
- •Глава I уроки песочницы
- •Глава II корысть и proft
- •Глава III новое время – новые песни
- •Глава IV вверх по лестнице, ведущей вниз
- •Глава V мои первые книжки
- •Глава VI князь курбский как первый русский невозвращенец
- •Глава VII «чумазый ребенок»
- •Глава VIII рождество для бедных детей
- •Глава IX новая русская касталия
- •Глава X федя и тирольские шорты
- •Глава XI из области зоопсихологии
- •Глава XII хранители
- •Глава XIII разлука будет без печали
- •Глава XIV государство – это я
- •Глава XV скверный анекдот
- •Глава XVI залог выживания
- •Глава XVII образцовые индивидуалы
- •Глава XVIII мой отец был очень мягким человеком
- •Глава XIX из пепла возгорится пламя
- •Глава XX итоги предательства. Истоки надежды
- •«Белая книга» нового русского детства предисловие
- •1. Наташа
- •2. Вадик
- •3. Виталик
- •5. Миша
- •6. Тяпа
- •7. Кирилл
- •8. Леня
- •9. Тихон
- •10. Лелька
- •11. Рита
- •12. Евгений и гришка
- •13. Лиза
- •14. Маша и леша
- •15. Гоша
- •16. Сева
- •17. Костя
- •18. Володя
- •19. Дато
- •20. Рома
- •Вместо последней истории
20. Рома
Рома с самого раннего детства был странным ребенком. «Странным» это, пожалуй, мягко сказано. Он был психически больным. Как правило, такой факт становится очевидным для родителей в последнюю очередь. И это понятно. Слишком страшно произнести слово «шизофрения» по отношению к своему сыну. Слишком безысходно.
Но у Роминых родителей хватило мужества посмотреть на болезнь ребенка открытыми глазами. С пяти лет он постоянно наблюдался у психиатра, стоял на учете в районном психо–неврологическом диспансере и периодически лежал в больнице.
Но потом разразилась перестройка, и одной из ведущих тем в нашей печати стала тема советской карательной психиатрии, действительно серьезная и для людей, прошедших через этот кошмар, болезненная. Однако тут же нашлись и любители подразаботать на «чернухе», в результате чего появилась куча статей и телепередач, изображающих всех советских психиатров как чекистов в белых халатах.
Помнится, на всемирном психиатрическом конгрессе в одной из европейских стран мы, еще не успев заглянуть в программку, поняли, какие доклады будут делать наши отечественные «спецы». Поняли по их физиономиям. Было видно, что при старой конъюнктуре они основательно изучили вопрос карательной психиатрии изнутри (естественно, не в роли жертв). Ну, а при новой, когда стало выгодно обличать, с успехом выступили в роли обличителей.
Вы думаете, это лирическое отступление? – Отнюдь! Дело в том, что важнейшим последствием разоблачительной кампании стала дискредитация психиатрии вообще и детской психиатрии (которая уж никакого отношения к карательной не имела!) в частности.
И на судьбе Ромы это все не замедлило сказаться. Школу он, находясь на домашнем обучании, не посещал, друзей в силу психических особенностей не имел и заполнял свободное время газетами и телевизором, жадно поглощая все то, чем тогда пичкали неискушенного обывателя. Вскоре мальчик наотрез отказался принимать лекарства, которые годами поддерживали его в более или менее стабильном состоянии, заявив, что это психотронное оружие. Родители пытались всеми правдами и неправдами впихнуть внего нужные таблетки, но он разгадывал их хитрости и кричал, что они нарушают права человека. А врача, который искренне волновался за его здоровье, в глаза назвал чекистом и сказал, что больше не придет к нему никогда.
И в самом деле не пришел.
Жизнь Роминых родителей – и без того несладкая – превратилась в кромешный ад. Состояние больного подростка резко ухудшилось, он не пускал в дом учителей, тема карательной психиатрии стала основным содержанием его бреда. Себя он теперь мнил диссидентом, которого за его вольнолюбивые убеждения довели до инвалидности. Районный врач в этом бреду представал генералом КГБ. Ну, а папа с мамой – агентами, в задачу которых входило выведывать информацию у сына и планомерно разрушать его психику.
Визит к врачу, понятное дело, приравнивался к допросу, так что об этом теперь нельзя было даже заикнуться, но родители все же в особо трудные минуты потихоньку обращались к «генералу», и тот по старой памяти давал им советы, как справиться с разбушевавшимся «инакомыслом».
Но потом Рома вырос, и его карту перенесли во взрослый психо–неврологический диспансер. Там врач уже при всем желании не мог дать заочный совет родителям, потому что никогда не видел своего пациента. А когда Роме исполнилось шестнадцать, он пришел в диспансер, но вовсе не для того, чтобы посетить врача, а чтобы… сняться с учета. Ведь по новым демократическим правилам учет у псхиатра стал делом добровольным. Если, конечно, больной не социально опасен и не угрожает собственной жизни. Ну, а кинется на кого–то с ножом или в петлю полезет, тогда другое дело. Жертве, правда, такая логика вряд ли придется по вкусу, но на всех не угодишь. Идеал, как известно, недостижим.
В общем, Рома числился теперь в здоровых. При этом он перестал мыться, застегивать штаны, выходить на улицу, разговаривать. О какой–либо работе, даже самой примитивной, не могло быть и речи. А вопрос о деньгах стоял уже очень остро, потому что снятие с учета автоматически повлекло за собой снятие инвалидности, и семья лишилась пособия. Которое, между прочим, играло не последнюю роль в бюджете, поскольку Ромина мать неотлучно находилась при сыне и зарабатывал только отец.
Вскоре отец, которому не было пятидесяти, умер от обширного инфаркта. Мать обменяла двухкомнатную квартиру на однокомнатную и надеется, что вырученных денег ей с сыном на несколько лет жизни хватит. О дальнейшем она старается не думать, ведь тогда неизбежно придется представить себе будушее, в котором Рома останется один…
О правах человека и тем паче о карательной психиатрии с этой женщиной лучше не заговаривать. Она может стать социально опасной.