Глава 1 явления и проблема внимания

Описание круга явлений изучаемой действительности — первый шаг и необходимая предпосылка любого научного исследования. Зна- ние явлений внимания и невнимания, умение правильно их выделять и различать необходимы каждому психологу, независимо от его на- учных интересов или практической специализации. Описательная характеристика внимания образует исходную основу, наиболее ус- тойчивое ядро данной области общей психологии. А.Ф. Лазурский завершает обзор различных теоретических представлений о внима- нии следующими, актуальными и в настоящее время, словами: "Едва ли мы, однако, ошибемся, если скажем, что все эти разногласия относятся исключительно к объяснению того сложного явления, ко- торое мы называем процессом внимания, а никак не к его описанию. Что же касается собственно описательной стороны, то здесь мы почти не встречаем противоречий. Во всяком, более или менее полном описании мы находим всякий раз одни и те же элементы. Разногласие появляется лишь тогда, когда возникает вопрос, какие из этих эле- ментов надо считать главными и какие побочными" (Лазурский, 1917/1995, с. 122, курсив автора). Историки психологии считают, что задача описания явлений внимания к концу 17 века была решена в основном, а в 18 столетии детально и полностью (Braunschweiger, 1899; Neumann, 1971). При этом они ссылаются на философские труды Августина, Фомы Аквинского, Ш. Бонне, X. Вольфа, Р. Де- карта, И. Канта, Г. Лейбница, Н. Мальбранша, Э. Платнера и дру- гих философов, врачей и натуралистов. Важные наблюдения, прак- тические наставления и любопытные описания явлений внимания и

11

рассеянности можно также найти в художественной и, особенно ча- сто и в большом объеме, религиозной литературе. В области научной психологии она решалась, главным образом, в работах классиков психологии сознания: В. Вундта, Т. Рибо, Э. Титченера, Г. Фехнера и др. До сих пор непревзойдённым мастером изображения душевного мира и поведения человека считают У. Джеймса. Многие современ- ные психологи признают его описания внимания стилистически пре- восходными, точными и вполне достаточными. В данной главе дается краткий обзор основных явлений и ранних представлений о внима- нии, рассматривается прошлый и настоящий научный контекст по- становки и решения проблемы внимания.

Субъективно, состояние внимания характеризуется разделением \ текущего опыта на две части. Единицы фокальной области устойчи- вы, осознаются ясно и отчетливо, ярко и живо, а содержания пери- ферии сознания — смутно и как бы сливаются в пульсирующее обла- ко неопределенной формы. Такая структура сознания возможна не только при восприятии внешних объектов, но и в процессе размыш- ления, когда ясно, отчетливо и с пониманием переживаются какая- либо мысль, образ-представление или их последовательности. О яс- ности сложных, целостных образов восприятия и памяти говорят в тех случаях, когда в них различимы детали, и об отчетливости, если эти образы резко выделяются среди прочих содержаний сознания. Так, при внимательном наблюдении мы ясно видим летящий в су- мерках, на низкой высоте самолет, различая кабину пилотов, иллю- минаторы, опознавательные знаки и выпущенные шасси; восприятие самолета будет в то же время отчетливым, если его контуры не теряются во мгле, не замаскированы дымкой или туманом. При бег- лом, невнимательном восприятии древесного листа мы едва замеча- ем его овальную форму и зеленый цвет. Пристальный и длительный взгляд на тот же лист обнаруживает желтизну его поверхности, про- жилки и темные пятнышки; мы видим, что на самом деле его форма несколько асимметрична и более напоминает треугольник нежели овал, а края зубчатые. Отчетливость какой-либо идеи предполагает ее выделение среди других сходных мыслей. Мы говорим: "Нет, не то. Я имею в виду совершенно другое", когда некто пытается сфор- мулировать нашу мысль. О ясности идеи можно судить по тому, насколько точно удается ее передача посредством речи. Поэтому учителя литературы нередко говорят в назидание нерадивым учени- кам: "Кто ясно мыслит, тот ясно излагает".

Поле восприятия обычно распадается на фигуру и фон. Живость фигуры, занимающей фокус сознания, иногда воспринимается бук- вально, иллюзорным образом; так, в случае пристального внимания к неподвижному зрительному объекту, последний выступает вперед,

12

начинает дрожать и пульсировать на фоне мертвого и как бы покры- того пленкой окружения. При внимательном наблюдении Луны на фоне движущихся облаков кажется, что двигается она, а облака стоят на месте. Сосредоточение внимания на представлении какого-то предмета увеличивает живость, как бы приближая его к образу вос- приятия.

Еще одной характеристикой внимаемых содержаний сознания яв- ляется их острота и действенность. Мысли и образы, которые благо- даря вниманию вошли в фокальную область сознания и задержались в ней, как правило, хорошо запоминаются, глубоко проникая в тол- ^ щу прошлого опыта человека. "Истинное искусство памяти — это искусство внимания",— писал С. Джонсон (цит. по Lorayne, 1990, с. 32). Действенность объекта внимания проявляется как в плане мышления, так и в движениях. Он вызывает ряд соответствующих ассоциаций, определяя ход, содержание и направление умственной деятельности. Человек может долго и пристально читать железнодо- рожное расписание, вспоминая при этом места, в которых он бывал и происшедшие там события. Вид ножа или щетки наводит на мысль / об их использовании. "Во время разговора, я вдруг замечаю булавку на полу или пыль на моем рукаве, и вот, не прерывая речи, я смахи- ваю пыль или поднимаю булавку",— пишет У. Джеймс (1902, с. 335). Болельщик на трибуне или в кресле перед телевизором иног- да непроизвольно повторяет движения игрока, за которым внима- тельно следит. Представление или образ восприятия, находящиеся в фокусе внимания, господствуют в сознании, обеспечивая единство и связь всех осознаваемых процессов. Классики психологии характе- ризовали поэтому состояние внимания как монархический строй сознания.

Для иллюстрации явления разделения сознания на фокальную и периферическую области читатель может повторить наблюдения по- добные тем, которые описаны в работе О. Кюльпе (Kueipe, 1902). Если сесть лицом к стене, оклеенной пестрыми обоями или завешан- ной ковром с мелким узором, и направить взор на какую-нибудь деталь, то при расстоянии до стены в 1 м. мы увидим ясно и отчет- ливо только небольшую, окружающую точку фиксации зону, диа- метром около 6 см. Внутри этой области мы хорошо осознаем контуры и различия в цвете и яркости отдельных деталей изображения. Более пристальное всматривание может вызвать иллюзорное дрожание (подергивание) элементов фокальной области или привести к восп- риятию новых фигур; например, вместо растительного орнамента мы неожиданно увидим уродливое лицо или фантастическое животное. В последних случаях уже внутри центральной области указанные фигуры как бы выступают на передний план. После небольшой тре-

13

нировки в удержании неподвижной линии взора можно заметить, что за пределами этой области сначала постепенно, а затем все быстрее, детали изображения смазываются и картина переходит в тусклый и однообразный фон. "Если бы я не знал, что этими обоями оклеена вся стена,— пишет О. Кюльпе,— я мог бы предположить, что для оклей- ки выбрана бумага с рисунком все более незаметным, чем далее он отстоит от фиксируемой точки, вплоть до того, что вся картина и цвет теряются в неразличимой пелене" (Kueipe, 1902, с. 38).

Многие авторы считали само собой разумеющимся, что различия в ясности и отчетливости образов зрительного восприятия зависят от объективных факторов: оптических характеристик среды, удаленно- сти, интенсивности и пространственной организации стимулов. К группе субъективных факторов они относят, прежде всего, перифе- рические процессы и механизмы органов чувств: напр., строение сетчатки, аккомодацию хрусталика, вергентные и фиксационные движения глаз. Но, как свидетельствуют явления пустого взора, о котором будет сказано ниже, и непрямого видения, только влиянием указанных групп факторов объяснить изменения ясности и отчетли- вости восприятия внешних объектов невозможно. О фактах непря- мого видения У. Джеймс пишет:

"... приспособление органа чувств вовсе не является су- щественным процессом в работе даже чувственного внима- ния; это второстепенный результат, который возможно и не допустить до проявления, как показывают наблюдения. Обыкновенно, совершенно правильно замечалось, что ни- какой предмет, лежащий на окраинах нашего поля зрения, не может остановить на себе внимания, если одновременно не привлечет к себе и нашего взгляда... Практика однако же при усилии может научить нас схватывать вниманием предметы, лежащие на окраине нашего поля зрения, тогда как глаза остаются в полной неподвижности. При подобных условиях предмет никогда не может быть воспринят нами отчетливо, так как самое место, где на глазную сетчатку падает изображение предмета, делает невозможным такую отчетливость, и, однако,— как может убедиться каждый из опыта,— в этом случае мы все же получим о предмете более ясное сознание, чем когда этого вынужденного усилия вни- мания сделано не было. Таким именно образом, напр., учи- теля в классе следят за воспитанниками, на которых как будто и не смотрят вовсе. В общем, женщины гораздо более мужчин изощряются в умении пользоваться перифериче- ским зрительным вниманием" (Джеме, 1902, с. 180-181).

14

Опытный наблюдатель способен увидеть двоение образов объек- тов, расположенных на периферии поля зрения. Г. Гельмгольц пи- шет: "Когда внимание человека впервые обращают на двоение бино- кулярных образов, он удивляется, что не замечал этого прежде. Особенно его поражает, что в течение всей жизни он воспринимал одинарными лишь незначительное число объектов, находящихся примерно на том же расстоянии, что и фиксируемая точка, подавля- ющее же большинство остальных объектов, в том числе более удален- ных и более близких, воспринималось как двойные" (Гельмгольц, 1975, с. 66-67). Применительно к этим феноменам стало общеприня- тым говорить о внимании как о центральном, внутреннем факторе изменения ясности и отчетливости. Поэтому аналогия сознания со зрительным полем получила столь широкое распространение и при- знание. Она казалась справедливой и удобной для описания как внешнего восприятия в других модальностях, так и рефлексии "внут- ренним зрением" процессов и продуктов памяти, воображения и мышления.

Следующая характеристика содержания фокальной области со- знания, которую некоторые авторы рассматривают как следствие непроизвольной или послепроизвольной задержки внимания, состо- ит в его эмоционально теплой окраске и, в пределе, как бы одухотво- рении и даже слиянии с ним. Длительное, добровольное и охотное внимание к любому объекту служит условием и вместе с тем вызы- вается и поддерживается благодаря особому процессу идентифика- ции, при котором данный объект (другой человек, вещь, мысль, часть тела, собственное имя, литературный персонаж и все что угодно) становится дорог субъекту. Ч. Тарт объясняет этот феномен следую- щим образом: "Как только мы идентифицируемся с каким-то объек- том, мы уделяем ему преимущественное внимание и гораздо боль- шую психологическую энергию, чем просто вещам или информации. Эта энергия может ограничиться энергией внимания, расходуемой на безусильную фиксацию этого объекта, но она может быть также связана, сознательно или бессознательно, с базисными эмоциями самосохранения, так что угроза объекту идентификации становится сильной угрозой по отношению ко "мне" (Tart, 1989, с. 122). В под- тверждение своих слов автор рассказывает о демонстрационном экс- перименте, который он провел среди своих сотрудников в обеден- ный перерыв рабочего дня. Ч; Тарт поставил на стол посередине комнаты пустую сумку (подойдет также, как отмечает автор, и лю- бая коробка или пакет из-под молока). Затем попросил всех присут- ствующих сосредоточить внимание на этой сумке и попытаться иден- тифицировать себя с ней, думая как о своей любимой сумке, о кото- рой следует заботиться также, как о самом себе. Спустя всего лишь

15

пару минут, он неожиданно шагнул вперед и сильным ударом ноги сбил сумку. Это событие вызвало у всех участников опыта мощный аффект. Они вскакивали с перекошенными от гнева и возмущения лицами. Некоторые восклицали, обвиняя экспериментатора в жесто- кости. Позже, многие из них говорили, что во время удара почувст- вовали боль в своем теле, как будто Ч. Тарт ударил их, а не сумку.

