен. Статусная иерархия под­держивает постоянное напряжение в обществе с открытой социальной мо­бильностью.

Источником власти могут быть как классовые характеристики, так и статусные позиции, так же как и институты, определяющие привязанности людей — партии, профсоюзы, религии и т.д. Эти институты характеризуют третий аспект стратификации, выраженный понятием "цартня*-. Понятие "партия", в данном контексте, имеет более емдсое содержание по, сравнению с привычным употреблением данного термина. Оно подразумевает группы, име­ющие общее происхождение, цели и интересы, например, религиозные иди национальные.

В соответствии с подходом М.Вебера к социальной стратификации выде­ляются три вида социальной дифференциации, которые представляют разные формы и механизмы влияния социальных групп и и^х взаимоотношений на политическую власть: 1) акономико-техцологическая дифференциация и отра­жающие ее индустриальные, профессиональные и коммерческие организации; 2) различия статусов, влияющие на межличностные отношения и играющие особо значимую роль в процессах политической социализации и политическо­го участия; 3) институциональные различия, влияющие на способы взаимо­действия личностей и групп с различными политическими, в том числе пар­тийными, структурами.

Целесообразно подробно остановиться на каждом из этих видов социаль­ной дифференциации и показать особенности их воздействия на политические процессы и институты. Перщьщ из них отражает классовый асцект социаль­ной стратификации. С классами, как известно, связана прежде всего маркси­стская интерпретация характера социальной дифференциации и политические следствия. Марксизм определяет класс как большую социальную группу, за­нимающую особое положение в системе общественного производства и имею­щую собственное, отличное от других групп, отношение к средствам произ­водства. Господствующий в отношениях к собственности класс является и политически господствующим классом. Обычно в обществе существуют два основных класса, отношения между которыми характеризуются эксплуата­цией и борьбой Все остальные классы и социальные группы являются проме­жуточными, примыкая к тому или другому основному классу.

В настоящее время ученые нередко используют понятие "класс" для ха­рактеристики деятельности социальных групп в политической жизни обще­ства, однако дают существенно отличающуюся от марксистской трактовку классовой дифференциации. Наиболее распространен веберовский подход к характеристике классов. Он предполагает, во-первых, учет не только отноше-

ния к средствам производства, но и размеров богатства, дохода, уровня обра­зования, юридических привилегий и других характеристик, которые проявля­ются в определенном образе жизни и чувстве принадлежности к соответству­ющей группе. При этом рассматриваются не только объективные социальные показатели, но и социальная самооценка, включающая различные ценностные ориентации. Во-вторых, отношения между классами не сводятся к борьбе за власть и эксплуатации владельцами средств производства производителей ма­териальных благ. Классы могут иметь солидарные связи, общие интересы в политике и строить свои отношения на принципах сотрудничества, решая проблемы распределения капиталовложений, налогообложения, занятости или защиты окружающей среды. И, в-третьих, большое внимание уделяется средним слоям или так называемому "среднему классу", значение которого недооценивалось в марксизме и который трактовался как исчезающий оста­ток прошлого. Однако, именно средний класс в экономически развитых стра­нах является опорой гражданского общества и социальной основой политиче­ской стабильности.

История подтвердила идею Аристотеля о связи **°:::ду многочисленно­стью среднего класса и законной политической «ластью. Средний класс в силу своей компетентности заинтересован в демократических формах власти, в раз­витии мировой культуры и мирового рынка, защите гражданского общества от произвола государства. Поэтому он является главным проводником пол­итической модернизации, ее социальной базой. Без среднего класса невозмож­но сформировать основанную на предпринимательской традиции веру в прин­цип собственности, а тем самым представить свободу не как анархию, веду­щую к деспотизму, а как положительное понятие, обеспечивающее социаль­но-политическую автономность личности. Как отмечал С.Л.Франк: "Важней­шая социальная ценность средних слоев заключается в осознании того, что нельзя обогатиться с помощью каких-либо вообще механических государст­венных или революционных мероприятий (что свойственно низшим слоям). Суть его духовных устоев: экономическое благосостояние органически зави­сит от трудолюбия, энергии, предприимчивости и образования" .

Для формирования и роста среднего класса необходимо целенаправлен­ное создание неполитизированных каналов вертикальной социальной мобиль­ности с помощью профессионального образования населения, поддержки мел­кого бизнеса, соединения интеллектуального труда с частным предпринима­тельством (развитие свободных профессий — адвокаты, частнопрактикующие врачи, венчурные предприятия и т.д.).

Здесь необходимо отметить, что число сторонников политической либе­рализации обычно увеличивается по мере роста размеров городов, уровня об­разования людей, их квалификации, степени политической активности и сни­жения возраста взрослых граждан. Ведущим фактором, определяющим связь социальной позиции и ценностных ориентации, является образование. Можно предположить, что комбинация ненадежной экономики и низкого образова­ния создает тенденцию для работников физического труда быть более автори­тарными и, одновременно, более комформными. Для них в большой степени присуще желание использовать силу, чем для представителей среднего и вы­сшего класса. Это выражается в нетолерантности к инонациональным груп­пам и желании игнорировать демократические процедуры. Малообразованные рабочие и крестьяне в большей степени настроены против групп с отклоняю-

¹ Франк С.Л. По ту сторону "правого" и "левого". // Новый мир. 1990. № 4. С. 222.

_i

щимся поведением, диссидентства, У них развиты консервативные и более традиционные ценности, чем в других социальных группах. Таким рабочим и крестьянам больше по душе старые ценности дома, семейной стабильности, общественного порядка, национальной гордости. Аналогичные ценностные ориентации у значительной части пенсионеров.

Заметную роль в рамках экономико-технологической дифференциации играют различные корпоративные социальные группы, которые строятся по производственной принадлежности и формируются, как правило, для борьбы за различного рода дефицитные блага. До настоящего времени корпоратив­ность является одной из основных отличительных черт взаимоотношений со­циальных трупп в нашей стране, в условиях когда критерием дифференциа­ции выступает контроль над сферой распределения. Можно сказать, что в . России основные дифференцирующие отношения тяготеют к двум осям — "вертикальной" и "горизонтальной". Основанием вертикальной дифференциа­ции общества являются условия доступа к политической власти (элитизм), го­ризонтальной — обособление относительно независимых ячеек воспроизводст­ва социальной жизни по ведомственному принципу (корпоративизм). Причем, если ранее корпоративизм обеспечивал социальную защиту малоквалифициро­ванных работников, то сейчас он выступает формой экономического элитиз-ма_г который при всех внешних отличиях имеет важную общую черту с тради­ционным политическим элитизмом: богатство мало связано с результатами экономической деятельности, а зависит от доступа к важнейшим институтам политической власти, когда под патронажем местных органов власти создает­ся сеть коммерческих структур, монополизирующих торговлю стратегиче­ским сырьем или дефицитными потребительскими товарами.

И здесь мы подходим к следующему, второму уровню анализа социаль­ной дифференциации, а именно к различиям между статусом социальных групп и индивидов, которые определяют отношения равенства-неравенства (распределение политических ресурсов и возможности индивидуальной соци­альной мобильности).

Распределение доходов, богатства, знания, профессий, организационных позиций, популярности и других ценностей означает также распределение ре­сурсов, с помощью которых каждый индивид или группа могут влиять на по­ведение других субъектов в различных обстоятельствах. В случае такого ис­пользования эти ресурсы становятся политическими ресурсами, которые не являются лишь инертными следствиями влияния социально-экономических факторов. Социальные субъекты, контролирующие управленческие органы го­сударства, могут использовать властные возможности для переустройства пер­воначального распределения политических ресурсов как результата функцио­нирования социально-экономических институтов с помощью налога на доходы или навязать ограничения на капиталовложения. Контролирующие политиче­скую власть группы могут также создать и распределить новые политические ресурсы, такие как избирательное право или право организовывать политиче­ские партии.

Экстремальное неравенство в распределении таких ключевых ресурсов как доход, богатство, престиж, образование является эквивалентом экстре­мального неравенства и в политических ресурсах.

В традиционных обществах образование, богатство, доход, престиж и власть тесно связаны (коррелируют). Следовательно, политические ресурсы также строго кумулятивны: если субъект А имеет более высокий ранг по сравнению с субъектом Б в отношении одного политического ресурса, напри­мер, богатства или дохода, то А имеет также более высокий ранг по сравне-

84

нию с Б в отношении других политических ресурсов, скажем образования или статуса. Такая высокая степень постоянства (согласованности) рангов в различных статусных иерархиях означает доминирование одной социальной группы над другими в рамках закрытой социальной структуры.

В экономически развитом обществе создается иная система распределе­ния неравенства: субъект, имеющий низкий ранг в отношении одного полити­ческого ресурса, обладает хорошими шансами достичь успеха в отношении другого и частично компенсировать отсутствие первого политического ресур­са. Такую модель неравенства в индустриальном обществе определяют как си­стему дисперсионных (рассеянных) неравенств, а само расхождение рангов одного и того же субъекта в различных социальных иерархиях обычно назы­вается социальной декомпозицией.

Поэтому можно сказать, что в стране, достигшей высокого уровня эко­номического и политического развития, экстремальное неравенство важней­ших политических ресурсов разрушается, но в результате появляется не эга­литарная система, а больший паритет в распределении политических ресурсов с точки зрения их доступности. Отсюда получается, что главная проблема развития социальной структуры с точки зрения ее политических следствий не в уровне социальных различий, а в степени ее открытости, т.е. модели нера­венства и уровне социальной декомпозиции.

Вместе с тем, сам по себе рост социальной декомпозиции может иметь и достаточно противоречивые политические последствия. Так, С.Липсет отме­чал т.н. "консервативный уклон" стратификации, поскольку наличие у людей расходящихся социальных рангов максимизирует их самооценку и притяза­ния на как можно более высокий социальный статус. "При прочих равных ус­ловиях людям свойственно, если у них есть какой-нибудь выбор, видеть себя скорее среди более привилегированных, чем среди менее привилегированных. Практически это означает давление, побуждающее людей становиться более консервативными" .

Действительно, если оценивать социальную декомпозицию на индивиду­альном уровне, то для людей, имеющих взаимопротиворечивые социальные статусы (высокий уровень образования и низкий профессиональный уровень, высокий доход и низкий престиж), возникают конфликтные ситуации, по­рождающие иногда экстремистские реакции. Но на групповом уровне и в рам­ках социальной структуры в целом декомпозиция означает преодоление доми­нантных отношений и жесткой статусной иерархии. Если существует равенст­во возможностей, разница в стандартах жизни не приводит к противостоянию социальных групп. В этой ситуации политические конфликты вызываются индивидуальной неудовлетворенностью, зависящей от психологических фак­торов. Понятие декомпозиции опирается на общественную природу отноше­ний равенства-неравенства и означает открытую социальную структуру, в ко­торой преодолена ригидность социальных статусов, созданы перспективы со­циального развития для каждой личности, что для всего общества является импульсом коллективной динамики.

Что же касается "консервативного уклона" стратификации, то необходи­мо иметь в виду особенности развивающегося общества, когда появление все большего числа людей с противоречивыми социальными статусами, добив­шихся успеха за счет проявления индивидуальности в условиях жесткой кон­курентной борьбы, приводит к росту реформистских и радикалистских на-

Американская социология. Проблемы, перспективы, методы. М., 1972. С. 218.

85

строений. Своеобразие переходного периода от традиционного к модернизиро­ванному обществу состоит в том, что создание благоприятных общественных условий для восходящей индивидуальной социальной мобильности отстает от потребностей экономического развития и расширяющегося политического участия. Отсюда социальные преграды естественным желаниям и интересам людей, за счет индивидуальных усилий сделавших себе карьеру в экономиче­ской или политической областях, Повысить свой ранг и в других сферах (Иерархиях). Но реализация этого стремления' будет зависеть не столько от проявления индивидуальных способностей, сколько от изменения самой сис­темы социальной мобильности.

Объективно экономическое развитие в результате роста среднего квали­фикационного и образовательного уровней населения увеличивает в основных стратификационных иерархиях (власть, престиж, богатство) долю ролей сред­него ранга. Происходит изменение свойственной традиционному обществу пи­рамидальной фигуры стратификационной структуры в ромбовидную. Тем са­мым расширяются возможности для восходящей социальной мобильности у людей, находящихся в низших слоях общества.

Если этот механизм действует успешно, то индивид приобретает не толь­ко необходимую образовательную и профессиональную подготовку, но и мо-тивационные цели, в направлении которых он прилагает свою энергию, и ас­социативные чувства и ценности, которые обеспечивают общность с той или иной социальной группой. Комбинация этих форм приобретения чувства иден­тичности является важнейшей составляющей социальной основы политиче­ского процесса.

Третий (институциональный) уровень взаимодействия социальной диф­ференциации и политической власти выражается в системе социального пред­ставительства.

2. В общем виде ее можно определить как взаимосвязанное и противоре­чивое единство институтов, через которые воля граждан переносится в сферу принятия политических решений. Система социального представительства включает партийную систему и систему гражданских добровольных ассоциа­ций (профсоюзы, фонды, творческие союзы и т.д., — то, что обычно называ­ют группами интересов). Система социального представительства тесно связа­на с другими системами, важнейшие из которых — система власти, где при­нимаются и реализуются обязательные для всех решения (законодательная, исполнительная, судебная власть), и система формирующихся и организован­ных групп в обществе. Это социальные группы, с которыми индивиды наибо­лее охотно идентифицируются: религиозные, этнические, профессиональные, региональные и другие подобные объединения.

Таким образом, через систему социального представительства общество формирует и ставит в повестку дня проблемы, требующие непосредственного решения. Индивиды, различные объединения людей, используют ее каналы для выражения требований, соответствующих их реальным или мнимым ин­тересам, и переноса этих требований в центр политической борьбы и в сферу принятия политических решений. Тем самым система социального представи­тельства выступает, с одной стороны, важнейшим посредником между государст­вом и населением, механизмом групповой консолидации, структуры, предназна­ченной для выражения и защиты социально-очерченных интересов в политиче­ски неоднородной среде. С другой стороны, система социального представитель­ства обеспечивает действие механизма коррекции политической системы, что

86

оберегает последнюю от стагнации и дает возможность исправить ранее при­нятые политические решения законным образом, не прибегая к насилию.

Системный подход к социальному представительству предполагает выде­ление и характеристику таких качеств как "входы" и "выходы" данной систе­мы. Входы из социальных групп (социальной базы партий и групп интересов) в систему представительства бывают двух видов: стремления, выражающие неудовлетворенные интересы социальных групп, и солидарность, представля­ющая общую лояльность существующему режиму или специфическую привя­занность к конкретной политической партии, группе интересов или политиче­скому лидеру. Внутри системы социального представительства некоторые за­чаточные стремления трансформируются в четко выраженные политические требования, которые затем могут усиливаться, принимать компромиссные формы или отвергаться, выступая в качестве компонента политики партий или детальных рекомендаций групп интересов. Солидарность, которая на уровне социальных групп обычно предстает в форме зачаточной лояльности, превращается в организованную поддержку определенных политических сил. Таким образом, можно сказать, что система социального представительства на выходе обеспечивает материал, так сказать, зерно для политической мель­ницы, и стабильность власти зависит от того, насколько высок уровень лег-и? тимности ее политики от организованной социальной, поддержки.

Входы в систему социального представительства (со стороны власти) вклю­чают, во-первых, информацию о готовящихся и принятых политических реше­ниях и, во-вторых, руководство и влияние признанных ("узаконенных") полити­ческих лидеров. В свою очередь, система социального представительства имеет выход на социальную базу (социальные группы) общества, выражает функцию политического образования граждан, формирования их политического сознания-Итак, социальное представительство является не просто средством пол­итического оправдания существующего режима или инструментом, манипуляции. Оно может поддергкивать или ослаблять важнейшие политические связи и, глав­ное, способствует социальной интеграции? т.е. включению различны* социаль­ных групп в, политическую систему» примирению их конфликтных интересов,

Переходя далее к более конкретному рассмотрению, внутреннего меха­низма функционирования системы социального представительства, можно от­метить, что существует два рода организаций, передающих многообразное влияние социальных групп на политику. Первый тип связан с политическими партиями» заинтересованными в управлении обществом-

Воздействие социальной структуры на политические партии может осу­ществляться различными способами: во-первых, заставляя партию представ­лять определенную группу данной социальной структуры; во-вторых, побуж­дая партии конкурировать между собой, еоетя.затьря за голоса избирателей, обращаясь при этом к различным, часто конфликтным социальным интере­сам; в-третьих, воздействуя на электорат с целью убедить его голосовать за определенные партии; в-четвертых, обусловливая противодействие партий друг другу в борьбе за избирателей. Многофакторный характер социальной структуры порождает проблему: какая часть или части структуры общества определяют межпартийные и внутрипартийные различия?

