Глава 6. Брестская церковная уния.

В новой унии были заинтересованы три силы: Ватикан, намеревавшийся компенсировать потери от реформации присоединением миллионов верующих на востоке Европы; руководящие круги Речи Посполитой, чтобы унифицировать вероисповедание подданных; украинцы и белорусы, которых привлекала жизнеспособность католического Запада, возможность присоединиться к его интеллектуальным и культурным достижениям. Отдельные православные иерархи рассчитывали получить доступ в Сенат, вывести церковь из-под контроля светских учреждений.

В 1591 г. группа православных епископов в количестве 5 человек в письме королю и великому князю Сигизмунду III выразила желание “быть под властью и благословением отца-папы”. Летом 1595 г. они выехали в Рим, где и получили благословление и согласие на унию Климента VIII. Сигизмунд в том же году издал универсал, в котором объявил о соединении православной церкви с католической в Речи Посполитой.

Соборное утверждение унии состоялось в Бресте в октябре 1596 г. Но собор сразу же раскололся на сторонников и противников унии. Их позиции были непримиримыми, и к согласию они не пришли. Тем не менее, папа римский и правительство Речи Посполитой сочли унию состоявшейся. По ее условиям, православная церковь подчинялась папе римскому и приняла католическую догматику, сохранив православную обрядность. Униатская (греко-католическая) церковь пользовалась покровительством властей, а православную стали притеснять еще больше экономически и политически. Это притом, что никуда не исчезла и ортодоксальная римско-католическая церковь. На веру подавляющего большинства белорусов стали смотреть как на секту. У православных стали отнимать их храмы и монастыри, православное богослужение в городах было запрещено. Удалось только сохранить митрополитскую кафедру в Киеве, удержать Киево-Печерский монастырь.

Глава 7. Усиление влияния католицизма.

Вопреки официальным установкам, началось насильственное насаждение униатства и католичества. В приграничных с Московским государством городах монастыри просто обкрадывали, переделывали в харчевни, священников разгоняли, в церквях содержался скот и т.д.

Православных торговцев, ремесленников всячески ущемляли. Православные люди поднимали восстания в Минске (1616 г. и в 1691 г.), в Могилеве, где жители в 1671 г. не позволили превратить православные храмы в униатские, в Орше (1618 г.), в Глусске (1628 г.). Жителям Копыля, например, было предложено или принять униатское вероисповедание или получить по 150 ударов палками. Полоцкий униатский архиепископ Иосафат Кунцевич в 1619 г. попытался закрыть могилевские церкви, но жители не впустили его в город. То же самое произошло и в Орше. В Витебске он действовал более успешно, но в ноябре 1623 г. и здесь вспыхнуло восстание, Кунцевич и его сподвижники были убиты. По требованию папы римского, над восставшими была учинена жестокая расправа. Одни были казнены, другие – высланы из города. Их имущество было конфисковано, а Витебск лишен магдебургского права. В октябре 1663 г. в Полоцке произошло покушение на жизнь униатского архиепископа Селявы, поддержанное населением, в 1681 г. – уже не первое восстание в Полоцке.

Сопротивлялись и деревенские жители: в 1670 г. и 1674 г. в деревне Плотница Пинского уезда, в 1740 г. – Сидоровичи и Дашковка. Там для подавления волнений даже были привлечены военные.

Польское религиозно-культурное влияние приводило к упадку белорусскоязычной культуры, а значит, и национально-государственного развития. Белорусская шляхта переходила в католицизм, чтобы получить доступ к высшим руководящим постам. Постепенно в сознании белорусов формировался стереотип, что “если ты католик – значит поляк”. Фактический отказ шляхты от своей этнической принадлежности губительно сказывался на развитии белорусской культуры, ведь именно представители этого сословия преимущественно были деятелями науки, образования, литературы и искусства. Среди шляхты укоренялся польский образ жизни, польские обычаи и язык становились ее идеалом. С 1696 г. в делопроизводстве Речи Посполитой все решения официально должны были составляться не польском языке. Белорусский язык становился языком курных крестьянских хат и заброшенных городских окраин. Он становится “мужицкою, холопскою мовою”.

