86 Черпание невестой из колодца с золотом или серебром — более или менее распространенный свадебный мотив, ср., например:

Под горой, горой высокою,

Что кипит колодезь с красным золотом,

Красны девицы расчерпывают;

Коя чарой, коя ковшичком,

Одна Машенька целым кубцом.

Кому кубец отдать с красным золотом?

Отдать батюшке -- назад не взять,

Отдать матушке — ничего не видать;

Как отдам кубец Ксенофонтушке,

Ксенофонту да Кириловичу.

(Гуляев, 1848, с. 20)

Комментируя этот текст, Потебня (1914, с. 38) указывает, что колодец с крас­ным золотом может означать «девью красоту».

76

затем составляет его вновь, дует — и тело оживает (Афанасьев, 1914, с. 45,48—49,52—53,90; № 4,5,11; Садовников, 1884, с. 266—268,274,279; ср. также: Гильфердинг, I, с. 585; Потанин, 1902, с. 99—100; Ончуков, 1909, с. 563, № 281; Кравченко, 1911—1914, V, с. 54 второй пагинации, № 61; Соколовы, 1915, с. 61, 141, 183— 184, № 38, 77, 101; Романов, IV, с. 61—62; Максимов, XV, с. 56— 57; Котуля, 1976, с. 91)87. Соответственно, в случае эпидемии в деревне может устраиваться специальное чествование Николы, причем в честь Николы добывается в этом случае живой огонь (Максимов, XVIII, с. 220—221); языческие корни соответствующих обрядов выступают при этом как нельзя более очевидно88. Следует иметь в виду вообще, что обычай справлять “микольщину”, о котором мы говорили выше, был непосредственно связан с обетом, даваемым в случае болезни скотины (см. § III.2.1) или человека (см.: Снегирев, 1852, с. 4—5). Никола нередко упоминается в русских заговорах, предназначенных для лечения болезней. Весьма характерно при этом, что Никола предстает в этих заговорах окруженным золотом, ср., например: “На окиане-море стоит золот стул, на золоте стуле сидит св. Николай, держит золот лук, натягивает шелковую тетивку, накладывает каленую стрелу, станет уроки и призеры [т. е. наводящую болезнь порчу] стрелять” (Афанасьев, III, с. 97; Ефименко, II, с. 218—219, № 100) или: “Есть море золото, на золоте море золот корабль, на золоте корабле едет святый Николае, отворяет морскую глубину, поднимает железные врата, а залучает от раба Божия (имярек) усови [название болезни] аду в челюсти” (Буслаев, 1861, стб. 1353; Афанасьев, III, с. 102; Майков, 1869, с. 457, № 90; Лахтин, 1912, с. 41). Ср. также: “Святый великий святитель Христов, теплый заступник и скорый помощник Николай Мирликийский, чудотворец, стоит у

⁸⁷ Отмечаемое И. Толстым (1966, с. 35, 42 и ел.) сходство русского Николы с античным Асклепием обусловлено тем, что Асклепий, подобно Николе, за­мещает противника Бога Грозы (см. относительно Асклепия: Топоров, 1975, с. 43), т. е. соответствующие легенды могут восходить к одному исходному мифологическому тексту.

Как указывает Топоров (19776, с. 40), «функция охранителя стад.., покро­вителя скота ... связана с функцией врачевания как еще одна реализация общей функции отвращения от бед»; в качестве примера цитируются греческий Аполлон и ведийский Рудра, каждый из которых совмещает обе функции. Здесь же говорится и относительно сходства Аполлона и Асклепия (см. еще об этом: Грегуар, 1949; Топоров, 19776, с. 56—57).

^& Точно так же добывание живого огня при эпидемии (скотском падеже) может сопровождаться молебном св. Власию, т. е. другому заместителю Волоса (Зеленин, 1914—1916, с. 773). Икона Власия фигурирует и в обряде убивания «коровьей смерти», описанном Максимовым (XVII, с. 57): «с иконою св. Власия обходят без священника больных: овцу, барана, лошадь и корову, связанных хвостами», — после чего этих животных гонят в овраг и там побивают камня­ми (отсутствие священника ясно указывает на языческое происхождение обряда).

Связь Волоса с врачеванием особенно ярко проявляется в представлениях о медведе, который выступает при этом как воплощение Волоса (см. специаль­но ниже, § II 1.5.4).

77

того железного тына и у медных врат [которыми огражден тот, на кого читается заговор], натягивает свой медный лук, накладывает булатныя стрелы и стреляет и отстреливает от меня раба Б[ожия] им[ярек] всякия злыя, лихия притчи, скорби и болезни: щипоту и ломоту и 12-ть проклятых Иродовых дщерей злую лихую лихорадку” (Ефименко, II, с. 161, № 22).