Так, классовые теории утверждают, что интересы различных классов принимают форму конфликта, определяющего политический выбор. Отсюда предполагается, что избиратели будут голосовать за партии, представляющие различные классовые интересы. Такой подход особенно присущ исследовате­лям, ориентирующимся на марксизм, хотя само понятие класс, как уже отме­чалось, используется и во многих немарксистских социологических теориях.

87

В Великобритании, например, социологи и политологи традиционно считают, что социальной основой английской двухпартийной системы являются разли­чия между средним классом и рабочим классом. Анализ классовой структуры может включать больше, чем два класса и две партии. Например, фермеры и крестьяне-собственники могут иметь отличные от городских классов полити­ческие партии. Кроме того, социальной базой политических партий могут быть средние городские слои, а также маргинальные группы. Анализ взаимо­действия социальной структуры и политических партий показывает необходи­мость учета всех социальных различий, отражающих определенную социаль­ную структуру, а не только классовых различий. Например, в Северной Ир­ландии и в Ливане религия лучше объясняет партийно-политические разли­чия, чем классовый подход. Расовые различия во многом объясняют характер политических движений в Южной Африке.

Достаточно всесторонней теорией о взаимосвязи социальной структуры и политических партий является концепция С.М.Липсета-С.Роккана. В отли­чие от классовых теоретиков, они начинают с анализа социальной структуры доиндустриального общества и изучают условия, при которых множество со­циальных различий может стать политически значимым. Теория Липсета-Роккана отдает предпочтение культурному измерению социальной структуры, и прежде всего религиозной, языковой и этнической идентификациям. По­пытки государства игнорировать или даже уничтожать такие различия дают не­гативную реакцию, порождая политические конфликты религиозного, языкового и этнического характера. Результатом влияния социокультурной дифференциа­ции является то, что партии, созданные в первоначальный период национальной консолидации, достаточно заметно отличаются по культурным основаниям.

Если бы все социокультурные различия, отмеченные Липсетом и Рокка-ном, были бы существенны и значимы электорально, то тогда бы каждая пар­тийная система была бы разделена на несколько десятков соответствующих групп и отличалась бы специфической комбинацией религиозных, языковых, этнических, городских , сельских и индустриальных, классовых и других ха­рактеристик. В действительности же такая высокая степень дифференциации — нетипичное явление в социальной структуре. Сравнительно большое коли­чество политически значимых различий встречается лишь в немногих стра­нах, таких, например, как США, Канада, Бельгия и Швейцария. В них име­ются различия по трем или более измерениям: религиозной, классовой и ра­совой принадлежности, лингвистической и национальной идентификации. Большинство же европейских стран сегодня лингвистически однородны. Ти­пичная европейская политическая система сегодня отражает главным образом культурные и экономические различия. Обычно она имеет, по крайней мере, одну партию — образованную по религиозным, лингвистическим основаниям, а также партию, которая имеет классовое происхождение. В политическую систему могут входить также партии, чьи члены и избиратели имеют различ­ные социокультурные характеристики. В целом такие партии могут состоять, например, преимущественно из работников физического труда, клерикалов и т.д.

Сложнее дело обстоит с характеристикой влияния социальной структу­ры на партийную систему в России. Здесь можно было бы выделить следую­щие факторы такого влияния. Во-первых, корпоративный характер социаль­ной структуры и отсутствие среднего класса препятствует формированию мас­совой базы политических партий на основе рационально выраженных полити­ческих интересов. Во-вторых, в условиях разрушенных социальных связей национальность стала важнейшим, традиционно значимым каналом социаль-

88

ной идентификации. Национализм служит приманкой, с помощью которой маргинальные слои вовлекаются в орбиту политических партий. В-третьих, неэффективность разрушенной системы государственного управления вынуж­дает политических лидеров непосредственно аппелировать к населению, т.е. лидеры харизматического типа пытаются выполнять своеобразные коммуни­кативные функции. Интересы социальных групп проецируются в политиче­скую сферу, минуя традиционные для цивилизованного общества каналы инс-титуционализации этих интересов: политические партии, парламентские фракции, рабочие организации, различные лоббистские группы и т.д.

Помимо социальной структуры на политические партии воздействуют и другие факторы. Прежде всего, это влияние политических элит. Часто они играют решающую роль в определении того^ какого рода и сколько партий нужно создать, посвящать ли свое электоральное обращение одной социаль­ной группе или же обращаться за поддержкой ко всем, невзирая на социаль­ные различия электората. В избирательных системах с пропорциональным представительством лишь от одной пятой до одной десятой электората (на­пример, фермеры или языковые меньшинства) голосуют за определенную пар­тию в соответствии со своей социальной принадлежностью. Обычно этого не­достаточно для получения мест в парламенте в странах с мажоритарной изби­рательной системой (США, Великобритания и др.). Здесь поддержка партии лишь представителями одного слоя, как правило, не приводит к успеху, так как для победы на выборах требуется абсолютное большинство голосов. Соци­альная структура является лишь одним фактором среди многих других, влия­ющих на поведение избирателей. В реальной жизни голосование очень часто мотивируется не столько социальной принадлежностью, сколько партийной идентификацией или другими факторами, независимыми от положения изби­рателей в социальной структуре.

Современные политические теории подчеркивают, что электоральное влияние социальной структуры постепенно уменьшается по мере социального развития, появления новых социальных различлй, основанных на разногласи­ях или ценностных конфликтах. Именно такие различия приобретают все большее значение. Они находят свое прямое политико-институциональное вы­ражение в различного рода группах интересов. Такие группы не пытаются править, а стремятся оказать влияние на тех, кто управляет. В то время как политическая партия прямо связана с выдвинутыми ею кандидатами в органы власти, группа интереса воздерживается выдвигать кандидатов, так как ее способ действий — убеждения, советы для тех, кто управляет. Различие меж­ду управляющими и теми, кто пытается на них влиять, часто относительны, трудно уловимы. Некоторые группы интересов со временем развиваются в политические партии. Так, например, в Великобритании в конце XIX в. тред-юнионы были важными группами интересов, и в 1900 г. помогли сформиро­вать Лейбористский Комитет по выдвижению рабочих в парламент. В 1906 г. этот комитет стал лейбористской партией.

В общей форме группу интересов можно определить, как ассоциацию ин­дивидов, не являющихся политической партией, но стремящихся влиять на правительство различными способами. Здесь р ;чь идет о формально создан­ных и организованных группах, а не о стратах (предпринимателях, фермерах, женщинах, иммигрантах и т.д.), которые сами по себе не являются группами интересов (профсоюзы, организации предпринимателей, женские организа­ции, движения ветеранов войны и труда, религиозные группы, молодежные движения и т.д.), а выступают их социальным базисом. Таким образом, груп­пы интересов — это объединения (организации), созданные для реализации

12 - 4178 89

интересов конкретных социальных групп и стремящиеся добиться от органов государственной власти соответствующих решений.

Группы интересов эффективно выполняют, свои социальные функции лишь тогда, когда они представляют различные виды интересов: социально-экономические, идеологические, культурные, этнические, религиозные. Такое представительство интересов не только гарантирует влияние широкой обще­ственности на принятие решений, но и обеспечивает поток информации и пбд-держку, в которых нуждаются органы власти. Стабильные западные общества сравнительно редко страдают от неожиданных взрывов экономических вы­ступлений, связанных с неадекватно представленными интересами, в то время как эффективность и стабильность российской политической системы значи­тельно снижена слабым представительством новых социально-экономических интересов (групп предпринимателей, фермеров и прочих).

Достаточно широко распространена типология групп интересов Г.Алмон-да и Г.Пауэлла. Они выделяют четыре типа групп интересов по степени их ор­ганизации и специализации: аномические группы интересов (стихийные и не­долговременные, нередко принимающие насильственные формы проявления, например, демонстрации, митинги и восстания); неассоциативные группы ин­тересов (неформальные, непостоянные и недобровольные формирования на ос­нове родства, религии и т.д.), характеризующиеся отсутствием непрерывно­сти и организации; институциональные группы интересов (формальные орга­низации, например, административные учреждения армии или церкви, пред­ставительства областей и республик), предназначенные для иных, по сравне­нию с артикуляцией интересов функций, но в определенных случаях выпол­няющие и эту функцию; ассоциативные группы интересов, обладающие высо­ким уровнем специализации и организации (добровольные организации, спе­циализирующиеся в артикуляции интересов, например, профсоюзы, объеди­нения предпринимателей, этнические ассоциации, группы борцов за граждан­ские права).

По существу все группы интересов имеют определенные ресурсы власти. Наиболее важные из них — количественный состав и организация. Масштаб организации имеет большое значение, но может быть компенсирован другими факторами или ресурсами, и прежде всего организационной сплоченностью. Неассоциированные группы, в которых отсутствует элемент формальной орга­низации и сплоченности, обычно слабы, их численность неадекватна произво­димому ими эффекту.

Владение собственностью или экономическая власть — другой важный ресурс, особенно характерный для влиятельных экономических групп в про-мышленно развитых странах. Группы, представляющие бизнес, могут оказы­вать влияние благодаря возможности создавать или сокращать рабочие места, ведущие профсоюзы — в силу воздействия на экономику посредством забасто­вок, прочие группы — благодаря деньгам, которые они могут использовать для заключения сделок. Важная роль принадлежит и таким ресурсам как ин­формация, квалификация и опыт. Группы интересов владеют информацией и опытом, что крайне необходимо правительству для выработки эффективной политики. У них есть лидеры, профессиональные кадры и лоббисты с больши­ми навыками в использовании этих ресурсов для воздействия на политику. Группы интересов, имея нужные знания и подготовленных экспертов, особен­но влиятельны в тех случаях, когда политический вопрос предполагает реше­ние сложных технических проблем.

90

Лекция 8.

_{ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ}

ВОПРОСЫ:

1. Понятие политической элиты и ее первые, классические концепции.

2. Современные теории элит.

3. Социальная представительность и результативность политической элиты.

1. Различные субъекты политики оказывают на нее явно не одинаковое воздействие. Отдельные граждане и социальные группы обычно не принимают непосредственного повседневного участия в политической жизни. Этим занят особый слой людей, который называют политической элитой. Что же она со­бой представляет? Что вкладывается в термин "политическая элита"?

Слово "элита" в переводе с французского означает "лучшее", "отбор­ное", "избранное". Этимологическое значение этого термина имеет два аспек­та. Первый из них заключается в том, что элита обладает какими-то интен­сивно, четко и максимально выраженными чертами, концентрирует в себе оп­ределенные качества. Второй аспект подразумевает оценку этих качеств как наивысших в той или иной шкале измерения.

В своем первоначальном, этимологическом значении понятие элиты не содержит в себе ничего антигуманного или антидемократического и широко распространено в повседневном языке. Так например, нередко говорят об элитном зерне, элитных лошадях и других породах животных, о спортивной элите и т.п. Очевидно, что в человеческом обществе существуют естественные и социальные различия между людьми, обусловливающие их неодинаковые способности к управлению и влияние на политические и общественные про­цессы. Уже это дает основания ставить вопрос о политической элите как но­сителе наиболее ярко выраженных политико-управленческих качеств. Теория элит стремится исключить нивелировку, усредненность в оценке влияния лю­дей на власть, отражает соревновательность, конкуренцию в области полити­ческой жизни, ее иерархичность и динамизм.

Несмотря на рациональную обоснованность понятия политической эли­ты, в советском обществоведении на протяжении многих лет оно рассматрива­лось как псевдонаучное, антидемократическое и буржуазно-тенденциозное и в позитивном значении практически не употреблялось. Это объясняется целым рядом причин, и прежде всего тем, что теория политических элит не уклады­вается в рамки марксистских представлений о политике и ее соотношении с

91

экономикой, о классах и классовой борьбе. В то время как марксизм исходит из трактовки политики как надстройки над экономическим базисом, как кон­центрированного выражения экономики и классовых интересов, то концепция политических элит рассматривает политику как равноправную и равноцен­ную сферу общества и не считает политическую власть прямым следствием экономического господства или экономических противоречий. Более того, от­дельные направления в теории политических элит (Моска, Парето, Мехельс и др.) исходят из признания политической власти одной из первейших причин социального господства.

Теории элит отрицают непосредственную детерминированность деятель­ности политических руководителей отношениями собственности и классовы­ми интересами. Политическая элита обычно трактуется как составляющая меньшинство общества достаточно самостоятельная, высшая, относительно привилегированная группа (или совокупность групп), в большей или мень­шей мере обладающая выдающимися психологическими, социальными и политическими качествами и непосредственно участвующая в принятии и осуществлении решений, связанных с использованием государственной вла­сти или воздействием на нее. При этом связь политической элиты с экономи­чески господствующими слоями не отрицается, а рассматривается как обоюд­ная, равноправная, имеющая двустороннюю направленность.

Концепции элитизма достаточно разнообразны. Они имеют свои истоки в социально-политических представлениях глубокой древности. Еще во времена разложения родового строя появляются взгляды, разделяющие общество на высших и низших, благородных и чернь, аристократию и простой люд. Наи­более последовательное обоснование и выражение эти идеи получили у Кон­фуция, Платона, Корлейля, Ницше и ряда других мыслителей. Однако такого рода элитарные теории сколь-нибудь серьезного социологического обоснова­ния еще не получили.

Первые современные классические концепции элит возникли в конце XIX— начале XX веков. Они связаны с именами Г.Моски и В.Парето, а также Р.Ми-хельса. Моска попытался доказать неизбежное деление любого общества на две неравные по социальному положению и роли группы. Еще в 1896 г. в "Основах политической науки" он писал: "Во всех обществах, начиная с са­мых среднеразвитых и едва достигших зачатков цивилизации и кончая про­свещенными и мощными, существуют два класса лиц: класс управляющих и класс управляемых. Первый, всегда более малочисленный, осуществляет все политические функции, монополизирует власть и пользуется присущими ему преимуществами, в то время как второй, более многочисленный, управляется и регулируется первым... и поставляет ему... материальные средства поддер­жки, необходимые для жизнеспособности политического организма".

Моска проанализировал проблему формирования (рекрутирования) пол­итической элиты и ее специфических качеств. Он считал, что важнейшим критерием формирования политического класса является способность к уп­равлению другими людьми, т.е. организаторская способность, а также мате­риальное, моральное и интеллектуальное превосходство. Хотя в целом этот класс наиболее способен к управлению, однако не всем его представителям присущи передовые, более высокие по отношению к остальной части населе­ния качества. Политический класс постепенно меняется. Существуют две тен­денции в его развитии: аристократическая и демократическая. Первая из них проявляется в стремлении политического класса стать наследственным если не юридически, то фактически. Преобладание аристократической тенденции приводит к "закрытию и кристаллизации" класса, его вырождению и, как

92 Ф

.

активизацию борьбы новых социальных сил за занятие господствующих пози­ций в обществе.

Вторая, демократическая тенденция выражается в обновлении политиче­ского класса за счет наиболее способных к управлению и активных низших слоев. Такое обновление предотвращает дегенерацию элиты, делает ее способ­ной к эффективному руководству обществом. Равновесие между аристократи­ческой и демократической тенденциями наиболее желательно для общества, ибо оно обеспечивает какпреемственность и стабильность в руководстве стра­ной, так и его качественное обновление.

Концепция политического класса Моски, оказав большое влияние на по­следующее развитие элитарных теорий, подвергалась критике за некоторую асболютизацию политического фактора /принадлежности к упоавпяющему слою/ в социальном структурировании общества. Применительно к современ­ному плюралистическому обществу такой подход, действительно, во многом неправомерен. Однако теория "политического класса" нашла свое неожидан­ное подтверждение в тоталитарных государствах. Здесь политика приобрела главенствующее положение над экономикой и всеми другими сферами обще­ства и в лице номенклатурной бюрократии сформировался специфический прообраз "политического класса", описанного Моской. В тоталитарных обще­ствах вхождение в политическую номенклатуру, приобщение к власти и пар­тийно-государственному управлению стали первопричиной экономического и социального господства "класса управляющих".