Философ X. Ортега-и-Гассет находит в фиксации внимания на одном объекте общую причину и суть состояний влюбленности, гип- ноза, одержимости и мистического экстаза. Различие содержаний фокуса и периферии сознания он описывает следующим образом:

"То, что привлекло наше внимание, наделено для нас ipso facto* большей реальностью, бытием более полноценным, чем то, что не привлекло,— нечто почти иллюзорное и безжизненное, дремлющее на подступах к нашему сознанию. Вполне понятно, что, обладая большей реальностью, оно оказывается более весомым, более цен- ным, более значительным и заменяет собой затененную часть мира" (Ортега-и-Гассет, 1991, с. 377-378).

Различные состояния внимания специфицируются особыми со- держаниями сознания — напряженностью, усилием, интересом, удивлением, чувствами активности и поглощенности деятельностью. Динамика и наличие этих переживаний в каждом отдельном случае образуют особые, смутно улавливаемые гештальты видов, свойств и актов внимания — отвлечений и переключений, колебаний, измене- ний объема и степени (см. Приложение 1). Однонаправленность, высокая степень и узкий объем внимания характеризуют состояния • концентрации и абсорбции. Дж. Куорик поясняет различие между ними следующим образом:

"Термины концентрация и абсорбция зачастую исполь- зуют взаимозаменяемо, равнозначно подразумевая уча- стие интенсивного внимания, но забывают при этом о раз- личии соответствующих психологических состояний. Кон- центрация является сознанием будничным; абсорбция же — необыкновенным. Концентрация — это работа; аб- сорбция — игра и развлечение. Концентрация включает в себя интенсивную умственную деятельность: когнитивную переработку, анализ и размышление. Абсорбция означает временное прекращение любой внутренне инициируемой деятельности. Концентрация подразумевает взаимодейст- вие, участие это и усилие; она нацелена на получение прак-

лат.— самим фактом, само но себе

16

тических результатов. Абсорбция же реактивна, внушаема, снимает напряжение и растворяет эго, гармонично захва- тывает посредством какого-то очарования. Концентрация свидетельствует о двустороннем управлении вниманием в ситуации взаимодействия организма с окружением; здесь налицо строгое разделение субъекта и объекта — чувство "моего", противопоставленного чему-то внешнему. Абсор- бция же — это единый контроль внимания, приводящий к глобальному недифференцированному состоянию тоталь- ного внимания; это переживание слияния с внешним объ- ектом. Мы концентрируемся, когда чем-то обеспокоены, пытаемся починить заглохший двигатель или заполняем ведомость подоходного налога. Мы поглощены, когда на- слаждаемся кинофильмом, музыкой, сексом и другими раз- влечениями" (Quarrick, 1989, с. 19, курсив автора).

В последние годы развернулось широкое исследование еще одного состояния максимального внимания, названное "опытом потока" (Csikszentmihalyi, 1990). В этом состоянии субъект активен и в то же время забывает о себе. Не прилагая усилий, он остается чрезвычайно внимателен, ясно и четко осознает цели и результаты своих действий и без расчета на вознаграждение испытывает наслаждение от самого процесса деятельности. Человек счастлив только потому, что в труд- ной ситуации успешно действует на пределе своих возможностей (см.

Приложение 2).

Внимание субъективно понимается как некоторый ограниченный капитал, которым можно распорядиться по собственному усмотре- нию. Поэтому выражение благодарности за внимание слушателей — не простая формула этикета вежливости оратора или лектора. Мы можем обращать, удерживать, направлять и концентрировать свое внимание. Вклад внимания, как правило, окупается увеличением продуктивности и качества деятельности. Внимание необходимо для приобретения действительных знаний и выработки навыков. Особо внимательными мы должны быть в критических и опасных ситуаци- ях. Нередко еще до наступления таких обстоятельств следует быть настороже или начеку, а в задачах длительного наблюдения - посто- янно бдительными (см. Приложение 5). Но мы также знаем, что в определенных случаях внимание как бы выходит из повиновения и может прерываться, проваливаться, отвлекаться внешними стиму- лами или навязчивыми мыслями, блуждать, рассеиваться и уходить. Также известно, что внимание эффективно не во всех ситуациях, а иногда оно может быть даже вредно. В качестве примера отрицатель- ного эффекта активного исполнительного внимания часто приводят ухудшение или полный развал сложной, хорошо отработанной и

2-4037 17

автоматизированной деятельности, вспоминая при этом известную притчу о задумавшейся сороконожке.

Давно описан и затем тщательно и всесторонне исследован еще один негативный эффект пристального внимания, названный фено- меном смыслового или семантического пресыщения. Он заключается в том, что при непрерывной зрительной фиксации, многократном произнесении, письменном или мысленном воспроизведении одного и того же слова, фразы или текста, их смысл довольно быстро испа- ряется. "Пусть читатель проверит это на любом слове предлежащей страницы,— предлагает У. Джеймс,— скоро он начнет удивляться тому, как было возможно, что он такое слово употреблял всю жизнь в таком-то смысле. Оно будет смотреть на него со страницы, как стеклянный глаз, не имеющий никакого выражения мысли. Его тело осталось прежним, но его душа отлетела. Этим путем оно приводится к своей чистой, голой чувственной форме" (Джеме, 1902, с. 248). Добавим, что затем само тело слова распадается на чуждые, ничего не значащие обломки, и человек испытывает особое переживание пустоты сознания (Don, Weld, 1924). Подобное разрушение предмет- ности восприятия считалось необходимым условием эффективного использования метода аналитической интроспекции. При соблюде- нии определенных условий по сути те же приемы непрестанного повторения мантры в практике трансцендентальной медитации и слов Иисусовой молитвы приносят сверх того новые и неожиданные плоды. "Стеклянный глаз" слова превращается здесь, если можно так выразиться, в око всевидящего Бога.

Негативным следствием произвольного, требующего усилий вни- мания может быть значительное утомление. В связи с этим Г. Мюн- стерберг пишет: "В конце концов, невнимание не всегда является недостатком ума; оно служит и желательным предохранительным клапаном" (Мюнстерберг, 1910, с. 170). Известно, что решение (Ложных проблем может придти как бы само собой в моменты отвле- чения или отдыха, когда субъект невольно или нарочно прекращает длительную и бесплодную концентрацию на задаче. Так же давно замечено, что специальное внимание к своим телесным процессам может привести к тому, что "настоящая болезнь присоединяется к воображаемым недугам лиц, которые, за недостатком здоровой рабо- ты для ума, поглощены разбором собственных ощущений..." (Кар- пентер, 1877, с. 125). У. Де Лоренс собрал целую коллекцию газет- ных вырезок о случаях смерти врачей-специалистов именно от тех болезней, которые они пристально изучали. Концентрация, по его мнению, лежит вне морали; эта сила может как помочь выздороветь, так и породить заболевание. Она совершенно безразлична к своему результату. "К счастью, как справедливо указывают, число людей, способных концентрироваться, сравнительно невелико, что лишь

18

подчеркивает опасность и реальность этой великой силы души" (De Laurence, 1938,с.62).

Вред пассивного внимания может осознаваться в случаях манипу- ляции нашим поведением рекламой и деятелями шоу-бизнеса. Не- произвольное внимание может стать помехой общению. В связи с этим И. Кант пишет следующее:

"Многие люди несчастны от того, что не способны от- влечься. Жених мог бы сделать хорошую партию, если бы мог не замечать бородавки на лице своей возлюбленной или отсутствие у нее зуба. Между тем неприятная особенность нашей способности внимания состоит в том, что мы совер- шенно непроизвольно обращаем внимание на недостатки других: на отсутствующую пуговицу сюртука, недостаю- щий зуб или привычную ошибку в речи; этим мы смущаем других и одновременно портим себе настроение.— Если главное хорошо, то не только правильно, но и умно не замечать недостатки других, и даже недостатки в нашем собственном благополучии. Но эта способность абстрагиро- ваться есть сила души, обрести которую можно только уп- ражнением" (Кант, 1994, с. 147-148, курсив автора).

К явлениям невнимания относятся, прежде всего, состояния рас- сеянности. Они различаются как по своему характеру, так и по при- чинам, которые, предположительно, их вызывают. Рассеянность первого вида может быть результатом усталости, бессонницы, голо- вной боли, монотонной и однообразной деятельности. Превосходное описание этого состояния дает У. Джеймс:

"Большинство людей ежедневно испытывает и не раз нижеследующее состояние: глаза устремляются в про- странство, звуки, доносясь извне, сливаются в однообраз- ный смутный гул, внимание рассеивается настолько, что все тело ощущается как бы сразу, а передний план сознания переполняется как бы чем-то, каким-то печальным чувст- вом подчинения бесплодно проходящему времени. На за- днем фоне мышления мы смутно представляем себе, что должны что-то сделать: встать, одеться, ответить лицу, го- ворившему с нами перед этим,— словом, сделать следую- щий шаг в нашем размышлении. Но почему-то мы не можем сдвинуться. La pensee de derriere la tete (мысль, копошаща- яся где-то как бы на заднем плане нашего ума) еще не может прорваться через оболочку летаргии, которая сковывает наше душевное состояние. Каждое мгновение ожидаем мы, что эта оболочка, наконец, разорвется, ибо не сознаем ни- каких причин, почему такое состояние могло бы длиться. А

2*

19

между тем, оно продолжается мгновение за мгновением, и по-прежнему мы куда-то плывем, но вдруг — без всякой понятной нам причины — откуда-то является толчок энер- гии, что-то невидимое сообщает нам способность подтя- нуться, сосредоточиться, мы начинаем мигать глазами, встряхиваем головой, идеи, которые таились где-то на за- дах сознания, приходят в действие — и колесо жизни начи- нает по-прежнему вращаться" (Джеме, 1902, с. 170).

