Возраст 4-5 лет (39 человек: 20 мальчиков и 19 девочек)

Наряду с по-прежнему, наиболее часто называемыми "медведями" (76,9%), начинает использоваться в этом возрасте отстраненное и неопределенное местоимение "они" (12,8%), которое, впрочем, при просьбе уточнить ("кто они?"), также трансформируется в обозначение героев "медведями". 7,7% детей называют персонажей "волками", у двух человек встречается путаница при обозначении "медведи ..." А чуть позже, "волки", либо противоположный вариант "волки", а через некоторое время появляется название "медведи". По нашим наблюдениям, местоимение "они" используется для отстранения от эмоционально-заряженного воздействия картинки. Как говорилось ранее, в предыдущей возрастной группе, характер воздействия стимула носит непосредственный характер, употребление же местоимения "они" в возрасте 4-5 лет отражает тенденцию к рациональному оформлению восприятия, что имеет также и защитный характер. Одновременно употребление "они" может также указывать и на процессы свертывания предшествующих структур восприятия и превращения их в объектно-рациональное и одновременно в само собой разумеющееся содержание, которое при соответствующем вопросе может развернуться вновь. Использование же вместо "медведей" таких номинаций как "волки" или же путаница в обозначениях, изменение названий персонажей свидетельствует о сложностях процессов идентификации с образом Другого. К примеру, феномен спутанного называния указывает на неустойчивый характер этой идентификации.

При анализе восприятия по-прежнему наиболее выражена оппозиция "медведи — медвежонок" (20,5%, из них 3 (15% здесь и далее от общего числа М) мальчика и 5 девочек (26,32% здесь и далее от общего числа Д)), либо более конкретно "большие медведи — маленький мишка" (10,26%, все 4 (20%) — М), появляется также количественная оппозиция "два медведя — один медведь" (10 чел. — 26%, равное количество девочек (26,32%) и мальчиков (25%)). Таким образом, становится заметной появление значимости количественных отношений, а также увеличение значимости экстенсивной величины, а также ее рационализация.

Из 39 человек уже 8 человек (20,5%, 3 (15%) мальчика и 5 девочек (26,32%)) спонтанно проецируют семейную структуру: 3 Д (7,7% от общего числа девочек) называют "папа — мама и сыночек". По сравнению с предыдущим возрастом начинает намечаться тенденция к спонтанному проецированию семейной структуры в большей мере для девочек, в то время как раньше это было присуще в большей мере мальчикам. Можно предположить, что в возрасте от 3-до 4 лет девочки были оппозиционно настроены по отношению к матери, здесь же в большей мере представлена вторичная идентификация с ней, благодаря которой и осуществляется подобное проецирование ("смотрение глазами матери", т.е. в большей мере ориентированными на семью). Кроме того, специфика игры девочек все сильнее начинает определяться погруженностью в семейный контекст, что помимо соответствующей идентификации способствует и наработке соответствующей схемы восприятия. Напротив, для мальчиков в данный возрастной период в большей мере характерно отделение от матери, за счет чего они в меньшей мере проецируют семейную структуру.

Далее как единичные встречаются следующие варианты оппозиций "они — мама" (М) (в этом случае ребенок выделяет оппозицию мамы и абстрактных других). Во многом такое видение присуще детям, растущим без отца, с нарушенным чувством безопасности, а также в случае со сверхтревожной и неуверенной матерью, либо такой вариант восприятия появляется у детей, где по разным причинам происходит заострение оппозиции "мы — они", а также для детей с выраженным чувством неполноценности); "Старший брат — папа и медвежонок" (Д) (характерно для детей из многодетных семей, где присутствует конкуренция за обладание вниманием одного из родителей); "мама — папа и маленький ребенок" (Д) (присуще детям с чувством неполноценности и со стремлением скомпенсировать его, а также детям, чьи отношения с матерью носят сложный, противоречивый характер, что может быть вызвано, например, чрезмерной избалованностью ребенка в предыдущий возрастной период, а затем с появлением выраженных фрустраций в связи с взрослением); "папа — дедушка и сыночек" (М) (отмечается у детей, материнское отношение к которым носит черты холодности, а отец выражение оппозиционен в семейной структуре, а также для детей с выраженными страхами — в нашем случае, у ребенка явные страхи фрагментации и поглощения); "большой — большой и маленький" (М) (у ребенка с выраженной тревожностью, фиксированном на эмоциональных отношениях).