Независимо от Г.Моски примерно в это же время теорию политических элит разрабатывал В.Парето. Он, как и Моска, исходит из того, что миром во все времена правило и должно править избранное, наделенное особыми психо­логическими и социальными качествами меньшинство — элиты. "Нравится это некоторым теоретикам или нет, — писал он в "Трактате по общей соц­иологии", — но человеческое общество неоднородно и индивиды различны физически, морально и интеллектуально". Совокупность индивидов, которые отличаются результативностью, действуют с высокими показателями в той или иной сфере деятельности, и составляет элиту. Она делится на правящую, прямо или опосредованно (но эффективно) участвующую в управлении, и не­правящую — контрэлиту — людей, обладающих характерными для элиты психологическими качествами, но не имеющими доступа к руководящим фун­кциям в силу своего социального статуса и различного рода барьеров. Разви­тие общества происходит посредством периодической смены, циркуляции элит. Поскольку правящая элита стремится сохранить свои привилегии и пе­редать их по наследству людям с неэлитарными индивидуальными качества­ми, то это ведет к качественному ухудшению ее состава и одновременно к ко­личественному росту контрэлиты. Последняя с помощью мобилизуемых ею недовольных правительством масс свергает правящую элиту и устанавливает собственное господство.

Крупный вклад в развитие теории политических элит внес Р.Михельс. Он исследует социальные механизмы, порождающие элитарность общества. В основном солидаризируясь с Моской в трактовке причин элитарности, Ми-хельс особо выделяет организаторские способности, а также организационные структуры общества, стимулирующие элитарность и возвышающие управляю­щий слой. Он утверждает, что сама организация общества требует элитарно­сти и закономерно воспроизводит ее. В обществе действует "железный закон олигархических тенденций". Его суть состоит в том, что создание крупных организаций неизбежно ведет к их олигархизации и формированию элиты

93

вследствие действия целой цепочки взаимосвязанных факторов. Человеческая цивилизация невозможна без наличия крупных организаций. Руководство же ими не может осуществляться всеми членами организаций. Эффективность таких организаций требует рационализации функций, выделения руководяще­го ядра и аппарата, которые постепенно, но неизбежно выходят из-под конт­роля рядовых членов, отрываются от них и подчиняют политику собственным интересам руководства, заботятся в первую очередь о сохранении своего при­вилегированного положения. Массы же членов организаций недостаточно компетентны, пассивны и проявляют равнодушие к повседневной деятельно­сти организаций и политике в целом. В результате любым, даже демократи­ческим обществом всегда фактически правит олигархическая, элитарная груп­па. Из всего этого Михельс делал пессимистические выводы относительно воз­можностей демократии вообще и демократизма социал-демократических пар­тий в частности. Демократию же он фактически отождествлял с непосредст­венным участием масс в принятии решений, управлении.

2. Концепции элит Моски, Парето и Михельса положили начало широ­ким теоретическим и эмпирическим исследованиям групп, руководящих госу­дарством или претендующих на это. Современные теории элит разнообразны. Среди них можно выделить целый ряд направлений. Исторически первой группой теорий, не утративших современной значимости, являются уже вкратце рассмотренные концепции макиавеллистскои школы (Моска, Парето, Михельс и др.). Их объединяют следующие общие черты:

1. Признание элитарности любого общества, его разделение на привиле­ гированное властвующее творческое меньшинство и пассивное, нетворческое большинство. Такое разделение закономерно вытекает из естественной приро­ ды человека и общества.

2. Особые психологические качества элиты. Принадлежность к ней свя­ зана в первую очередь с природными дарованиями и воспитанием.

3. Групповая сплоченность. Элита представляет собой более или менее сплоченную группу, объединяемую не только общностью профессионального статуса и социального положения, но и элитарным самосознанием, восприя­ тием себя особым слоем, призванным руководить обществом.

4. Легитимность элиты, более или менее широкое признание массами ее права на политическое руководство.

5. Структурное постоянство элиты, ее властных отношений. Хотя персо­ нальный состав элиты изменяется, ее отношения господства в своей основе неизменны. Так например, в ходе истории сменялись вожди племен, монархи, бояре и дворяне, парламентарии и министры, народные комиссары и партий­ ные секретари и т.п., но отношения господства и подчинения между ними и простым людом сохраняются.

6. Формирование и смена элит в ходе борьбы за власть. Господствующее привилегированное положение стремятся занять многие люди, обладающие высокими психологическими и социальными качествами, однако никто не хо­ чет добровольно уступать им свои посты и положение. Поэтому скрытая или явная борьба за место под солнцем неизбежна.

Макиавеллистские теории элит подвергаются критике за преувеличение значения психологических факторов, антидемократизм и антилиберализм (иг­норирование личностной свободы каждого человека), за переоценку роли ру­ководителей и недооценку активности масс, недостаточный учет эволюции об­щества, циничное отношение к борьбе за власть. Такая критика не лишена ос­нований.

94

Преодолеть слабости макиавеллистов пытаются ценностные теории эли­ты. Они, как и макиавеллистские концепции, считают элиту главной конст­руктивной силой общества, однако значительно смягчают свою позицию по отношению к демократии, стремятся приспособить элитарную теорию к ре­альной жизни современных демократических государств¹.

Многообразные ценностные концепции элит существенно различаются по степени их аристократизма, отношению к массам, демократии и т.д. Одна­ко они имеют и ряд общих установок:

1. Элита — наиболее ценный элемент общества, обладающий высокими способностями и показателями в наиболее важных для всего государства сфе­ рах деятельности.

2. Господствующее положение элиты отвечает интересам всего общества, поскольку это наиболее продуктивная и инициативная часть населения, к то­ му же обычно обладающая более высокими нравственными устремлениями. Масса же — это не мотор, а лишь колесо истории, проводник в жизнь реше­ ний, принимаемых элитами.

3. Формирование элиты не столько результат ожесточенной борьбы за власть, сколько следствие естественного отбора обществом наиболее ценных представителей. Поэтому общество должно стремиться совершенствовать ме­ ханизмы такой селекции, вести поиск своих достойных представителей, раци­ ональной, наиболее результативной элиты.

4. Элитарность закономерно вытекает из равенства возможностей и не противоречит современной представительной демократии. Социальное равен­ ство должно пониматься как равенство возможностей, а не результатов, соци­ ального статуса. Поскольку люди не равны физически, интеллектуально, по своей жизненной энергии и активности, то для демократии важно обеспечить им примерно одинаковые стартовые условия. На финиш же они придут в раз­ ное время, с разными результатами. Неизбежно появятся социальные чемпио­ ны и аутсайдеры.

Ценностные теории элиты рассматривают эволюцию руководящего слоя как результат изменения потребностей социальной системы и ценностных ориентации людей. В ходе развития у общества отмирают многие старые и возникают новые потребности, функции и ценностные ориентации. Это приводит к постепенному вытеснению носителей наиболее важных для сво­его времени качеств новыми людьми, отвечающими современным требова­ниям. Так в ходе истории произошла смена аристократии частными пред­принимателями, которые, в свою очередь, сменяются менеджерами и ин­теллектуалами.

Некоторые сторонники ценностной трактовки элит делали попытки оп­ределить конкретные показатели, параметры элиты, характеризующие по­следствия ее влияния на общество. Так, Н.Бердяев на основе анализа опыта различных государств и народов вывел коэффициент элиты как отношение высокоинтеллектуальной части населения к общему числу грамотных. Как только этот коэффициент опускался до примерно одного процента, то им­перия прекращала существование, в обществе наблюдались застой и зако-стенение. Сама же элита превращалась в касту, жречество. (В России в 1913 г. коэффициент элиты был очень высок — примерно шесть процен­тов).

Ценностные теории элиты претендуют на наибольшее соответствие ре­альностям современного демократического общества. Их идеал, как пишет В.Ропке, "это здоровое спокойное общество с неизбежной иерархической структурой, в котором индивид обладает счастьем знать свое место, а элита —

95

внутренним авторитетом" . По существу таких же представлений об обществе придерживаются современные неоконсерваторы. Они утверждают, что элитар­ность необходима для демократии. Но сама элита должна служить нравствен­ным примером для других граждан и внушать к себе уважение. Подлинная элита не властвует, а руководит массами с их добровольного согласия, выра­жаемого на свободных выборах. Высокий авторитет — необходимое условие демократической элитарности.

Ценностные представления об элитах лежат в основе концепций демок­ратического элитизма, получивших широкое распространение в современном мире. Видные представители этого направления — Р.Даль, С.М.Липсет, Л.Зиглер и др. Теории элитарной демократии исходят из предложенного Й.Шумпетером понимания демократии как конкуренции между потенциаль­ными руководителями за доверие и голоса избирателей. Как писал К.Ман-гейм, "демократия влечет за собой антиэлитистскую тенденцию, но не требует идти до конца к утопическому уравнению элиты и массы. Мы понимаем, что демократия характеризуется не отсутствием страты элиты, а скорее новым способом рекрутирования и новым самосознанием элиты".

Элитарные теории демократии рассматривают руководящий слой не только как группу, обладающую необходимыми для управления качествами, но и как защитницу демократических ценностей, способную сдержать часто присущий массам идеологический и политический иррационализм, эмоцио­нальную неуравновешенность и радикализм. В 70-е — 80-е годы утверждения о сравнительном демократизме элиты и авторитаризме масс были в значи­тельной мере опровергнуты эмпирическими исследованиями. Оказалось, что хотя представители элит обычно превосходят низшие слои общества в приня­тии либерально-демократических ценностей (свободы личности, слова, печа­ти, политической конкуренции и т.д.), в политической толерантности, терпи­мости к чужому мнению, в осуждении диктатуры и т.п., но они более консер­вативны в вопросе о признании и реализации социально-экономических прав граждан: на труд, забастовку, организацию в профсоюз, социальное обеспече­ние и т.д.

Некоторые демократические установки ценностной теории элиты разви­вают и существенно обогащают концепции множественности, плюрализма элит (О.Штаммер, Д.Рисмэн, С.Келлер и др.). Некоторые исследователи, на­пример Р.Даль, расценивают их как отрицание элитарной теории, хотя, на наш взгляд, в данном случае вернее было бы говорить лишь об отрицании ря­да жестких установок классической макиавеллистской школы элитизма. Кон­цепции множественности элит нередко называют функциональными теориями элиты. Они базируются на следующих постулатах:

1. Отрицание элиты как единой привилегированной относительно спло­ченной группы. Существует множество элит. Влияние каждой из них ограни­чено специфической для нее областью деятельности. Ни одна из них не спо­собна доминировать во всех областях жизни. Плюрализм элит определяется сложным общественным разделением труда, многообразием социальной структуры. Каждая из множества материнских, базисных груп^г* — профессио­нальных, региональных, религиозных, демографических и других — выделя­ет свою собственную элиту, которая выражает ее интересы, защищает ценно­сти и в то же время активно воздействует на ее развитие.

¹ Ropke W. Die Gesellschafts — kriese der Gegenwart. Ziirich, 1966. S. 68.

96

2. Элиты находятся под контролем материнских групп. С помощью раз­ нообразных демократических механизмов: выборов, референдумов, опросов, прессы, групп давления и т.д. — можно ограничить или вообще предотвра­ тить действие открытого Р.Михельсом "железного закона олигархических тенденций" и удержать элиты под влиянием масс.

3. Существует конкуренция элит, отражающая экономическую и соци­ альную конкуренцию в обществе. Она делает возможной подотчетность элит массам, предотвращает складывание единой господствующей элитарной груп­ пы. Эта конкуренция развертывается на основе признания всеми ее участни­ ками "демократических правил игры", требований закона.

4. В современном демократическом обществе власть распылена между многообразными общественными группами и институтами, которые с по­ мощью прямого участия, давления, использования блоков и союзов могут на­ лагать вето на неугодные решения, отстаивать свои интересы, находить взаи­ моприемлемые компромиссы. Сами отношения власти изменчивы, флюидны. Они создаются для вполне определенных решений и могут заменяться для принятия других решений. Это ослабляет концентрацию власти и предотвра­ щает складывание стабильных господствующих социально-политических по­ зиций и устойчивого властвующего слоя.

5. Различия между элитой и массой относительны, условны и часто до­ статочно размыты. В современном правовом социальном государстве гражда­ не весьма свободно могут входить в состав элиты, участвовать в принятии ре­ шений. Главный субъект политической жизни — не элиты, а группы интере­ сов. Различия между элитой и массой основаны главным образом на неодина­ ковой заинтересованности в принятии решений. Доступ к лидерству открыва­ ет не только богатство и высокий социальный статус, но прежде всего личные способности, знания, активность и т.п.

Концепции множественности элит выступают важной составной частью идейно-теоретического арсенала плюралистической демократии. Однако они во многом идеализируют действительность. Многочисленные эмпирические исследования свидетельствуют о явной неравномерности воздействия различ­ных социальных слоев на политику. Учитывая этот факт, некоторые сторон­ники плюралистического элитизма предлагают выделять наи&олее влиятель­ные, "стратегические" элиты, "чьи суждения, решения и действия имеют важные предопределяющие последствия для многих членов общества" (С.Кел­лер).

Своего рода идейным антиподом плюралистического элитизма выступа­ют леволиберальные теории элиты. Важнейшим представителем этого на­правления является Р.Миллс, который еще в 50-е годы пытался доказать, что США управляются не многими, а одной властвующей элитой. Леволибераль­ные теории нередко относят к макиавеллистской школе в исследовании элит. Действительно, у этих двух направлений немало общего: признание единой, относительно сплоченной, привилегированной властвующей элиты, ее струк­турного постоянства, группового самосознания и т.д. Однако леволибераль-ный элитизм имеет и существенные отличия, свои специфические черты. К ним относятся:

1. Критика элитарности общества с демократических позиций. В первую очередь эта критика касалась системы политической власти США. По мнению Миллса, она представляет собой пирамиду из трех уровней: нижнего, кото­рый занимает масса пассивного, фактически бесправного населения; среднего, отражающего групповые интересы; и верхнего, на котором и принимаются важнейшие политические решения. Именно верхний уровень власти занимает

13 - 4178

97

правящая элита, по существу не допускающая остальную часть населения к определению реальной политики. Возможности влияния масс на элиту с по­мощью выборов и других демократических институтов весьма ограничены.

2. Структурно-функциональный подход к элите, ее трактовка как следст­ вия занятия командных позиций в общественной иерархии. Властвующая элита, пишет Миллс, "состоит из людей, занимающих такие позиции, кото­ рые дают им возможности возвыситься над средой обыкновенных людей и принимать решения, имеющие крупные последствия... Это обусловлено тем, что они командуют важнейшими иерархическими институтами и организаци­ ями современного общества... Они занимают в социальной системе стратеги­ ческие командные пункты, в которых сосредоточены действенные средства, обеспечивающие власть, богатство и известность, которыми они пользуют­ ся" . Именно занятие ключевых позиций в экономике, политике, военных и других институтах обеспечивает людям власть и таким образом конституиру­ ет элиту. Такое понимание элиты отличает леволиберальные концепции от макиавеллистских и других теорий, выводящих элитарность из особых психо­ логических и социальных качеств людей.

3. Существует глубокое различие между элитой и массой. Выходцы из народа могут войти в элиту, лишь заняв высокие посты в общественной иерархии. Однако реальных шансов на это у них сравнительно немного.

4. Властвующая элита не ограничивается элитой политической, непос­ редственно принимающей важнейшие государственные решения. Она имеет сложную структуру. В американском обществе, как считает Миллс, ее ядро составляют руководители корпораций, политики, высшие государственные служащие и высшие офицеры. Их поддерживают интеллектуалы, хорошо уст­ роившиеся в рамках существующей системы. Сплачивающим фактором власт­ вующей элиты являются не только социально-политический консенсус, общая заинтересованность в сохранении своего привилегированного положения, ста­ бильности существующей социальной системы, но и близость социального статуса, образовательного и культурного уровня, круга интересов и духовных ценностей, стиля жизни, а также личные и родственные связи. Внутри правя­ щей элиты существуют сложные иерархические отношения. Однако в целом в ней нет однозначной экономической детерминации. Хотя Миллс остро крити­ кует господствующую элиту США, раскрывает связь политиков с крупными собственниками, но он все же не сторонник марксистского классового подхо­ да, рассматривающего политическую элиту лишь как выразителей интересов монополистического капитала.

Сторонники леволиберальной теории элиты обычно отрицают прямую связь экономической элиты с политическими руководителями. Действия по­следних, считает, например, Милибанд, не определяются крупными собствен­никами. Однако политические руководители развитого капитализма согласны с основными принципами существующей рыночной системы и видят в ней оп­тимальную для современного общества форму социальной организации. Поэ­тому в политической деятельности они стремятся гарантировать стабильность общественного строя, основанного на частной собственности и плюралистиче­ской демократии.