Нередко такое состояние сопровождается скукой, определяемой как "тягостное чувство от косного, праздного, недеятельного состоя- ния души; томление бездействия"*. При этом виде рассеянности сознание затопляется случайными неконтролируемыми восприяти- ями и воспоминаниями обрывочного характера. Субъект как бы от- ключен от тех аспектов внешнего окружения, которые могут иметь значение для выполнения каких-либо планов или намерений. Более того, сами эти намерения у него в данный момент отсутствуют. Дж. Сёлли называет подобное состояние сонливостью или отупением и отмечает: "Характерными признаками истинного невнимания или умственного безразличия служит уменьшение напряжения и появ- ление, вместо преобладания известных восприятий или представле- ний, неясного ряда смутных ощущений и мыслей" (Селли, 1912, с. 123). В другом месте он упоминает о попытках произвольного вызывания такого состояния, которые удавались ему и некоторым другим психологам перед засыпанием (Sully, 1892). У. Джеймс пи- шет, что такое "удивительное состояние торможения" может быть вызвано на мгновение произвольно, путем фиксации глаз в пустоту и что это состояние не следует путать или сравнивать со сном. Скорее оно напоминает гипнотический транс, после которого субъекты на вопрос: "Думали ли вы о чем-нибудь?", отвечают: "Ничего особен- ного" (James, 1890/1990, с. 261). Теперь известно, что контролиру- емое погружение в подобное состояние обеспечивают некоторые спе- циальные техники релаксации и медитации.

Равнодушие к значимым аспектам ситуации характерно также для состояния субъективно прямо противоположного рассеянности первого вида. Здесь рассеянность выступает как оборотная сторона , медали или негативное следствие глубокой внутренней концентра- \ ции. Поэтому такую рассеянность называют мнимой. Иногда, допол-

Даль Вл. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. Т. 4. М.: Рус. яз., 1980,с.212.

20

нительно, различают две ее разновидности — рассеянность поэтиче- скую и рассеянность профессорскую.

О поэтической рассеянности говорят в тех случаях, когда человек находится в состоянии мечтательности или грез наяву. Он погружен, не замечая ничего вокруг, в неконтролируемый поток приятных мыс- лей и ярких образов. Английский поэт-романтик С. Колридж с де- тства отличался склонностью к мечтам и погружению в мир вообра- жения. Биографы и современники называли поэта "демоническим гением", "богоопьяненным человеком" и "великим пророком фан- тазии", отмечая при этом, что "фантазия насиловала Колриджа". "Заражая энтузиазмом горячие головы слушателей, он держал длин- ные вдохновенные речи о всевозможных, самых несхожих между собою предметах. В то время его интересовали равно все темы; он способен был увлекаться до самозабвения и однажды не заметил, как какой-то шутник обрезал во время речи длинные полы его "гауна". "Таким он остался и двадцать лет спустя",— пишет один из исследо- вателей творчества С. Колриджа*. Слушатели, и тогда и позже, за- частую не понимали поэта, хотя и были очарованы прихотливым течением его слов и мыслей. Диалог быстро превращался в монолог С. Колриджа, и он терпеть не мог, когда его прерывали. Его близкий друг, тоже поэт и литератор, Ч. Лэм предпочитал поэтому вести с ним переписку, нежели вступать в какие-либо споры по ходу "разгово- ра", а его выступления характеризовал как проповеди. О рассеянно- сти С. Колриджа можно судить по одному из случаев, который Ч. Лэм, вспоминая, описывает следующим образом:

"Однажды утром я торопливо, поскольку опаздывал, шел из дома в Инфилде в Индиахаус, когда встретил Кол- риджа, направлявшегося ко мне с визитом; он был перепол- нен какой-то новой идеей и, несмотря на мои заверения в недостатке времени, затащил меня через ворота пустынно- го сада на боковую аллею и там, укрывшись от наблюдения за изгородью вечнозеленых кустов, схватил меня за пуго- вицу пальто и, закрыв глаза, начал красноречивое рассуж- дение, плавно размахивая правой рукой в соответствии с мелодичной речью, лившейся непрерывным потоком из его уст. Я завороженно слушал, однако бой церковных часов пробудил во мне чувство долга. Я понимал, что все попытки вырваться будут безуспешными, и решил сыграть на его

Жерлицын М. Кольридж и английский романтизм. Одесса: "Экономиче- ская" тип., 1914,с. 91

21

поглощенности предметом размышления. Перочинным но- жом я потихоньку срезал пуговицу моего пальто и удрал. Пять часов спустя, возвращаясь домой мимо того же сада, я услышал голос Колриджа и обнаружил его на том же месте, с закрытыми глазами, с пуговицей, зажатой между пальца- ми и грациозно покачивающего правой рукой — точно та- ким я его оставил. Кольридж не заметил моего отсутст- вия"*.

Рассеянность поэта была следствием творческого воображения и потому с лихвой окупалась результатами его философской и поэти- ческой деятельности, казалась простительной чертой и причудой гения. Иную оценку такого рода рассеянности уже применительно к более обыкновенным и распространенным случаям подобного состо- яния дает И. Кант:

"Одна из душевных слабостей состоит в том, что репро- дуктивное воображение останавливается на одном пред- ставлении и обращает на него большое или продолжитель- ное внимание и не может оторваться от этого представле- ния, т.е. снова сделать свое течение свободным. Если эта дурная привычка становится постоянной и направляется на один и тот же предмет, то это может довести до помешатель- ства. Быть рассеянным в обществе невежливо, а иногда и смешно. Женщины обычно не впадают в такое состояние;

разве только когда они занимаются науками. У слуги, если он, прислуживая за столом, рассеян, обычно на уме что-то дурное: либо он что-то замышляет, либо опасается послед- ствия чего-то ... у человека, подверженного этому злу, всегда какой-то сонный вид, а в компании он бесполезен, так как слепо следует свободной игре своего воображения, не регулируемого разумом.— Чтение романов не только приводит часто в дурное настроение духа, но и делает рас- сеянность привычной" (Кант, 1994, с. 233-235, курсив ав- тора).

В состоянии профессорской рассеянности контролируемый и эмо- ционально нейтральный ход мыслей логически упорядочен и строго направлен на достижение идеальной и отдаленной цели или на поиск решения сложной задачи. Гротескное описание наружности и пове- дения рассеянных людей этого типа дал Дж. Свифт в образе высшего

Цит. по Coleridge the Talker / R.W. Armour, R.F. Howels (Eds.) N. Y., L.:

JohnsonRepr. Corp., 1969. p. 279-280.

22

сословия лапутян, занятых исключительно и непрерывно либо му- зыкой, либо математикой. Гулливер рассказывает:

"... никогда еще мне не приходилось видеть смертных, которые вызывали бы такое удивление своей фигурой, одеждой и выражением лиц. У всех головы были скошены направо и налево; один глаз косил внутрь, а другой глядел прямо вверх. . . Поодаль я заметил несколько человек в одежде слуг. В руках они держали небольшие палки. К палкам были привязаны надутые воздухом пузыри. Как мне сказали потом, в пузыри было насыпано немного сухого гороха или мелких камешков. Время от времени слуги хло- пали этими пузырями по губам и ушам лиц, стоявших по- дле. Я долго не мог уразуметь, для чего это делается. По-ви- димому эти люди так погружены в глубокомысленнейшие размышления, что почти не способны ни слушать речи со- беседников, ни отвечать на них. Чтобы побудить их к этому, необходимо какое-нибудь внешнее, чисто физическое воз- действие на органы речи и слуха. . . Обязанность хлопаль- щика заключается в том, чтобы при встрече нескольких лиц слегка хлопать по губам того, кому следует говорить, и по правому уху тех, кто слушает. На прогулках хлопальщик должен время от времени похлопывать своего господина по глазам, ибо в противном случае тот на каждом шагу подвер- гается опасности упасть в яму, или стукнуться головой о столб, или же столкнуться с другими прохожими" *.

Действительные примеры профессорской рассеянности обычно находят в жизнеописаниях великих философов, изобретателей и ученых. В этом смысле особенно не повезло лауреату Нобелевской премии, математику Д. Гильберту. Из одной публикации в другую кочует следующая история. Однажды вечером, накануне прихода гостей, госпожа Гильберт заметила, что супруг надел неподходящий галстук и послала его в спальню, наказав заменить этот галстук на другой. Гильберт пошел и не вернулся. Когда, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, она поднялась в спальню, то нашла знаменитого ученого в кровати, раздетого и почти спящего. Такого типа ошибки, когда из-за нашей рассеянности правильно начатая последователь- ность действий сбивается в привычную, но в данной ситуации невер- ную колею, могут быть известны читателю по собственному опыту.

* Д. Свифт Путешествия Лсмюэля Гулливера. М.: Детгиз, 1955, с. 221-222.

23

Так, вместо набора нового телефонного номера мы набираем привыч- ный номер, начинающийся теми же двумя или тремя цифрами, и неожиданно услышав знакомый голос в полной растерянности пони- маем, что позвонили не туда куда следовало. Говорят, что И. Нью- тон, отслеживая по часам, варил куриные яйца. Однажды, задумав- шись, он положил в воду карманные часы и сварил их, глядя при этом на яйцо. Поскольку за достоверность этого эпизода авторы не руча- ются, приведем пример из своего опыта. Бывает, что вместо зубной пасты, перепутав тюбики, мы выдавливаем на щетку крем для бритья и замечаем свою оплошность лишь тогда, когда рот заполняется мыльной пеной.

Как видно из вышеописанных случаев, мнимая рассеянность мо- жет проявляться в так называемых ошибках невнимания, возникаю- щих по ходу привычной, автоматизированной деятельности. В При- ложении 3 приведен ряд действительных примеров, а также класси- фикация и теория ошибок рассеянности, предложенная Дж. Ризоном (Reason, 1990). Ошибочные действия такого рода входят, поЗ. Фрей- ду, в широкий класс отбросов феноменального мира или явлений психопатологии обыденной жизни (Фрейд, 1989). Специальное исс- ледование сбоев привычных действий показало, что они происходят \ и довольно часто у всех людей — в среднем три раза в неделю (Reason, 1984a). В обычных условиях бытового поведения эти про- машки выглядят довольно безобидно и в худшем случае приводят к незначительным травмам, а чаще всего вызывают только раздраже- ние или смех. "Мы смеемся над рассеянностью как над простым фактом",— пишет А. Бергсон (1992, с. 16). Однако, в определенных ситуациях и видах профессиональной деятельности последствия ошибок невнимания могут быть печальными и даже катастрофиче- скими. "Любой из нас, если он совершенно поглощен чем-либо, ста- новится рассеянным. Воры-карманники, например, пользуются этим, занимаясь своим ремеслом в толпе зрителей циркового пред- ставления или уличного шествия",— пишет Дж. Джастроу (Jastrow, 1928, с. 170). В ином, морально-личностном плане предлагает рас- сматривать невнимание и его последствия Ю.А. Шрейдер: "Совесть требует от нас быть внимательными к людям и ситуациям. В некото- ром смысле совесть — это обостренная внимательность, позволя- ющая усмотреть в этически безразличной, на первый взгляд, ситуа- ции.необходимость четкой моральной оценки. Когда человек оставил открытым водопроводный кран и не заметил, что в раковине лежит оставленная для мытья миска, через которую вода перельется потом на пол и протечет через потолок нижних соседей, он не делал дурной выбор, т.е. не предпочитал зло добру. Он просто был невниматель- ным. Совесть напоминает о том, что нужно обращать внимание на

24

целый ряд вещей, и это может уберечь от дурного поступка. Внима- тельность важна и в большом, и в малом"*. Укоры совести как одно из возможных следствий ошибки невнимания могут показаться рас- платой слишком незначительной в тех случаях, если в результате рассеянности пострадает сам субъект и/или другие люди. "На кухне ошибка "по рассеянности" может быть всего лишь комичной, но та же ошибка в кабине пилотов пассажирского авиалайнера может при- вести к катастрофе... Отличие заключается не в природе этой ошиб- ки, а в той мере, в какой данные обстоятельства накажут за нее",— подчеркивает Дж. Ризон (Reason, 1979, с. 68). В настоящее время феномены и последствия невнимательности и внимательности как стилей деятельности человека изучают не только инженерные, но и социальные и клинические психологи (см. Приложение 7).