Следует подчеркнуть, что в отличие от ряда других святых целителей, которые имеют более или менее четкую медицинскую специализацию, к Николе в принципе могут обращаться при любой болезни (Г. Попов, 1903, с. 255). Соответственно, в Черниговской губернии произнесению любого медицинского заговора непременно предшествует характерное обращение к Николе: “Николай, угоднык Божий, помошнык Божий! Ты и у поли, ты и у доми, у пути и у дорози, на небеси и на земли; заступы и сохраны од усякого зла!” (Шарко, 1891, с. 172). Отсюда же Николин день может считаться временем, благоприятствующим лечению (см., например: Сырку, 1913, с. 172; ср.: Майков, 1869, с. 518, № 252). Соответствующее восприятие Николы может проявляться и в повествованиях о его чудесах (см., например, характерную запись о чудесах Николы в XIV—XV вв. “А се новая чюдеса святаго Николы, в Луком'ли створилася в' Литов'ской земли, при князе Витов'те Кистутьевиче, при архiепископе Новъгород'цкомъ владыце Иоанне” — Н. Никольский, 1903, с. 68—69). Это восприятие, наконец, находит отражение в таком названии лечебной травы, как миколайка (Змеев, 1896, с. 41), которое соответствует приводившимся названиям целебных трав типа волосник, змеица и т. п. (ср. §111.3.1.1).

Образ Николы на золотом стуле в русском заговоре может быть сопоставлен с образом змеи, лежащей на золотом стуле в подземном царстве (ирие), который находим, например, в словацком фольклоре (Афанасьев, II, с. 546—548).

Соотнесенность Волоса с золотой (желтой) окраской объясняет, наконец, и “желтую метку” на лбу Николы в цитированном выше (§ III. 1.3) рассказе о споре Николы и Егория (в лице которых выступают в сущности Волос и Перун). Нельзя не вспомнить при этом характерный для русской сказки мотив золотой отметины, которую получает сказочный герой в тридесятом царстве (Пропп, 1946, с. 268—279). В других сказках того же сюжета героя метят в тридесятом царстве иначе, а именно отрезают у него прядь волос (ср. ниже о роли волос и шерсти в культе Волоса, § III.5.4, а также экскурс XVII); соответствующий ритуал наблюдается в траурных и погребальных обрядах и, видимо, знаменует прежде всего символическую смерть (Пропп, 1946, с. 281), а в более широком смысле — приобщение к царству мертвых как обители Волоса-Змея; такую же в общем функцию выполняет и золотая отметина на лбу сказочного героя. Совершенно также появление желтого пятна на руке согласно славянским поверьям предвещает смерть или деньги (Фишер, 1921, с. 55—56). Итак, золотая

78

(или желтая) метка — это как бы знак Волоса; соответствующий знак на лбу Николы может рассматриваться как прямое указание на генетическую соотнесенность Николы и Волоса.

Остается добавить, что Никола может так или иначе связываться со змеями в русских народных верованиях. Весьма любопытен в этом плане рассказ Олеария о плавании по Волге: “Ветер сильно подул нам навстречу, так что нам пришлось бросить якорь и до вечера оставаться на месте. Тем временем две краснопестрые змеи приползли на наш якорь, свисавший до самой воды, обвились вокруг него и поднялись по нему на корабль. Когда наши русские гребцы увидели их, они обрадовались и сказали, что змей беспрепятственно следует пустить наверх, охранять и кормить, так как это не злые и вредные, но доброкачественные змеи, принесшие весть, что св. Николай доставит попутный ветер и на некоторое время освободит их, гребцов, от гребли и работы” (Олеарий, 1906, с. 382). Итак, змеи могут выступать как посланцы Николы89.

Не менее характерно наказание, которое согласно народным поверьям постигает женщин, работающих в Николин день: Никола напускает на такую женщину змей, которые прицепляются к ее груди так, что их невозможно отодрать, и засасывают ее до смерти (Франко, 1898, с. 207; Евреинов, 1917, с. 180) 90. Точно так же и у болгар нарушение запрета работать в Николин день вызывает появление червей или мышей, выступающих как манифестации Змея, ср.: “На Святого Николая не нужно работать, и все, например, посеянное сгниет от проливных дождей или червяки источат; если сделаешь платье, то его съедят мыши и т. п.” (Каравелов, 1861,с. 223).

Совокупность разнообразных функций Николы, о которых шла речь выше, нашла отражение, как кажется, в следующем рассказе Генриха Штадена (немца, служившего опричником при Иване Грозном) о походе Грозного на Псков в 1570 г.: “Великий князь [Иван Грозный] отдал половину города [Пскова] на грабеж, пока он не пришел ко двору, где жил Микула (Mikula). Этот Микула — прожиточный мужик (Kerls); живет во Пскове во дворе один, без жены и детей. У него много скота, который всю зиму ходит во дворе по навозу, под открытым небом, растет и тучнеет. От этого он и разбогател. Русским он предсказывает многое о будущем. Великий князь пошел к нему на двор. Микула же сказал великому князю: „Довольно! Отправляйся назад домой!" Великий князь послушался этого Микулы и ушел от Пскова обратно в Александрову

⁸⁹ Ср. в этой связи вообще свидетельства о почитании змей у славян, а также о змеях, приносящих благополучие: Афанасьев, II, с. 539—540, 634; Мошинский, II, I, с. 562; Цейтлин, 1912, с. 163; Добровольский, 1897, с. 378; Добровольский, 1908а, с. 154; Богданович, 1895, с. 32—33; Зеленин, 1914—1916, с. 275, 1251; Златковская, 1977; Георгиева, 1978.