В западной политологии основные постулаты леволиберальной концеп­ции элиты подвергаются острой критике, особенно утверждения о закрытости властвующей элиты, непосредственном вхождении в нее крупного бизнеса и

Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959. С. 24.

98

др. В марксистской же литературе, напротив, это направление в исследовании элит оценивалось в основном положительно за его критическую направлен­ность, хотя в целом в официальном марксизме, как уже отмечалось, отрица­лась правомерность самого понятия политической элиты. Однако несмотря на негативные отношение к элитизму, в учении Ленина была разработана специ­фическая концепция политической элиты как авангардной партии рабочего класса, всех трудящихся, призванной руководить обществом вплоть до лик­видации классов и построения социализма или коммунизма. Партократиче­ская теория элиты получила реальное воплощение в странах тоталитарного социализма. Ее основополагающие черты таковы:

1. Глобальный, мессианский характер политической элиты, ее историче­ ское призвание руководить процессом перехода человечества от капитализма к коммунизму, от предыстории человечества к его подлинной истории, при­ чем руководить во всемирном масштабе. Эта историческая задача возлагается на международное коммунистическое движение. Сама политическая элита рассматривается как интернациональная сила.

2. Всеобъемлющий характер политического руководства. Коммунистиче­ ская партийно-государственная элита призвана непосредственно руководить все­ ми сферами общества: экономикой, распределением материальных и духовных благ, решением кадровых вопросов, воспитанием нового человека и т.д.

3. Происхождение из социальных низов, неимущих классов, и прежде всего пролетариата как определяющий формальный критерий вхождения в политическую элиту — "Кто был ничем, тот станет всем". Рабоче-крестьян­ ское происхождение — важнейшее условие способности к восприятию единст­ венно верной идеологии, легитимирующей политическое господство.

4. Идеологичность как важнейший непосредственный конституирующий признак элиты, дающий ей право на руководство обществом. Именно облада­ ние единственно верной идеологией определяет передовые качества элиты, служит важнейшей гарантией успешного руководства обществом. Все другие идеологии и взгляды рассматриваются либо как происки классового врага, либо как заблуждения.

5. Жесткая иерархичность политической элиты, милитаризации ее внут­ ренних отношений, высокая степень групповой интеграции. Сама правящая элита уподобляется армейским структурам, делится на вождя (или несколь­ ких вождей), "генёралов"_>*'офицеров1^и И "унтерофицеров" (Сталин). Фактиче­ ская власть концентрируется у высшего руководства.

Партократическая концепция элиты базировалась на утопических пред­ставлениях о социально-экономической организации общества, отрицающих такие достижения человеческой цивилизации, как рынок, демократия, права и свободы личности и др. В целом эта концепция показала свою несостоятель­ность. Она стоит в стороне от магистральных направлений изучения полити­ческого элитизма.

Партократическая концепция элиты создавалась под лозунгами, отрица­ющими всякую элитарность, социальное неравенство и господство. Поэтому элитарный характер ленинизма долгое время оставался по существу незаме­ченным, хотя еще в XIX веке М.Бакунин и некоторые другие представители анархизма, критикуя Маркса, указывали, что задуманное им народное госу­дарство "в сущности своей не представляет ничего иного, как управление мас­сами сверху вниз, посредством интеллигентного и поэтому самого привилеги-

\ 99

рованного меньшинства, будто бы лучше разумеющего настоящие интересы народа, чем сам народ" . Одними из первых реальную элитарность тоталитар­ного социалистического общества концептуально обосновали М.Восленский (теория политбюрократии, номенклатуры) и М.Джилас (концепция "нового класса"). Однако их взгляды больше тяготеют к марксистскому классовому анализу, чем к теории элит.

3. Факты реальной жизни, а также многочисленные эмпирические исс­ледования подтверждают, что политическая элита — это реальность сегод­няшнего, и вероятно, завтрашнего этапов развития человеческой цивилиза­ции. Ее существование обусловлено действием следующих основных факто­ров: 1) психологическим и социальным неравенством людей, их неодинаковы­ми способностями, возможностями и желанием участвовать в политике; 2) за­коном разделения труда, который требует профессионального занятия управ­ленческим трудом как условия его эффективности; 3) высокой общественной значимостью управленческого труда и его соответствующим стимулировани­ем; 4) широкими возможностями использования управленческой деятельно­сти для получения различного рода социальных привилегий. Известно, что политико-управленческий труд прямо связан с распределением ценностей и ресурсов; 5) практической невозможностью осуществления всеобъемлющего контроля за политическими руководителями; 6) политической пассивностью широких масс населения, главные жизненные интересы которых обычно ле­жат вне сферы политики.

Все эти и некоторые другие факторы обусловливают элитарность обще­ства. Сама политическая элита внутренне дифференцирована. Она делится на правящую, непосредственно обладающую государственной властью, и оппози­ционную контрэлиту; на высшую, принимающую значимые для всего государ­ства решения (обычно в ее состав входит примерно один человек из 20 тысяч населения), среднюю, выступающую барометром общественного мнения и включающую около 5 процентов населения, а также административную — служащие-управленцы (бюрократия). Имеются и другие классификации элит. Представляется нецелесообразным включать в политическую элиту эко­номически влиятельные круги, прямо не участвующие в политике, поскольку такое широкое ее понимание ведет к затушевыванию вопроса о специфике группы лиц, принимающих политические решения^ ее^активном влиянии на жизнь общества. В то же время разграничение политических, экономических, интеллектуальных и других элит не снимает проблему их взаимовлияния, важнейшей политической значимости экономической власти и экономической элиты.

Элитарность современного общества очевидна. Всякие попытки ее устра­нения, социальной и политической нивелировки населения приводили лишь к формированию и господству деспотических, нерезультативных элит, что в ко­нечном счете наносило ущерб всему народу. Устранить политическую элитар­ность можно лишь за счет общественного самоуправления. Однако, на нынеш­нем этапе развития человеческой цивилизации самоуправление народа — скорее привлекательный идеал, чем реальность. Для демократического го­сударства первостепенную значимость имеет не борьба с элитарностью, а решение проблемы формирования наиболее результативной, полезной для общества политической элиты, обеспечения ее социальной представитель-

Бакунин М. Государственность и анархия. Полн. собр. соч. Т. 2. Спб. 1907. С. 27.

100

ности, своевременного качественного обновления, предотвращения тенденции олигархизации, отчуждения от масс и превращения в замкнутую господст­вующую привилегированную касту. Иными словами, речь идет о нахожде­нии и внедрении институтов, обеспечивающих максимальную обществен­ную эффективность политической элиты и ее подконтрольность обществу.

Уровень решения этой задачи во многом характеризует социальная представительность политической элиты, т.е. представление ею различных слоев общества, выражение их интересов и мнений. Такое представительство зависит от многих причин. Одна из них социальное происхождение и соци­альная принадлежность. Строго говоря, социальная принадлежность во мно­гом определяется принадлежностью к элите, поскольку вхождение в элиту обычно означает приобретение нового социального и профессионального ста­туса и утрату старого. Так, например, рабочий, будучи избран в парламент, как правило, оставляет свою прежнюю профессию, хотя и сохраняет половоз­растные, этнические, конфессиональные и некоторые другие характеристики.

Социальное происхождение представителей элиты влияет на их социаль­ную ориентацию. Ясно, что выходцам из среды фермеров, рабочих, служа­щих, определенных этнических и других групп легче понять специфические запросы соответствующих слоев населения. Oiyiaivo совсем не обязательно, чтобы интересы рабочих защищали рабочие, крестьян — крестьяне, молоде­жи — молодежь и т.п. Часто это могут лучше делать политики-профессиона­лы, выходцы из других групп общества.

В современных государствах непропорциональность в социальных харак­теристиках элиты и населения достаточно велика. Так например, сегодня сре­ди элиты стран Запада намного шире, чем другие группы, представлены вы­пускники университетов. А это, в свою очередь, обычно связано с достаточно высоким социальным статусом родителей. В целом же непропорциональность представительства различных слоев в политической элите обычно растет по мере повышения статуса занимаемой должности. На нижних этажах полити­ко-управленческой пирамиды низшие слои населения представлены значи­тельно шире, чем в верхних эшелонах власти. Непропорциональность в соци­альных показателях политических элит_й-Вбеготшселения еще не означает не-представителшоет^ьйХ политических ориентации и установок.

Более важной по сравнению с социальным происхождением гарантией социальной представительности элиты выступает организационная (партий­ная, профсоюзная и т.п.) принадлежность руководителей. Она прямо связана с их ценностными ориентациями. Кроме того, партии и другие организации обычно имеют достаточно возможностей для воздействия на своих представи­телей в нужном направлении.

В современном демократическом обществе партийные механизмы конт­роля за элитами дополняются государственными и общественными институ­тами. К таким институтам относятся выборы, средства массовой информации, опросы общественного мнения, группы давления и т.д. Большое влияние на социальную представительность, качественный состав и результативность эли­ты оказывают системы рекрутирования (отбора) элит. Такие системы опреде­ляют, кто, как и из кого осуществляет отбор, каков его порядок и критерии, круг селектората (лиц, осуществляющих отбор) и побудительные мотивы его действий.

Существуют две основные системы рекрутирования элит: гильдий и ант­репренерская, в чистом виде они встречаются ДОВОЛЬНО ВЩО В ШШ Ш\ антрепренерская система рекрутирования политических элит явно преоблада­ет в демократических государствах, система гильдий - в странах тоталитар-

101

ного социализма, хотя ее элементы встречаются и в Великобритании, Японии и других странах. Каждая из этих систем имеет свои специфические черты. Так, для системы гильдий характерны: 1) закрытость, отбор претендентов на более высокие посты главным образом из нижестоящих слоев самой элиты, медленный, постепенный путь наверх. Примером здесь служит сложная чи­новническая лестница, предполагающая постоянное продвижение по много­численным ступенькам служебной иерархии; 2) высокая степень институциа-лизации процесса отбора, наличие многочисленных институциональных филь­тров — формальных требований для занятия должностей. Это могут быть партийность, возраст, стаж работы, образование, уровень занимаемой ранее должности, положительная характеристика руководства и и т.п.; 3) неболь­шой, относительно закрытый круг селектората. Как правило, в него входят лишь члены вышестоящего руководящего органа или даже один первый руко­водитель — глава правительства или фирмы, первый секретарь комитета пар­тии и т.п.; 4) тенденция к воспроизводству уже существующего типа лидерст­ва. По существу эта черта вытекает из предыдущих — наличия многочислен­ных формальных требований, подбора кадров узким кругом высших руково­дителей, а также длительного пребывания претендента в рядах данной орга­низации.

Антрепренерская система рекрутирования элит во многом противопо­ложна системе гильдий. Ее отличают: 1) открытость, широкие возможности для представителей любых общественных групп претендовать на занятие ли­дирующих позиций; 2) небольшое число формальных требований, институци­ональных фильтров; 3) широкий круг селектората, которым могут выступать все избиратели страны; 4) высокая конкурентность отбора, острота соперни­чества за занятие руководящих позиций; 5) первостепенная значимость лич­ностных качеств, индивидуальной активности, умения найти поддержку ши­рокой аудитории увлечь ее яркими идеями, интересными предложениями и программами.

Эта система больше ценит выдающихся личностей с меньшим стажем. (Так, бывший президент США Р.Рейган лишь в 55 лет начал профессиональ­ную политическую деятельность. В---бФранах с закрытыми системами отбора лидеров, например, в СССР, достижение вершин власти человеком с таким послужным списком было просто немыслимо). Она более открыта для моло­дых лидеров и различного рода нововведений. В то же время ее определенны­ми недостатками являются большая вероятность риска в политике, ее относи­тельно слабая предсказуемость, склонность к чрезмерному увлечению внешним эффектом. В целом же, как показывает практика, антрепренер­ская система рекрутирования элит хорошо приспособлена к динамизму со­временной жизни.

Система гильдий также имеет свои плюсы и минусы. К числу ее силь­ных сторон относится уравновешенность решений, меньшая степень риска при их принятии и меньшая вероятность внутренних конфликтов, большая предсказуемость политики. Главные ценности этой системы — консенсус, гар­мония и приемственность. В то же время система гильдий склонна к бюрокра­тизации, организационной рутине, консерватизму, порождает массовый кон­формизм. Без дополнения конкурентными механизмами эта система ведет к постепенной дегенерации элиты, ее отрыву от общества и превращению в уз­кую привилегированную касту.

Собственно так и произошло в странах тоталитарного социализма, где долгие десятилетия господствовала номенклатурная система рекрутирования политической элиты — один из наиболее типичных вариантов системы гиль-

102

дий. Негативные социальные последствия номенклатурной системы усилива­лись ее всеобъемлющим характером, полным устранением конкурентных ры­ночных механизмов, а также идеологизацией, политизацией и неполитиза­цией (доминированием родственных связей) процесса отбора. В СССР такими критериями стали полнейший идеологический и политический конформизм ("политическая зрелость"), личная преданность вышестоящему руководите­лю, угодничество и подхалимаж, родственные связи, умение понравиться на­чальству, отсутствие собственных принципов, нравственной и политической позиции, знание негласных правил аппаратной игры, умение вовремя отра­портовать, "попасть в струю", солидный стаж и послужной список, показной активизм и т.п. Эти и другие подобные нормы-фильтры отсеивали наиболее честных и ярких людей, уродовали личность, пррождали массовый тип серо­го, идеологически закомплексованного, не способного на подлинную инициа­тиву руководящего работника.

Конечно, в условиях почти полной безальтернативности служебно-долж-ностного, статусного роста и тотальной идеологической обработки населения в состав политической элиты и особенно на ее нижние и средние уровни попа­дало немало лиц с высокими интеллектуальными, волевыми и другими пози­тивными индивидуальными качествами. У наиболее способных и активных личностей по существу был лишь один, номенклатурный путь наверх. Однако очень скоро такие люди ставились перед выбором: либо принять аппаратные правила игры, "не высовываться" и стать, как все, либо оставить занимаемые должности и связанные с ними привилегии, стать социальными аутсайдерами.

Долголетнее разрушительное воздействие номенклатурной системы при­вело к вырождению советской политической элиты. В период перестройки, когда граждане впервые получили доступ к правдивой информации о стране и мире, непрофессионализм, групповой эгоизм, идеологическая закомплексо­ванность, полнейшая безответственность и безынициативность правящей эли­ты, ее неспособность к сколь-нибудь решительным действиям стали очевид­ны. Особенно наглядно эти негативные качества проявились во время анти­конституционного путча в августе 1991 г. Номенклатурное прошлое, усугуб­ляемое почти полным отсутствием социального контроля и нравами легализи­ровавшихся дельцов теневой экономики, ярко проявляется и у нынешней рос­сийской политической элиты. Ее низкие качества во многом объясняют пер­манентность кризиса российского общества в последнее десятилетие, ограни­чивают возможности его преодоления.

Весьма слабая политическая активность, невысокая результативность российской политической элиты, незавершенность процесса рекрутирования новой элиты и в то же время первостепенная значимость этого слоя для пре­образования страны, глубокого качественного обновления общества — все это делает проблему политической элиты особенно актуальной для теории и прак­тики. Общественные условия формирования и функционирования элиты не­посредственно влияют не только на социальную роль этой группы как целого, но и определяют типичные черты ее отдельных представителей — политиче­ских лидеров.

103

Лекция 9.

_{ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЛИДЕРСТВО}

ВОПРОСЫ:

1. Развитие представлений о лидерстве в истории социально-политиче­ ской мысли.

2. Природа политического лидерства.

3. Типология и функции политических лидеров.

1. Понятие лидерства широко распространено в социологии, политоло­гии, психологии и ряде других наук о человеке и обществе. Этому феномену посвящены обширные теоретические и эмпирические исследования. Изучение лидерства имеет непосредственную прагматическую направленность. В первую очередь оно служит разработке методов эффективного руководства, а также отбора лидеров. В странах Запада созданы разнообразные психометрические и социометрические тесты и методики, которые успешно используются на прак­тике.

Интерес к лидерству и попытки осмыслить этот сложный и важный со­циальный феномен восходят к глубокой древности. Так, уже античные исто­рики Геродот, Плутарх и другие в своих описаниях уделяли политическим лидерам главное внимание, видя в героях, монархах и полководцах подлин­ных творцов истории.

Значительный вклад в исследование политического лидерства внес Н.Ма­киавелли (1469—1527). В его трактовке политический лидер — это государь, сплачивающий и представляющий все общество и использующий для сохране­ния своего господства и поддержания общественного порядка любые средства. Разработанные Макиавелли практические советы для правителей, предполага­ющие искусное сочетание хитрости и силы, высоко ценили Кромвель, Напо­леон и многие другие выдающиеся политики.