В качестве особого примера мнимой рассеянности можно привести знакомое всем явление пустого взора, на которое указывал уже Ав- густин. Г. Стаут описывает его следующим образом: "Случается, что, пробуждаясь из состояния задумчивости или мечтания, мы ло- вим себя на том, что пристально глядим на предмет или лицо, сто- ящее перед нами. Мы смотрим, не видя. Более разительный пример, который легче проверить, встречается часто при чтении. Конверген- ция глаз, аккомодация хрусталика и проч., постоянно происходят, когда мы переходим от буквы к букве, от слова к слову. Но опытный читатель не обращает обыкновенно внимания на буквы или слова;

его мысли занятыСмыслом. Порою случается, что читая вслух, чита- тель позволяет своей мысли блуждать, так что чтение становится автоматическим процессом. Зрительные приспособления столь же необходимы как и раньше, хотя внимание уже не обращено ни на слова, ни на смысл" (Стаут, 1923, с. 270). Действительно, иногда, читая книгу, мы ловим себя на •'•ом, что взгляд привычно скользит по строкам, и рука листает страницы при полном игнорировании смысла текста. Мы встряхиваем головой и замечаем, что думали о чем-то постороннем или наболевшем и затем, довольно точно, возвращаем- ^} ся на несколько абзацев и даже страниц выше, чтобы возобновить и ч продолжить вдумчивое чтение. Таким же пустым взором мы нередко смотрим телевизионные передачи и пустым ухом слушаем лектора или собеседника, не понимая смысла увиденного или сказанного. Такая рассеянность замечается нами и окружающими редко, воз- можно потому, что она, как правило, не приводит к непосредствен- ным ошибкам. К более серьезным и даже плачевным результатам

Шрейдер Ю. А. Лекции по этике. М. автора.

МИРОС, 1994, с. 80-81, курсив

25

может привести пустой взор оператора пульта наведения зенитное ракетного комплекса или атомной электростанции, шофера, летчика и хирурга. В литературе описан еще один, родственный пустому взору феномен, получивший название временного провала или доч рожного гипноза. Он заключается в том, что после выполнения ка" I кой-то рутинной задачи, длительной прогулки или ведения машина) \ i человек не может вспомнить, что делал, когда и какие места проше-д ^v или проехал (Reed, 1974). , \У Третий вид рассеянности выступает как следствие чрезвычайное подвижности и отвлекаемости внимания. Буквальное значение слова;

"рассеянность" наиболее адекватно для определения этого состояв ния. Здесь внимание непроизвольно и хаотически перемещается с, одного внешнего объекта на другой, как бы порхает, не задерживаясь длительно ни на одном из них. Рассеянность такого рода характерна для так называемых подвижных помехонеустойчивых детей; поэто- му ее иногда называют ученической. Кроме того, она встречается в случаях психопатологии, например, у параноиков. Более обычная и слабая форма этой рассеянности возникает и наблюдается в ситуаци- ях, когда человек вынужден заниматься трудным или малоинтерес- ным делом.

К расстройствам внимания, получившим название старческой рассеянности относят его "плохую переключаемость в сочетании с недостаточно активной концентрацией" (Баскакова, 1989, с. 15). Здесь, в отличие от ученической рассеянности, внимание человека как бы залипает на одном предмете, деятельности или теме размыш- ления, но при этом, в отличие от рассеянности профессорской, его степень невелика и потому такое сосредоточение неэффективно. Здесь можно вспомнить расхожий образ ворчливой и неряшливой старушки, теряющей и закладывающей вещи домашнего обихода;

так она может долго искать очки, которые находятся у нее на лбу. Сходное явление рассеянности наблюдается в состояниях депрессии и тревоги, сопровождаемых так называемой умственной жвачкой, когда мышление человека долго и непрерывно занято одними и теми же, повторяющимися и бесплодными мыслями и образами.

Если при характеристике рассеянности подразумевают глобаль- ное невнимание к большей части содержаний сознательного опыта, то в случаях направленного невнимания речь идет об игнорировании специфических действий, восприятий, мыслей и чувств. Так, отме- чается известная трудность в произвольном сосредоточении внима- ния на эмоциональных и даже аффективных (напр., гнев, но не страх) процессах. По мнению некоторых авторов, подтверждаемому данными экспериментальных исследований, намеренное внимание к чувствам приводит к их ослаблению или разрушению. "Если попы-

26

таться это сделать, удовольствие или недовольство сразу же усколь- зают от нас и пропадают, а мы обнаруживаем себя внимающими какому-нибудь назойливому ощущению или идее, наблюдать кото- рые вовсе не собирались",— пишет Э. Титченер и приводит следую- щее высказывание О. Кюльпе: "Широко известен факт, что созерца- ние, специальное внимание к эмоциям снижают их силу и предотв- ращают их естественное проявление. Такое уменьшение интенсив- ности. .. как проявление тенденции к полному исчезновению аффек- тивных содержаний, прокладывает дорогу к состоянию безразли- чия. . . Следовательно, внимание враждебно чувствам, если оно со- средоточено прямо на них" (Titchener, 1908, с. 69). Примерное том же говорит Н.Н. Ланге: "... существенное различие чувств и ощуще- ний состоит в том, что ощущения становятся яснее и отчетливее, когда на них мы обращаем наше внимание, чувству же всегда прису- ща неясность или расплывчатость, и, сосредоточивая на нем внима- ние, мы не столько делаем его яснее, сколько ослабляем и даже совсем уничтожаем" (Ланге, 1914, с. 263). Добавим, что данная закономер- ность давно учитывается и используется во многих видах религиоз- ной практики и психотерапии.

Существует также обширный класс феноменов избирательного невнимания в когнитивной и моторной сферах. Привычное невнима- ние распространяется на повторяющиеся события. Мы не замечаем тикания часов, деталей домашней обстановки, давления одежды и обуви, бликов на стеклах очков, биений своего сердца, дыхания, движений языка и глаз. Отсутствие восприятия подобных обстоя- тельств, событий и процессов понятно и вполне оправдано. Для кого- то невнимание окружающих к своей персоне может оказаться не только полезным, но и необходимым. Так, в отличие от политика, франта и кокетки, детектив и солдат на фронте, рэкетир, вор и шпион, да и просто застенчивый человек не хотят быть замеченными. Индивидуальные и общие зоны невнимания встречаются и в области умственной деятельности. У. Джеймс пишет: "У каждого из нас есть такие темы, от которых мы сторонимся не хуже пугливой лошади, избегая даже о них задумываться" (Джеме, 1902, с. 176). Мысли о предстоящей смерти, собственной ущербности, последствиях ядер- ной войны и многие другие идеи, так или иначе связанные с основами существования, личностью и самооценкой субъекта, редко попадают и с трудом удерживаются в фокусе сознания большинства людей, i Столь же трудно сосредоточиться на хорошо известном учебном ма- териале, чьих-то неоднократно слышанных словах и банальных мыс- лях, не представляющих для нас ни малейшего интереса. "Из дейст- вий и речей, хорошо усвоенных и часто повторяемых, не только внимание, но и сознание улетучиваются, и они совершаются и про- износятся по привычке, т.е. совершенно механически без сопровож-

27

дения сознания. Быть внимательным к пустому анекдоту, рассказы ваемому в десятый раз, выслушивать повествование о крайне мелоч ных и вполне ничтожных событиях и обстоятельствах, в высшей степени трудно, потому что это значит сосредоточивать свое внима- ние почти ни на чем",— пишет П.Ф. Каптерев (1889, с. 38). Вмотор- ной сфере постепенный уход внимания характеризует процессы сти- хийного и специального формирования любых навыков и умений.

Не менее разнообразны и внешние проявления внимания. Особен- ности позы, мимики и взгляда человека позволяют судить о степени и направленности его внимания. Богатым материалом для анализа объективной картины внимания служат произведения искусства фо-| тографии, сюжетной и портретной живописи. Определенным умени-) ем различать состояния внимания других людей обладает каждый из нас, поскольку оно необходимо для успешного взаимодействия и общения. Мы достаточно уверенно схватываем внешние проявления разных видов чувственного внимания — зрительного, слухового, осязательного и органического. Специфические картины образуют также внешние признаки интеллектуального внимания в состояниях спокойного размышления, припоминания, напряженной мысли, глу-t бокой думы и экстаза. Различия в характере и степени внимания^ фиксируются десятками эпитетов. Например, внимание может бытвд исключительным и рассеянным, широким и узким, напряженным иш ослабленным, ленивым и жадным, досужим и заинтересованнымД ледяным и восторженным. На разницу пассивного и активного вни-я мания указывают оттенки значений глагольных форм описания вос- приятия. Можно, соответственно, видеть и смотреть, слышать и слу- шать, чувствовать запах и нюхать, чувствовать вкус и смаковать.

Точные и яркие описания внимательного и рассеянного поведения встречаются в работах Ч. Дарвина (1896), Н.Н. Ланге (1893), Т. Ри- бо (1890), И.А. Сикорского (1904). "Прислушивающийся приоста- навливает свои шаги, поворачивает в сторону звука то свое ухо, которое у него лучше слышит, прикладывает при этом к уху руку, увеличивая тем самым ушную раковину и собирая благодаря этому большее количество звуковых волн; дыхание его при этом задержи- вается. . . Увидевшая дичь охотничья собака переживает как бы су- дорогу внимания, вся замирая в "стойке" и "пожирая глазами" пред- мет своего внимания. С другой стороны, педагог в большинстве слу- чаев не ошибается, когда упрекает в невнимательности к его рассказу школьника, то и дело смотрящего в классе по сторонам и болтающего ногами и руками",— пишет С.В. Кравков (1925, с. 75).

Большинство движений при сенсорном или перцептивном внима- нии имеют явно приспособительный характер, выполняя функцию настройки органов чувств. Роль же и происхождение некоторых дру- гих движений понять нелегко. В процессе сильной концентрации,

например, продевая нить в игольное ушко, многие непроизвольно высовывают кончик языка. Особое значение могут иметь задержки дыхания. Установлено, что в ситуациях длительного сосредоточения дыхание становится поверхностным, а временами прекращается во- обще. Если студент на трудной лекции зевает, то не всегда потому, что ему скучно или хочется спать — зевота может быть неизбежным следствием предшествующей задержки дыхания. При жалобах учи- телей и родителей на невнимательность детей, специалисты, прежде всего, спрашивают о состоянии носоглотки ребенка (хронический насморк, аденоиды, гланды и т.п.).