Украина оказалась под тяжелейшим социальным и национальным гнетом. Она разделялась на Волынское, Брацлавское, Киевское воеводства. Со временем образовались еще Подольское и Черниговское. Западноукраинские земли входили в Русское и Белзское воеводства. Назначаемые королем Речи Посполитой из числа польских магнатов воеводы получали неограниченную власть над населением. Воеводские и поветовые магнатско-шляхетские сеймики стали орудием господства польских феодалов, с которыми вступили в союз местные украинские феодалы.

Православные регионы избирали своих депутатов в парламент, декларировалась веротерпимость. Но в связи с высокой самостоятельностью местных польских землевладельцев, они могли по собственной инициативе преследовать православных, навязывать католицизм, чрезмерно угнетать крестьян, а найти на них управу в децентрализованном государстве было трудно.

Украинские дворяне, дабы сохранить привилегии в новом государстве, фактически становились “поляками”, т.е. принимали католицизм и переходили на польский язык.

В большинстве европейских стран монархи пользовались правом патронажа – епископа назначал сам правитель, а в регионах – его представители. А так как польские и литовские властители были в основном католиками, то назначали на место епископа людей, которые бы поддерживали в государстве установившийся порядок. Это стало крахом для украинской церкви. Киевский митрополит потерял всякую власть, и каждый епископ стал сам себе и законом и судьей. В церкви стала свирепствовать коррупция, помещики торговали приходами и церквями как товаром, что привело к полному падению нравов. Школьное дело, в организацию которого церковь всегда вносила огромный вклад, находилось в запустении. Малограмотные учителя с трудом могли обучать основам письма, чтения и катехизиса.

Вера, обычаи и язык украинцев становятся признаком принадлежности к низшим слоям населения и для дворянства служили объектом издевательств, насмешек и презрения.

Некоторые меры во избежание обострения социально-религиозных отношений были приняты, например, при коронации Владислава IV в 1632 г. сейм принял так называемые статьи для примирения народа, где признавались легальными православная вера и православная иерархия. В 1720 г. Август II по требованию Петра I издал грамоту, которая обеспечивала права белорусской православной епархии. Но эта политика не была последовательной. Все чаще сейм издавал постановления против иноверцев. В 1732 г. у них было отнято право “быть избранными в послы на сеймы, трибуналы и во всякие особые комиссии, что создаются для каких-либо дел”. Их права были приравнены к правам евреев.

Более того, сейм 1766 г. постановил карать смертью тех, кто переходил из католичества в другую веру. По закону, врагом государства объявлялся каждый, кто осмеливался сказать на сейме речь в пользу иноверцев.

В результате в белорусской епархии к середине XVII в. осталось только 130 православных храмов, а 164 церкви и 5 монастырей были превращены в униатские. А к концу XVIII в. преобладающее большинство населения Беларуси относилось к униатам и католикам.

Вообще, монополия на образование, просвещение, а значит, и на развитие культуры принадлежала церкви. Контроль над духовной жизнью народа тормозил развитие светской культуры в эпоху Просвещения. Творческая мысль сдерживалась религиозной догматикой. Лишь с середины XVIII в. образование стало приобретать более светский характер.

Государственная политика в отношении народного образования в Беларуси, общественно-политическая ситуация и нравы того времени ярко отразились в наказе гродненской шляхты своим депутатам сейма в 1733 г. “ходатайствовать об издании твердого закона, чтоб никого из крестьянских детей не принимать в школы для обучения грамоте”, так как “согласно старой присказке, крестьянский род хорош, если он в нужде и печали, и плохой, если он в радости или когда образован школьными науками”. Шляхта отказывала в образовании основному носителю белорусской культурной традиции – трудовому народу.

Вытеснение с 1696 г. из официального употребления белорусского языка отрицательно и даже катастрофично отразилось на развитии духовной культуры Беларуси. Национальных, глубинных корней была лишена прежде всего литература, которая в это время переживала переход от средневековых традиций к литературе нового времени, освобожденной от прежних взглядов на человека и действительность.

Правительство Речи Посполитой менее всего заботилось о самобытном развитии белорусского народа, который должен сохранить знание своего общерусского происхождения. Делалось все, чтобы стереть в памяти белорусов их этническую принадлежность. Тем не менее, с каждым десятилетием пребывания в составе Речи Посполитой большинству белорусов становилось все яснее и яснее, что для своего дальнейшего исторического развития они должны вернуться к истокам своей государственности, к своим восточнославянским корням.