Яркими представителями волюнтаристской теории лидерства, рассмат­ривающей историю как результат творчества героических личностей, явились Т.Карлейль (1795—1881) и Р.У.Эмерсон (1803—1882). Первый из них считал основную массу населения "убогой во всех отношениях", не способной нор­мально существовать без направляющего воздействия лидеров. Именно в "пес­трой одежде" выдающихся личностей проявляется божественное проведение и творческое начало в истории. Подобные взгляды на политическое лидерство выражал и Эмерсон. "Все глубокие прозрения, — писал он, — удел выдаю­щихся индивидов".

104

Концепцию лидерства, оказавшую заметное влияние на последующую политическую мысль и практику, разработал Ф. Ницше (1844—1900). Он пы­тался обосновать необходимость создания высшего биологического типа — че­ловека-лидера, сверхчеловека. "Цель человечества, — писал Ницше, — лежит в его высших представителях... Человечество должно неустанно работать, чтобы рождать великих людей, — в этом и ни в чем ином состоит его задача" .

Сверхчеловек не ограничен нормами существующей морали, стоит по ту сторону добра и зла. Он может быть жестоким к обычным людям и снисходи­тельным, сдержанным, нежным, гордым, дружелюбным в отношениях с рав­ными себе, со сверхчеловеками. Его отличают высокие жизненные силы и во­ля к власти. Это сильная, волевая, развитая и красивая личность, возвышаю­щаяся над человеком, как тот возвышается над обезьяной. В представлениях Ницше о сверхчеловеке отразилась дарвинистская идея об эволюции биологи­ческих видов.

Непосредственное воздействие на современные концепции лидерства ока­зало творчество Г.Тарда (1843—1904). Он является одним из основоположни­ков теории социализации. Тард пытался доказать, что основным законом со­циальной жизни является подражание последователей лидеру. Большинство населения не способно к самостоятельному социальному творчеству. Единст­венным источником прогресса общества являются открытия, сделанные ини­циативными и оригинальными личностями.

В противоположность теориям, рассматривающим лидеров как локомо­тив истории, ее творческую силу, марксизм ограничивает возможности актив­ности политических лидеров исторической необходимостью и классовыми ин­тересами. Политический лидер выступает здесь наиболее способным, созна­тельным и умелым выразителем воли класса, т.е. играет по отношению к классу в общем-то вспомогательную, служебную роль. И если Маркс и Эн­гельс отмечали возможность обособления политических лидеров от представ­ляемого ими класса и предупреждали рабочих о необходимости обезопасить себя от своих собственных депутатов и чиновников, то в творчестве и в прак­тической политике Ленина и особенно Сталина эта идея постепенно была све­дена на нет и возобладала упрощенная схема соотношения масс и политиче­ских лидеров, изображенная Лениным. "Массы, — писал он, — делятся на классы; ..= классами руководят обычно... политические партии; ...политиче­ские партии в виде общего правила управляются более или менее устойчивы­ми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями" .

Свойственная ленинизму классовая одномерность общественного разви­тия и жесткий экономический детерминизм в объяснении политики не позво­ляют в полной мере отразить общечеловеческие начала политического лидер­ства, активность политических руководителей, в том числе и их способность навязывать массам, используя их иллюзии и доверчивость, тупиковые вари­анты общественных изменений, противоречащие интересам классов и всего народа. И в этом смысле убедительным опровержением ленинских представ­лений о роли политических лидеров явилась наша собственная история, мно­голетнее "плавание против течения", естественного хода развития человече­ской цивилизации к коммунистическому раю, на которое обрекли российский народ в первую очередь вожди революции. Опыт истории показал, что разви-

Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990. С. 286. 2

Ленин В.И. Поли. собр. соч. т. 41. С. 24.

14 - 4178

105

тие человечества многовариантно и что в нем нет жесткого экономического и классового детерминизма. Поэтому роль политических лидеров в истории до­статочно велика и она никак не укладывается в функции выражения и реали­зации классовых интересов.

Лидерство имеет более широкие, чем класс, объективные основы. Явле­ния, во многом схожие с лидерством, наблюдаются не только в обществе, но и в природе, в среде животных, ведущих коллективный стадный образ жиз­ни, например, в стадах обезьян или оленей, в волчьих стаях и т.д. Здесь всег­да выделяется наиболее сильная и обычно достаточно умная и решительная особь — вожак, руководящий стадом /стаей/ в соответствии с его неписаны­ми биологически запрограммированными законами.

Очевидно, что это явление (назовем его "протолидерство") основывается на определенных объективных потребностях сложно организованных систем. К ним относятся прежде всего потребность в самоорганизации, упорядочении поведения отдельных элементов системы в целях обеспечения ее жизненной и функциональной способности. Такая упорядоченность осуществляется через вер­тикальное (управление-подчинение) и горизонтальное (коррелятивные одноуров­невые связи) распределение функций и ролей, и прежде всего через выделение управленческой функции и осуществляющих ее структур, которые для своей эф­фективности требуют иерархической, пирамидальной организации. Вершиной та­кой управленческой пирамиды и выступает лидер (или протолидер).

Четкость выделения лидирующих позиций зависит от типа общности, составляющей систему, и ее взаимоотношений с окружающей средой. В сис­темах с низкой групповой интеграцией и высокой степенью автономии раз­личных уровней организации и свободы отдельных элементов функции лидера выражены слабо. По мере же усиления потребности системы и самих людей в сложно организованных коллективных действиях и осознания этих потребно­стей в форме коллективных целей, спецификация функций лидера и его структурное, институциональное обособление повышаются.

Процесс зарождения политического лидерства можно наблюдать на при­мере стихийно возникшего митинга. Он может начаться на базе спонтанно со­бравшейся толпы без участия политических лидеров. Однако в ходе такого митинга обычно появляются инициаторы, пытающиеся перевести эмоциональ­ный порыв в коллективные действия. Если это удается, то инициаторы стано­вятся зачинщиками, которые могут повести людей, скажем на штурм прави­тельственных учреждений. В том случае, если лежащие в основе преимущест­венно стихийных действий людей потребности и мотивы имеют для них до­статочно высокую личностную значимость и требуют систематических кол­лективных усилий, то в процессе их осуществления происходит устойчивое распределение функций и их институциализация, появляются лидирующие позиции и сами политические лидеры, т.е. возникают элементы политической организации. Примерно таким способом возникло после августовского 1991 г. путча в СССР движение защитников "Белого Дома" и конституировались его лидеры. Конечно, в реальной жизни процесс формирования политического лидерства более сложен и требует значительного времени.

Институциализация лидирующих позиций отражается в понятии фор­мального лидерства. Оно представляет собой приоритетное влияние опреде­ленного лица на членов организации, закрепленное в ее нормах и правилах и основывающееся на положении в общественной иерархии, месте в ролевых структурах.

Субъективная способность и готовность человека к выполнению роли ли­дера, а также признание за ним права на руководство со стороны членов

106

группы (организации, общества) характеризуется категорией неформального лидерства. В малых группах, основанных на непосредственных контактах их членов, институциализация лидирующих позиций может не происходить, здесь на первый план выдвигаются индивидуальные качества лидеров, их спо­собность объединить группу, повести ее за собой. В крупных же объединени­ях, эффективность коллективных действий которых требует четкой функцио­нально-ролевой дифференциации и специализации, а также оперативности уп­равления и жесткости подчинения (например, в армии), институциализация и формализация (официальное закрепление) лидирующих позиций, наделение их сравнительно большими властными полномочиями обязательны. Именно к такому типу объединений и деятельности относится политика. В ней действу­ют огромные массы людей, ставящие перед собой вполне определенные, ясно осознанные цели и испытывающие непрерывное противодействие со стороны политических оппонентов. В силу таких особенностей политики институциа­лизация и формализация лидирующих позиций проявляются в ней особенно отчетливо. Это придает, формальным аспектам политического лидерства осо­бое, приоритетное значение. В политике выполнение потребностей социаль­ной системы и ее подсистем в самоорганизации и упорядочении деятельности масс людей зависит не столько от индивидуальных качеств лидеров (хотя это тоже очень важно), сколько от силы и влияния институтов власти. Учет этих особенностей политического лидерства необходим при определе­нии его понятия.

В современном обществоведении существует несколько подходов к опре­делению политического лидерства. Можно выделить следующие из них:

1. Определение лидерства как влияния на других людей. "Лидерство, — пишет Л.Эдингер, — это влияние, авторитет, власть и контроль над други­ми". Однако не любое влияние обеспечивает лидерство. Для него характерны по меньшей мере три особенности: во-первых, чтобы влияние было постоян­ным. К политическим лидерам нельзя причислять людей, оказавших хотя и большое, но разовое воздействие на политический процесс, историю страны. Так, например, Ли Освальд, официально признанный убийцей американского президента Джона Кеннеди, своим поступком оказал существенное влияние на последующее политическое развитие Америки, а частично и всего мира. Однако было бы нелепо вследствие этого считать его политическим лидером. Во-вторых, руководящее воздействие лидера должно осуществляться на всю группу, организацию, общество. Известно, что внутри любого крупного объе­динения существуют несколько или даже множество центров локального вли­яния. Причем постоянному влиянию со стороны членов группы подвергается и сам лидер. Особенностью политического лидера является широта влияния, его распространение на все объединение. В-третьих, политического лидера от­личает явный приоритет во влиянии. Отношениям лидера и последователей присуще неравенство во взаимодействии, однозначная направленность воздей­ствия от лидера к членам группы.

Итак, в рамках первого подхода политическое лидерство можно опреде­лить как постоянное приоритетное влияние со стороны определенного лица на все общество, организацию или группу.

2. Лидерство — это управленческий статус, социальная позиция, связан­ная с принятием властных решений, это руководящая должность. Такая ин­терпретация лидерства вытекает из структурно-функционального подхода, предполагающего рассмотрение общества как сложной, иерархически органи­зованной системы социальных позиций и ролей. Занятие в этой системе пози­ций, связанных с выполнением управленческих функций /ролей/ и дает чело-

107

веку статус лидера. Иными словами, как отмечает Л.Даунтон, лидерство — это "положение в обществе, которое характеризуется способностью занимаю­щего его лица направлять и организовывать коллективное поведение некото­рых или всех его членов".

3. Политическое лидерство — это особого рода предпринимательство, осуществляемое на политическом рынке, при котором политические предпри­ ниматели в конкурентной борьбе обменивают свои программы решения обще­ ственных задач и предполагаемые способы их реализации на руководящие должности (Дж.Опенгеймер, Н.Фролих и др.). При этом специфика политиче­ ского предпринимательства состоит в персонализации "политического това­ ра", его отождествлении с личностью потенциального лидера, а также в ре­ кламировании этого товара как "общего блага".

Такая интерпретация политического лидерства вполне возможна. Однако она применима главным образом лишь к демократическим организациям: го­сударствам, партиям и т.д.

4. Политический лидер — это символ общности и образец политического поведения группы, способный реализовать ее интересы с помощью власти. Эту точку зрения изложили российские авторы В.Амелин и, частично, Э.Ба­ талов. Они отличают политическое лидерство от политического руководства, которое "в отличие от лидерства предполагает достаточно жесткую и форма­ лизованную систему отношений господства-подчинения" . Б.И.Коваль и М.В Ильин, напротив, утверждают, что лидерство "строится на базе руководящей функции", однако и они пытаются особо подчеркнуть первостепенную значи­ мость субъективных качеств политического лидера, утверждают, что лидерст­ во создается стихийно, самим народом .

Данная позиция в трактовке политического лидерства по существу идет в разрез со всей традицией понимания этого явления в социологии и полит­ологии. Думается, что она связана, с многолетней оторванностью нашего об-ществознания от мировой социально-политической мысли, и в частности с уз­ким, преимущественно психологическим, пониманием этого феномена как не­формального ^лидерства, субъективного оправдания ожиданий (экспектаций) последователей, связанного с определенными индивидуальными способностя­ми. Применительно к социологическому и политологическому анализу пол­итического лидерства с этой точкой зрения никак нельзя согласиться из-за ее односторонности, недооценки ведущей роли формально-должностного статуса в выполнении функций лидерства, особенно лидерства политического, связан­ного с воздействием на большое количество людей.

В современном обществе, не опираясь на организацию, ьа средства мас­совой информации, даже личность, обладающая выдающимися способностя­ми, не сможет стать политическим лидером. Как писал в "Лженероне" Л.Фейхтвангер, "власть даже пустого человека наполняет содержанием". И в этом смысле, даже находясь в полу вменяемом состоянии, такие советские ру­ководители, как Л.И.Брежнев и К.У.Черненко, объективно выполняли роль политических лидеров. Именно от них непосредственно зависело принятие важнейших политических решений.

Как уже отмечалось, понятие политического лидерства имеет два аспек­та: формально-должностной статус, связанный с обладанием властью, и субъ-

Амелин В. От диктата бюрократии к политическому рынку // Общественные науки. 1990. № 1. С. 97.

о

Ильин М.В., Коваль Б.И. Личность в политике: Кто играет короля? // Полис. 1991. № 6. С. 138.

108

ективную деятельность по выполнению возложенной социальной роли. При­чем первый аспект имеет ключевое значение для оценки личности как пол­итического лидера. Второй же аспект — личностные качества и реальное по­ведение на занимаемом посту — определяет главным образом лишь получение и сохранение властной должности, а также служит для оценки лидера как ре­зультативного или нерезультативного, "хорошего" или "плохого" руководите­ля. Учитывая все это, отделение политического лидерства от его институцио­нально закрепленного руководящего статуса, наделенного властными полно­мочиями, представляется неправомерным.

2. Лидерство присуще различным формам социально-политической орга­низации. Что же непосредственно лежит в его основе? Какова природа этого феномена? Почему одни люди становятся лидерами, а другие довольствуются ролью исполнителей воли лидера?

На этот счет в современной политологии несколько теорий. Прежде все­го это теория черт. Она создавалась на основе выявления качеств, присущих идеальным лидерам — героям. Суть этой теории состоит в объяснении фено­мена лидерства выдающимися качествами личности. Как пишет один из вид­ных представителей теории черт Э.Богардус, "превосходящие интеллектуаль­ные дарования доставляют личности выдающееся положение, рано или позд­но приводящее к лидерству". Среди черт, присущих политическому лидеру, обычно называют острый ум, твердую волю, кипучую энергию, незаурядные организаторские способности, умение нравиться людям и, особенно, готов­ность брать на себя ответственность и компетентность. К обязательным каче­ствам современных политических лидеров в демократических странах все ча­ще добавляют фотогеничность, внешнюю привлекательность, ораторские спо­собности и др.

Для проверки теории черт были проведены обширные конкретные иссле­дования. Они в значительной мере опровергли эту теорию, т.к. оказалось, что при детальном анализе индивидуальные качества лидера почти в точности совпадают с полным набором психологических и социальных признаков лич­ности вообще. Кроме того, в некоторых сферах деятельности, прежде всего в Области предпринимательства, высокие интеллектуальные и моральные каче­ства являются скорее препятствием для занятия лидирующих позиций, чем условием успеха. На протяжении многих лет, а часто и всей жизни многие выдающиеся способности людей оказываются невостребованными, не находят применения.

Все это вовсе не означает полного отрицания теории черт. Очевидно, что для занятия лидирующих позиций в условиях политической конкуренции действительно нужны определенные психологические и социальные качества. Однако их набор значительно варьирует в зависимости от исторических эпох и особенностей конкретных государств мира. Даже в наши дни личностные качества, дающие шансы на политический успех, существенно отличаются, например в Швеции, Афганистане, Корее, Эфиопии и т.д. К тому же во мно­гих, главным образом недемократических государствах, политическими лиде­рами часто становятся заурядные, серые личности, не обладающие яркой ин­дивидуальностью .

Учет всего этого породил вторую волну теории черт, или ее факторно-аналитическую концепцию. Она различает чисто индивидуальные качества лидера и характерные для него черты поведения, связанные с достижением определенных политических целей. Между этими двумя группами свойств ли­дера могут быть существенные различия. Их можно проиллюстрировать на

109

примере Ленина. Его индивидуальные черты, проявляющиеся в отношениях с близким окружением, никак не выказывали в нем жестокого деспота, жажду­щего насилия и равнодушного к страданиям людей. Однако его упорство и да­же одержимость в стремлении к достижению утопической по своей сути цели коренного переустройства общества на коммунистических началах сделали из него диктатора, отрицающего общечеловеческие нормы морали и не останав­ливающегося ни перед какими преступлениями /вспомним хотя бы его прика­зы о массовых расстрелах ни в чем не повинных людей — заложников/ ради удержания большевиками власти.