Массивные задержки движений наблюдаются и в случаях интел- лектуального внимания — в процессах размышления или припоми- нания. В состоянии глубокой задумчивости человек обычно направ- ляет свой взор в бесконечность или закатывает, прищуривает и за- крывает глаза; иногда затыкает уши, а во время прогулки замедляет шаги и останавливается. Целесообразность таких движений очевид- / но заключается в отгораживании и перекрытии внешних, отвлекаю-:/ щих источников стимуляции. О "мудреце из Кенигсберга" рассказы- вают следующее: "Стараясь углубиться в свои размышления, Кант часто во время сумерек устремлял взор на какой-либо отдаленный предмет, большей частью на Лёбенихтскую башню. С течением вре- мени перед башнею выросли тополи в саду соседа, настолько высо- кие, что листья их прикрыли башню. Эта перемена стала беспокоить Канта, и он до тех пор упрашивал соседа, пока тот не приказал обрубить верхушки своих тополей"*. Более разнообразны, но менее понятны, сопровождающие умственное усилие движения типа на- морщивания лба, нахмуривания бровей, почесывания затылка, ку- сания губ или ногтей, верчения пуговицы или цепочки, игры каран- дашом или ключами, напевания или насвистывания.

Явления внимания и невнимания, как субъективные, так и объек- тивные, выступают наиболее ярко и выпукло в условиях дефицита времени, зашумленности и перегрузки необходимой информацией. Типовая ситуация такого рода, определившая особое направление экспериментальной психологии внимания, требует от субъекта одно- временного выполнения двух задач. Житейский опыт говорит о том, что люди могут одновременно делать два дела, например, вести ав- томобиль и разговаривать с попутчиком. Правда, если ситуация на дороге ухудшается или беседа принимает серьезный оборот наступа- ет приостановка одной из деятельностей.

Филиппов М. М. Эм. Кант. Его жизнь и философская деятельность. СПб.:

Изд. ф. Павленкова, 1893, с. 48.

28

29

Яркой иллюстрацией к данному примеру может послужить следу ющих фрагмент воспоминаний Н. Малкольма о философе Л. ВитгенД штейне:

" В 1939 году я довольно часто сопровождал Витгенштей- на на прогулках... Прогулка с Витгенштейном была делом нелегким. О чем бы мы ни говорили, он начинал думать с такой серьезностью и интенсивностью, что от меня требо- валось большое напряжение, чтобы следить за ходом его мысли. Витгенштейн обычно ходил рывками, иногда оста- навливался, чтобы сказать что-то особенно важное, и при этом смотрел на меня своим пронизывающим взглядом. Затем он срывался с места, но через несколько ярдов замед- лял шаг, чтобы потом его ускорить или остановиться, и так до бесконечности. И это неравномерное продвижение впе- ред сопровождалось наисложнейшим разговором!"*.

Успешное сочетание сложных осмысленных действий удается не часто. Русская пословица гласит: "За двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь". Навряд ли есть пословица, утверждающая обратное. Поэтому в эстрадных и цирковых программах так называ-Д емых психологических опытов одновременное выполнение несколь ких дел вызывает неизменный интерес и восхищение зрителей. 0( одном из таких номеров писал М. Горький: "Научиться можно всему надобно только захотеть. Вот, в Берлине, одна дама показывает фо- кусы: обеими руками в одно время пишет на разных языках — анг- лийском, немецком, французском — разные фразы. Даже так дела- ет: в руки берет по два карандаша, в зубы — пятый и одновременно пишет пять различных слов на пяти языках. Это совершенно изуми- тельный фокус, и, конечно, он требовал огромного напряжения сил, а вот достиг же человек такой гибкости. Значит — человек может сделать все, что хочет, нужно только волевое, длительное усилие"**. Большинству же не удается, например, одновременно слушать радио и читать книгу, беседовать и решать задачу, играть на музыкальном инструменте и смотреть телевизор без ущерба хотя бы для одной из пары деятельностей. Затруднительным иногда оказывается совмест- ное выполнение даже простых действий. Убедиться в этом можно, если попробовать круговыми движениями одной руки поглаживать, живот и, одновременно, другой рукой, похлопывать себя по затылку.

Конечно, мы нередко думаем об одном, делая при этом другое. На- пример, мы можем по дороге на работу размышлять о предстоящем разговоре с коллегой, перебирать бумаги на столе и мечтать об отпу- ске, умываться или чистить зубы, припоминая подробности футболь- ного матча. В подобных случаях акты нашего поведения проходят как бы автоматически или, как говорят профессионалы, на автопилоте;

они не требуют фокального осознания и, следовательно, одинакового распределения внимания на внешнюю и умственную деятельности.

Характеристики личности, прямо связанные с вниманием, опре- деляют положительно как наблюдательность, собранность, внима- тельность, чуткость и негативно как рассеянность, халатность, чер- ствость и равнодушие. Более отдаленную, но все же несомненную связь с развитием внимания имеют такие положительные черты ха- рактера человека, как усердие и настойчивость, старательность и прилежание, терпение и заботливость, аккуратность и ответствен- ность. Раньше в табелях и дневниках гимназистов и школьников даже ставили специальную оценку за внимание. К негативным чер- там этого рода относят ветренность, легкомыслие, непредусмотри- тельность, неряшливость, тревожность и подозрительность. "Духов- ная жизнь человека внимательного, вообще, способного от природы и вследствие упражнения к сильному сосредоточению внимания, при равных других условиях, всегда отличается большей организованно- стью, чем у человека, лишенного этой способности или обладающего ею в слабой степени; первые также несравненно более способны к развитию и совершенствованию, чем последние", — говорит в своих лекциях В. А. Снегирев (1893, с. 236). Исключительная способность концентрации внимания может быть воспитана и даже становится свойством национального характера. Русский поэт К. Д. Бальмонт в письмах из Японии восторженно отзывался о японках, называя их "воплощением изящной внимательности"*. По наблюдениям С.Ю. Юрского, работавшего в Японии в качестве режиссера—поста- новщика, отсутствие рассеянности — главная, бросающаяся в глаза особенность поведения японцев; она проявляется в том, как японцы слушают собеседника, в слаженном и несуетливом труде строителей, в нечувствительности актеров к отвлечениям**. Негативным обра- зом выглядит картина внимания в описаниях русского характера. Возможно поэтому русская и затем советская педагогика, следуя заветам К.Д. Ушинского, ставила задачу воспитания внимания на

Малкольм Н. Людвиг Витгенштейн: воспоминания // Людвиг Витгенш- тейн: человек и мыслитель. / В. П. Руднева (Сост.). М.: Изд. группа "Про- гресс", "Культура", 1993, с. 38-39.

Горький М. Собрание сочинений в 30 тт. М., 1955. Т. 30, с. 66.

Азадовский К. М., Дьяконова Е. М. Бальмонт и Япония. М.: Наука, ГРВЛ,

1991.с.75.

Юрский С. Кто держит паузу. М.: Искусство, 1989. 320 с.

30

31

одно из первых мест и лелеяла надежду "на предохранение наш молодежи от таких специфических зол в душевной организации рус)_ ского человека, как рассеянность, неравномерность внимания, бедЯ ность произвольного внимания" (Столица, 1915, с. 5). "НародТд которого общественное воспитание давало бы дарование определен! ному числу граждан, а здравый смысл почти всем, был бы, бесспорном первым народом в мире. Единственное надежной средство добитьсД такого результата — это с ранних лет "приучать детей к работе внимания",— пишет К. Гельвецйй (1974, с. 176). Т. Рибо обосно ванно утверждает, что произвольное внимание "служит одновремен но следствием и причиной цивилизации" (Рибо, 1890, с. 43). В связ! с этим можно привести следующие слова К. Юнга:

"Сознание требует для своего поддержания значитель- ного усилия. Человек устает от пребывания в сознательном 1 состоянии. Он истощается усилием". В качестве примера он 1 ссылается на наблюдения за представителями "первобыт- 1 ных племен", которые избегают малейшего раздражения, 1 выводящего их из состояния дремоты. Они "могут сидеть | часами неподвижно, когда же их спрашиваешь: "А что вы ' делаете? О чем думаете?" — они обижаются и говорят:

" Только сумасшедшие думают — они держат мысли в своей голове. Мы не думаем". Если же они вообще думают, то, скорее, животом или сердцем. Некоторые негритянские племена уверяют, что мысли находятся в желудке, потому что они осознают только те мысли, которые действительно беспокоят: печень, почки, кишки или желудок. Другими '• словами, они осознают только эмоциональные мысли" (Юнг, 1994, с. 16).

Сравнительно с другими психическими явлениями и процессам^ феноменология внимания располагает рядом специфических черт| \| Первая из них — отсутствие четких границ области явлений внимав ния. Внимание, на первый взгляд, нигде и никогда не выступаетЯ изолированно от других феноменов, переплетается и сливается i ними в единое целое. Вторая особенность заключается в смутности Субъективные явления внимания как бы уходят на периферию со знания, проявления объективные нередко замаскированы элемента ми целенаправленного поведения, которому онЬ служит. "Внима ние, подобно пищеварению, обычно находится за пределами нашейЯ сознательной осведомленности",— пишет Р. Дженнингз (Jennings,;

1986, с. 269). О том же, но более развернуто говорит Дж. Зубин: "У здорового бодрствующего индивида внимание не осознается. И толь- ко тогда, когда задача предъявляет субъекту особые требования, на- пример, при обнаружении самолетов во время войны; когда ему не

удается уделить внимание чему-то важному из окружения или когда он что-нибудь забыл, чем-то занят или психически заболел, тогда внимание становится проблемой. Оно подобно окружающему нас воздуху, мы осознаем его присутствие только в тех случаях, когда подует ветер или возникает вакуум. Именно поэтому научное иссле- дование внимания столь долго откладывалось" (Zubin, 1975, с. 139). Вопросы о том, в какой степени и насколько адекватно субъект (ре- бенок и взрослый) осознает процессы своего внимания, знает его особенности, возможности и ограничения, были специально постав- лены и приняты к эмпирическому рассмотрению сравнительно не- давно в русле работ по метапознанию (см. Приложение 6). Третья ^ особенность феноменологии внимания заключается в пестроте и раз- нородности входящих в нее явлений. Разнообразие явлений внима- ния подчеркивалось еще У. Джеймсом (James, 1890). Смешение столь разнородных явлений под общей шапкой "внимание" Д. Бер- лайн считает наиболее серьезным препятствием на пути его изуче- ния. Он утверждает, что эти феномены совершенно различны, по- скольку возникают независимо друг от друга и подчиняются разным факторам и закономерностям (Berlyne, 1970).

В связи с разнообразием явлений и множеством свойств внимания возникает особая проблема их систематики. Задачи описания свойств и классификации видов внимания решались различными исследова- телями по-разному (см. Приложение 1). Так, У. Джеймс, классифи- цируя виды внимания, опирался на данные житейского опыта и са- монаблюдения, и наиболее существенной считал функцию отбора (Джеме, 1902). Другие авторы закладывали в основание своих клас- сификаций оригинальные концепции внимания. Центральным мо- ментом систематики в этих случаях становится различение процес- сов и результатов внимания. Результат специфицировал внимание как таковое, а особенности процесса наводили на видовую классифи- кацию (Вундт, 1912; Ланге, 1893; Рибо, 1890; Титченер, 1914).

