7.5. Этнос. Народ. Нация

Люди, живущие на поверхности земной суши, объективно разделя­ются на группы, присваивающие (см. выше о собственности) те или иные ландшафты. Это и есть этносы⁸⁹.

Этнос всегда предполагает отчизну, родину. Такая родная земля может играть большую или меньшую роль⁹⁰, но собственная террито­рия как место, где обеспечивается жизнь людей, необходима⁹¹. При­своение ландшафта практически осуществляется как его благоустро-ение, прежде всего с помощью архитектуры (мы об этом говорили, размышляя о социальном хронотопе). Архитектура становится неотъ­емлемой частью ландшафта, а потому, по крайней мере для цивилизо­ванных народов, играет исключительную роль в этногенезе⁹². Присво­ение ландшафта — это его преобразование. Территория преобразуется национальным духом, национальной идеей. Вопрос в том, что считать первичным: национальную идею или особенности ландшафта, кото­рый порождает национальную идею⁹³.

Присвоение ландшафта как внешней природы предполагает при­своение и внутренней природы —- определенного генотипа. Генотип — понятие XX в.; в XIX в. говорили о «крови». По существу, «кровь» — это мифологема, соответствующая понятию генотипа⁹⁴.

Этносы, таким образом, суть социальные общности, которые иден­тифицируются с определенным ландшафтом и с определенным гено­типом, выражающимся в характерных особенностях строения те­ла. Впрочем, ландшафт и генотип необходимы, но не достаточны для формирования этноса; важны также эндогамия, единство культуры и пр.⁹⁵ В целом методология конституирования этноса выступает как генезис идеального (конструированного) типа⁹⁶.

Возрастная и половая дифференциация сама по себе практически не ведет к вооруженным конфликтам в общественном масштабе. Но там, где речь идет о собственности и присвоении, такие конфликты становятся типичными. Мы видели, что классовая дифференциация предполагает в некоторых случаях вооруженные конфликты (восста­ния рабов, крестьянские войны, революции). Наиболее же характерны такие конфликты, как показывает история, в межэтнических отно­шениях. Здесь предполагается, как правило, возможным захватывать чужую территорию (внешнюю природу) и уничтожать другие этносы

262

физически, т. е. уничтожать внутреннюю природу (крайний случай — геноцид).

Этнические отношения весьма ценностно нагружены, а пото­му одного идеального типа здесь в процессе познания «не хватает». Социальные философы заимствуют метафорический строй из других типов идентификаций, которыми мы уже занимались. Так, весьма рас­пространена возрастная метафора. Мыслится особый цикл развития этноса, который проходит стадии юности, зрелости и дряхлости. Вы­деляются «молодые народы» (например, славяне) и «старые народы» (например, западноевропейцы). «Молодые» этносы оцениваются чаще всего положительно, а «старые» — отрицательно. У молодых народов, которые пока достигли немногого, еще все впереди, а старые народы хотя и умудрены громадной культурой, но у них все уже свершилось⁹⁷. М. Монтень говорит о ранней поре народа как самой лучшей и счаст-ливои его поре .

Применительно к этническим отношениям используется и половая метафора. Так, О. Бисмарк сравнивал тевтона с мужчиной, а славян­ские страны с женщиной. Н. А. Бердяев подхватил этот образ и напи­сал об «исконно бабьем в русской душе»⁹⁹.

Этносы, как и другие типы общностей, рассмотренные выше, кон­ституируются в противопоставлении другим этносам. Их идентич­ность формируется в общении с другими этносами¹⁰⁰. Так, русскими мы себя чувствуем за границей. Это противопоставление и соревнова­ние может быть мягким, по преимуществу в сфере культуры, более жестким — экономическим, где осуществляется мирная конкурентная борьба за рынки, ресурсы, сферы влияния, государственно-диплома­тическим и, наконец, военным.

Соответственно в той или иной цивилизации выделяются циви-лизационные центры и периферия, т. е. этносы, которые лидируют в рамках данной цивилизации, и этносы, которые составляют «вто­рой и третий эшелон» ее. Иначе говоря, так же как существуют при­вилегированные возрасты и привилегированные тендеры, существуют и привилегированные этносы. Соответственно налицо и подчиненные этносы. Греческая Античность четко разделяла эллинов и варваров, аналогичная структура существовала по отношению к Древнему Ри­му, Древнему Китаю. В Новое время выделяются Западная Европа и колонии, в Новейшее — так называемые промышленно развитые стра­ны и развивающиеся страны¹⁰¹. Гегель называл их применительно к доиндустриальной эпохе соответственно историческими и неистори­ческими народами.

Периферия так или иначе вынуждена противопоставлять себя цен­тру. Она мыслит себя в терминах зависимости и отсталости, которые взаимосвязаны. На периферии всегда обнаруживаются две конкуриру-

263

ющие идеологические установки: либо преодолеть отсталость, т. е. «до­гнать и перегнать» центр и тем самым устранить зависимость (иногда это удается, иногда —нет), либо противопоставить цивилизационному центру собственный путь, альтернативный господствующим парадиг­мам цивилизации, но направленный в конечном счете опять же на достижение своего доминирования («перегнать, не догоняя»); иначе говоря, можно снять вопрос об отсталости демонстрацией независи­мости. Так, в России существовали, существуют и, по-видимому, дол­го еще будут существовать «западничество» и «славянофильство» в широком смысле слова.

Трагедия развития России/СССР в XX в. состоит в том, что с точ­ки зрения мировой модернизации Россия приложила неимоверные уси­лия, чтобы вырваться из «отсталости» и утвердить себя как мировую державу. Но в итоге мы остались по отношению к Западу на том же

1 0*2

уровне, что и в начале прошлого столетия¹ .