Билет 18

1.Кенозис и его богословское обоснование.

КЕНОСИС - слово греческое (κενωσις встреча ется (в глагольной форме) в Св. Писании (Фи лип. 2:7) и у отцов Церкви (напр., у св. Григория Нисского).

1) В широком (или отдаленном) смысле под именем К. разумеется снисхождение Бога к ми­ру, когда Он, существо вечное, благоволил, по любви Своей, проявить Себя во времени; когда Он, существо святое, не перестает свидетельствовать о Себе в греховной жизни людей. В том и другом случае предполагается идея некоего само ограничения Божества. Под К. разумеется уничиженное снисхождение Бога Слова к людям, когда Он благоволил вместо образа Бога принять на Себя образ раба и вместо божественной жизни жить жизнью богочеловеческой. По означенному определению К. не всякая христология, изъясняющая образ воплощения Сына Божия, может быть названа кенотической в частном смысле слова, но только та, где основной идеей является идея самоуничижения Сына Божия. Понятие о К. особенно выделено ап. Павлом в его классических словах послания к Филиппийцам (2:6-8); «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной».

2) Будучи предметом апостольской веры, учение о К. вместе с тем является предметом святоотеческого созерцания или углубления, а также предметам научного исследования. В первые три века христианства главным вопросом христологии был вопрос о действительности двух природ в Иисусе Христе, но не об образе их единения; поэтому естественно, что в это время учение о К. как об образе воплощения Сына Божия не могло получить надлежащего раскрытия. Не имея обстоятельного раскрытия, идея К. все-таки свойственна была тогда христианам: она выражалась здесь отчасти в терпеливом перенесении страданий, когда христиане, по образу Христа, через уничижение перешедшего в славу, надеялись через страдания достичь «славы сынов Божиих».

С 4 в. был прямо выдвинут вопрос об образе единения двух естеств в Иисусе Христе, - естественно было заняться вопросом об их единении. Теперь явилась и христология, где идея К. заняла видное место.

2.Субординационистские взгляды богословской мысли I-III веков.

 "Субординационистские" учения, ставящие Христа ниже Бога Отца,

Арианство являлось попыткой рационализировать (Сократ Схоластик называет Ария «человеком не без знания диалектики») христианскую догматику в духе субординационизма, то есть привнесением иерархичности отношений в Троицу. Следует отметить, что именно споры о природе Троицы, вызванные арианством, привели к утверждению Никейского символа веры: в течение III века субординационистские воззрения были достаточно распространены, так, например, их придерживался Ориген.

До Никейского Собора субординационистские тенденции были очень сильны в христианском мышлении, и, в частности, у Оригена. Под влиянием умеренного платонизма Отца отождествляли с Верховным Единством, что привело к тому, что Сына можно было различать только по принципу субординации. Божественная сущность Сыну не принадлежит. Он только причастен Божественной природе Отца. Так Логос становился орудием Единого, а Святой Дух, в свою очередь, служил орудием Сыну для прославления Отца.

У Ария эта тенденция превратилась в ересь, раскалывающую троичное единство. Арий отождествлял Бога с Отцом и тем самым постулировал, что все, что не есть Бог, – тварно. Следовательно, Сын, поскольку Он отличен от Отца, сотворен, и различение Лиц превращается в онтологическую расколотость. Этот тварный Сын в свою очередь сотворил Духа, и Троица сводится к некоей иерархии, где нижний служит орудием для высшего, – к Троице, рассеченной неодолимой чертой, проходящей между тварным и нетварным. Рождение превращается в сотворение. Сын и Дух – "внук" – оказываются тварными существами, радикально отличными от Божественного Отца, и триада существует только в результате разрыва монады.

спор александрийской и антиохийской школ богословия

«Александрийцы примкнули к философии Платона; в Антиохии, по-видимому, более тяготели к философии Аристотеля. Александрийские ученые выходили из стремления выразить и в самой конструкции своей догматики простоту существа в Боге, и в учении о Нем избегали и тени сложности. Они признавали, что Бог Отец есть существо премудрое, всемогущее и пр. Это значило, что в Нем нет премудрости и всемогущества, как качеств, а есть премудрость и сила ипостасная. Александрийским богословам, таким образом, была ясна из понятия об Отце необходимость существования Ипостаси Бога Сына. Бог Отец – существо Божеское, а Сын – ипостасная сущность Божества. Опасность этого воззрения состояла в том, что Бог Отец обращался в отвлеченное понятие. Александрийские ученые, последователи Оригена, несмотря на свой субординационизм, оставались на почве православной, потому что существование Сына при существовании Отца для них было логическою необходимостью…" (Болотов)

Столкновение рано или поздно было неизбежно. Оно имело место между александрийским еп. Александром, по-видимому, александрийцем по духу, и александрийцем же пресвитером Арием, который по духу, как оказывается, был все же антиохийцем. Арий опасался признать бытие двух вечных Сущностей и утверждать, что было время, когда Сына не было. Во втором пункте Арию рождение из сущности Отца представлялось, так сказать, эманатически, как умаление сущности Отца. Наряду с этим, для Ария Сын или Слово является необходимым не для бытия Бога Отца, как именно Отца, ибо отцом является только тот, кто имеет сына, а как некий космологический принцип. Творимый Богом мир не мог бы выдержать прикосновение творящей руки Создателя, и Создателю нужно некое посредствующее начало, которым создается мир. Сын, таким образом, становится "первой тварью", через посредство которой Бог приведет мир из небытия в бытие. Отсюда ясен субординационизм ариан, субординационизм космологический. У Тертуллиана Сын подчинен Отцу в порядке откровения, выявления; у Оригена – в процессе внутренней диалектики Троицы; у Ария – в моменте творения космоса.