Исследования внимания начались уже на этапе становления на- учной психологии, а в определенном смысле даже предшествовали ему и составляли его главное содержание. Фактор внимания сущест- венно влиял на результаты физиологических экспериментов. Опыты и наблюдения Г. Гельмгольца, У. Карпентера, И. Мюллера и Г. Фех- нера подготовили почву и возбудили широкий интерес к исследова- ниям феноменов внимания, в частности у ассистента Г. Гельмгольца, молодого врача и физиолога В. Вундта. Ему, безусловно, принадле- жат права автора первой научной системы психологии и, одновре- менно, основателя психологии внимания. Примечательно, что одно из самых ранних исследований В. Вундта было направлено на изу- чение эффектов внимания в опытах с регистрацией времени реак- ции на зрительный и слуховой стимулы при условии их совпадения.

32

3-4037

33

Э. Титченер, обсуждая эту работу, писал: "В истории эксперимен- тальной психологии не было более впечатляющего случая, чем по- пытка Вундта при помощи простого критического эксперимента оп- рокинуть всю психологию Гербарта" (цит. по Blumenthal, 1976, с. 22). Учение о внимании как процессе апперцепции вошло в основ- ное ядро вундтовской концепции сознания. "Процессы апперцепции и перцепции, взятые вместе, образуют целое нашей душевной жиз- ни" (Вундт, 1912; с. 37). О. Кюльпе писал: "Один из вкладов Вундта в современную психологию состоит в том, что он осознал и отразил в своем учении об апперцепции уникальную природу и фундаменталь- ную важность внимания. Английская ассоциативная психология и ее последователи в Германии и Франции сводили все феномены со- знательной психической жизни к механике идей и ощущений и прак- тически полностью игнорировали состояние внимания. Вундт понял, что обладание идеей не совпадает с ее внимательным переживанием и условия внимания не заданы внутренней и внешней стимуляцией, которые мы рассматриваем в качестве физических двойников пери- ферических и центрально вызванных ощущений" (цит. по Blumenthal, 1976, с. 25, курсив автора). Следует отметить, что позд- нее Т. Рибо разработал собственную концепцию внимания, которая рассматривалась им как необходимое дополнение к общей теории ассоциаций (Рибо, 1890). Благодаря работам В. Вундта и его учени- ков исследование внимания длительное время, вплоть до двадцатых годов нашего столетия, занимало центральное место в эксперимен- тальной и теоретической психологии.

Э. Титченер считал открытие внимания одним из главных дости- жений научной психологии. Под открытием он подразумевал четкую формулировку проблемы внимания, признание ее особого статуса и фундаментальной важности. В частности, Э. Титченер утверждал, что "доктрина внимания является нервом любой целостной психо- логической системы, и перед общим судом психологии эта система будет оцениваться по тому, как решается данная проблема". Но тут же он признавал, что "открытие внимания не привело к какому-то немедленному триумфу экспериментального метода: как будто на- шли осиное гнездо, и первое же прикосновение к нему вызвало целый рой настоятельных проблем" (Titchener, 1908, с. 173). Г. Эббингауз

писал:

"Вопрос о внимании — вопрос очень трудный в психоло- гии. У большинства английских сторонников ассоционной психологии, да и во многих новых подробных описаниях душевной жизни, вопрос этот совершенно не затрагивается, в других он втискивается в систему самым поразительным, порой самым беспомощным, можно сказать, образом. Нет,

34

поэтому, ничего удивительного в том, что в более подроб- ных указаниях и ближайших описаниях сущности внима- ния мы встречаем большое разногласие. Огромное боль- шинство определений слишком узко в сравнении с тем, что вполне целесообразно рассматривается как внимание, как ввиду существующего словоупотребления, так и на основа- нии внутренней связи вещей; в них обыкновенно слишком выдвигается одна какая-нибудь сторона дела или же то, что имеет место при особых условиях" (Эббингауз, 1912, с.162-163).

Трудности, с которыми сталкивалась психология внимания, объ- ясняли отсутствием адекватных методов его исследования. Способ- ность внимания лежит в основе научного наблюдения вообще и ме- тода самонаблюдения, в частности. Возможно поэтому исследование внимания в психологии сознания, оказалось в целом безуспешным. "Интроспекция не обнаружила во внимании ничего действительно нового; ничего, что охарактеризовало бы этот процесс как тако- вой",— считал О. Кюльпе и отмечал, что "выявление надежного показателя внимания одна из важнейших проблем, ждущих своего решения в экспериментальной психологии будущего" (цит. по:

Hamlin, 1896, с. 32; Titchener, 1908, с. 276, соответственно). Как показало дальнейшее развитие экспериментальной психологии, изу- чение внимания тормозила и не столько бедность чисто методиче- ских средств, сколько узость и односторонность общепсихологиче- ских концепций, лежащих в основе его исследований.

Психология сознания поставила проблему внимания, но к окон- чательному и общепризнанному ее решению не пришла. В работах В. Вундта, У. Джеймса, Э. Титченера и Т. Рибо были сформулирова- ны фундаментальные понятия психологии внимания и предложены основные парадигмы его экспериментального исследования. Каждая из множества теорий внимания обладала своеобразием и выглядела достаточно убедительно. У. Пилсбери писал: "Проявления внимания многочисленны и разнообразны, и поэтому у компетентных крупных специалистов мы находим его определения как состояния мускуль- ного сокращения и приспособления, как чистой умственной деятель- ности, как некой эмоции или переживания и как изменения ясности идей. Любое из этих определений подтверждается фактами, если мы поставим ударение на соответствующем аспекте различных выраже- ний внимания" (Pillsbury, 1908/1973, с. 1). Н.Н. Ланге выделил во- семь основных взглядов на природу внимания (Ланге, 1893). "Сейчас каждый мало-мальски самостоятельный психолог имеет обыкнове- ние по-своему определять происхождение и суть внимания",— жа- ловался О. Кюльпе (цит. по: Hofler, 1894, с. 99). По словам Kopec-

s'

35

са, на вопрос о сути внимания "не только отсутствует общепризнан- ный ответ, но и направления различных попыток его решения рас- ходятся самым тревожным образом" (цит. по: Berlyne, 1974, с. 123). В дальнейшем экспериментальная психология не сокращала, а скорее приумножала число возможных трактовок внимания. Так,

3. Титченер в своих исследованиях пришел к выводам, по сути об- ратным положениям В. Вундта (Titchener, 1908). Возвышение пси- хологии внимания стало напоминать, по меткому сравнению

4. Спирмена, вавилонское столпотворение, когда строители загово- рили на разных языках; значения термина "внимание" расплоди- лись настолько, что исследователи перестали понимать друг друга. В связи с этим он сочувственно цитирует заявление М. Фуко: "Нам следует намеренно отказаться от любого использования понятия внимания и даже от произнесения этого слова" (Spearman, 1937, с. 140). В то же время в теориях восприятия и работах прикладного характера понятие внимания нередко выполняло объяснительную функцию, выступая в качестве Madchen fur alles*. Внимание в этих исследованиях превратилось, по словам В. Метцгера, "в магический принцип, который может делать все и не объяснять ничего" (Metzger, 1974, с. 114). Эта тенденция вызвала резкую критику со стороны гештальтпсихологов и других, близких к ним по позиции, исследова- телей сознания. "Слово "внимание" является в большинстве случаев излишним и вредным. Когда, например, некто Майер смотрит в свою тетрадь, то псевдонаучно это можно выразить так: "Майер направил свое внимание на тетрадь",— говорил Э. Рубин (1926/1976, с. 145). Особый протест вызвало титченеровское определение внимание как свойства любого психического процесса. Гештальтпсихологи под- черкивали активный характер внимания, называя его эго-объектной силой, призывали к специальным исследованиям эффектов внима- | ния и проводили их на материале решения перцептивных задач. Проблему внимания не могли обойти и другие, более радикально , настроенные, направления психологической мысли. В иных терми- нах она ставилась и разрабатывалась в рамках бихевиоризма и в школе психоанализа. Однако, в этот, как иногда говорят, леднико- вый период ментализма понятия сознания, воли, намерения и вни- мания исчезли со страниц престижных психологических изданий практически полностью.

Длительное время психология внимания в открытой форме разви- валась в области чисто эмпирических исследований с ярко выражен-

ием.— одна прислуга "за все" или иронически о человеке, который готов на всевозможные услуги.

36

ной прикладной направленностью. Именно здесь, в связи с решением вопросов эксплуатации сложной военной техники, в середине пяти- десятых годов произошел новый взлет теоретической мысли и пово- рот к фундаментальному изучению природы внимания. Примеча- тельно, что эта, вторая волна исследований внимания поднялась не в связи с противоречиями внутри научной ситуации, а благодаря прямому запросу со стороны практики. Экспериментальные исследо- вания К. Черри и Д. Бродбента вернули внимание в фокус психоло- гической науки. С работ этих авторов начинается современный этап развития психологии внимания. Отметим, что единой и общеприня- той теории внимания до сих пор не создано. По мнению Д. Берлайна, ситуация вавилонского столпотворения, о которой говорил Ч. Спир- мен, ухудшилась, так как исследователи внимания зачастую не по- нимают, что говорят на разных языках (Berlyne, 1974). Слова Э. Титченера о будущем суде над психологическими системами (см. с. 33) он оценивает как зловещее предзнаменование.

Ранние представления о внимании в наше время снова вызывают интерес, обсуждаются и разрабатываются. Недавно, Г. Бёймлер про- вел анализ учебной и справочной психологической литературы (главным образом современной) и выделил 35 различных определе- ний внимания, которые ему не без труда удалось разбить на 6 основ- ных классов (Baumler, 1991). Старые и новые взгляды на внимание он приводит рядоположенно, как будто время в истории психологии внимания остановилось. Проблемную ситуацию в данной области можно изобразить на мотив известной суфийской притчи, в которой незрячие люди ощупывают разные части слона, высказывая различ- ные мнения о доселе неизвестном им животном. Конечно, слово "незрячие" здесь следует поставить в кавычки, поскольку внимани- ем занимались многие, в том числе самые проницательные умы пси- хологической науки. На рис. 1.1 приведено лишь несколько, по одно- му ключевому слову на каждое, суждений о природе внимания. Для полноты картины можно вообразить, что эти слова произносятся на разных языках.

Изучение внимания в нашей стране проводилось в основном с целью тестирования его свойств у лиц различных категорий. Особую группу образуют исследования психофизиологических показателей внимания. Не отрицая их необходимость и значение, следует подчер- кнуть, что для понимания психологической природы внимания, без- относительно к частным и практическим целям, такого рода работы оказываются, как правило, малопродуктивными. Ярким и многообе- щающим исключением среди них являются психофизиологические исследования Е.Н. Соколова (1969 и др.), а также нейропсихологи- ческие работы А.Р. Лурии (1973 и др.) и Е.Д. Хомской (1972 и др.),

37

направленные на изучение механизмов регуляции как непроизволь- ного, так и, в особенности, произвольного внимания. К авторам, работы которых имеют, на наш взгляд, фундаментальное значение, | относятся Л.С. Выготский, П.Я. Гальперин, Н.Ф. Добрынин и Д.Н. Узнадзе. Примечательно, что они исследовали внимание с раз- ных общепсихологических позиций.