Факторно-аналитическая концепция вводит в теорию лидерства понятие целей и задач, связанных с определенной ситуацией. В результате взаимодей­ствия индивидуальных качеств лидера и стоящих перед ним целей вырабаты­вается стиль его поведения (стиль лидерства), составляющий его "вторую при­роду". Стиль и целевая ориентация лидера несут на себе отпечаток конкрет­ных социальных обстоятельств.

Идею зависимости лидерства от определенных социальных условий раз­вивает и обосновывает его ситуационная концепция (В.Дилл, Т.Хилтон, А.Голднер и др.). Она исходит из относительности, флюидности и множест­венности феномена лидерства. Лидер — функция определенной ситуации. Именно сложившиеся конкретные обстоятельства определяют отбор полити­ческого лидера и детерминируют его поведение, принимаемые им решения. Так, например, ситуация в исламском Иране неизбежно отвергнет политиков европейского или американского склада типа Дж.Буша или Ф.Миттерана. Точно так же и религиозный лидер-пророк не сумеет проявить себя на пол­итической арене Запада. Очевидно, что требования к лидеру значительно раз­личаются и в зависимости от того, находится ли данное государство в состоя­нии кризиса или же развивается стабильно.

С точки зрения ситуационного подхода лидерские качества релятивны, относительны. Один человек может проявить черты лидера на митинге, дру­гой — в повседневной политико-организационной работе, третий — в межлич­ностном общении и т.п. В целом же лидеров отличают главным образом го­товность взять на себя ответственность за решение той или иной задачи, а также компетентность.

Ситуационная теория не отрицает важную роль индивидуальных качеств личности, однако не абсолютизирует их, отдает приоритет в объяснении при­роды политического лидерства требованиям объективных обстоятельств. На основе этой концепции, подтверждаемой эмпирическими исследованиями, ряд ученых (Э.Фромм, Д.Рисмэн и др.) пришли к выводу, что в современном за­падном обществе большие шансы на успех имеет беспринципный человек, ориентирующийся на политическую конъюнктуру. Однако такие выводы, как и ситуационная теория в целом, подтверждаются далеко не полностью. Огра­ниченность этой теории состоит в том, что она недостаточно отражает актив­ность лидера, его способность переломить ситуацию, раньше других заметить новые, прогрессивные тенденции и возможности использовать их, заблаговре­менно решить острые социально-политические проблемы.

Уточнением, развитием и качественным обогащением ситуационной кон­цепции явилась теория, объясняющая феномен лидера через его последовате­лей и конституентов. "Именно последователь, — утверждает Ф.Стэнфорд, — воспринимает лидера, воспринимает ситуацию и в конечном счете принимает или отвергает лидерство".

Достоинством такого подхода к лидерству является рассмотрение его как особого рода отношений между руководителем и его конституентами, вы-

110

ступающих в виде цепочки взаимосвязанных звеньев: конституенты — после­дователи — активисты — лидер. Лидер и его конституенты составляют еди­ную систему. В современной политологии круг конституентов лидера понима­ется достаточно широко. В него включаются не только политические активи­сты и все достаточно четко определившиеся приверженцы (последователи) ли­дера, но и его избиратели, а также все те, кто взаимодействует с ним, оказы­вает на него влияние. Анализ конституентов во многом позволяет понять и предсказать политическое поведение лидера, предвидеть принимаемые им ре­шения.

В формировании и функционировании отношений "лидер — конституен­ты" особенно велика роль политических активистов. Именно они достаточно компетентно оценивают его личные качества и возможности, организуют кам­пании в его поддержку, выступают "приводным ремнем", связывающим его с массами, т.е. "делают" лидера.

Через конституентов проявляется воздействие на политику господствую­щей политической культуры, и прежде всего ценностных ориентации, пол­итических экспектаций и настроений избирателей. В демократическом госу­дарстве претенденты на лидирующие должности могут рассчитывать на успех лишь в случае совпадения их имиджа с ожиданиями большинства народа. Это наглядно проявилось на выборах первого президента России Б.Н.Ельцина.

В условиях глубокого разочарования российского населения различного рода привлекательными обещаниями, столь изобилующими в коммунистиче­скую эпоху, большинство людей строило свой политический выбор не на про­граммах кандидатов, а на оценке их личных, и прежде всего нравственных качеств, а также их отношения к достаточно непопулярной номенклатурной элите. Смелой критикой партийного руководства, решительным отказом от номенклатурных привилегий, активными действиями против коррумпирован­ных партийно-государственных бюрократов, вниманием к простым людям Ельцин сумел создать у многих людей образ смелого, честного, справедливого и решительного человека, что в конечном счете и предопределило его победу на выборах.

Имея немалые достоинства, трактовка лидера как выразителя интересов и экспектаций конституентов /последователей/, как и его ситуационная ин­терпретация, плохо работает при объяснении инноваций, самостоятельности и активности лидера. История свидетельствует, что некоторые весьма важные действия руководителей идут в разрез с интересами и ожиданиями привед­ших их к власти социальных слоев и сторонников. Так было, например, в России, когда в Октябре 1917 г. большевики, используя популярные общеде­мократические лозунги: "Мир — народам", "Земля — крестьянам", "Фабрики — рабочим", "Власть — Советам", добились политического лидерства, а затем, быстро забыв о своих обещаниях, превратили собственных конституентов в объект огромного и чудовищного социального эксперимента.

Об ограниченности интерпретаций политического лидерства как выраже­ния интересов и требований последователей свидетельствует и деятельность Сталина, который примерно за полтора десятилетия своего господства почти полностью уничтожил большевиков, ранее приведших его к власти, а заодно и свыше половины членов собственной партии.

Эти и многие другие факторы свидетельствуют, что взаимодействие ли­дера и его конституентов следует рассматривать как обоюдонаправленное, с двусторонним движением. Причем, лидеры могут в значительной мере менять свою социальную опору. Самостоятельность лидера по отношению к конститу-ентам прямо зависит от характера политического строя, от степени концент-

111

рации власти в руках руководителя и от политической культуры общества в целом. Наибольшие возможности для субъективистской и волюнтаристской политики имеют лидеры в авторитарных и тоталитарных политических систе­мах, где они могут порою поставить под угрозу существование всей нации. Так действовали и А.Гитлер и С.Хусейн, а в определенной мере и Ф.Кастро, провозглашая лозунг "Социализм или смерть".

Природа политического лидерства достаточно сложна и не поддается од­нозначной интерпретации. Пояснить его субъективные механизмы помогают психологические концепции, и в частности психоаналитическое объяснение лидерства. Как считает основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд, в ос­нове лидерства лежит подавленное либидо — преимущественно бессознатель­ное влечение сексуального характера. В процессе сублимации оно проявляет­ся в стремлении к творчеству, и в том числе к лидерству. У многих людей об­ладание руководящими позициями выполняет субъективно-компенсаторные функции, позволяет подавлять или преодолевать различного рода комплексы, чувство неполноценности и т.п. Определенные психологические потребности отражает и подчинение лидеру. Субъективное принятие лидерства закладыва­ется еще в детстве, когда ребенок нуждается в покровительстве и авторитете родителей. И в этом смысле авторитет руководителя государства подобен ав­торитету отца семейства.

Заметный вклад в развитие психоанализа внесли ученые Франкфуртской школы Э.Фромм, Т.Адорно и др. Они выявили тип личности, предрасполо­женный к авторитаризму и стремящийся к власти. Такая личность формиру­ется в нездоровых общественных условиях, порождающих массовые фрустра­ции и неврозы и стремление человека убежать от всего этого в сферу господ­ства или подчинения. Для авторитарной личности власть является психологи­ческой потребностью, позволяющей избавиться от собственных комплексов посредством навязывания своей воли другим людям. Обладание безграничной властью над другими, их полное подчинение доставляет такому человеку осо­бое наслаждение. Оно является формой своеобразного садизма. Одновременно авторитарная личность имеет и мазохистские черты, поскольку при столкно­вении с превосходящей силой она восхищается и поклоняется ей. Слабость же других вызывает у нее презрение и желание унизить их.

Такой тип поведения в психологическом смысле является проявлением не силы, а слабости. Авторитарная личность, не имея подлинной силы, пыта­ется убедить себя в обладании ею с помощью господства над другими. Такая личность иррациональна, склонна к мистике, руководствуется в первую оче­редь эмоциями и не терпит равенства и демократии. Она воспринимает всех других людей, мир в целом сквозь призму отношений силы-слабости, садома­зохизма.

Эмпирические исследования, проведенные Адорно и другими учеными, подтвердили реальное существование авторитарного типа личности, выявили ее некоторые новые черты. В целом же это направление психоанализа значи­тельно расширило представления о психологических мотивациях стремления к лидерству, хотя оно, конечно же, не исчерпывает все типы таких мотива­ций. Существуют и некоторые другие типы психологического отношения к лидерству, например, игровой, инструментальный и т.д.

Совокупность различных интерпретаций политического лидерства позво­ляет увидеть его разнообразные стороны, аспекты, однако еще не дает целост­ной картины этого феномена. Попытку решить эту задачу, осуществить комп­лексное исследование лидерства представляет собой его интерактивный ана­лиз. Он учитывает четыре главных момента лидерства: черты лидера; задачи,

112

которые он призван выполнять; его последователей и конституентов; систему их взаимодействия, механизм взаимоотношения лидера и его конституентов. И все же создать единую универсальную концепцию лидерства, по всей верот ятности, невозможно, поскольку само это явление чрезвычайно многообразно по своему проявлению и функциям, зависит от исторических эпох, типов политиче­ских систем, особенностей лидеров и их конституентов и других факторов.

3. Богатство понятия лидерства отражается в его типологии. Существу­ют разнообразные классификации лидерства. Прежде всего в зависимости от отношения руководителя к подчиненным оно делится на авторитарное и де­мократическое. Авторитарное лидерство предполагает единоличное направля­ющее воздействие, основанное на угрозе санкций, применения силы. Демок­ратическое лидерство выражается в учете руководителем интересов и мнений всех членов группы или организации, в их участии в управлении.

Одна из наиболее распространенных типологий лидерства восходит к учению М.Вебера о способах лигитимации власти. В соответствии с этими способами лидеров подразделяют на традиционных (вожди племен, монархи т.п.) — их авторитет основан на обычае, традиции; рационально-легальных, или рутинных — это лидеры, избранные демократическим путем; и харизма­тических, наделенных, по мнению масс, особой благодатью, выдающимися качествами, способностями к руководству. Харизма складывается из реаль­ных способностей лидера и тех качеств, которыми его наделяют последовате­ли. При этом индивидуальные качества лидера нередко играют второстепен­ную роль в формировании его харизмы. Харизматическими лидерами были, например, Ленин, Сталин, Ким Ир Сен, Ф.Кастро и др.

Данная классификация лидерства достаточно проста и удобна, хотя, как и любая другая классификация, ограничена по своему применению. В основе первого типа лидерства лежит привычка, второго — разум, третьего — вера и эмоции. Основоположник этой классификации Вебер особое внимание уделял анализу харизматического лидерства. Он оценивал лидера этого типа как важнейшего двигателя, генератора революционного обновления общества в кризисные периоды, поскольку харизматический вождь и его авторитет не связаны с прошлым, способны мобилизовать массы на решение задач социаль­ного обновления. В относительно же спокойные периоды развития для обще­ства предпочтительнее рационально-легальное лидерство, оберегающее исто­рические традиции и осуществляющее необходимые реформы. В целом же в истории многих государств наблюдается определенная последовательность в смене типов политического лидерства. Вождь-основатель (харизматик) сменя­ется традиционным лидером-охранителем, который, в свою очередь, уступает место реформатору-законодателю.

В современной политологии нередко используют четыре собирательных образа лидера: знаменосца, или великого человека, служителя, торговца и пожарного. Лидера-знаменосца отличает собственное видение действительно­сти, привлекательный идеал, "мечта", способная увлечь массы. Яркими пред­ставителями такого типа лидерства были Ленин, Мартин Лютер Кинг, Хомей-ни и др. Лидер-служитель всегда стремится выступать в роли выразителя ин­тересов своих приверженцев и избирателей в целом, ориентируется на их мнение и действует от их имени. Для лидера-торговца характерна способность ■привлекательно приподнести свои идеи и планы, убедить граждан в их пре­имуществе, заставить "купить" эти идеи, а также привлечь массы к их осуще­ствлению. И, наконец, лидер-пожарный ориентируется на самые актуальные общественные проблемы, насущные требования момента. Его действия опре-

15 - 4178

113

деляются конкретной ситуацией. В реальной жизни эти четыре образа лидер­ства обычно не встречаются в чистом виде, а сочетаются у политических дея­телей в различных пропорциях.

Имеются и другие классификации лидерства. Так, политические деятели делятся на правящих и оппозиционных; крупных и мелких; кризисных и ру­тинных; пролетарских, буржуазных, мелкобуржуазных и т.п. (марксизм).

Разнообразие типов лидеров во многом объясняется богатством направ­лений их деятельности, широким кругом решаемых задач. Эти задачи прямо зависят от конкретной ситуации, в которой осуществляется лидерство. Они возникают на базе определенных потребностей и экспектаций общества, соци­альных групп и организаций. Осознание таких потребностей проявляется в форме задачи. В этом аспекте функции лидера обычно сводятся к своевремен­ному учету общих потребностей, четкой формулировке целей, взятию на себя ответственности за их реализацию, организации масс на ее осуществление. Это достаточно формальные функции, характеризующие основные этапы (ста­дии) осуществления социальной роли лидера. Что же касается характеристи­ки функций лидера с точки зрения их содержания, то к ним можно отнести следующие:

1. Интеграция общества, объединение масс. Лидер призван воплощать в себе и представлять во взаимоотношениях с другими государствами нацио­ нальное единство, объединять граждан вокруг общих целей и ценностей, по­ давать пример служения народу, государству, отечеству.

2. Нахождение и принятие оптимальных политических решений. И хотя лидеры не застрахованы от ошибок, часто действуют не лучшим образом, все же именно способностью найти наиболее приемлемые пути решения об­ щественных задач обычно оправдывается их пребывание на руководящих постах.

3. Социальный арбитраж и патронаж, защита масс от беззакония, само­ управства бюрократии, дворянства и т.п., поддержание порядка и законности с помощью контроля, поощрения и наказания. Эта функция достаточно де­ тально обоснована в концепции плебисцитарной вождистской демократии М.Вебера. Хотя социальный патронаж на деле реализуется далеко не всегда, вера в "хорошего царя", "отца народов", покровителя слабых и т.п. до сих пор широко распространена не только в массовом сознании государств с па­ терналистской, патриархальной политической культурой, но и в странах с ве­ ковыми демократическими традициями.

4. Коммуникация власти и масс, упрочения каналов политической и эмоциональной связи и тем самым предотвращения отчуждения граждан от политического руководства. В условиях сложной, многоступенчатой иерархии власти, ее бюрократизации эта функция особенно значима. С помощью СМИ, и прежде всего телевидения, а также в ходе встреч с избирателями и других мероприятий президенты и иные политические руководители имеют достаточ­ но широкие возможности непосредственного общения с народом.

5. Инициирование обновления, генерирование оптимиза и социальной энергии, мобилизация масс на реализацию политических целей. Строго гово­ ря, в этой группе объединены несколько близких по своей направленности функций. Лидер призван охранять народные традиции, своевременно заме­ чать ростки нового, обеспечивать прогресс общества, вселять в массы веру в общественные идеалы и ценности. В большей мере выполнение этих функций присуще харизматическим лидерам, однако не только им. Так например, до­ статочно успешно справился с задачей преодоления вьетнамского синдрома, национального пессимизма и апатии американский президент Р.Рейган.

114

6. Легитимация строя. Эта функция присуща главным образом лидерам в тоталитарных обществах. Когда политический режим не может найти свое­го оправдания в исторических традициях и демократических процедурах, то он вынужден искать его в особых качествах харизматических лидеров, кото­рые наделяются необыкновенными, пророческими способностями и в большей или меньшей мере обожествляются. Так было и в нашей стране, когда боль­шевистская власть, безжалостно разрушая многоврковые традиции, узакони­вала свои действия гипертрофированным авторитетом Маркса, Ленина и Ста­лина, наделяя их чертами земных божеств

Культ личности — крайняя, максимально завышенная оценка функций и роли политического лидера в истории. Он выступает закономерным следст­вием и одной из предпосылок тоталитарного строя, хотя встречается и в авто­ритарных, а частично и в демократических государствах. В наши дня яркими проявлениями тоталитарного культа личности являются культ Ким Ир Сена и Чей Ира в Корее и Фиделя Кастро на Кубе.

