5. Проблема анализа текста и его понимания

Начиная с начала XX века, в гуманитарных науках происходит ряд революций, благодаря которым складывается новая методология и онтология гуманитарной науки и практики. Одной из важнейших их особенностей является представление социального объекта как знаковой структуры, а социальной реальности как текста. Обратимся к смежным по отношению к психологии направлениям, где повествовательные тексты были специальным предметом анализа.

5.1 .Проблема анализа повествовательного текста в семиотике и структурализме

Л.С. Выготский в книге "Психология искусства" (1986) полагает, что искусство не имеет своего содержания, но берет его из жизни. Функция искусства видится в создании формы (в чем видится влияние на взгляды Л.С. Выготского русского формализма). Для Л.С. Выготского понимание художественного произведения связано с его сопоставительным анализом с некоторой "естественностью" жизни. Важно понять, как оно оформляет, повторно структурирует жизнь и таким образом создает искусственную структуру. Художественная форма — это нечто искусственное в противоположность естественности жизни, это семиотический конструкт. Именно отсюда начинается обращение Л.С. Выготского к семиотическим функциям в культуре и психологии.

Итак, для понимания художественного текста необходимо сопоставить его с жизнью, которую он обозначает. Текст появляется в результате выделения из естественности жизни некоторых значимых элементов, которые становятся знаками (необходимо понять основание такого выделения), затем через структурирование элементов появляется новая знаковая структура. Эта структура имеет иную природу, она конструктивна и соответствует только замыслу. Так, анализируя рассказ И. Бунина "Легкое дыхание", Л.С. Выготский делает вывод, что художественный эффект создается за счет переструктурирования естественного временного процесса. Сопоставляется естественный ряд событий текста и созданный, охваченный художественным замыслом, авторский вариант. Характер замысла выясняется через анализ структуры художественного времени. Если расширить это понимание, то речь может идти не просто о художественном времени, а о семиотическом воссоздании, конструировании времени.

Если мы будем анализировать рассказ, согласно рекомендациям Л.С. Выготского, то необходимо осуществить следующие операции:

1. нужно разбить рассказ на временные отрезки;

2. необходимо выстроить эти отрезки в естественном жизненном их проявлянии и последовательности и

3. наконец, понять смысл последовательности отрезков рассказа как определенных некоторой интенцией, скрытым замыслом автора рассказа.

Hо еще раньше необходимо ответить на вопрос, почему именно эти знаковые единицы были выделены из жизни, а также уяснить смысл их определенного соединения и образования из них некоторой структуры.

К. Леви-Строс (1985), обращаясь к анализу мифа, считает его феноменом языка, проявляющемся на более высоком уровне, чем фонемы, морфемы и семантемы. Мифемы — это большие конститутивные единицы, которые нужно искать на уровне предложения. Если разбить миф на короткие предложения и разнести их по карточкам, то выделятся определенные функции, и одновременно обнаружится, что мифемы имеют характер отношений (каждая функция приписывается определенному субъекту). К. Леви-Строс предполагает, что миф в отличие от других феноменов языка сразу принадлежит к обеим сосюровским категориям — к языку и к речи. Так, в качестве исторического повествования о прошлом он диахроничен и необратим во времени, а как инструмент объяснения настоящего и будущего, он, напротив, синхроничен и обратим во времени. В силу этой двойственности мифа его подлинные конститутивные элементы обнаруживаются как комбинации отношений, имеющих два измерения. Если различные варианты мифа пишутся один над другим, так что по вертикали получается последовательность мифических событий — эпизодов во времени, а по горизонтали группируются отношения в связки так, что каждый столбец представляет собой связку, имеющую смысл, независимо от последовательности событий каждого варианта. Горизонтальное измерение нужно для чтения мифа, а вертикальное — для его понимания.

К. Леви-Строс трактует миф, прежде всего как логический инструмент преодоления противоречий. Мифическая мысль движется от фиксации противоположностей к прогрессирующему посредничеству. Пара крайних полюсов заменяется парой менее далеких противоположностей. С функцией медиации, по мнению К. Леви-Строса связана известная двойственность мифических персонажей. К. Леви-Строс предлагает выразить структуру мифа через модель медиативного процесса, где присутствуют два члена, персонажа, из которых первый связан с негативной функцией, а второй — с позитивной функцией, но способен принимать и негативную функцию, являясь, таким образом, посредником между позитивной и негативной функциями. К. Леви-Строс в мифе видит, прежде всего, мышление и на материале мифа исследует его мифологическую составляющую. Можно предположить, что некоторые глубинные пласты человеческого мышления значительно напоминают по своей структуре мифологическое мышление. Особенно это заметно при исследовании детского мышления. Этот пласт работы интересен для нас тем, что человек не способен его контролировать. И если мы выходим на этот уровень анализа, то мы находимся среди объективированных структур сознания (мышления), анализ которых является абсолютно объективным.

Традиционный подход к пониманию предполагал историчность. С исторической точки зрения понять — значит, отыскать предшествующую форму данного феномена, определить его происхождение. Структурализм в целом предлагает другой подход к пониманию. С его точки зрения, понять  значит отыскать в данном состоянии (объекте) систематическую организованность, которая изначально интеллигибельна, т.е. рациональна, или соответствующим образом упорядочить факты, чтобы усмотреть в них определенную рациональную структуру. Таким образом, здесь господствует идея системы, прежде всего, системы отношений. Основным подходом является синхронический, а диахронический подход, предполагающий изучение развития системы, здесь вторичен. В сущности, структурализм основан на изучении законов языка, которые затем переносятся на другие явления. Структуралисты подчеркивают, что лингвистические законы описывают бессознательный уровень функционирования языка и поскольку они считают возможным перенести эти закономерности на другие социальные явления (к примеру, экономику, институт брака, социальные отношения и т.д.), то аналогичное можно сказать и об этих феноменах.

В структурализме изучаются именно объективированные отношения (или системы этих отношений), отношения, куда человек включен и выйти из которых не может, которые он не может изменить по своему произволу, т.е. это те отношения, где субъект так или иначе объективирован, представая перед нами как объективированное мышление или же деятельность. Таким образом, те виды мышления, которые изучает структурализм, совершенно объективны, это то мышление, которое не осознает себя, как бы овеществленное мышление. И в этой связи неслучайно, что К. Леви-Строс говорит о том, что разум — это тоже вещь.