Грузинская школа психологии установки отводит вниманию чрез- вычайно важную роль (Узнадзе, 1961; 1966). Внимание—необходи- мая предпосылка возникновения и развития мышления и воли чело- века, фактор активизации процессов восприятия и памяти. Деятель- ность субъекта всегда опосредствована установкой — целостным не-' осознаваемым отражением действительности как ситуации удовлет-,

ворения актуальной потребности. Отбор впечатлений, концентрация психической энергии на них и, как следствие, ясность и отчетливость соответствующих содержаний психики обусловлены установкой, а не процессом внимания. Согласно Д.Н. Узнадзе, "деятельность вни- мания характеризуется всюду одним и тем же, а именно более или менее продолжительной задержкой нашей активности на предмете, большей или меньшей продолжительностью фиксирования наших познавательных сил на нем" (Узнадзе, 1945, с. 8, курсив автора). Поведение человека может проходить в двух принципиально различ- ных планах. В импульсивном плане, например, в случаях привычной деятельности, внимание не требуется. Процесс импульсивного пове- дения происходит безостановочно и всецело определяется стимулами внешней и внутренней среды организма. Второй, специфически че- ловеческий план возникает и разворачивается при усложнении ситу- ации. Переход в него происходит благодаря особому акту, объектом которого является звено импульсивного поведения при затруднении или сбое деятельности. Он объективирует слабое звено импульсивно- го поведения, переводя его в сознание в качестве предмета познава- тельной активности человека. Этот процесс, названный актом объ- ективации, Д.Н. Узнадзе отождествлял с вниманием, подчеркивая, что только таким образом внимание впервые получает не формаль- ную, а содержательную характеристику. В процессе интенсивной познавательной деятельности путем волевых актов изменяется ста- рая установка или вырабатывается новая. Итак, психология установ- ки определяет внимание как специфически человеческий, особый и содержательный процесс, служащий необходимой предпосылкой трансформации установок импульсивного поведения*.

Проблема внимания находилась в центре научных интересов Н.Ф. Добрынина на протяжении десятилетий. Главные положения подхода к ее решению были сформулированы в конце двадцатых и тридцатые годы. Уже тогда при объяснении феноменов внимания Н.Ф. Добрынин использует категории личности и деятельности. "Необходимо на основе марксистского понимания личности и ее ак- тивности подчеркнуть основные ведущие черты в определении вни- мания, дать точное и исчерпывающее описание его проявлений, вы- яснить причины его возникновения и протекания" (Добрынин, 1938, ^с- 113, курсив автора). Там же он дает определение внимания как

В своей последней незавершенной работе Д.Н. Узнадзе вновь обращается к проблеме внимания, указывая на необходимость различения объектива- ции и внимания (Узнадзе, 1961,с. 196-197).

направленности и сосредоточенности психической деятельности и поясняет: "Под направленностью мы понимаем выбор деятельности и поддержание этого выбора. Под сосредоточенностью мы понимаем углубление в данную деятельность и отстранение, отвлечение от всякой другой деятельности" (с. 118, курсив автора). Первая часть определения характеризует внимание как явление, выступающее в виде двух характеристик психической деятельности — направленно- сти и сосредоточенности. Эта часть носит описательный характер, хорошо согласуется со здравым смыслом, но не раскрывает содержа- ние внимания как процесса, представляющего собой, по Н.Ф. Добры- нину, одну из форм активности личности. Основная смысловая на- грузка падает поэтому на вторую часть определения, где говорится о выборе деятельности, его поддержании, углублении в данную дея- тельность и отстранении от других. Здесь, по сути, речь идет о целой группе процессов, объектом которых является сама деятельность, а функцией — направление и удержание ее в определенном русле. Н.Ф. Добрынин в дальнейшем неоднократно пояснял свое определе- ние, предостерегая от неправильных толкований, либо устраняющих специфику внимания, либо отделяющих внимание от деятельности. Он подчеркивал, что "внимание есть особый вид психической дея- тельности, выражающийся в выборе и поддержании тех или иных процессов этой деятельности. Этот выбор сопровождается сосредото- чением внимания, делающим ясной и отчетливой избранную дея- тельность" (Добрынин, 1975, с. 79). В одной из последних работ Н.Ф. Добрынин писал: "Сплошь и рядом внимание определяют как направленность и сосредоточенность сознания на каком-нибудь объ- екте. Мы считаем более правильным определять внимание как на- правленность и сосредоточенность сознания на деятельность с объек- тами" (Добрынин, 1977, с. 93). Причинное объяснение процессов внимания и различий их деятельностных проявлений Н.Ф. Добры- нин искал в аффективно-волевой сфере психики, используя понятия интереса, волевого усилия и потребности. Высший слой детермина- ции этих образующих личности он находил в структуре обществен- ных отношений. Н.Ф. Добрынин выстраивает феноменологию вни- мания по линии классификации его видов, различающихся количе- ственно по степени активности личности и качественно — по харак- теру этой активности. Степень активности определяется развитием потребностной сферы, которое происходит в конкретных историче- ских условиях благодаря специально организованному обучению и воспитанию. Последовательное проведение личностного подхода к анализу явлений внимания привело автора к дифференцированной классификации его видов. Более того, ему удается отчетливо выде-

40

лить как проявление высшей степени активности личности особый, названный послепроизвольным, вид внимания (см. Приложение 1).

П.Я. Гальперин определяет внимание как идеальное, свернутое и автоматизированное действие контроля (Гальперин, 1958). Учение о внимании как функции контроля — составная часть теории поэтап- ного формирования умственных действий. Последняя представляет собой общепсихологическую концепцию, основанную на своеобраз- ном понимании предмета психологии, роли психики в поведении и особом методе исследования психических процессов (формирующем эксперименте). Внимание — продукт развития внешней, предмет- ной и развернутой деятельности контроля в форму внутреннюю. Средства и способы контроля субъект находит в окружающей дейст- вительности. В зависимости от специфики этого развития получают- ся различные виды внимания. Непроизвольное внимание складыва- ется стихийно, здесь маршрут и средства контроля диктуются объек- том и текущими состояниями субъекта. Внимание произвольное фор- мируется тогда и в той мере, в какой процесс его развития становится планомерным. Произвольное внимание — результат обучения, в ко- тором поставлена специальная задача и даны общественно вырабо- танные образцы, средства и способы контроля данного вида деятель- ности. Общие умения и навыки внимания в каждом отдельном случае должны быть конкретизированы, детализированы и отработаны при- менительно к определенному виду деятельности. Обучение внима- нию в разных видах деятельности открывает возможность формиро- вания обобщенного контроля или внимательности вообще. Решаю- щим доказательством своей теории внимания П.Я. Гальперин считал итоги экспериментального исследования С.Л. Кабыльницкой. В этой работе проводилось поэтапное формирование контроля за поиском и исправлением ошибок невнимания (пропусков и замен букв, слогов и слов письменного текста) у школьников. Результаты обобщения сформированного контроля в различных ситуациях и на материале разных задач свидетельствуют, по мнению авторов, о том, что "в своей заключительной идеальной и сокращенной форме контроль за любым производительным действием ни по виду, ни по результату не отличается от того, что называется вниманием (при выполнении этого действия),— от его внимательного выполнения. Почему же не считать его вниманием? На тех, кто станет утверждать, что внимание есть что-либо иное, ложится обязанность это доказать" (Гальперин, Кабыльницкая, 1974, с. 84-85).

Все крупные психологические направления неизбежно выходили на проблему внимания, пытались раскрыть, разработать или закрыть ее. Следуя избранному пути, различные психологические школы

41

давали свои варианты постановки и решения этой проблемы. Просче- ты в методологии приводили к однобоким и потому уязвимым для критики решениям. Основное препятствие, с которым сталкивалась психология внимания на протяжении всей истории своего развития, заключается в том, что исследователи никак не могли прийти к единому мнению относительно первичного эффекта или продукта внимания. П.Я. Гальперин делает два вывода относительно причин трудности исследования внимания. Во-первых, про себя и внешнему наблюдению внимание представляется как бессодержательный про- цесс; во-вторых, у внимания нет собственного продукта (Гальперин, 1958). Внимание проявляется, как уже говорилось, вместе или сопря- женно с другими психическими процессами. Ряд этих явлений столь разнороден, а связи между ними столь скрыты, что предположение об их общей основе выглядит сомнительным. Среди них трудно вы- делить явления, которые характеризуют внимание как особый про- цесс, и явления, указывающие на его продукт. Поэтому ставится под сомнение специфика внимания как особого психического процесса и снимается вопрос о его содержании. Там, где указывается продукт или эффект внимания, редуцируется специфическое содержание процесса, и наоборот, когда раскрывается содержание, исчезает про- дукт. В итоге, вниманию чаще всего отводилась роль описания иных психических процессов, сознания или деятельности. Многим каза- лось, что построение единой концепции внимания, которая смогла бы непротиворечивым образом объяснить все явления сосредоточен- ности и рассеянности человека, означало бы создание глобальной общепсихологической теории. Поэтому психологию внимания сле- дует рассматривать либо как психологию in nuce*, либо, что по сути то же самое, вообще не считать самостоятельным разделом психоло- гической науки.

Трудность исследования внимания давно осознана психологами, пытавшимися разобраться в его феноменах, определить его специфи- ку или, наоборот, редуцировать к другим психическим процессам. Так, У. Джеймс разделил все концепции внимания на причинные теории и теории эффекта (James, 1890). Первые рассматривают вни- мание как причину, приводящую к какому-либо результату. Вторые считают явления внимания эффектами, то есть следствиями других психических процессов. У. Джеймс полагал, что научные данные склоняют чашу весов в пользу, теорий эффекта, но по философским

лат.— в орехе; сжато, вкратце

42

соображениям отдавал предпочтение причинным теориям. Схема постановки и решения проблемы внимания, предложенная У. Джей- мсом, сохранила свое значение вплоть до настоящего времени. ф. Уорден пишет: "Взявшись за вопрос, является ли внимание эф- фектом или причиной, он [У. Джеймс ] проложил тот путь, по кото- рому идем и мы, когда пришел к выводу, что возможные ответы в большей степени метафизические, чем научные" (Worden, 1966, с. 56).

Известные решения проблемы внимания распадаются на два ос- новных и один промежуточный класс. Теории первого класса так или иначе отрицают специфику внимания, единую сущность его явле- ний, рассматривают внимание как побочный продукт или характе- ристику других психических процессов. Теории второго класса, на- против, признают суверенитет внимания, считают его особым и са- мостоятельным процессом, играющим существенную роль в позна- нии и поведении. Здесь внимание как бы включено в деятельность, является ее существенным компонентом или особым процессом, не- сущим определенную функциональную нагрузку. Теории третьего, промежуточного класса рассматривают внимание как условие позна- ния, поведения или деятельности. Каждая из таких теорий может одновременно содержать черты двух вышеуказанных классов, не являясь при этом вариантами компромисса, примиряющего поляр- ные точки зрения основных теорий. По существу, они могут находит- ся в отношении дополнительности к решениям проблемы внимания в концепциях первого и второго вида.