При специальном общем вопросе " А кто эти мишки?", заданном 16 детям (15 оставшимся детям вопрос не задавался), была получена следующая картина: 1) "мама — папа и сыночек" (43,75%, из них 4М и 3Д). Таким образом, можно заключить, что в контексте способа разрешения конфликта (в частности, в разрешении Эдипова комплекса) характерной для этого возраста является тенденция в целом к разотождествлению с матерью и значительно большей идентификации с отцом. Это можно понять прежде всего как некоторую общую тенденцию развития эмансипации от матери, но не абстрактного свойства, которая была в предыдущем возрасте, но направленную на определенную идентификацию с Другим, с образом Другого (в этом смысле мы говорили о "подражательности" и превалировании женского элемента в структуре самосознания), таким образом, заостренное выражение (Я!) сменяется позицией Я как Другой, похожий на Другого, который выступает образцом для подражания. И этим Другим в этом возрасте все чаще становится отец. Это обусловлено тем, что, в соответствии с нашими наблюдениями, матери детей этого возраста, как правило, выходят на работу и начинают предъявлять гораздо более широкий спектр требований к ребенку, чем было ранее. В свою отец, менее обремененный домашними делами, как правило, чаще всего к ребенку в этом возрасте относится снисходительно, нередко балуя его, да и в целом дети его видят меньше. Здесь же, вероятно, играют роль и процессы половой идентификации у девочек при нормальной структуре семейных отношений. По всей видимости, в силу высказанных причин, обследованные нами дети, как мальчики, так и девочки, склонны в большей мере идентифицироваться с образом отца.

Другие варианты ответов на вопрос о том, "кто эти мишки?", расположились следующим образом: "папа — мама и сын" (18,75%, 1 М 2 Д) (в семьях девочек характерны выраженные "привязывающие" действия матери по отношению к дочерям); "дедушка — папа и медвежонок" (1 М) (ответ, отражающий конфликт поколений, акцентирование мужской роли, при слабой функции матери, которая живет в родительской семье мужа); "враг — папа и его сын" (1 М) (эта оппозиция в большей мере характерна для следующего возрастного этапа, в данном случае она указывает на повышенную тревожность мальчика, ощущение враждебности окружения и т.п.); "папа — дедушка и мишка" (1 М); "старший — средний, а маленький не говорит" (1 М) (явно защитный уход от конфликтного содержания). Один ответ относился к предметному восприятию персонажей, мальчик ответил на заданный вопрос "косолапые".

Если обобщить данные по структуре изображенных персонажей и попытаться выделить половые различия, то можно заметить, что у девочек в 5 случаях рядом с "малышом" оказывается "мама" и в 5 случаях — "папа" (сюда попали девочки с выраженной самостоятельностью, опережающие по интеллектуальному развитию свою возрастную группу, с развитой речью и обособившейся функцией рассказывания. Кроме того, это является показателем и специфики роли отца в семье — девочки в силу своей независимости и "праву голоса" (в прямом и переносном смысле) начинают защищать более слабого отца, входя таким образом в конкурентные отношения с матерью, на которую они, как правило, очень похожи), у мальчиков же видится рядом с "малышом" чаще всего "папа" (в 6 случаях), и лишь в одном случае — "мама".

Из сопоставления результатов восприятия по 1-ой и 2-ой таблицам САТа можно заключить, что в ответах на 2-ую таблицу проявляется модус самосознания, функционирующего в конфликтной ситуации, в отличие от более спокойной в целом ситуации кормления (и в целом процессов интроецирования), актуализируемой при ответах на 1 таблицу. В конфликтной ситуации мальчики и девочку склонны скорее идентифицироваться в этом возрасте с отцом, через идентификацию с которым разрешаются конфликтные ситуации, у девочек же этот процесс протекает более сложным образом.

Предмет, который держится "медведями" называется "веревкой" 76,9% детей, 10,26% детей видят "веревки" (множественное число), что указывает на наличие отдельного куска веревки у каждого из воспринимаемых персонажей (сюда вошли в основном мальчики  3М и 1Д).Единичными вариантами предстают "канат", "резинка", "змея". Один ребенок также отмечает наличие у веревки "узла". Все выделенные детали могут указывать несложности во внутреннем мире ребенка (здесь мы привлекаем контекст рассказа). В случаях, имевшихся в нашем распоряжении, обозначение "веревки" (множественное число) являлось аргументом в пользу гипотезы о внутренней раздробленности, "змея" — являлась показателем тревоги и страха, а также оттесняемой агрессии, "резинка" — выступала в качестве индикатора инфантильности, а "узел" — тревожности.

Начинают отмечаться детали у воспринимаемых персонажей, так упоминаются "здоровенные лапы" (1 М), "глазки у маленького медвежонка" (1 Д); "уши, носик, ноги, язык" (1 М), "руки" (1 М). Как видно, восприятие деталей персонажей в большей мере представлено у мальчиков. Аналогичная картина встречается и при восприятии фона — так, дети упоминают "море", "вода", "земля" (все 3 М) и "пол" (1 Д). Подобное детализированное восприятие позволяет заключить о том, что данный проективный стимул в большей мере вызывает тревогу у мальчиков, что связано в первую очередь со скрытыми и явными требованиями достижений применительно к мужской роли, задаваемых культурой и актуализирующихся по отношению к детям, и в этом смысле ситуация выраженного конфликта и возможного поражения воспринимается как фрустрирующая.