Культ политических руководителей закономерно вытекает из тоталитар­ной сакрализации власти. По своей сути он — воскрешение языческого идо­лопоклонничества и, в частности, таких его атрибутов, как памятники, мав­золеи, мемориальные комплексы, сложные религиозно-политические ритуалы и т.п. Идейные истоки культа лежат в тоталитарной идеологии, ее претензии на монопольное обладание истиной, универсальную, всеобщую значимость. "Отцы" такой единственно верной идеологии наделяются качествами проро­ков и ясновидцев.

Благоприятной субъективной питательной средой культа личности явля­ются патриархальная и подданическая политические культуры, которые исхо­дят из веры в хорошего царя или руководителя, из принятия жесткой иерар­хической организации общества. Однако важнейшей непосредственной причи­ной культа является огромная концентрация политической, экономической и социальной власти в руках политического лидера, а также тотальная личная зависимость всех нижестоящих не от результатов своего труда, а от благо­склонности начальства. В тоталитарном обществе сфера такой зависимости по существу ничем не ограничена. Это и поступление на работу, и служебно-дол-жностной рост, и повышение заработной платы, и получение жилья, премий и других социальных благ, и различного рода санкции к непослушным. Отра­жаясь в массовом сознании, все это, сочетаемое с систематической идеологи­ческой обработкой, порождает у населения веру во всемогущество руководи­теля, страх перед ним, рабскую покорность и угодничество. Тяжелое насле­дие такого отношения к политическому лидерству до сих пор сохраняется в массовой психологии российского общества и особенно в некоторых государ­ствах Востока.

Социальная значимость политического лидера прямо зависит от уровня политической культуры и активности масс. Преобладание активистской пол­итической культуры, существование устойчивых демократических традиций, наличие неконтролируемого государством гражданского общества и политиче­ской оппозиции сужают возможности для некомпетентного лидерства, раз­личного рода волюнтаризма, злоупотреблений властью и вместе с тем создают благоприятную почву для проявления в политике индивидуальных способно­стей и дарований. Поэтому совершенствование системы отбора лидеров и по­вышение демократической политической ангажированности масс — это два важнейших условия эффективного политического руководства обществом.

115

_I

Лекция 10.

ГОСУДАРСТВО КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

ВОПРОСЫ:

1. Эволюция представлений о государстве.

2. Истоки государства.

3. Сущность и типы государства.

4. Тенденции в развитии современного государства.

1. Для политической науки государство традиционно было исходным пунктом и эпицентром мысли. Длительное время отсутствовало содержатель­ное и терминологическое разграничение понятий общества и государства. Один из первых шагов к их разграничению был сделан Н.Макиавелли, кото­рый ввел специальный термин stato для обозначения государства. Основатель­ное теоретическое разграничение гражданского общества и государства впер­вые провел Гегель, отдав безусловный приоритет последнему. Традиция отож­дествления общества и государства сохраняется и поныне, но уже не в теоре­тическом, а в обыденном сознании. Часто термин государство используется в одном смысле с такими понятиями как страна, нация, отчизна, общество. На­пример, российское и американское государства.

В развитии теоретических представлений о государстве всегда соседство­вали и противоборствовали этатистская и антиэтатистская линии. Первая от­личается положительным отношением к государству, признанием его обще­ственной пользы, вторая — государственным негативизмом, рассмотрением государства как социального и нравственного зла.

Вплоть до XVIII века преобладала первая тенденция, связывавшая цели государства с усилением государственного же могущества. Даже забота о бла­ге подданных, торжестве справедливости и гумманности обосновывались необ­ходимостью укрепления государственной власти. По отношению к гражданам государство наделялось исключительно правами. Не была признана и развита идея обязанностей государства перед гражданами, ответственности перед ни­ми, так же как и идея контроля общества над государством.

Теоретические суждения о правах граждан по отношению к государству, свободы личности от государственного регулирования были развиты только в XVIII в. и приобрели форму требований ограничения государственной власти. Это были требования свободы веры, а точнее неверия (В.Пени), свободы рас-

116

поряжения собственностью и личностью (Монтескье), участия в создании го­сударства (Руссо, Кондорсе), свободной торговли и промышленной деятельно­сти (А.Смит), права на сопротивление власти — легальное, ненасильственное (И.Кант) и революционное, мятежное (И.Фихте) . Дж.Локк выдвинул требо­вание к государству, которое должно защищать свободу веры, слова, собст­венности.

Наряду с этатистской традицией существовало и воззрение на государст­во как на деспотическую, угнетающую силу, ограничивающую свободу и со­действующую рабству. Так, Св. Августин считал, что земной град должен быть преодолен ради града божьего, царства небесного, в котором "пройдет неправда, упразднится всякое начальствование и власть человеческая".

Эта идея органически присуща социализму. Томас Мор в "Утопии" ут­верждал, что "все остальные правительства, которые я вижу или знаю, — это заговор богатых... чтобы можно было заставить бедняков трудиться за самую низкую плату и угнетать их как угодно". У.Годвин также считает, что "пра­вительство есть зло, узурпация права на личное мнение, на индивидуальное человеческое сознание". Выдающийся французский мыслитель Сен-Симон критически оценивает государство, в котором "невежество, суеверие, лень и страсть к разорительным удовольствиям составляют удел главарей общества, а способные, бережливые, трудовые люди подчинены им и используются в ка­честве орудий" . Приемлемым, с его точки зрения является управление, а не политика, управление вещами, а не людьми.

Дальнейшее развитие эта линия получила у Маркса, который считал го­сударство аппаратом насилия, создавемым и используемым эксплуататор­ским, экономически господствующим классом для охраны и закрепления сво­его господства. В принципе мысль Маркса о том, что государство не может быть социально нейтральным, что оно всегда обслуживает и защищает опре­деленные социальные интересы, абсолютно справедлива. Как свидетельствует исторический опыт, государство не может одинаковым образом удовлетворять потребности всех социальных групп. Соответственно и сами эти группы ока­зывают неодинаковое воздействие на государственные решения. Однако, нам представляется, что в марксизме была преувеличена служебная, инструмен­тальная роль государства, которое по Марксу находится на службе определен­ного класса. При этом была недооценена самостоятельность государства, его ориентация на выполнение общих дел, о чем сам Маркс говорит лишь мель­ком, называя эту задачу — "служение общему благу" — фикцией, прикрыти­ем классовой сущности государства. Была явно преувеличена роль насилия в осуществлении государственной власти и недооценены другие средства, ис­пользуемые государством — убеждение, стимулирование, воодушевление, ин­формирование и пр.

Предельно завершенная антигосударственная позиция была сформирова­на анархистами, которые считали необходимым ликвидацию государства и пе­реход к безгосударственному обществу сразу же после социалистической ре­волюции. В отличие от них Маркс, а за ним и Ленин, признавали необходи­мым сохранение государства диктатуры пролетариата на переходный период к коммунизму. С позицией как марксистов, так и анархистов, расходилась точ­ка зрения социал-демократов. Они выступали против идеи слома старой госу­дарственной машины, считая возможным постепенный ее захват и поел еду ю-

Мишель Анри. Идея государства. М.: 1909. С. 37-88. ² Сен-Симон. Избр. соч. — М.~ Л.: 1968. Т. 1. С. 434.

117

щее использование в целях рабочего класса, всего общества. История проде­монстрировала правоту именно этих взглядов, доказав преимущества эволю­ционного пути реформирования общества и государства, выявив значитель­ный потенциал государства в решении общих задач.

Исследования государства в политической науке основываются на раз­личных подходах. Одним из широко распространенных является норматив­ный подход, интерпретирующий государство как совокупность норм, регули­рующих поведение, социальные и политические отношения (Г.Кельзен). Зна­чительной масштабностью отличается институциональный подход, особенно распространенный во французской политологии (Ж.Бюрдо, М.Дюверже и др.). Государство при этом истолковывается как воплощение власти, как ее институт, имеющий сложную социально-политическую природу и существую­щий в форме централизованной, иерархической структуры. Сторонники этого подхода полагают, что государство как централизованная структура, отсутст­вовало в раздробленную феодальную эпоху и возникло только на исходе сред­невековья в XVI веке.

Весьма основательные корни имеет социологический подход к исследо­ванию государства. Еще Аристотель истолковывал государство как социально дифференцированное общество. Его теоретические выводы базируются на бес­прецедентном анализе 150 современных ему полисов-государств. Им была сформулирована идея идеального государства (политии), опирающегося на средний класс, наиболее умеренный в своих требованиях. Им дана также характеристика закономерностей развития государства, перехода из одной формы в другую, сделан анализ различных типов государственных перево­ротов.

Особой разновидностью социологического подхода к государству являет­ся марксизм. Маркс соотнес государство с другими сферами общества — соци­ально-классовой структурой, с экономическими процессами. Сильная сторона этого подхода — историзм, постановка государства в исторический контекст, рассмотрение его развития как цепи последовательно сменяющих друг друга исторических форм. В то же время прогрессистская методология историко-политического развития приводила к апологетической ориентации политиче­ской истории, к провозглашению социалистического государства высшим ти­пом государственности, государством всего народа, вершиной демократии.

С конца прошлого века стало утверждаться социологическое понимание государства как определенным образом организованного населения, как един­ства совместных действий (Г.Еллинек, Л.Дюги и др.). Дальнейшее развитие социологический подход получил в американской политической социологии, ориентированной прежде всего на изучение динамики государства, процессов его функционирования и ставящей государство в более широкий социальный и политический контекст. Внимание американских исследователей сфокуси­ровалось главным образом на социальной среде политических институтов — группах давления, электоральном поведении и т.п. В отличие от них западно­европейские политологи (М.Вебер, Р.Михельс и их западногерманские после­дователи) сконцентрировались на теоретическом осмыслении олигархических и бюрократических тенденций в развитии политических институтов, и в том числе государства.

2. Кажущийся архаичным вопрос об истоках государства, факторах, влияющих на его возникновение и развитие, имеет для политологии сущест­венное значение. В мировой политической мысли по этому поводу высказы­вался целый ряд оригинальных идей.

118

Теократические концепции связывают происхождение государства с божьим установлением. Патриархальная теория (основатель английской пол­итический мыслитель XVIII века Роберт Фильмер) предполагает возникнове­ние государственной власти как власти опекунской-, отеческой в результате соединения родов в племена, племен в большие общности, влоть до государст­ва. Договорная концепция, развитая Гротеусом, Гоббсом, Локком и Руссо, выводит государство из соглашения между правителем и подданными, заклю­чаемого в целях обеспечения порядка и организации общественной жизни. Весьма ярко этот момент выразился в соглашениях, которые заключались между населением древнерусских городов-республик и приглашаемыми на власть князьями. Кстати, они отстранялись при нарушении ими соглашений и в случаях недовольства населения их правлением. В XIX веке распространи­лась теория завоевания (основатель Л.Гумплович), объясняющая возникновение государства завоеванием одних групп другими. Психологическая теория находит корни государства в идее, рожденной человеческим гением (Ж.Бюрдо).

Особый характер имеет социально-экономическая концепция происхож­дения государства. Наиболее ранняя ее разновидность — взгляды Платона, увидевшего истоки государства в разделении труда, в обособлении деятельно­сти по руководству обществом. Наиболее развитый вид эти идеи приобрели в марксизме. По мнению Маркса, государство возникает вследствие развития производства, социальной и имущественной дифференциации, общественного разделения труда, раздела общества на классы как сила, обеспечивающая политическое господство экономически господствующему классу.

Логическим следствием этой идеи является тезис об отмирании государ­ства в связи со становлением бесклассового общества. Впрочем, эта идея вы­сказывалась и до Маркса. Так, Сен-Симон считал, что на позитивной, индуст­риальной стадии развития должно произойти преобразование государства из средства управления людьми в средство управления вещами. Современный германский политолог Н.Луман реанимирует идею отмирания государства, обосновывая это тем, что общество становится самоуправляющимся в связи с введением всеобщего избирательного права. Суждение об отмирании государ­ства, независимо от способа обоснования — классовым фактором, (Маркс) развитием науки и индустрии (Сен-Симон) или становлением самоуправления (Н.Луман) — все же является гипотезой. История двадцатого века не дает оп­тимистических оснований надеяться на отмирание государства. Наоборот, вез­де наблюдается развитие и укрепление позиций государства в обществе, все большая дифференциация и приумножение его функций.

Значительный вклад в объяснение процессов возникновения государства внесла возникшая в середине XX века новая политическая наука — политиче­ская антропология (Г.Классен, М.Фрид, М.Салинз и др.). Она изучает станов­ление механизмов власти, происхождение государства на огромном эмпириче­ском материале, связанном с исследованием раннегосударственных образова­ний, с использованием математических моделей. Среди всевозможных разно­речивых мнений политических антропологов возможно выделить некие общие позиции.

Переходной формой к государству достаточно единодушно признается вождество, выделение прослойки вождей. Существует определенное научное согласие в характеристике предпосылок возникновения государства, среди ко­торых выделяются — экономические, экологические, демографические, пси­хологические, а также внешние факторы. Экономические факторы связаны с неолитической революцией, переходом от присваивающего к производящему хозяйству, с торговлей на дальние расстояния и др. Экологический фактор

119

создает условия развития социально-экономического неравенства, предраспо­лагает к определенным видам хозяйственной деятельности — ирригации, ско­товодству, земледелию и др. Демографический фактор определяет числен­ность и плотность населения, переход от миграционного существования к оседлому образу жизни. Психологический фактор, невзирая на его кажущую­ся легковесность, также оказывает серьезное воздействие на становление го­сударства, что связано с образом жизни нации. Так, например, кочевой образ жизни цыган в сочетании с их свободолюбием объясняет отсутствие цыган­ского государства. Свободолюбивый характер кавказских народов также за­труднил формирование у них государственных структур. Внешние факторы также воздействуют на формирование государства. Это и внешняя угроза об­ществу, опасность войны или сама война, "идея врага" как носителя угрозы, способствующая развитию внутренней организации и институциализации пол­итических форм. Внешним фактором является и опыт политического разви­тия других стран. Так, государственные структуры в колониальных странах формировались во многом по образцу государственного устройства метропо­лии. Внешнее развитие российского государства также осуществляется под воздействием опыта государственного строительства в других странах.

В то же время в современной политической науке все более утверждает­ся мысль, что среди факторов, влияющих на возникновение государства весь­ма трудно, если вообще возможно, выделить ведущий, определяющий.

3. В современном понимании государство представляет собой сложную, многофункциональную, внутренне дифференцированную целостность. От дру­гих политических форм его отличает формальность, наличие определенных правил, регулирующих его жизнедеятельность. Оно отличается наивысшей концентрацией власти, наибольшей способностью к решению общественных проблем. Вследствие этого государство во многом обеспечивает целостность общества и является политическим центром, к которому тяготеют другие политические силы, существенно влияют на течение всех политических про­цессов. Государство выступает и как некая сила, концентрированно выражаю­щая и символизирующая общество в целом. Именно оно выполняет задачи, необходимые для обеспечения нормального функционирования любой челове­ческой общности — защиту безопасности, охрану среды и др.

Государство является важной политической силой, обеспечивающей ор­ганизованность общества, наличие в нем определенного порядка. В этом пла­не роль государства в различных политических системах неодинакова. Она варьируется от мягких, демократических, опосредованных форм воздействия до тоталитарного стремления подмять под себя все общество, стать единствен­ной и безраздельно господствующей силой. В то же время необходимо заме­тить, что организация экономической, социальной, культурной и иной обще­ственной деятельности обеспечивается и различными негосударственными ин­ститутами. Однако эта их роль и ее эффективность во многом зависит от от­ношения к ним государства.

Общественная сущность государства выражается во взаимосвязи с ним социальных групп и человека и характеризуется понятием гражданства. На­личие гражданства имеет для человека принципиальное значение, т.к. опреде­ляет политический и социальный статус, права и свободы, а во многом и матери­альное, и моральное благополучие. Государство также определяет положение в обществе целых социальных групп /сословий/, их права, льготы и т.п.

Государство обладает таким свойством как принудительность. Принад­лежность к тому или иному государству меньше зависит от человека, но

120

больше от государства воли и объективных обстоятельств, в которых нахо­дится личность. Государство располагает исключительным правом на навязы­вание своей воли с помощью аппарата насилия — армии, служб охраны по­рядка и безопасности. Неэффективное использование государством легитимно­го насилия, его слабость в охране порядка и личной безопасности граждан приводят к распространению убеждений в праве на использование насилия ча­стными лицами. Естественно, это подрывает государственную монополию на насилие и создает условия для неконтролируемого распространения насильст­венных действий.

