4.5. Схема интерпретации л. Беллака

Л. Беллак понимает под интерпретацией — процесс поиска общего знаменателя для актуальных и генетически заложенных поведенческих паттернов человека. Важно найти повторяющийся паттерн, а не проводить интерпретацию, исходя из одного рассказа, который может оказаться артефактом. Если попытаться реконструировать, что за тип понимания стоит за данным определением, то можно сказать, что это, прежде всего поиск повторяющихся паттернов в речи, преимущественно тематического толка (т.е. прямой анализ продукции). С диалогической же точки зрения в понимании самосознания прямой тематической интерпретации недостаточно. Задача состоит в том, чтобы реконструировать внутренние диалоги, которые и "производят" данную тему. Важно определить, какая идентификация функционирует, когда появляется то или иное высказывание, какой образ Другого оно предполагает, и, наконец, какова связь этой идентификации с образом Другого, т.е. восстановить сложную структуру функционирования внутренних диалогов.

Кроме того, в подходе к анализу рассказов Л. Беллака присутствует недооценка конкретной реальности единичного рассказа, своего рода "недоверие" рассказу и стремление частотными способами подтвердить сквозные линии, выделенные исследователем. Этот вариант интерпретации наиболее подходит к ярким, патологическим случаям, где, действительно, можно увидеть явные ведущие тематические радикалы. Представим этапы интерпретации по Л. Беллаку, сопровождая их собственными комментариями.

1. Выделение лейтмотива рассказа — попытка переформулировать суть рассказа, выделить его тему. При этом, как отмечает Л. Беллак, тем может быть несколько. Основная тема разбивается на несколько уровней:

а) уровень описания, под которым понимается элементарное выявление и воспроизведение сути рассказа, переданное в как можно более простых словах. Как видно, интерпретация в основном ограничивается сюжетом, задающим рамку интерпретации;

б) интерпретационный уровень, который предполагает переформулировку сути рассказа в общем виде посредством выделения смысла, кроющегося за его содержанием, в форме условного предложения "если кто-то…, то…" (например, "если кто-то позволяет инцестуозные фантаззии (жизнь с матерью), то обе стороны должны умереть" и т.п.). Как мы бы сказали, интерпретационный уровень предполагает представление сюжетного элемента в таком, чтобы выделилась его интенциональная, отражающая глубинные намерения, структура;

в) диагностический уровень, где делаются конкретные утверждения о проблемах обследуемого, к примеру, Эдипов конфликт, инцестуозные проблемы и пр. Таким образом, осуществляется перевод описания на уровень возможной патологии;

г) символический уровень, где осуществляется переход к интерпретации символов на основе психоаналитических гипотез, к примеру, в одном из примеров, приводимых Л. Беллаком, торпеды могут видеться как отеческие фаллические символы, которые несут в себе опасность и уничтожают и мать и сына за их запретные попытки соединиться.

Отметим, что если предположить, что в последовательности уровней содержится углубление анализа, то для символического анализа часто может быть уже недостаточно материала, поскольку уже сделан ряд обобщений. Символический уровень же предполагает определенную конкретность, проникновение в чувственную ткань, наконец, выход за пределы рассудочных категорий языка. В любом случае, здесь символический уровень анализа так же, как и ранее, понимается как определенный уровень умозаключения, как интерпретация, предстающая в качестве наложения теоретической конструкции на материал, так что материал рассказа подводится под определенные психоаналитические понятия. С методической точки зрения это часто может быть проблематичным в силу труднодоказуемости, хотя на внешнем уровне это может походить на имитацию установок позитивизма на генерирование и проверку гипотез. Здесь, как нам представляется, заметен разрыв между наличным материалом и средством интерпретации, взятым из теории, таким образом, интерпретация выступает как некоторое объяснение материала при помощи определенной теоретической схемы.

В методологии проективных методов в большей мере используется онтологическая часть психоаналитического мышления, т.е. большей частью различные компоненты теории личности, а менее — его методический аспект, который представляется наиболее важным и в котором неявно предполагается связность психических образований, их взаимозависимость и осмысленность различных компонентов психики друг через друга. Таким образом, говоря герменевтическим языком, можно сказать, что при использовании одной лишь онтологии психоанализа теряется открытость понимания, свободное отношение к материалу, поскольку квалификационные суждения часто предопределяются схемами интерпретации и теоретическими установками исследователя.

Противоположный подход к пониманию и интерпретации начал развиваться в герменевтике, когда понимание, а также его углубление, вырастают из погружения в сам материал, который воспринимается как некоторое целостное образование, но принадлежащее сознанию одного автора;

д) уровень уточнения, где необходимо получить от испытуемого уточнения и свободные ассоциации к конкретным данным.

Отметим, что свободные ассоциации привносятся здесь в качестве "вторичного", уточняющего элемента, однако, сам процесс свободного ассоциирования и его анализ как раз ближе к герменевтическому подходу к пониманию и интерпретации.

Далее Л. Беллак выделяет основные категории анализа, в отношении которых исследователь должен получить ясное представление, а именно (приводятся центральные категории): характеристики главного героя, с которым, как предполагается, субъект идентифицирует себя; отношение к вышестоящим персонам; значимые конфликты и характер защит против них; особенности функционирования эго и супер-эго; исход рассказа, дающий представление о доминирующем настроении пациента и силе его эго, паттерн удовлетворения потребностей и т.д. Беллак Л. особо подчеркивает, что в утверждениях исследователя не должно быть ни одного утверждения, которое нельзя подтвердить конкретной ссылкой на материал, хотя при этом детально не уточняет, каким образом это сделать.

В этом контексте можно ставить более широкую проблему верификации интерпретации, т.е. проблему способа ее убедительного доказательства. Л. Беллак неявно отсылает здесь к модели позитивизма, предполагающей цепочку: гипотеза — эксперимент — подтверждение или опровержение гипотезы. Но эта модель в данном случае оказывается неприменимой, поскольку Л. Беллак не задается специальной целью фиксировать условия эксперимента и затем использовать их в качестве отправной точки для анализа проективной продукции. Здесь нельзя взять за основу и ассоциативный эксперимент К. Юнга либо свободные ассоциации З. Фрейда, поскольку ситуация носит иной характер. В связи с этим вопрос о верификации остается открытым.

Проводя сравнение между детскими рассказами и историями взрослых, Л. Беллак считает, что рассказы детей более откровенны, в них присутствует, как и в сновидениях, очевидная направленность на исполнение желаний. И это, в общем-то, так. Основная трудность состоит в получении проективного рассказа от ребенка, в вовлечении его в рассказывание, ребенок может не хотеть рассказывать или не уметь этого, и тогда сравнивая эту ситуацию с получением рассказа у взрослого, можно сказать, что "взрослый" материал "более благодарен" в смысле шансов на его получение в развернутом виде. Детская же продукция интересна, еще и тем, что она дает возможность для обоснования проективного метода, поскольку многие из его параметров удается проконтролировать более четко (например, знание структуры семьи, позволяющей говорить об относительно прямом характере проекции; интерактивный момент связей экспериментатора и ребенка и т.д.). Как представляется, проективные исследования с детьми дозволяют ответить, на важные в методологическом плане вопросы, касающиеся проективных методов в целом, на которых мы планируем в дальнейшем остановиться особо.