Большинство современных исследований внимания проводится в рамках зарубежной когнитивной психологии, которая начиналась с анализа внимания и памяти. На первом этапе своего развития она находилась под мощным влиянием гештальтпсихологии, кибернети- ки и методологических установок необихевиоризма. Область когни- тивной психологии определяют как исследование процессов приема, хранения, воспроизведения и использования информации (Neisser, 1967). В отличие от различных вариантов бихевиоризма здесь утвер- ждается и подчеркивается внутренняя активность субъекта. В то же время когнитивная психология старается придерживаться строго на- учного подхода к изучению познавательной деятельности человека. Это выражается в высоком статусе и тщательном планировании ла- бораторных экспериментов, обязательном применении процедур статистической обработки результатов, в недоверии к метафориче- скому языку описания психологических механизмов и явлений, в стремлении к ясным дефинициям и устранению любого рода дву- смысленностей на всех этапах научной работы. Многие когнитивные психологи считают, что при определении каких-либо понятий для

43

пользы дела лучше быть ошибочно точными, чем правыми смутно. Несмотря на экстенсивное развитие этого направления, выходящее за рамки исследования собственно познавательных процессов, вни- мание всегда оставалось "в сердцевине когнитивной психологии" (Keele, Neill, 1978, с. 3). Более того, как сетует А. Оллпорт, внимание служит для современной экспериментальной психологии "кодовым наименованием сознания" (Allport, 19806, с. 113). М. Познер пред- почитает использовать понятие внимания в качестве общего наиме- нования поля исследований механизмов осознания событий (Posner, 1986).

Связь когнитивной психологии с классической психологией со- знания постоянно поддерживается благодаря "Принципам психоло- гии" У. Джеймса (James, 1890). Участники симпозиума, посвящен- ного столетию выхода в свет этой "библии" американских психоло- гов, чрезвычайно высоко оценивают вклад У. Джеймса в целый ряд разделов современной психологии, в том числе и особенно, в психо- логию внимания. Д. Лаберж считает, что в последние тридцать лет происходила лишь разработка тех положений и идей, которые ясно сформулировал У. Джеймс (La Berge, 1990). Исследования когни- тивных психологов обогатили эмпирическую область психологии внимания как в плане получения новых надежных данных, так и в плане разработки изощренных методик и процедур лабораторного эксперимента. В то же время они ставят под сомнение любые попытки теоретического объяснения природы внимания. Модельные пред- ставления внимания в системах переработки информации сменяют друг друга с калейдоскопической быстротой. Сравнительно недавно, В. Дарк и У. Джонстон провели исчерпывающий аналитический об- зор результатов многочисленных исследований селективного внима- ния.

Авторы отмечают три особенности рассматриваемой области. Во- первых, массовый уход от определения того, что такое внимание. Во-вторых, легкость, с которой различные конкурирующие теории могут согласовываться с одними и теми же эмпирическими данными. В-третьих, постоянное привлечение для объяснения явлений внима- ния некоторой умственной силы или агента. Они указывают на при- чинную взаимозависимость этих моментов, поскольку "трудно по- строить теорию процесса, который плохо определен, и трудно опро- вергнуть расплывчатую теорию, особенно в том случае, если она основана на представлении о гомункулусе" (Johnston, Dark, 1986, с. 43).

При оценке теорий селективного внимания авторы используют схему У. Джеймса (см. с. 42-43) и приходят к тем же выводам — большую часть экспериментальных данных лучше объясняют теории

44

эффекта, и, в то же время, полностью опровергнуть альтернативные теории только на эмпирической основе не удается. Тем не менее, они намерены продолжать усилия в плане упорной экспериментальной разработки теорий эффекта, поскольку все причинные теории стра- дают от одного изъяна — явного или неявного допущения существо- вания гомункулуса переработки информации. В. Дарк и У. Джон- стон завершают свой обзор следующими словами: "И все же накаты- вает тяжелое, обескураживающее чувство, когда подумаешь, что У. Джеймс был намного умнее нас и в конечном счете вообще оставил психологию" (Johnston, Dark, 1986).

Все большее число психологов приходит к выводу, что найти ответ на вопрос о сущности внимания путем проведения исключительно экспериментальных исследований в настоящее время невозможно. Необходимы постановка и серьезное обсуждение этой проблемы на более широкой базе данных и твердом методологическом основании, решение комплекса теоретических вопросов, недоступных прямой эмпирической разработке и экспериментальной проверке. Понятие внимания, как и прежде, привлекает тех психологов, которые прямо проблемой внимания не занимаются, поскольку оно обеспечивает простое и согласованное объяснение широкого круга разнообразных феноменов. Поэтому, наряду с возражениями против объяснения темного путем ссылок на еще более темное, иногда раздаются призы- вы обратного характера. "Внимание не доступно прямому наблюде- нию. Однако, теоретический конструкт внимания упрощает множе- ство наблюдаемых взаимодействий. Он схватывает общие эффекты многих разнородных классов наблюдаемых операций — таких как направляющие инструкции, награды за хорошее выполнение, время суток, наркотики, и любых других факторов, которые могут повли- ять на внимание" (Bower, Clapper, 1989, с. 250). В качестве примера широкого использования объяснительной силы понятия внимания можно привести исследования М. Чиксентмихайи и Дж. Гамильтон (см. Приложение 2).

Трудности, с которыми сталкивается когнитивная психология. обусловлены, прежде всего особенностями метатеоретического и ме- тодологического характера (см., напр., Зинченко, Мамардашвили, 1977; Величковский, Зинченко, 1979). Кроме вышеупомянутой про- блемы гомункулуса, решающими недостатками здесь являются, во- первых, квалификация субъекта как организма, погруженного в сти- хию физической стимуляции; во-вторых, редукция к физиологиче- ским механизмам; в-третьих, методизм, или фельдшеризм проводи- мых исследований. Дополнительно следует отметить, что во многих работах этого направления отсутствует обоснованная постановка проблемы внимания. Функция внимания здесь априорно задана. На-

45

пример, в структурных моделях вниманию сразу отводится роль отбора информации. Таким образом, в эмпирическом плане исследу- ется избирательность слухового или зрительного восприятия. Види- мо поэтому, в обзоре 1982 года Д. Бродбент намеренно избегает слова "внимание" и предпочитает ему термин "избирательность" (Broadbent, 1982). Представление о внимании не разрабатывается, а как бы вписывается в модели системы переработки информации. В области эмпирических исследований обсуждение этих моделей все- таки оказывается плодотворным. Они не только объясняют опреде- ленную группу лабораторных данных, но и выполняют функцию средства исследования, прокладывая дорогу для поиска и получения новых фактов и постановки новых вопросов. Теория в этом смысле , для многих когнитивных психологов играет лишь вспомогательную | роль. Продуктивный анализ силы теоретической концепции заклю- чается в ее характеристике и оценке как определенного пути поиска в пространстве проблемы. В сложной проблеме данный путь не явля- ется исчерпывающим и, будучи пройден до конца, должен быть ос- тавлен, чтобы двигаться дальше. "Верша нужна — чтобы поймать рыбу: когда рыба поймана, про вершу забывают. Ловушка нужна — чтоб поймать зайца: когда заяц пойман, про ловушку забывают"*.

Г. Айзенк утверждает, что неприятие теории стало аксиомой со- временного психологического мышления (Eysenck, 1987). По мне- нию М. Познера, большинство экспериментальных работ направле- S ны на проверку частных теорий внимания. Эти теории сформулиро- | ваны детальным образом, и эксперимент, как правило, направлен на j выбор альтернативных следствий конкурирующих гипотез. На са- 1 мом же деле они принципиально не отличаются друг от друга. Более адекватным он считает подход, предполагающий выдвижение общих гипотез без детального их обсуждения в физиологических и количе- ственных терминах. Оптимальная стратегия исследования заключа- ется в том, чтобы задавать такие вопросы, ответы на которые сокра- ^ щали бы количество теорий вдвое (Posner, 1982). Возможность прак- i тического применения является для когнитивных психологов важ- I нейшим критерием оценки теории. Б. Кантовиц отмечает, что у тео- ' рий должна быть хотя бы минимальная чувствительность к нуждам | практики, и "теоретики, игнорирующие существование пользовате- | лей теории, занимаются нарциссической, не заслуживающей обще- | ственной поддержки деятельностью" (Kantowitz, 1987, с. 86). Пред- полагается, что каждая модель или их сочетание могут быть исполь-

* Чжуан-цзы // Из книг мудрецов. М.: Худ. лит-ра, 1987, с. 104.

1

зованы для объяснения и предсказания поведения лиц определенных категорий или в определенных ситуациях. Так, можно считать удач- ным использование модели Д. Бродбента для интерпретации данных клинического исследования нарушений внимания больных шизоф- ренией (см. Приложение 4). Конкретные модели могут располагать собственными зонами экологической валидности.

В последние годы наметилась тенденция к построению глобаль- ных, сформулированных в общих терминах теорий познавательной и исполнительной деятельности человека. Дж. Ризон провел сравне- ние теорий нового (каркасные) и старого (локальные) типа (см. _,.л„ i i\

	Табл. 1.1
Сопоставление принципиальных	характеристик локальных и кар-
касных теорий (Reason, 1990, Ta6j	л. 2.1, с. 49).
Локальные теории	Каркасные теории
Анализируют	Синтезируют
Предсказывают	Описывают
Опровергаются	Подчиняются смене парадигм
Подчеркивают теоретические разли-	Сосредоточены на соглашении меж-
чия	ду теориями
Основаны на лабораторных исследо-	Производны от настоящей истории и
ваниях	клинических наблюдений
В традиции естественной науки	В прикладной и клинической тради-
	ции
Используют экспериментальные ме-	Совершают широкие естественные
тодики для установления причинных	наблюдения для извлечения полез-
связей	ных рабочих приближений
Стратегия исследований: постановка	Стратегия исследований: проводят
экспериментов для проверки сопер-	исследования для определения усло-
ничающих теорий	вий, ограничивающих обобщения

Как видно из табл. 1.1, каркасные теории резко отличаются от локальных как по своим истокам, так и по уровню обобщения. Они не отрицают прежний способ теоретизирования, а скорее дополняют его на более высоком метатеоретическом уровне. К общим каркас- ным положениям различных теорий внимания, разрабатываемых в современной когнитивной психологии, можно отнести понятия ин-

формации, переработки информации и структуры системы этой пе- реработки. Понятие информации в настоящее время уже не исполь- зуется в строгом смысле теории связи. Понятие переработки включа- ет в себя ряд процессов, организованно протекающих в системе пере- работки информации. Структуру системы обычно представляют в виде взаимосвязанных блоков, расположенных последовательным или параллельным образом. Каждый из блоков характеризуется по функции, емкости и форме кодирования информации. Одни теории формулируются в виде определенных моделей структуры системы; в других же акцент ставится не на блоках, а на процессах. Общим для тех и других теорий остается положение о том, что возможности систем приема, переработки и использования информации ограниче- ны. Как мы увидим в следующих главах, различия представлений о внимании во многом определяются тем, как именно раскрывается данное положение.

48