Государство располагает рядом исключительных прав, присущих только ему. Ему принадлежит право на нормирование жизни всего общества, право на издание законов, регулирующих общественную жизнь и имеющих обще­обязательный характер. Впрочем, эта деятельность не закрыта и для других политических сил, т.к. законодательной инициативой, правда в более ограни­ченных границах, обладают и другие политические институты, и даже част­ные лица. Другим исключительным правом государства является право на взимание налогов, имеющее для населения всеобщую обязательность. Различ­ные взносы и иные сборы отличаются от налогов большей добровольностью и нерегулярностью. Налоги — это кровь, живительная влага, питающая госу­дарство, о поступлении которых оно заботится неусыпно. Отсюда налоговая служба является важнейшим элементом любого государства, а сами налоги выступают как индикатор взаимоотношений между государством и обще­ством. В истории повышение налогов или увеличение частоты их взимания достаточно часто приводило к мятежам или движениям протеста.

Существеннейшим признаком государства признается территория. Орга­ническая теория государства выводит его основу из земли. Так, на развитие Российского государства повлияли такие геополитические факторы как рав­нинный характер местности, ее открытость, отсутствие естественных геогра­фических границ, наличие практически неисчерпаемых* ресурсов, сочетание леса и степи и пр. Все эти обстоятельства влияли на структуру хозяйства, на-образ жизни, на расселение населения и социальные отношения в обществе, определяли специфику российской государственности. Для государства прин­ципиальное значение имеют границы, являющиеся не только географической, но и политической категорией. Каждое государство, в особенности при своем возникновении и в процессе формирования, стремится установить границы вдоль выгодных естественных рубежей. При этом важное социально-полити­ческое значение имеет совпадение границ территории государства с этниче­скими границами. Их несовпадение, помноженное на агрессивный характер государства, порождали и порождают территориальные претензии, являются существенным источником конфликтов.

Государство как определенная политическая структура обладает чрезвы­чайно сложным строением. Традиционно выделяются^ три ветви государствен­ной власти — исполнительная, законодательная и судебная, имеющие в раз­личных странах разное оформление и названия. Возможен» и иной подход к структурированию государства с выделением верховной власти и ее носите­лей, образующих центры принятия государственных решений, и государст­венной бюрократии, играющей вспомогательную, служебную роль. Дифферен­циация государственных структур и их специализация решающим образом определяются функциями, которые выполняются государством. Если государ­ство берет на себя роль силы, регулирующей экономику, то это автоматиче­ски порождает соответствующие органы. Овладение государством социальны-

16 - 4178

121

ми функциями вызывает развитие государственных служб социального стра­хования, бирж по трудоустройству и т.п.

Типология государств может проводиться по различным признакам и ос­нованиям. В марксизме главный критерий типологизации — социально-эконо­мическая, классовая природа государства. На этой основе выделяются госу­дарства — рабовладельческие, феодальные, буржуазные, социалистические, социалистической и буржуазной ориентации и др. Социальная природа госу­дарства выражается и в социальных слоях, на которые оно опирается и кото­рые обеспечивают ему поддержку. Так, во многих латиноамериканских госу­дарствах президент опирается на военных и гражданскую бюрократию, что дает основания говорить о военно-технократическом, военно-бюрократиче­ском государстве .

Достаточно устоявшейся является классификация форм государства по способу организации высшей власти на монархии и республики. Монархия су­ществовала в различных странах в течение веков и имеет разнообразные фор­мы. Сегодня она существует примерно в трети стран мира. Самодержавные, абсолютные монархии, преобладавшие в прошлом, сегодня крайне редки и со­хранились лишь в Саудовской Аравии, Катаре, Омане и Объединенных Араб­ских Эмиратах. Преобладают же монархии ограниченные, конституционные, во многом представляющие дань традиции. Монархи в них декоративные фи­гуры, не обладающие значительными политическими полномочиями. В реаль­ности парламентарные, конституционные монархии мало чем отличаются от республик.

Основной особенностью республик (президентских и парламентских) яв­ляется формирование высших органов государственной власти на выборной основе. В президентской республике президент является одновременно главой правительства, премьер-министром, осуществляющим подбор министров и контроль за их деятельностью. Законодательная и исполни-тельная ,власти формируются на основе двойной системы выборов и.отчетливо разделены. Эта разделенность обеспечивается не только внепарламентским ме'тодом избрания президента и правительства, но и отсутствием у правительства прямой ответ­ственности перед парламентом. В то же время парламент имеет солидные полномочия по контролю за деятельностью правительства и президента, вплоть до отклонения законопредложений. Исторически эта форма государст­ва была впервые введена в США на основе конституции 1787 г. и вобрала в себя многие демократические начала — принцип разделения властей, равнопра­вие граждан и др. Это объясняет огромное влияние американского опыта госу­дарственного строительства на другие, особенно латиноамериканские страны.

Парламентская республика отличается от президентской наличием одной системы выборов, в результате которых победившие партии формируют вы­сший законодательный орган. Правительство же формируется парламентом из числа лидеров партии, одержавшей победу, и несет ответственность перед парламентом. Парламентская республика менее распространена, чем прези­дентская, и существует сегодня в Италии, Англии, Германии, Индии, Авст­рии, Швейцарии, Финляндии, Турции, Ирландии, Исландии и некоторых других странах.

Национально-территориальная организация определяет подразделение государств на унитарные и федеративные. Унитарное государство отличается простотой, единой конституцией и гражданством, единой системой высших

Каленский В.Г. Государство как объект социологического анализа (Очерки истории и методологии исследования. — М.: Юрид. лит. 1977).

122

государственных органов, права и суда, действующих без ограничения на всей территории страны. За редким исключением (Испания и Бельгия до 1988 г.), это мононациональные государства. В то же время для ряда из них (Англии, Ита­лии, Финляндии, Испании, Дании) характерно наличие определенной автоно­мии для входящих в их состав образований.

Федерация отличается от унитарного государства тем, что входящие в нее государственные образования (штаты, провинции, кантоны, республики и т.п.) обладают определенной самостоятельностью и имеют собственное адми­нистративно-территориальное деление. Достаточно единодушно выделяются следующие критерии, которым должна отвечать любая федерация: исключи­тельное право федерального правительства на осуществление внешней полити­ки; отсутствие права сецессии — одностороннего выхода из союза у входящих в него государств; использование власти центральным правительством без прямого одобрения государств-членов федерации; отсутствие у союзного пра­вительства права на одностороннее изменение границ государств-членов; из­менение союзной Конституции только с согласия членов федерации; наличие двухпалатного парламента с равным представительством каждого из госу­дарств-членов по крайней мере в одной из палат; наличие двойной системы — судебной, правовой, гражданской и др.; разделение власти и полномочий со­юзного государства и государств-членов.

Существуют и довольно своеобразные, рыхлые объединения государств. Во-первых, это конфедерации, в которые объединяются независимые государ­ства для координации какого-либо вида государственной деятельности — во­енной, внешнеполитической и др. Эти объединения крайне нестабильные. Они либо распадаются после решения поставленных задач, либо развиваются в федерацию, чему пример — США, Швейцария и др. Во-вторых, существуют и объединения государств, центром которых являются бывшие метрополии. Вокруг них группируются бывшие колонии. Это прежде всего Британское со­дружество наций и Франкофония, основывающиеся на общности языка, эле­ментов культуры, наличии некоего наднационального аппарата. Преимущест­венная сфера сотрудничества государств, входящих в эти объединения, — культура, наряду с которой все большее значение приобретают политика и экономика. В послевоенный период появились и новые объединения госу­дарств, например Европейское содружество, в котором создано не только об­щее экономическое пространство, но и надгосударственные органы, координи­руется политика.

Содержание государства в большой мере определяется политическим, точнее государственно-правовым режимом, связанным с функционированием и методами осуществления власти. Соответственно выделяются тоталитарное, авторитарное и демократическое государства. Их суть рассматривается в соот­ветствующих лекциях.

Устойчивость политической жизни, ее непрерывность и преемственность определяют разделение государств на стабильные и неустойчивые. Последние отличаются частой сменой президентов, правительств, парламентов, консти­туций, большим числом путчей и переворотов. С этой точки зрения особой нестабильностью отличается государственная жизнь латиноамериканского континента. За 150 лет независимого существования латиноамериканских ре­спублик в них было совершено 535 государственных переворотов.

Государства могут быть типологизированы и по выполняемым ими функ­циям, точнее по функциям, имеющим преимущественное, приоритетное зна­чение в их деятельности. Так, можно выделить военное или полицейское го­сударство, характеризуемое гипертрофированным развитием и значительной

123

частью структур государственного насилия — армии, военно- промышленного комплекса, органов охраны порядка и безопасности. Основное назначение правового государства усматривается в развитии структур, обеспечивающих защиту прав всех членов обществ, их подчинение праву как высшей силе, а также гарантирующих равноправие всех граждан как рядовых, так и правите­лей перед законом. Социальное государство сосредоточивается на проведении активной социальной политики, содействующей смягчению и предупрежде­нию социальных конфликтов.

Советское государство с самого начала создавалось в оппозиции теории правового государства. Эта теория, невзирая на глубокие традиции ее разра­ботки в русской политической мысли, была отвергнута и объявлена буржуаз­ной. Была утверждена идея диктатуры пролетариата как надзаконнои власти, использующей закон для решения своих задач. В полном соответствии с идеей разрушения старой государственной машины были ликвидированы ста­рые государственные органы, формировавшиеся в течение длительного време­ни. Российское законодательство, складывавшееся столетиями, было отверг­нуто и буквально с нуля началось создание нового законодательства. Прерыв­ность в развитии российского государства выразилась и в практически полной смене его кадрового состава, и в том, что к власти пришли малообразованные и плохо подготовленные для государственного управления люди.

Вместе с тем, советское государство изначально создавалось как соци­альное, сразу же поставив в повестку дня создания финансируемых государст­вом и бесплатных для граждан систем здравоохранения и образования. Во второй половине XX в. эта линия безо всякого преувеличения может считать­ся ведущей тенденцией в развитии различных государств мира. Однако на развитии нашего государства как социального самым негативным образом сказалось его монопольное положение в сфере распределения ресурсов, отсут­ствие негосударственных социальных структур, способных не только допол­нять государственные, но и конкурировать с ними. Социальные функции со­ветского государства, если судить по прежним и нынешним затратам на эти цели, выглядят довольно скромно. Исходя из сказанного, необходимо при^ знать, что нашему государству еще предстоит стать как социальным, так и правовым, используя соответствующий опыт различных государств мира.

4. В развитии современного государства наблюдаются две взаимосвязан­ные тенденции. Первая состоит в усилении роли государства в обществе, рос­те государственного аппарата и его материализованных структур. Вторая тен­денция — деэтатистская, противоположна первой и связана с ограничением государственной власти, уходом ее от государства к другим политическим и неполитическим структурам.

Усиление роли государства, этатистская тенденция порождается дейст­вием целого ряда причин. Одна из них связана с необходимостью государст­венного регулирования информационной и других новых сфер общества, раз­работкой соответствующего законодательства, борьбой с новыми видами пре­ступлений (например, компьютерными), формированием связанных с этим го­сударственных органов.

Усиление роли государства в экономической жизни развитых стран вы­звано также тем, что стали очевидны ограниченные возможности рыночного механизма регулирования экономики. Государственный капитал стал ак­тивнее привлекаться для заполнения экономических ниш с неблагоприят­ными условиями воспроизводства, в том числе и развития передовых, нау­коемких отраслей, не дающих быстрой отдачи, требующих значительных,

124

первоначальных затрат, и вследствие этого непривлекательных для частного бизнеса. Государственные предприятия, защищенные бюджетными и налого­выми льготами, ориентированы на достижение макроэкономической эффек­тивности.

Иные причины породили усиление влияния государства в экономике развивающихся стран. Обычно они связаны со слабостью национальных эко­номик, недостаточным накоплением частного национального капитала и его недостаточной защищенностью перед лицом мощных транснациональных кор­пораций, неподготовленностью архаичной структуры хозяйства к принятию новых, прогрессивных технологий. По этим причинам в государственном сек­торе африканских стран занято 50—55% самодеятельного населения.

Наряду с экономической ролью государства весьма существенно усили­лась и его социальная роль. Это связано с необходимостью регулирования со­циальных последствий циклических перепадов производства, особенно в це­лях снижения безработицы, проведения активной региональной политики, ориентированной на сглаживание противоречий и диспропорций между от­дельными регионами страны. Усилившаяся потребность в регулировании со­циальной жизни, обеспечении социальной стабильности, преодолении соци­альных конфликтов, предоставлении социальной помощи повысили требова­ния к социальной роли государства.

Результатом этой, основанной на кейнсианских идеях политики, прово­димой почти в течение четырех десятилетий (от 40-х до 70-х) стало вторже­ние государства не только в кредитно-денежную сферу и перераспределение национального дохода, но и в производство товаров и услуг. Так, почти в полной собственности государства находятся почта (практически во всех раз­витых странах), железные дороги (почти везде за исключением США), воз­душный транспорт, газовая промышленность, электроэнергетика.

Разрастание государства порождается также и расширением междуна­родных взаимосвязей, формированием глобальной политической системы и соответствующим развитием дипломатической, идеологической, внешнеэконо­мической, разведывательной и т.п. служб государства.

"Умощнение" государства продиктовано также объективным усложнени­ем политики и процедур принятия политических решений. Вследствие этого возрастает роль вспомогательного аппарата — технического и информацион­ного, усиливается значение политических коммуникаций.

Более или менее универсальными являются и тенденции в развитии го­сударства, связанные с перераспределением власти среди различных государ­ственных органов. Происходит усиление позиций исполнительной власти, со­провождаемое снижением значимости власти законодательной. Все больше и чаще функции парламента подменяются правительством, все реже правитель­ственные мероприятия и предложения подвергаются критике или отклоняют­ся. Центры принятия решений в правительстве все больше смещаются к его главе, а в парламенте — к специализированным парламентским комиссиям и министерским экспертам, представляющим ведомственные интересы. Возра­стает дистанция между сменяемыми после каждой избирательной кампании министрами и служащими министерского аппарата, между элитой законода­тельных органов и рядовыми парламентариями.

Наряду с постоянно действующими могут существовать и временные об­стоятельства, вызывающие усиление этатистской тенденции — агрессивный, тоталитарный характер внутренней и внешней политики к разрастанию вое­низированного сектора, структур насилия.

125

Возрастание роли государства ограничивается рядом социальных факто­ров, действием антиэтатистской тенденции. В обществах с развитыми полити­ческими системами и рациональным типом политической культуры власть го­сударства всегда ограничивается представительными учреждениями, развитой политической самодеятельностью, массовыми движениями, оппозицией.

Рост экономической роли государства также имеет свои пределы. Обна­ружилась слабая восприимчивость государственных предприятий к инноваци­ям, бюрократизация управленческой структуры и механизма принятия управ­ленческих решений. Штаты управленцев в государственных фирмах вдвое-втрое превышают штаты аналогичных частных корпораций. Принимаемые в них решения проходят громоздкую процедуру согласования вплоть до самых высших этажей власти. Острой проблемой является некомпетентность кадров управляющих, подбираемых по протекции, под влиянием взаимных обяза­тельств, кумовства, родственных и дружественных связей, исходя из личной преданности высшим администраторам. Победа партии на выборах вызывает смену государственных чиновников при очередной смене кабинета, что нару­шает преемственность в управлении. Все эти обстоятельства существенно сни­жают эффективность государственного сектора экономики. В исследовании, проведенном в начале 80-х годов в пяти развитых странах (США, Канаде, ФРГ, Австралии, Швейцарии), обнаружились только три государственных предприятия из пятидесяти рассмотренных случаев, которые имели большую эффективность, чем частные. Эти причины во многом объясняют смену пол­итического курса и политику приватизации, проводимую в развитых странах с середины 80-х годов.

В развивающихся странах центральной государственной власти противо­стоит институт племенных вождей, локальные структуры власти, опирающие­ся на собственные ресурсы, религиозные и этнические традиции, свою систе­му представительства и легитимации власти лидеров, на неформальные патро-нажно-клиентельные структуры. В мусульманских странах власть государства ограничивается исламскими традициями, закрепляющими важную роль инс­титута частной собственности, мусульманского судопроизводства.

126

Лекция 11,

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ И ПАРТИЙНЫЕ СИСТЕМЫ

ВОПРОСЫ: